Kitabı oxu: «Симфония дрейфующих обломков»

© Павел Галандров, 2023

ISBN 978-5-0051-0142-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

«Всем проявлять максимальные меры предосторожности! Желательно не покидать свои квартиры без крайней необходимости, по возвращении тщательно вымыть руки и обработать телефон дезинфицирующим средством!..»

Девушка из телеэкрана монотонно и настойчиво повторяла рекомендации эпидемиологов, советы чиновников министерства здравоохранения и указания мэра столицы. Мировой вирус добрался до первопрестольной, и теперь она была окутана, как зарином, едким и парализующим информационно-паническим облаком. Сам вирус жил только в ослабленных организмах некоторых москвичей, но его устрашающий призрак витал в душах миллионов телезрителей, радиослушателей и интернет-юзеров.

Сева Енисеев старался не реагировать на всю эту угнетающую шумиху, но на всякий случай запасся мылом, овсянкой, куриными яйцами и туалетной бумагой. Сегодня его отпустили с работы пораньше и велели прийти только через неделю. В департаменте вводились поочередные дежурства, его смена теперь была не скоро.

Дома Севу ждали остатки вчерашнего ужина, гора посуды и незаправленная кровать – его жена Татьяна занимала ответственный пост в серьезной корпорации, поэтому утром не разменивалась на бытовые детали, а мчалась заниматься делом более важным и экономически значимым. Но в этот день беспорядок не смутил Енисеева – во-первых, он не смущал его и в остальные дни, а во-вторых, он думал лишь об одном – о своем литературном сборнике. Он мысленно шагал к нему много месяцев, но прийти так и не мог – отвлекала госслужба, вечерние прогулки перед ужином, кино, рестораны, мысли о бренности бытия и бессмысленности любых начинаний – короче говоря, все то, что испокон веков отвлекало великие умы от своего призвания. Только загадочный вирус, приостановивший работу ресторанов, кинотеатров, музеев, а вместе с этим и праздно-привычное существование столичного клерка, смог создать Енисееву идеальные условия для творчества.

Но… Оказалось, что даже этого было недостаточно.

«Знаете… Иногда человек садится за письменный стол, замирает в предвкушении, ставит вспотевшие от напряжения пальцы на клавиатуру… И вдруг понимает, что писать ему совершенно не о чем. Его жизнь – в меру богатая на путешествия, эмоции, разочарования – пролетела стремительной кометой по небосводу вселенной и оставила в памяти лишь зыбкую полоску, как скромное напоминание о себе.

Тратить драгоценный картридж на описание этой едва заметной полосы? Нет, увольте. Но мозг человека так замечательно устроен, что, в отличии от прочих живых существ, он может сам изобретать себе жизнь. Не целиком – видимая ее часть все же развивается по своим привычным законам и сталкивает человека со скукой, внутренним одиночеством и длинными очередями в магазинах. Но другая часть, не озираемая глазом, создает тот мир, в котором скука уступает место безудержной фантазии, одиночество – неповторимым встречам, а очереди… Они, боюсь, все же неистребимы. Хотя, если в душе находиться в центре Сахары или в лодке посреди Тихого океана, то там плотность населения уже не станет насущной проблемой.

Енисеев пробежал глазами начало своей книги, задумчиво посмотрел в окно и продолжил стрекотать пальцами по клавиатуре. Он дал себе слово не выбрасывать впустую ни одной приходящей в голову идеи – ведь ни один крестьянин не сможет предугадать, какое семя даст плод, а какое останется бесполезной крупицей земли. Главное – сеять. Семена, мысли, размышления…

Можно описать сей прозаический опус как записки о фантастической повседневности. Слишком мудрено и непонятно? Кто знает… Ведь, прижимаясь друг к другу в общественном транспорте, мы так любим уходить в мир грез и собственных иллюзий – с помощью музыки, книг или снов. Особенно книг – сейчас же стало невозможно войти в вагон размеренной походкой, присесть на свободное место, развернуть журнал и уткнуться в него носом до конца маршрута. Московское метро тому подтверждение: в нем в час пик не то что книгу – мобильник даже из кармана не вытащить без гимнастических кульбитов.

Поэтому если кто-то, невзирая на препоны судьбы, умудряется в общественном транспорте впиться глазами в какой-либо текст – значит, автор этого текста написал его не зря. Достоевскому такую мысль уже не понять, но если бы он дожил, то наверняка бы посочувствовал и поддержал ее.

Енисеев непроизвольно улыбнулся – сейчас метро было не лучшим средством передвижения, жители боялись вирусной инфекции. Но абзац он решил оставить – все равно, пока его литературное детище пройдет Сциллу редакции и Харибду публикации, переболеют все, кому это отпущено судьбой, и суматошная московская жизнь, в том числе подземная, вернется в своей привычный бурлящий и стремительный поток.

Сюжеты… Повседневность и фантазия… Правда и иллюзия… Вот что самое сложное.

Он посмотрел на одну из стен комнаты – на светло-розовом фоне висела фотография любимого кота Севиной мамы. Презрительно-глубокий взгляд голубых глаз и длиннющие белые усы на фоне темной, будто покрытой копотью морды. Таковы были достоинства этого своенравного представителя тайской породы.

«Они должны отпечататься в вечности, которую создаю я сейчас!» – самодовольно прошептал Енисеев и надолго уткнулся в монитор.

Один день из жизни Копченого

Черный необъятный сарафан с расшитым звездным узором все сильнее окутывал суетливую столицу. Очередной осенний день неизбежно уносился прочь, и вместо солнечного света на караул заступил электрический. Когда Москва целиком погрузилась во тьму, у обочины Ленинградского шоссе затормозило такси.

– Дальше дойду пешком, благодарю! – взволнованно произнес пассажир и поспешил выбраться из автомобиля. Таксист безучастно пожал плечами, завершил заказ на своем телефоне и, взвизгнув колесами, умчался вдаль, в поисках новых клиентов и собеседников.

Вышедший мужчина закутался в плащ, сжал под мышкой кожаный портфель и быстро зашагал прочь от трассы, вглубь темных переулков. Справа от него в чернильное небо врезались узорчатые башни из красного кирпича с белыми стрельчатыми окнами. За ними возвышалась крыша романтического замка – архитектурного метиса неоготики и пышного классицизма, затерявшегося среди скучных многоэтажек. В ночи очертания замка становились еще вычурнее и нереальнее – казалось, что из его ворот вот-вот появится конный экипаж императрицы и умчится по асфальтированному тракту, под взгляды ошалевших таксистов, в сторону имперской столицы – Санкт-Петербурга.

Но незнакомец не отвлекался на фантазии – не глядя по сторонам, он стремительно прошагал вдоль кирпичной стены; из его ноздрей вырывался отрывистый свист, а глаза сосредоточенно смотрели под ноги и напоминали зрачки хищной птицы, высматривающей в степи неосторожного тушканчика. Миновав бывший императорский замок, мужчина затерялся среди густых парковых деревьев, но вскоре вынырнул к переулку и подошел к темному двухэтажному особняку, скрытому от посторонних глаз чугунной решеткой и шеренгой раскидистых кленов. Сквозь них виднелись лишь четыре античные колонны, подпирающие классический треугольный портик, на котором красовался белый медальон с размашистым вензелем «Л.М.»

Черный силуэт приблизился к калитке, и через пару секунд она со скрипом отворилась. Хозяйской походкой незнакомец подошел к парадной двери и проскользнул внутрь. Оказавшись в холле, он повесил плащ на медный крючок в форме лебединой шеи и поднялся на второй этаж по изящной лестнице с волнообразными перилами. Над его головой на фоне лазоревой стены возвышались картины с изображением туманных пейзажей и грустных красавиц, склонивших смуглые головы в загадочных раздумьях. Поднявшись, он направился вдоль зала с причудливой мебелью из красного дерева и коллекцией старинной посуды.

Этот дом, спрятанный в лабиринтах Петровского парка, когда-то был в центре пристального внимания всей московской публики. Он изумлял и поражал, как и его владелец – купец Рябушинский, мастер оригинальных безумств и яркого эпатажа. Еще на подступах к дверям особняка, именуемого в те времена «Черным лебедем», гостей встречали павлины, гуляющие вдоль фонтанов, пальм и экзотических кустарников. Неподалеку на привязи лежал леопард, исполняя роль сторожевого пса. Внутри «Черного лебедя» Рябушинский знакомил со своей изумительной коллекцией – стрелами гвинейских дикарей, редкими фарфоровыми изделиями, полотнами старинных мастеров… Однажды дом постигло несчастье – внезапный пожар уничтожил купеческую коллекцию. А вскоре случилось событие. еще более ошеломляющее – Рябушинский проиграл «Черного лебедя» в карты некоему Леону Манташеву, который оставил на память о себе размашистый вензель на портике.

С тех пор минуло много лет, и недавно в нем поселилась новая загадочная личность… И хотя здесь уже не устраивались эпатажные пиры и не гуляли экзотические звери, все же местные жители с опаской отнеслись к новому хозяину особняка. Он не любил ни с кем общаться, а если и прогуливался, то в сопровождении высокого мрачного типа с гладко выбритой головой и угрюмым непроницаемым взглядом. Большую часть времени хозяин проводил в каких-то непонятных разъездах, а по ночам из форточек верхнего этажа шел едкий дым со странным химическим запахом. Вероятно, поэтому жители ближайших домов за глаза стали называть его «алхимиком»…

Сегодня он возвратился в «Черный лебедь» позже обычного. Глаза хозяина горели в предвкушении важнейшего события в его жизни. Пройдя главный зал, он оказался в своем рабочем кабинете, где облегченно выдохнул. Широкий письменный стол был заставлен колбами и пробирками с различными экстрактами, а на его углу лежала стопка потрепанных книг, исписанных тетрадей и бумажных листов с карандашными набросками. «Алхимик» схватил несколько верхних клочков бумаги, поджег их и бросил в камин, в компанию к поленьям. Через несколько минут прохладная комната наполнилась теплом и озарилась рыжеватым мерцанием.

«Алхимик» специально не стал зажигать свет – только натуральный огонь мог погрузить его в атмосферу, в которой он сейчас так нуждался. Расположившись в любимом кожаном кресле перед полыхающим камином, он извлек из портфеля несколько тетрадных листов. Лицо его расплылось в победоносной улыбке, глаза светились особым нервным азартом. Хищник высмотрел долгожданного грызуна.

– Наконец-то я раздобыл эту формулу! – прошептал он с волнительным придыханием. – Я сделаю это! Сегодня будет проведен величайший эксперимент в истории человечества!

 
                                       * * *
 

Хозяин особняка расправил на коленях помятые листы и стал водить по ним худощавым указательным пальцем.

– Так… этот элемент с сочетанием с бериллием активизирует мозговую активность, а этот… стимулирует голосовые связки и соединяет речь и мышление… Черт подери, рискованно, но наука и так не для трусливых…

Он отложил записи, подбежал к столу и искусно, подобно бармену с многолетним стажем, влил в пустую колбу несколько химических элементов. По кабинету разнесся один из тех неповторимых запахов, которые сопоставимы разве что с ароматами мужской раздевалки фитнес-клуба и из-за которых «алхимик» получил свое средневековое прозвище.

Гремучей смеси свекольного цвета оказалось мало, и хозяин выдавил в колбу несколько капель крови, сделав надрез на своем пальце. На запахе это не отразилось – с подоконника послышалось недовольное фырканье. Там, подложив под себя лапы, вальяжно и умиротворенно дрых упитанный кот тайской породы. Пятнистый лунный шар, бледневший в оконном проеме, заливал и кота, и подоконик голубым мистическим светом. Глаза зверя были прикрыты, черный нос сливался с окантовкой морды такого же цвета. Только слегка дрожавшие уши выдавали в его безликих очертаниях признаки жизни. За волевой характер и «подгорелую» внешность он носил авторитетное прозвище «Копченый».

«Наглый и надменный, – говорил про него „алхимик“ – Но лучше него не найти! Эдакая дикая смесь энергии и спокойствия! Британцы скучны, бенгальцы утомительны, а такой, переменчивый, в самый раз – не даст заскучать…»

Сейчас хозяин тоже краем глаза посматривал на кота, наблюдая, как свет от горящих поленьев легкими всполохами играет на его неподвижной черной морде. Закончив манипуляции с пробирками и разноцветными эликсирами, «алхимик» последний раз сверился с записями, после чего бережно извлек из портфеля пузырек с мутной жидкостью, откупорил его и влил в свое сомнительное снадобье. Раздалось резкое шипение, колба наполнилась пеной.

– Замечательно! Реакция подтверждает теорию! Многолетние странствия по азиатским шаманам и африканским колдунам не прошли впустую! – довольно продекларировал хозяин, но поддержала его шумным бурлением лишь родная колба. Копченый уже не фыркал из-за испарений, а только монотонно сопел, не отвлекаясь на суету окружающего мира.

– Ну что же… Не будем откладывать великое на завтра!.. – уже чуть слышно сказал хозяин, взволнованно выдохнул и наполнил жидкостью новенький шприц.

Проверив иглу, он аккуратно подошел к коту, держа колющее оружие на всякий случай за спиной. Почесав лоб питомцу, он нагнулся к нему и с приторной любезностью произнес:

– Как поживаешь, мой копченый друг? Эх, знал бы ты, какую важную роль в истории я для тебя приготовил!.. Фантасты нервно курят под мостом!.. Ну ничего, сейчас сам убедишься, не буду тянуть тебя за хвост!

Он иронично хихикнул, затем со зловещей улыбкой выхватил шприц и быстро, но аккуратно всадил его в холку Копченого. Укол был опытный и безболезненный, но кот из своего профессионального приличия все же успел изобразить на морде презренно-оскорбительный вид.

«Алхимик» отошел от окна, плюхнулся в кожаное кресло, нагретое от каминного огня, и принялся внимательно наблюдать за подопытным зверем. Копченый сначала не проявлял беспокойства – его морда, похожая на подгоревшую оладью, неподвижно зияла перед оконным проемом. Но вскоре он явно почувствовал себя странно – начал усиленно чихать, широко раскрыл глаза цвета небесной лазури и принял сидячую позу, превратившись в копию египетской богини Баст. Он смотрел на хозяина, тот – на кота. Молчаливая дуэль со стреляющими взглядами продолжалась минут пять, после чего животное как-то неестественно откашлялось и произнесло:

– Что за хреновуха? Кхе-кхе, что со мной происходит?..

Хозяин восхищенно потер худощавые ладони и с упоением ответил:

– Ничего страшного, приятель! Просто сегодня ты стал говорящим!

Голубоглазый питомец продолжал недоуменно кашлять.

– Да-да… Усиленный кашель, сбивчивое дыхание, легкий озноб и недоуменная гримаса… Все верно! Как мне и говорил якутский шаман. Ты не бойся, скоро симптомы пройдут, и состояние придет в норму. Зато теперь ты можешь мыслить и рассуждать, как я! Понимаешь меня?

Кот продолжал осознавать произошедшее, поэтому ничего не ответил, но по его измененному взгляду было заметно, что он понял речь хозяина.

– Потрясающе! Гениальная формула! А я, дурак, не верил, что магия существует, считал всех шаманов и жрецов шарлатанами! А ведь они по-настоящему разбираются не только в человеческой психологии, но и в химических реакциях!

– Как это случилось?.. – снова послышался хриплый и неуверенный голос Копченого. – Неужели такое возможно?

– Химия творит чудеса! Утверждаю, как бывший преподаватель этого наиважнейшего предмета! – с важностью проговорил хозяин и кинулся к столу, чтобы сделать рабочие пометки в тетради.

– А что такое «хреновуха»? – тихо спросил кот, пытаясь разобраться в собственных произнесенных фразах.

– Настойка, для поднятия настроения и боевой решимости. Вроде знакомой тебе валерьянки, только эффект ярче. Но в твоем случае – это термин, обозначающий непонятную ситуацию с непредвиденным началом и непредсказуемым концом.

– Аа… – промямлил Копченый, пытаясь осознать сказанное.

– Нет, какого, а? Всего пара капель моей крови, то есть генетического материала, а ты уже произносишь мои коронные реплики! А выражение «рожа зад позорит» о чем-нибудь тебе говорит?

Копченый задумался, закатив небесные значки.

– Фраза означает, что человек уделяет слишком много внимания поддержанию тела и, в частности, ягодиц, в подтянутом спортивном состоянии, но при этом его или ее лицо подвержено возрастным изменениям и выдает все переживания прожитых лет… Правильно?

– Бесподобно! Даже я бы так не сформулировал! Действительно, когда со стороны задница выглядит как спелый орех, а рожа… Тоже как орех, только грецкий! Хехехе!

Копченый с каменной мордой смотрел на свое отражение в окне.

– Хмм… Ну да, сейчас не до юмора! – осекся хозяин. – Да и смеяться ты не умеешь. Впрочем, нам с тобой это не повредит. Главное – что мы теперь сможем произвести сенсацию!

– А как все-таки тебе это удалось, хозяин? – не отрывая глаз от отражения, поинтересовался кот. – Ведь что-бы звери понимали человеческие мысли и эмоции… Нужны миллионы лет, эволюция.

– А она уже произошла, только не здесь. Пока мы создаем искусственный интеллект, другие народы столетиями учатся разговаривать с животными, поскольку для них звери – часть их собственной судьбы. Африка, тундра, Тибет – там общение с природой является неотъемлемой частью их души. Местные духовные вожди давно придумали способы понимания друг друга человеком и его собратьями. Просто для воплощения их рецептов нужны были четкие знания химических реакций, а они были только у меня. Вот и результат! А что касается деталей – могу написать тебе формулу, только надо ли?

– Да, ты прав, лучше не рисковать. А то умру от передозировки информацией.

– Вот именно. Ты только входишь в мир мыслящих существ и королей природы! – и указательный палец «алхимика» многозначительно устремился куда-то в потолочно-космические сферы.

– Прям таки королей? – спросил кот. – Почему-то в моем подсознании возникло сомнение. Не знаю, с чем это связано, мне пока сложно уследить за ходом мыслей. Они вроде и мои, но как-будто приемные, не родные.

– Понимаю! Привыкай! А что касается сомнений – это из-за того, что нам, людям, в детстве внушили глупые стереотипы про львов и прочих особей. А на самом деле венец творения – homo sapiens!

– Кто?

– Я! И мне подобные. Запомни, тебе пригодится на будущее, для всех твоих девяти жизней, хехе!

Кот равнодушно моргнул и соскочил с подоконника, передислоцировавшись на диван около камина. Вид у него был озадаченный, но уже не такой испуганный, как десять минут назад. Видимо, вместе с человеческим мышлением пришло и осознание того, что сильные мира сего могут сделать с его тщедушным организмом все что угодно ради глобальных экспериментов или собственной честолюбивой прихоти. Для Копченого единственной «мировой силой», которую он мог постичь, являлся собственный хозяин, наблюдавший из-за письменного стола за всеми телодвижениями зверя.

– Знаешь, в чем разница между сном на подоконнике и диване, хозяин?

– Не имею ни малейшего представления!

– В первом случае от сна постоянно отвлекают птицы, а во втором – человеки.

– Хм… Не понял?

– Это шутка.

– Аа! Интересный юмор, кошачий.

– Так я же все-таки кот, хоть и с мутацией.

– Верно, но этим ты и неповторим!

И «алхимик» вновь забегал по кабинету, активно размахивая жилистыми руками. Если бы у него в руках была дирижерская палочка, а на груди – белоснежная манишка с бабочкой, то со стороны казалось бы, что гениальный маэстро репетирует перед предстоящим симфоническим концертом где-нибудь в Ковент-Гардене.

– В меня никто не верил! Считали, что я лишь заурядный преподаватель химии с бредовыми идеями о взаимосвязи мозга и химических реактивов. Но теперь я всем докажу, что я уникальный ученый! Они еще попляшут! Аудитория будет у моих ног!

Устав от выплеска давно копившихся эмоций, «алхимик», тяжело дыша, повалился в кресло. Негодующая экспрессия сменилась самодовольным умиротворением.

Внезапно его лицо вновь приняло озадаченный вид – он заерзал, похлопал себя по карманам и извлек из одного из них смартфон.

– Тааак, посмотрим… «WhatsApp» утверждает, что Хароныч онлайн. Это хорошо, что еще не уснул.

 
                                       * * *
 

Через пару минут телефонной переписки дверь в кабинет отворилась, и на пороге показалась лысая и долговязая фигура Хароныча – того самого спутника «алхимика» по прогулкам в Петровском парке. Его настоящее имя было Елизар Чертанов, однако хозяин «Черного лебедя» дал ему шутливое прозвище, удачно отражавшее его невозмутимое лицо и довольно инфернальный облик. Он работал дворецким и по совместительству был другом юности «алхимика».

– Звал? – спросил Чертанов сонным голосом. С хозяином особняка он всегда общался на «ты», без иерархических и финансовых предрассудков.

– Да, заходи, Хароныч. Извини, что поздно. Не разбудил?

Хароныч молчаливо поводил головой.

– Смотри на результат эксперимента! – и хозяин указал ладонью на кошачью тушку.

Копченый покосился на Хароныча и произнес сиплым голосом с мурлыкающими интонациями:

– Я теперь по-вашему, мрр, говорить умею!

Дворецкий округлил глаза, но этим эмоциональная часть и ограничилась. Непростая жизнь, особенно в «Черном лебеде», уже приучила Чертанова к абсурдности и непредсказуемости происходящего, и поэтому даже говорящий кот произвел на него не такое ошеломляющее воздействие, как на любого другого смертного.

– Поздравляю, Лазарь! Добился своего! – восхищенным тоном сказал Хароныч. – Теперь у тебя будет собеседник поразговорчивее меня.

– Поглядим-поглядим! – самодовольно кивнул «алхимик» и закинул ногу на ногу.

– Если понадоблюсь – звони, я еще не ложусь. От такой новости даже сон пропал! – усмехнулся Хароныч.

Когда он исчез в проеме двери, Копченый спросил:

– А почему Хароныч живет в этом же доме? Нам без него еды бы больше досталось.

– А кто будет дом в порядке держать? Мне некогда – я весь в лабораторных опытах. А девицам из клининговых агентств я не доверяю. Может, тебе фартук с пылесосом выдать?

– Чувствую, хозяин, без человечьего языка у меня было больше шансов прожить жизнь в свое удовольствие…

– Ха! Да не переживай, Хароныч справится. И ест он немного в отличие, кстати от некоторых!

Кот уязвленно промолчал.

Лазарь с лукавой улыбкой продолжал рассматривать кота. В глубине души он считал себя Микеланджело, создавшим собственного Давида – пусть и не такого крупного и мускулистого, но по-своему уникального и непревзойденного.

– Как ощущения, Копченый? – спросил он, соединив подушечки пальцев в стиле психотерапевта.

– Першит и голова какая-то… кирпичная, – подобрал подходящий эпитет Копченый.

– Лучше говори «чугунная», врачам так понятнее, хехе! А озноб прошел?

– Прошел… – Копченый выглядел странно – на его морде возникло загадочное выражение задумчивости. На самом деле такое выражение обычно и бывает у заурядных отдыхающих котов, но в случае Копченого оно ассоциировалось уже с какими-то особыми мыслительными процессами, бурлящими в глубине шерстистой головы.

Он пристально посмотрел на Лазаря и уточнил:

– Хозяин… А зачем тебе вообще нужен был этот эксперимент?

«Алхимик», не отрывая подушечки пальцев друг от друга, ответил:

– В первую очередь для того, чтобы проверить собственные возможности! Любой человек в процессе жизни хочет понимать, что он не зря появился на этом гигантском вращающемся шарике. Ему нужно понимать призвание и ощущать признание. Въезжаешь, пушистый? Другими словами, в глубине нас есть внутренняя цель и потребность эту цель вывести изнутри наружу. А происходит это по-разному. В моем случае – от противного.

– Почему?

– Потому что свою цель иногда понять непросто. Человек рождается и существует по определенным шаблонам, мчится по сложившейся жизненной траектории – как его родители, друзья, герои любимых комиксов или кинофильмов. И может так существовать вплоть до смерти. А может, наоборот, произойти «встряска», после которой он уже не будет прежним. Со мной произошла такая встряска. Мне всегда хотелось делать две вещи – преподавать детям и постигать тайны, и я наивно полагал, что эти увлечения можно легко совмещать. Но меня быстро образумили – когда я начал вместе со своими учениками проводить необычные опыты, пытаясь изучить действие на мозг различных препаратов, руководство школы стало поджимать хвост. То ли из-за испуга попасть на страницы газет, то ли из-за типичной бюрократической боязни всего необычного. Другими словами, мне отчетливо дали понять, что я должен либо закончить рискованные эксперименты, либо добровольно покинуть учебное заведение. И дерзость победила чадолюбие – я захлопнул за собой школьную дверь.

– Мрр, да, хозяин, наверно этот выбор дался непросто.

Еще бы! Я чуть не ушел в запой из-за невостребованности и неверия в меня со стороны своих же коллег! Но я все же выкарабкался. Знаешь, Копченый, в России толковый химик точно не пропадет – я предложил услуги крупной нефтяной компании, разработал несколько прибыльных научных проектов и благодаря им получил этот симпатичный особнячок, где мы так мило беседуем. Вполне достойная оплата многолетним интеллектуальным усилиям, не так ли?

– Так то оно так… Только зачем все же понадобился эксперимент именно со мной?

– А ты до сих пор не понял? Амбиции, Копченый! Мне необходимо было закончить этот эксперимент, чтобы победить в нелегкой битве!..

– С кем?

– А с самим собой. С собственной неуверенностью и безволием. Самое страшное в нас – это сомнения, которые, как черви, точат органы изнутри и заставляют топтаться на месте. И в этом случае рано или поздно наступает момент, когда тело настолько изгрызено личинками нерешительности, что превращается в труху и уже физически неспособно сделать хотя бы шаг вперед! А я не хочу такого финала и делаю все, чтобы двигаться как можно дольше и дальше! И ты будешь это делать вместе со мной, хехе!

Копченый внимательно слушал Лазаря, и на его морде отчетливо отражалось понимание произносимых фраз. Но последняя ему явно пришлась не по вкусу.

– Хозяин, я очень за тебя рад, но зачем свое стремление покорять мир ты распространяешь и на остальных? Я, конечно, зверь мелкий, декоративный, но это не означает, что готов подстраивать свою судьбу под человеческие амбиции. У вас их много, а у меня жизнь короткая, насколько теперь понимаю, потому еще более ценная.

– В том то и дело, пушистость! Ты проживешь свою жизнь так ярко, как еще никто не проживал из твоих собратьев по хвосту! И я все это организую, я создам сенсацию! Самый знаменитый русский кот мира! Бегемот отдыхает!

– А что, бегемота тоже научили говорить?

– Да нет, это так – литературная аналогия. Жаль, еще читать не умеешь, а то прочитал бы про других необычны котов.

– Спасибо, я уже успел изучить некоторых – до того, как ты меня подобрал у водосточной трубы.

– Это совсем другие коты, не надо сравнений!

– Другие, но зато живые, а не бумажные. Людей ты же тоже по яви, а не по книгам судишь.

– Хм… Верно, не буду спорить. А ты все же малый не промах! Не зря специалистка меня убеждала, что тайские коты – образцы интеллекта и сообразительности!

– Да, не без этого. И мне хватает ума понять, что мой привычный образ жизни – самый замечательный из всех. Один раз меня его уже лишили предыдущие хозяева, выставив на улицу из-за аллергии их новорожденного ребенка… Не хочу я никаких сенсаций, хозяин. Сегодня и так произошла одна, к ней бы для начала привыкнуть…

– Хочешь сказать, что тебе не нужна известность? – опешил от неожиданности Лазарь. – Даже когда для тебя уже все сделали, и осталось лишь эффектно появиться на публике?!

– В том то и дело, что ты все сделал без меня и не для меня, а для удовлетворения именно своего честолюбивого аппетита. А теперь ты хочешь вытащить меня из уютного кошачьего мира, к которому с детства приучала природа. Только мне то это зачем? Созерцать жизнь у меня и с дивана хорошо получается!

– Надо не созерцать, а созидать! Ничего ты не понимаешь! Зверье примитивное! Неужели можно получить удовольствие от того, что торчишь до смерти в четырех стенах?! Это бредятина!

– Не кипятись, хозяин. Давай по порядку. Да, я живу с тобой уже четыре года под одной крышей. Ты постоянно бегаешь где-то вне дома, я же все время нахожусь в доме или на лужайке перед домом. Что нужно для того, чтобы ощущать себя счастливым? Для меня, как кота, требуются четыре вещи: чувства сытости, защищенности, загадочности и гармонии. Кормом я обеспечен благодаря стараниям Хароныча. Глядя на улицу через окна или прутья решетки, я ощущаю свою защищенность от внешних угроз – таких, как бродячие собаки, полоумные коты или проливные дожди с градом и молнией. Загадочность – наиболее зыбкая из всех сфер, необходимых для счастья. В ней есть какой-то оттенок легкой тревожности. Ее я ощущаю, когда смотрю на луну, опадающие листья или проходящих пешеходов. Какие тайны скрывает ночное светило? Куда спешит пешеход с мерзкой болонкой на поводке? Вырастут ли на дереве новые листья, вместо тех, которые скрючились под моими лапами?..

– Почему же им не вырасти? Придет весна, и все родится заново. – непривычно тихо ответил «алхимик», напряженно сгорбившись в своем кресле и глядя на последние тлеющие угли за каминной решеткой.

– Кто знает… Вдруг дерево не доживет до весны? Или не доживет смотрящий на эти листья? – задумчиво сказал кот. – Но ты прав, хозяин – надо верить! Что когда-то придет весна, и что завтра ночью небо снова озарится лунным сиянием. Поэтому, когда я вижу вокруг знакомые стены и привычную миску в углу, я понимаю, что все на своих местах и что в мире существует гармония! Та самая гармония, которая так очевидна для меня и столь непостижима для вас, суетливых людей.

Лазарь не ответил. Ему стало невыносимо тошно от мысли, что поиски своего места в жизни и завоевание авторитета – всего лишь человеческие иллюзии, созданные людьми в процессе выживания и конкуренции. «Может, действительно, весь смысл бытия открывается, если целыми днями сидеть на подоконнике и наблюдать за сменой дня и ночи, времен года, собачонками и пробегающими прохожими? Нет, это непостижимо и глупо. Хотя… Откуда мне знать? Я же и дня в своей жизни не сидел напротив окна просто так, часами напролет».

«Алхимик» медленно поднялся и озадаченно зашагал по кабинету. Копченый со спокойным любопытством наблюдал за его шаркающими движениями, давая время поразмыслить над сказанным. Наконец, хозяин остановился и недобро поглядел на не в меру разговорившегося питомца.

– Значит, Копченый, ты не хочешь поблагодарить меня за то, что я наделил тебя уникальной возможностью говорить и понимать по-человечьи?