Kitabı oxu: «Главная роль»

Глава 1

Последний день во Владивостоке пролетел как один миг – багаж, билеты, отправка по почте части вещей: в этот раз в Москву я уезжаю навсегда. В последний раз посмотрев в висящее в прихожей старое зеркало – часть мебели была продана вместе с бабушкиной квартирой – я довольно улыбнулся своему отражению. Вылитый Георгий Александрович Романов. Именно это сходство и стало причиной головокружительных карьерных перспектив.

Ещё в седьмом классе я, как, впрочем, и все, начал снимать видео и выкладывать его в интернет. К старшим классам получил первые десять тысяч подписчиков – таким похвастаться уже могут далеко не все. Поступив в Дальневосточный университет, на цифровую геологию и геологоразведку – выбор был сделан за меня, потому что родители в этом университете работают доцентами, вот и помогли – я очень правильно решил придать своим блогам научно-популярную направленность. В отличие от унылых школьных уроков, научпоп молодежь поглощает охотно и в больших количествах. К третьему курсу я настолько раскрутился, что начал получать хороший доход, который я кропотливо копил и два месяца назад «ухнул» на покупку «однушки» в Москве. Набрать подписчиков помогли многочисленные студенческие и личные поездки по Азии – Хоккайдо, Сеул, Тайланд, Вьетнам, Индонезия, Китай, Камбоджа.

А вот детство у меня было очень загруженным – близость к Азии натолкнула родителей на мысль заставить меня выучить японский, а общее положение дел в стране и мире обрекло меня еще и на английский. Два языка в поездках сильно пригодились!

Примерно тогда же, благодаря блогу и смазливой мордахе, на меня и вышел агент. До сих пор вспоминаю, как летали с мамой в столицу на пробы – «куда же я свою единственную кровиночку отпущу?» – и жили в хостеле.

Четыре года назад я начинал с полутора тысяч рублей за эпизод, то уже два года назад мой агент выбил мне аж сорок восемь тысяч рублей за сьёмочный день. Меньше, чем приносит блог, но для «второстепенного» новичка очень хорошо. Правда, пришлось перевестись на заочку, но нефтяником мне теперь все равно не стать.

Полгода назад мой агент вызвал меня в Москву на пробы, куда пришлось летать ещё девять раз. Я ни на что особо не надеялся. Это для родного города я своего рода звезда, а для режиссера Клима Шипенко с его госбюджетным сериалом о молодости Николая II я всего лишь один из претендентов. Ближе к финальной стадии отборов мне даже пришлось подставить конкурента – он имел неосторожность отправить моей хорошей подруге фотографии, которые недостойны претендента на роль царёва брата, а те – как неудачно! – внезапно разлетелись по интернету, и бедолагу выгнали с позором. Мир большого кино жесток, и я себя виноватым не чувствую – он же сам виноват, что подставился.

Моя роль совсем не главная – Георгию придется умереть в седьмой серии – но довольно заметная. В своем таланте я уверен – стоит один раз засветиться в стоящем проекте, и долгие годы работы над собой наконец-то принесут заслуженные дары в виде всероссийской славы.

Раздался звонок в дверь. Пора! Подхватив рюкзак, я открыл и поздоровался с грустным сорокалетним лысым мужиком, который теперь будет жить здесь:

– Привет.

– Здорово, – буркнул он, пожав мне руку.

Документы подписаны, деньги мною получены, поэтому без долгой раскачки отдал мужику ключи:

– С новосельем.

– Угу, – без малейшей радости кивнул он. – Счастливого пути.

– Угу, – ответил я ему тем же и вышел на лестничную площадку.

Не обижаюсь – у мужика за плечами долгий и болезненный развод, я бы тоже на его месте грустил.

Выбравшись из подъезда в теплый, пахнущий тополями и цветами клумб вечер, я подошел к такси, забрался внутрь и назвал адрес. Глядя на проносящиеся за окном улицы, я вспоминал прожитые здесь годы. Квартира мне досталась в наследство от бабушки – она умерла полгода назад.

Проезжая мимо родительского дома, вспомнил скомканное прощание с матерью. Она мной гордится, но всё равно считает, что лучше бы для меня остаться во Владике. Летал же я на сьёмки раньше? С моим свободным японским и английским мог отлично устроится и здесь – в жилом комплексе «Столетие» Первореченского можно было новенькую четырехкомнатную квартиру вместо московской «однушки» взять – но никто не понимает, что я здесь задыхаюсь.

Последнее, что осталось сделать перед отъездом – как следует нажраться с друзьями.

C Серегой и Ильей мы выросли в одном дворе, потом учились в одной школе, а когда выбор профессии разделил нашу троицу по разным ВУЗам, тусовались вместе каждые выходные. С ними мне расставаться грустно, но я же буду время от времени летать сюда, а они – ко мне. Нужно уметь расставлять приоритеты – когда на кону звездное будущее, чем-то приходится жертвовать. Пацаны меня понимают, на то они и друзья.

Набрав номер на домофоне, дождался писка и поднялся на восьмой этаж. Дверь была открыта, играла музыка в проеме стоял тощий высокий Серега в своих толстенных очках – очень сочетаются с его статусом аспиранта-химика.

– Здорова, звезда! – поприветствовал он меня.

– Здорова, гений! – не остался в долгу я.

Пожали руки, прошли в прихожую. Из кухни выглянул низкорослый, улыбчивый крепыш с кудрявой русой бородой и такой же прической. Он у нас историк, специализируется на поздних этапах Российской Империи, вот и отрастил «для антуража».

Может показаться, что я в этой компании самый тупой, но это только потому, что мне наукой заниматься не нужно – меня «любит камера», и скоро об этом узнает вся страна. Разговоры умников-друзей, тем не менее, я слушаю много лет, так что по знанию истории Империи и естественным наукам могу заткнуть за пояс многих. Бесполезно, но очень интересно – особенно когда Серега и Илья начинали «скрещивать» одно и другое, фантазируя о том, как бы изменилась история родной страны. Илья даже книги такие читает – называется «альтернативная история».

Вечер пролетел удручающе быстро, но весело – как и всегда, когда мы собираемся вместе. Обнявшись с покачивающимися от выпитого друзьями, пообещали друг другу «не теряться», я тщетно попытался завязать шнурки, забил и на плохо слушающихся ногах вышел из квартиры. Добравшись до лифта, ткнул кнопку, вдел наушники в уши и достал телефон. Пока я выбирал песню, двери лифта открылись, и я шагнул внутрь. Оглушенный алкоголем организм ощутил неладное, и я успел посмотреть вниз – на с пугающей скоростью приближающееся бетонное дно шахты. А где лиф?..

* * *

Пустота и безвременье приняли меня в свою уютную тьму, смыв страхи, сомнения и сожаления, и я был за это благодарен. Но когда «очищение» добралось до самого моего естества, начав «смывать» амбиции, эгоцентризм и надежды на звёздный статус, я начал сопротивляться. На темном покрывале Пустоты зажглись звезды, и я услышал ничего с человеческими не имеющие, словно лишенный эмоций и привычных интонаций, голоса.

«Этот не готов».

«Совсем не готов».

«Последние годы таких становится все больше».

«Правила – для всех».

«Веер миров примет всех».

«Посмертный дар».

«Чего ты хочешь больше всего»?

Последний вопрос был адресован мне, и расслабившийся в небытие я ляпнул первое, что пришло в голову:

– Здоровья.

«Да будет так».

В следующую секунду в глаза ударил яркий свет, я жадно втянул воздух и закашлялся.

– Ваше высочество! – раздался голос слева от меня.

Что?

Повернувшись, я увидел бородатого дядьку в дорого выглядящем сюртуке с торчащим из нагрудного кармана платочком и свисающей из кармана бокового золотой цепочкой. Ясно – я неведомым образом отключился, а пришел в себя уже на съемках сериала. Меня прошиб холодный пот – не успел выучить текст и даже не представляю, какую именно сцену играть! Быстро осмотрел обстановку одними глазами: деревянный пол покрыт ковром, у иллюминатора стоит украшенный резьбой и покрытый сукном лакированный письменный стол со стулом на гнутых ножках, у левой стены – ряд шкафов, у правой – обтянутый кожей диванчик. Неплохо декораторы постарались – прямо веет концом XIX века.

Все ясно – мы снимаем сцену в каюте Георгия. Корабельный сегмент сюжета в сериале один – Восточное путешествие Николая II. Мой герой начинает его вместе с братом и греческим принцем Георгом I, но в середине пути, в Бомбее, ловит приступ туберкулеза и пропадает из кадра до конца сюжетной арки. Я сейчас болен, но очень хочу продолжить такое увлекательное путешествие. Импровизируем – вдруг режиссер «подмахнет»? Импровизации хорошо сказываются на карьере и попадают в раздел «интересные факты» на киносайтах, косвенно прибавляя популярности импровизатору. Что-то я камер не вижу, куда крупный план давать? Ладно, это уже заботы оператора:

– Доктор, неужели ничего нельзя сделать?

– Ваше Высочество, вы пришли в себя! – изобразил на лице величайшую радость бородач.

Ясно – я был очень тяжело болен, а сцена призвана вселить зрителю ложную надежду на то, что Георгий продолжит украшать сериал до самого конца. Подыгрываем!

– Господь услышал мои молитвы! – нарочито-хриплым голосом провозгласил я и бодро вскочил на ноги.

Ноги почему-то оказались короче, чем я привык. Потеряв равновесие, я с недоумением смотрел на приближающуюся к моей голове позолоченную «шишку» на изголовье кровати, от растерянности даже не пытаясь помешать телу падать. Приложившись о «шишку» виском, я вырубился.

Из забыться меня вырвали голоса:

– Височная кость Его Высочества цела, Ваше Императорское Высочество. Гематома странным образом исчезла у меня на глазах – видите, ни следочка. Легочная хрипота пропала, и я должен признаться – мы не знаем, что именно стало причиной исцеления Его Высочества. Предположу, что Ее Императорское Величество была права в своем предположении о благом воздействии морского воздуха на здоровье Его Величества. Если на то будет ваша воля, Ваше Императорское Высочество, я могу собрать консилиум, но прекрасное здоровье Его Высочества очевидно.

– В консилиуме нет нужды, – с хорошо читаемой радостью ответил ему незнакомый, приятный мужской баритон. – Благодарю вас, Владимир Ясонович.

– Рад стараться, Ваше Императорское Высочество! – тихо, чтобы не беспокоить больного меня, отозвался доктор.

Это же сам Николай! То есть исполнитель главной роли, Женька Харитонов. Не мешаем – он у нас большой талант, может и затаить.

– Но как же вы позволили ему так ужасно упасть? – пожурил «Николай».

– Мне нет прощения, Ваше Императорское Высочество, – покаялся собеседник.

Мне нужно лежать «бездыханным» до конца сцены или порадовать коллег сценарным пробуждением? Да как я умудрился пропустить подготовки к съемкам и читки?!! А кровать-то подо мной качается – продюсер расщедрился на настоящий корабль и натурные съемки?

– Сделайте так, чтобы Жоржи больше не падал, – приказал Николай. – Я должен помолиться. Как только Георгий придет в сознание, отправьте посыльного в часовню.

Хлопнула дверь, и я ощутил, как чья-то рука щупает мой пульс. Осторожно приоткрыв глаза, я увидел того же мужика с полуседой от старости бородой, что и в прошлый раз. Помимо него, у кровати нашлась пара мужиков помоложе.

– Вы очнулись! – обрадовался доктор. – Федор, немедленно доложи Его Высочеству.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, – козырнул мужик слева от кровати и выбежал из каюты.

Что-то здесь не так! Камер нет, обстановка избыточно-аутентичная, а корабль – вон за иллюминатором водная гладь до самого горизонта – бюджетом не предусматривался. Вызывает сомнение и актуальность снимаемой сейчас сцены для сериала – она скучная, а показывать во время борьбы Георгия с болезнью должны Николая: на корабле есть часовня, и он в ней пару минут экранного времени молится под флешбеки о нашем с ним радостном детстве. И голова не болит – а я ведь приложился нешуточно, и прекрасно это помню. Да вообще ничего не болит! Чуть более смутно помню падение в шахту лифта и… Небытие! И Голоса! В душе поднялась тревога, в голове поселилась растерянность. Что происходит?

– Какой дубль? – спросил я успевшего сунуть в ухо слушательную трубку и прислонившего противоположный конец к моей непривычно волосатой и бледной груди доктора.

Выпрямившись и убрав трубку, он ответил:

– Не беспокойтесь, Ваше Высочество. Болезнь отступила, но я настоятельно рекомендую вам не вставать – вы сильно ударились головой.

Не выходит из образа! Но так дальше нельзя – да, получу втык от режиссера, но это – лучше, чем продолжать играть непонятно что.

– Я забыл реплики, – признался я. – Можно мне минут пять сценарий повторить?

Доктор пошевелил усами и выставил передо мной палец:

– Ваше Высочество, прошу вас – последите за пальцем одними глазами.

Я последил. Нет, это уже не импровизация – слома «четвертой стены» в моем исполнении концепция сериала не подразумевает.

– Мы плывем? – спросил я.

Убрав палец и удовлетворенно кивнув, доктор ответил:

– «Память Азова» идет в порт Бомбея.

– А… – нервно облизав губы, я сглотнул ком в горле. – А какой сейчас год?

– Вы ничего не помните, Ваше Высочество? – напрягся доктор.

Накатило раздражение, и я неожиданно для самого себя сорвался на командный тон:

– Отвечайте!

– Одна тысяча восемьсот девяносто первый от Рождества Христова, – с поклоном ответил бородач.

Какой кошмар!

– Выйди из образа-то, – жалобно попросил я.

– Ваше Высочество, вам нужно отдохнуть, – с доброй улыбкой принялся успокаивать меня доктор. – Болезнь была тяжелой, и удар головой о кровать, предположительно, привел к сотрясению мозга. Ваша память обязательно вернется.

Закрыв глаза, я принялся размышлять. Очень, очень, очень хочется списать происходящее на нестандартную манеру съемок или банальный сон, но, учитывая все случившееся – от шахты лифта до сего момента – цепляться за отговорки бессмысленно. Я, словно в любимых книгах Ильи, «попал». Попал в цесаревича, которого должен был играть в сериале! Но… зачем? Я никогда в потусторонние силы не верил, но теперь… Может Бог действительно есть, а в «небытие» я слышал, например, ангелов. Что мне теперь делать? Жить в эти времена может захотеть только полный безумец – всюду смерть, наука в зачаточном состоянии, а впереди…

Из закрытых глаз потекли слезы. Это – не для меня! Я никогда не хотел строить политической карьеры! Я ничего не знаю о государственном управлении! Пожалуйста, неведомые силы, отправьте меня обратно!

Дверь хлопнула, я услышал шаги и уже знакомый голос:

– Жоржи, как ты?

Отстаньте от меня.

– Жоржи, Господь услышал наши молитвы! До чего же я рад, что ты поправился!

Меня схватили за руку. Не отстанешь, да?

– Жоржи, не волнуйся – доктор Алышевский обязательно поставит тебя на ноги!

Когда пути назад нет, остается только одно – смириться и жить дальше. Если я «попал» сюда, значит у Бога (каким бы он ни был) на меня есть планы. Понять их несложно даже не самому умному мне – мы ведь в богоспасаемой стране живем, а значит от меня ждут вполне конкретных действий, сто раз описанных в любимых Илюхиных книжках. Вот только я-то их не читал! Подумаю об этом потом, а пока нужно открыть глаза и встретить реальность лицом к лицу, как и положено мужику.

Открыв глаза, я осмотрел улыбающееся сквозь слезы бородатое, знакомое, наверное, всем лицо и на всякий случай уточнил:

– Царь?

Николай улыбнулся шире:

– Цесаревич. Царь – наш любезный папа.

Александр III еще жив и на троне. Точно, он же умрет в 94 году – при отсутствующем монархе никто бы не отправил цесаревича в путешествие.

– Никки? – попробовал я обратиться по-родственному.

– Никки! – радостно закивал Николай. – О, Жоржи, я так боялся потерять тебя! Прости меня за ту неуместную шалость! Если бы я знал… – он отвел глаза и закусил губу.

Что ж, сходится – Николай семью любил гораздо больше непосредственных должностных обязанностей.

– А что случилось? – спросил я.

– Ты не помнишь? – в его глазах мелькнул испуг.

– Не помню, – признался я.

Лучше признаться сразу – не во всем, конечно, но травма головы дает отличную возможность списать странности в поведении «нового» Георгия на амнезию. Не станут же меня из-за нее «выписывать» из царской семьи или, например, обвинять в заражении бесами? Российская Империя – страна очень православная, но после посещения церкви и плескания в меня святой водичкой «хворь» сочтут биологической и отдадут на откуп докторам. Все-таки не семнадцатое столетие на дворе, а рубеж Новейших веков.

– Я хочу остаться с братом наедине, – проявил Николай командный тон.

– Ваше Императорское Высочество, Его Высочеству лучше не вставать, – выдал совет доктор, и они с ассистентами покинули каюту.

– Жоржи, что именно ты забыл? – дрожащим голосом спросил цесаревич.

Очень за меня переживает, и это – крайне хорошо. Теперь нужно не растерять его братские чувства, а тем более – постараться не настроить окружающих против себя.

– Я не помню почти ничего, – я заставил слезы бежать с новой силой и с замешанной на стыде скорбной миной на лице отвел глаза от наследника. – Какие-то смутные картины: мы с тобой бегаем по саду, растем почти в казарме, учимся. Помню, кто я, помню лица родителей, помню, что ты – мой брат Никки. Помню, что мы отправились в путешествие с принцем Георгом. Помню английский язык, но совершенно не помню французского. Многое помню о науках, но не уверен, что смогу хотя бы грамотно писать.

– Жоржи… – Николай рухнул на стул и спрятал лицо в ладонях.

– Какой из меня теперь Великий князь? – изобразил я презрение к самому себе. – Я чувствую себя глупым и никчемным, словно разорившийся уездный помещик!

Николай неожиданно издал смешок, выпрямился, вытер слезы и принялся мягко меня успокаивать, взяв за руку:

– Твоя речь странна, но я узнаю в тебе своего милого брата Жоржи. Едва открыл глаза после тяжелой болезни, и уже нашел в себе силы пошутить.

– Я не шучу, – возразил я. – Я бы не стал шутить о таком! Это – слишком жестокий и опасный розыгрыш!

– Я имел ввиду твои слова о наших уездных помещиках, – виновато улыбнулся Николай. – Я верю тебе, Жоржи. Я слышал о таком – после сильного удара головой люди порою теряют память. Не волнуйся – мы будем молиться, и Господь не оставит нас в своей милости – он исцелил тебя от жесточайшей лихорадки, а значит вернуть тебе память сможет и подавно. Я позову доктора – расскажи ему все без утайки, как мне.

– Спасибо, Никки, – я сжал его ладонь и вымучил улыбку.

– Господь не оставит нас, – повторил он и пошел звать лейб-медика Алышевского, о котором я читал в интернете, готовясь к роли.

Доктор и Николай пытали меня вопросами больше часа. Итоги для них оказались неутешительными – я помню только некоторых важных политических и исторических деятелей, не помню ни одной рожи из той массы прилипал, которая называется «Двор», забыл французский и датский языки, а русский и английский помню «с изрядными искажениями». Читая Пушкина в наши времена, можно подумать, что язык не больно-то и поменялся, но дьявол кроется в деталях. Александр Сергеевич творил в «высоком стиле». Так общаются только очень образованные люди, а приди я в условную захолустную деревню и попытайся наладить контакт с крестьянами, сильно сомневаюсь, что мы с ними смогли бы понять друг друга. Ничего – плаванье нам предстоит долгое, и я успею освоить речевые обороты, архаизмы, и по возвращении в Петербург буду готов блистать на балах. За это же время я «верну» хотя бы часть знаний оригинального Георгия – это поможет мне понять, кто здесь есть кто, и с кем лучше дружить, кого остерегаться, а кому не стесняться тыкать сапогом в грязное безродное рыло.

Велев мне отдыхать, Николай решил снова навестить часовню, а доктор настоял на том, чтобы я выпил ложечку вонючей настойки из бутылька с этикеткой «Лауданум». Опиумная гадость подействовала быстро, и, проваливаясь в сон, я внезапно ощутил умиротворение и правильность своего положения.

Если Высшие силы отправили меня сюда, значит сочли достойным. Пришло время сыграть мою главную роль!

Глава 2

Опершись на леера, мы с Николаем стояли на палубе «Памяти Азова» под теплым ветром, любуясь водной гладью и бегущими по синему небу облаками. За нашими спинами персонал корабля добросовестно нес свои обязанности, а мы, как и положено царским детям, прохлаждались.

Броненосный крейсер первого ранга «Память Азова» являл собой прекрасный образчик стыка технологий: обладая нормальным двигателем, корабль для экономии топлива и ресурса может ходить и под парусом. До моего «выздоровления» команде приказано говорить со мной только если я попрошу их об этом сам: утрату Георгием флотских знаний – а он ведь с детства в моряки метил – объяснить будет сложно. Секретность нешуточная – знают только Николай, лейб-Медик с двумя своими фельдшерами – они его при моем первом пробуждении и сопровождали, греческий принц Георг I и глава нашего путешествия – генерал-майор свиты князь Барятинский.

Я о кораблях знаю только самые общие вещи. «Леера», например. Или «корма». Или «кок» – корабельный повар. А здесь ведь каждая веревочка и каждая деталь механизмов имеет свое название. Придется брать уроки у моряков – флотом в эти времена, когда впереди маячат годы и десятилетия войн, пренебрегать нельзя. Да ничем пренебрегать нельзя, и за три прошедших с моего пробуждения дня я успел познакомиться с важными спутниками, немного изучить их характеры, улучшить речь и понять ожидаемую, но все равно поразительную вещь: Николаю править Империей неинтересно до зубовного скрежета.

Все мои попытки направить разговоры в области политики, экономики и прочие приличествующие (по моему мнению) монаршим детям темы были пресечены в зародыше. Вместо этого Николай обильно грузил меня семейными воспоминаниями, курьезными случаями и регулярными молитвами в корабельной часовне. Последнее крайне полезно – мне придется посещать кучу служб, благо основные молитвы я запомнил еще до первой смерти: в сериале мы с Николаем регулярно молимся, и одна из сцен использовалась для кастинга.

– Расскажи еще, дорогой Жоржи, – попросил цесаревич.

– Русский купец продал индусам футляр от гитары, убедив их, что это – намордник для слоненка.

Немудреная шутейка вызвала у Николая громогласный хохот. Целый день так – скучным разговорам, от которых зависят судьбы десятков, а порой и сотен миллионов людей, цесаревич предпочитает старую добрую ржаку.

– Ох, Жоржи, твои остроты и раньше приводили всех в восторг, но теперь… – он вытер выступившую слезинку, достал блокнот и записал в него шутку.

Почти все записывает и складывает в специальную «шкатулку с курьезами».

– Графиня N, дама пышных форм, съездила в Индию и осталась довольна, потому что индусы приняли ее за священное животное.

Николай зашелся в очередном приступе смеха.

Высокородный братец чувствует себя виноватым – Георгия в плаванье отправили поправить здоровье – он покашливал и страдал от «лёгочных хрипов». Туберкулеза, или как сейчас говорят – чахотки, ему не ставили: то ли развиться не успел, то ли не догадались. Теперь, понятное дело, чахоточным этому крепкому, подтянутому и вполне удобному телу не быть никогда. Сам принц на судне числится мичманом, но теперь, когда квалификация утрачена, мне выдали больничный до конца поездки. Причиной обострения болезни изначального Георгия стали две вещи: нежелание бывшего хозяина себя беречь и непоседливость Николая – одно наложилось на другое и вылилось в шутливую борьбу, итогом которой стало падение Георгия грудью на лестницу. После падения принц слег в лихорадку, и его должны были вернуть домой.

Сейчас мое здоровье приводит врачей в восторг, а лейб-медик Владимир Ясонович Алышевский мыслями находится в Петербурге, получает из рук Александра III материальные и нематериальные награды за мое «лечение». Последнее заключалось в основном в обивании всех углов набитыми ватой тряпками.

Когда приплывем домой, поищу ученых и попрошу их сделать поролон.

Неведомые силы на мое машинально ляпнутое «здоровье» отгрузили его полной ложкой. Полагаю, я даже простудиться теперь не смогу, и это – очень хорошо, с нынешним-то уровнем медицины.

За спиной послышались шаги, и мы обернулись к одетому в костюм толстому мужику с седой бородой. Дмитрий Егорович Шевич, сотрудник дипломатического корпуса, дворянин и внук председателя Комитета министров. Действующий посол в Японии, до которой очень далеко, и я не знаю, чем объяснить его присутствие на корабле – по идее он должен встречать нас в Нагасаки, Илюха много про этого человека рассказывал. В основном – негативное, но не будем забегать вперед: голоса из «небытия» говорили о «веере миров», и мой нынешний мир, несмотря на схожесть, может в деталях отличаться от моего.

– Ваше Императорское Высочество, нам нужно обсудить наше пребывание в Бомбее, – с поклоном заявил посол Николаю.

– Дмитрий Егорович, мы это уже обсуждали, – отмахнулся цесаревич. – Мой дорогой брат болен, и для меня это важнее какой-то английской колонии.

Такой вот он, братец Никки. Дворяне на балах поди принимают такое поведение за демонстрацию силы: как он этих индусов!

– Прошу меня извинить, Ваше Высочество, – еще раз поклонился Шевич. – Вы совершенно правы – здоровье Его Высочества для нас гораздо важнее.

И дипломат, к очевидному облегчению Николая, оставил нас в покое. Понять Дмитрия Егоровича легко – «прогибать» наследника престола себе дороже, и редкий отечественный чиновник может себе это позволить. Понять Никки сложнее – он, как, впрочем, и почти все нас окружающие шишки, к Азии относится с умиляющим пренебрежением. Российская Империя – один из основных геополитических акторов планеты, обладает могучей армией, приличным флотом, сказочной (по этим временам, так-то работы в этом направлении непочатый край) экономической мощью, а главное – считается старинной, уважаемой европейской монархией. Тысячелетний юбилей русской государственности в 1862 году отметили.

Азия этих времен представляет собой жалкое зрелище: либо колонии – в этом случае как минимум в крупных городах относительно прилично – либо рыхлые полуфеодальные образования, с которых нечего взять. Времена антиколониальной повестки и всеобщего человеколюбия не наступят еще долго, и исповедуемый Никки и сановниками подход является доминирующим. Плывем к нищим и безобидным дикарям, о чем с такими вообще разговаривать? Самый обычный туризм – вот, чем занимается Николай.

Конкретно с Индией, он, однако, прав – свою «жемчужину» Британская корона держит крепко, демонстративно усадив на трон англичанина в чине вице-короля, не снизойдя даже до марионеточного индуса.

Большое путешествие цесаревича – это традиция, зародившаяся после «великого посольства» Петра I. Петр из поездки привез знания, специалистов и кучу идей, вылившихся в грандиозные преобразования. Что привезет домой Николай? Коллекцию моих шуток и десяток тонн сувениров?

Лезть крайне не хочется – если я буду слишком активно перетягивать на себя обязанности цесаревича и лезть в политические дела, рискую быть неправильно понятым: уж не метит ли ушибленный «Жоржи» в цари? Не готовит ли он заговора против добродушного братца? Я знаю, к чему приведет правление Николая II, и, как любой нормальный человек, такого будущего своей стране не хочу. Нет, на СССР мне плевать – просто эрзац-монархия со своей спецификой, но десятки миллионов погибших за две мировые войны и одну гражданскую, массовое бегство ценнейших специалистов за границу, разваленная экономика – это чисто по-человечески обидно. Мы же хорошие, мы такого не заслужили.

Друг Илюха бы меня точно не понял: такие возможности, а ты спокойно взираешь на происходящее. Трусливый вариант будущего: в 1916 году свалить за кордон с кучей денег и устроиться там. Вариант нормальный: делать все возможное для страны – в этом случае переезжать не придется, и у меня, и у Никки, и у народа все будет нормально. «Нормально» с учетом несовершенства реальности в данном случае – «лучше, чем было там». Вот этот вариант Илюха бы в жизнь и воплощал, а значит и мне нужно танцевать от него. Царские дети изначально богаты, но мне нужно богатеть как можно больше – на «прогрессорство», особенное если учесть повальное воровство, денег нужно не просто много, а непредставимо много. Займусь этим сразу по возвращении в Петербург, а по пути нужно постараться найти интересные коммерческие схемы – что-то покупать у дикарей и продавать дома с наценкой. Так же нужно осторожно набросать план реформ – с ними Александр III пошлет меня подальше со всей глубиной отцовской любви, но Никки, когда взойдет на трон, может на часть и пойти. Со временем у меня скорее всего получится подмять под себя часть его обязанностей и полномочий: ему же это все нафиг не надо, и, если любимый братец Жоржи настолько глуп, чтобы заниматься государственным строительством, бог ему в помощь.

Ладно, это все потом, а пока наслаждаемся «больничным», привыкаем к новому телу – я был немного выше, но мускулатура у Георгия лучше – учимся общаться с людьми и стараемся как можно больше залезть Николаю в голову: пока что это у меня отлично получается, а значит нужно продолжать. И ни словом, ни жестом не проявлять мою личную жажду самодержавной власти – она проснулась во мне позавчера, и это ощущение крепнет с каждой проведенной рядом с Никки минутой: зачем трон человеку, который его не ценит? Я подойду гораздо лучше – я всегда чувствовал, что способен на большее, и судьба даровала мне шанс это себе доказать. А еще русский царь – это настоящая суперзвезда, фигура мировой величины. Каждое слово царя ловят миллионы людей, по слову царя начинаются войны, царское слово способно вознести счастливчика на самый верх или низвергнуть неудачника на самое дно. Даже слово специальное есть – «опала». Осознает ли это Николай? Полагаю, что да. Нравится ли ему это? Ну конечно же нет – он самый обыкновенный мажор, и спасает его только вбитое до уровня рефлексов воспитание.

Когда греческий принц Георгий меня спас предложением пойти испить чего-нибудь веселого в апартаментах цесаревича – и это в пост, который мы всем кораблем соблюдаем! – я с облегчением сослался на советы лейб-медика и вернулся к себе.

На диване обнаружился плачущий, одетый во фрак с накрахмаленной белой манишкой и белые перчатки мужик лет сорока пяти с во-о-от такенными банкенбардами, сверкающей в свете иллюминатора лысиной и бритым подбородком под пышными черными усами. Из зеленых глаз по хмурым мимическим морщинам катились слезы, растворясь в густой растительности лица.

– Ты кто? – на всякий случай приготовился бежать я.

Старик издал жалобный всхлип и бухнулся на колени, со страдальческой миной на лице вытянув ко мне руки:

– Георгий Александрович, как же так?

Глубоко философский вопрос поставил меня в тупик. Пока я собирался с мыслями, на звук влетел казак охраны – трижды доверенный и надежный ветеран русско-турецкой войны. Сориентировавшись, он расслабился и козырнул: