Kitabı oxu: «Происшествия в Токио. Драматургия»

© Павел Сурков, 2018

ISBN 978-5-4493-6057-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

МАШКИНЫ БЛЮДЦА
Сценическая возможность для воскрешения

Действующие лица

 
Александрович Романов, отрекшийся государь Николай II Николай
Николаевна, его дочь, она же – Мария Медсестра
Николаевна, ее младшая сестра Анастасия
Евгений Сергеевич , лейб-медик, он же –  Боткин Врач
Яков Михайлович , комиссар Юровский
Григорий , его помощник Никулин
Павел , начальник охраны Медведев
Григорий , из крестьян, являемый посредством видений Распутин
, работник сцены, суфлер, кочегар, истопник и все такое прочее Гаврила
 

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Кремлевская больница, обычная врачебная суета, Врач суетится туда-сюда по сцене, перебирая какие-то бумаги, когда входит Медсестра

. И где, осмелюсь спросить, вас носило? Врач

. Евгений Сергеевич, так в ординаторской… Новые больные, заполнить карты… Медсестра

. Заполнить карты… Тоже мне, развели бюрократию! У нас, Машенька, с вами и так забот полон рот, а тут еще эти бесконечные бумажки…. Нет, надобность их никто не оспаривает, как говорится, нужно же знать, что показать патологоанатому, хе-хе-хе… Медицинский юмор, привыкайте Машенька! Врач

. Я привыкаю. Медсестра

. Очень, очень хорошо. Я, знаете, Машенька, сам долгое время привыкнуть не мог, ко всем этим шуточкам-прибауточкам, но потом, знаете ли, сроднился, а там уже – и как-то сам втянулся, стал рассказывать те же анекдоты, да еще и новые придумывать, да-с… Кто-то говорит – очерствел душой. Я же полагаю – что наработал профессионализм. Ну-с, так что у нас там с кем? Врач

. Больной из четырнадцатой… Медсестра

. Что с ним? Врач

. Кричит. Очень мучается. Медсестра

. Что естественно в его положении… Морфины давали? Врач

. Каждый час колем. Все равно – кричит. Страшно кричит. Медсестра

. Не жилец. Врач

. То есть как – «не жилец»? Евгений Сергеевич, как вы можете такое говорить? Медсестра

. Могу, милая моя, еще как могу. Мы, врачи, должны понимать всю жестокосердность происходящего, видеть реальность во всей ее неприкрытой красе и во всем ее объективном ужасе. Диалектика, черт бы ее побрал… Врач

. Евгений Сергеевич, какая диалектика?! Он же так… кричит… Медсестра

. Такова жизнь и такова смерть. Человек приходит в этот мир с криком и зачастую уходит из него с еще более громкими воплями… Врач

. И мы ничего не можем поделать? Медсестра

. Можем. Давать ему морфий. Регулярно. Пока не кончится. Врач

. Что кончится – морфий? Медсестра

. Пока он не кончится. По моим расчетам ему осталось часа два, не более. Врач

. И вы… так… говорите…. Медсестра

. А как я должен говорить? «Ах, Машенька, что нам делать?» – и картинно заламывать руки? Милая, я прекрасно знаю, что нам надо делать – спасать тех, кого можно спасти, и постараться уменьшить страдания тех, кого спасти нельзя. На буржуазном западе даже придумали гуманное умерщвление смертельно больных – вкалывают человеку чуть большую долю того же морфия, и все… Это называется «эвтаназия», «легкая смерть» – гуманнейшее изобретение, доложу я вам! Но наше марксистское сознание и социалистический гуманизм, конечно, отрицает столь чуждые штуки, наше рабоче-крестьянское воспитание направлено на борьбу с трудностями. Что для нас смерть? Так, мелкое препятствие в жизни отдельного человека и сущий пшик для всего коммунистического общества… Машенька, послушайте старого человека – отбросьте сострадание, мы, врачи, должны действовать. Дайте вашему бедняге из четырнадцатой двойную дозу, чего уж тут… Если Галочка спросит – скажете, что я разрешил… Он заснет… Может быть… По крайней мере, облегчение я ему гарантирую… А что до вас… Поезжайте-как вы спать, завтра с утра вы будете нужны мне молодой и свежей… Вот так… Еще успеете на трамвай. () Врач суетливо перебирает бумаги и уходит

. Двойная… двойная доза, чтобы облегчить… Облегчить… Медсестра

. Да помогите же… Помогите мне… Кто-нибудь… Сестра… Сестра… Юровский

(). Я здесь, здесь, тише, тише, сейчас… () Вот так… Сейчас все пройдет, сейчас… Медсестра подбегает к нему кладет ему полотенце на лоб, набирает в шприц морфин, делает укол

. Вы думаете? Вы всегда так говорите… Все всегда так говорят, делают укол, а потом… Юровский

. Чщ-щ-щ… Тише… Не дергайтесь, лежите, сейчас станет легче… () Видите?… Чувствуете?… Медсестра гладит его по голове, Юровский неожиданно успокаивается и затихает

(). Да… Легче… Вы тут давно? Мне кажется, я не видел вас здесь раньше… Юровский тихо

. Второй день. Я после курсов только. Медсестра

. Курсы… Милая девочка… Как вас зовут, милая девочка? Юровский

. Мария. Маша. Медсестра

. Маша… Маша?! Маша… () Глаза… Какие у вас глаза… Синие… Юровский начинает снова метаться, медсестра удерживает его – вдруг резко застывает

(). Ага. Я как родилась – глаза на пол-лица были. Папа очень веселился – все дразнил меня, называл – «машкины блюдца». Медсестра с улыбкой

. Что?! Как вы сказали?! Юровский

. «Машкины блюдца». Медсестра

. Так их называл – кто?! Ваш отец?! Юровский

. Да. Лежите смирно, чщ-щ-щ… Медсестра

. А кем он был, ваш отец? Юровский

. Да я и не видела его почти… Он погиб в Гражданскую, где-то на Урале… Медсестра

. На Урале?! Юровский

. Где-то там… Не знаю даже место… Я была совсем маленькой, а он… Он… Помню, как он целовал меня, щекотал усами и бородой, у него была такая небольшая борода, я потом видела на фото… Медсестра

. Борода, да, борода… А как звали вашего отца? Случайно, не Николаем? Юровский

. Откуда вы знаете? Медсестра

. Я?! Я?! Я-а-а-а-а!!!! (кричит, бьется – Медсестра в ужасе отпрянула, – но вдруг застывает) Вы знаете, Мария, кто я такой? Юровский

. Не трудитесь. Меня зовут Яков Юровский, и я… Юровский

. Тут написано. Вы – директор Политехнического музея. Медсестра

. Это сейчас. А когда-то раньше я… Мария, однажды я убил нескольких людей. Несчастных людей, запутавшихся людей – и невинных людей. Нет, я, конечно, убивал не только невинных, я убил даже одного страшного злодея, ужасного человека… Вы хотите знать, кого я убил? Юровский

. Да что вы такое говорите? Это у вас бред… Медсестра

. Никакой это не бред. Мария, так скажите мне – вы хотите знать, кого я убил? Юровский

(). Мария, я убил человека, которого звали так же, как и вашего отца. Я убил последнего русского царя. Я убил Николая Александровича Романова, Николая Кровавого, Николая Второго. Юровский четко, громко, ясно, без тени боли в голосе

(). Ах! Медсестра всплеснула руками

. Подумаешь, убил и убил. Эх, касатик, коли бы я тебе рассказал, кого я поубивал – что в гражданскую, что в империалистическую, – ты бы не поверил. Подумаешь, царя убил! Эка невидаль. Я, может, тоже, и царей убивал, и министров ихних, но молчу, не кичусь. Царя он убил, нашел, чем хвастать. Гаврила

. И в мыслях у меня не было хвастать. Юровский

. Ну а чем ты тут тогда занимаешься? Хвастаешь-хвастаешь, точно тебе говорю () Курить хочешь? Гаврила садится на кровать Юровского, достает папиросы

. Тут нельзя. Юровский

. Тут, мил человек, теперь все можно, тем более – тебе. Вот я тебя и спрашиваю, хочешь курить или нет? Гаврила

. Хочу. Юровский

. Ну, закуривай. () Чудные папиросы, еще с тех времен. Царские. () Да не дергайся ты! Английские папиросы, царь такие покуривал – ага, тот самый царь, которого ты, как там у вас говорят? – пустил в расход… Гаврила протягивает ему пачку папирос, Юровский закуривает Юровский закашлялся

. Но я выполнял приказ… Юровский

. Ну, так все говорят – что, мол, я не я, лошадь не моя, всего лишь выполнял приказ, это они душегубы, а я ангел без крыльев… Гаврила

. Но я казнил государственного преступника…. Юровский

. Престу-у-упника… Преступника он казнил… Ну-ну… А вот потом, может, и тебя кто преступником объявит – так что, тебя тоже казнить? Гаврила

. Но меня-то за что? Юровский

. Ну, так я и сказал тебе! Не знаю за что, но ты, касатик, поверь – завсегда найдется, за что! Такое уж у нас, дорогой ты мой, время. Гаврила

. Но… Юровский

. Ну что ты все «но» да «но»… Что я тебе – лошадь? Ты мне лучше, касатик, душу облегчи. Душу-то облегчить завсегда верней. Убил царя – так не кичись, а расскажи, как дело было. Может, и ты прав, а я не знаю чего, а, может, и еще кто виноватым найдется… Гаврила

. Какое сегодня число? Юровский

. Второе. Второе августа. Гаврила

. Тогда тоже было второе, но не августа… Меня назначили возглавить отряд бойцов, которые охраняли царя и его семью в Екатеринбурге… Через два дня я приехал туда, в тот дом… Там было неспокойно – у мальчика, Алексея, наследника, никак не затягивалась рана на ноге, и я сразу предложил наложить гипс…. Юровский

() Затемнение, играет музыка

Из глубины сцены раздается стон – это стон умирающего зверя, страшный не то рык, не то вой. Стон повторяется несколько раз – и в глубине сцены зажигается свет: мы видим больничную койку, на которой, разметавшись среди простыней и подушек лежит тяжело больной – нет, фактически умирающий человек. Это – Яков Юровский.

() Медсестра растерянно качает головой в отрицании, затем начинает перебирать историю болезни

() Медсестра завороженно смотрит на него – между Юровским, глядящим на нее безумным взглядом, и ею самой возникает напряженное пространство долгой-долгой паузы

() Ее фигуру резко перестают подсвечивать – на секунду мы видим Юровского одного на сцене, но это длится лишь секунду – потому что немедленно из боковой кулисы появляется Гаврила. На нем – докторский халат, наброшенный поверх старой одежды – какая-то нелепая кофта, грязные штаны и стоптанные сапоги

КАРТИНА ВТОРАЯ

Из левой кулисы выходит Николай – он одет по-простому, в военную офицерскую форму без погон. Из правой кулисы выходит Юровский, на нем штатская одежда, он выглядит значительно моложе и куда бодрей.

. Наложите мальчику гипс. Он не будет дергать ногой – это успокоит рану, и уже через пару дней она затянется. Да и бегать вашему сыну с гипсом будет затруднительно, вот вам дополнительная гарантия, что ребенок себя не покалечит даже случайно. Юровский

. Удивительно дельный совет. Вы врач? Николай

. В некотором роде. Приходилось пройти через всякое, бывало – служил и врачом тоже. А сейчас – переведен сюда надзирать за бойцами, осуществляющими вашу охрану, Николай Александрович. () Меня зовут Яков Михайлович, фамилия моя – Юровский. Надеюсь, мы сможем… договориться. Юровский протягивает Николаю руку

(). Был бы рад этому. Николай пожимает руку в ответ

. Есть ли жалобы на условия содержания? Юровский

. В нашем положении жаловаться как-то не пристало… Но есть ощущение, что у нас возникают некоторые перебои с едой… Паек уменьшается неуклонно, и это наводит на разные мысли. Николай

. Понимаю. Подворовывают – я уже распорядился. В провизии недостатка больше не будет. Что-нибудь еще? Юровский

. Пожалуй, что и нет. Благодарю. Николай

. Не стоит благодарности, Николай Александрович. В этом наш долг, и мы неукоснительно его соблюдаем. Юровский

. Я тебе говорю – огонь девки. Старшая понадменней, вторая же глазками все зырк да зырк. Младшие-то две так, девчонки совсем, а эти две – ого-го, какие бабоньки… Медведев

. Тебе бы, Пашка, все про баб да про баб… Не наше это дело, они же царевны… Никулин

. Да какие они царевны! Кончились те времена, когда они были царевнами. Таперича они, значит, гражданки нового мира, царей никаких нет, а вся власть принадлежит народу. Сами себе хозяева – что мне, на девок нельзя смотреть, раз я сам себе хозяин? Медведев

. Вот дурной ты человек, Пашка! Ну, сам посуди – об чем ты с ней разговаривать-то будешь? Никулин

. Да об чем с нею, с бабой, разговаривать? Пошто с бабой разговаривать? Что я, не понимаю, что с ней, с бабой, надо делать? Медведев

. Ты ее хоть по имени-то знаешь? Никулин

. Обижаешь! Всех выучил, еще с прежних времен. Старшая, значит, Ольга, а моя, стало быть – Татьяна. Танька то бишь. Танюха! Медведев

. Уже твоя, стало быть? Никулин

. Ну а зачем дело стало? Я парень видный, уже в начальники охраны, сам видишь, выбился, непьющий, опять же… Медведев

. Вижу я, какой ты непьющий. Четверть выкушал – а все непьющий! Никулин

. Так не в одном глазу же! Медведев

. А смердит почище любого кабацкого забулдыги… Никулин

(). Так-так… Значит, четверть? Юровский громко

(). Товарищ комиссар, это ж я не про сегодня… Это – в отгул, на выходных было, как Бог свят говорю! Ну вот чтоб мне пусто было! Медведев испуганно

. Ты мне тут еще сто раз забожись – все ж вижу по морде твоей. Попался – умей признаться. Юровский

. Ага, попался, признаться… Что ж мы, сами не понимаем? Да и не имел я в виду ничего такого… Медведев

. Ты хоть понимаешь, кого стережешь? Юровский

. Вестимо, кого. Царя бывшего с семьей егонной. Медведев

. А ты соображаешь, дубина, насколько это дело серьезное? Юровский

. Нечто не понимаю! Понимаю, конечно. Чай, не простой фармазонщик, а царь, пусть и бывший. Медведев

. Это, Паша, дело уже всячески политическое. У царя – пусть и бывшего – за границей друзья имеются. Революция, она, Паша, не на всей земле победила. Есть еще страны – и много их – где правят такие же цари, как наш, а то и похлеще. И норовят они, Паша, власть рабоче-крестьянскую прекратить. Опять же, колчаковцы шастают на Востоке… Обстановка, Паша, у нас политически сложная. Тут бдительность надо блюсти ни на минуту не ослабевая. Юровский

. Складно вы, Яков Михайлович, говорите, я аж заслушался. Прямо как товарищ Троцкий! Никулин

. А ты слыхивал, что ли, Троцкого-то? Юровский

. Случалось однажды, в Петрограде, проездом. Вот так же говорил, как вы – вроде, все по делу, вроде, все слова понятные, человеческие, а вместе выходит, что как будто профессор какой говорит. Ажно уважаешь сразу. И понятно все, главное: колчаковцы там, победа мировой революции… И сразу, знаете ли, действовать хочется. Вдохновляет, одним словом. Никулин

. И на что же ты вдохновился. Гриша? Юровский

. Да на что тут вдохновиться-то? Долг свой исполнять. Никулин

() А долг-то твой, Гриша, в чем? А то я что-то подзабыл. Может, напомнишь? Юровский тихо, вкрадчиво

. Знамо, в чем. Царя стеречь. Никулин

(). Так вот и стереги, мать твою за ногу! И чтобы пьянку не разводили – под трибунал отдам и лично шлепну! И кто сопрет хоть крупинку из царского пайка – шлепну тоже! Ишь, развели тут, воровство на воровстве, все пьяные, главного узника революции чуть не прохлопали! По местам – бегом марш! Юровский орет

(Николай вежливо кивает и выходит. Слышится шум, входят весело болтающие Никулин и Медведев. Кажется, они немного навеселе – и потому не замечают Юровского)

() Никулин и Медведев убегают, Юровский одергивает одежду и тоже выходит

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Девочки – Мария и Анастасия – играют во дворе. Рядом, за поленницей дров, за ними осторожно приглядывает Гаврила.

. Я же говорю тебе – пистолеты у них настоящие, как у солдат. Но вот только солдаты у пап всегда были настороже, а эти пьяные все время. Анастасия а

. Если бы солдаты пап всегда были настороже – ничего бы не было. И мы бы играли с тобой в царском селе, или катались с горок у Китайского павильона… Мария а

. А все равно, я знаю, солдаты подойдут и нас освободят! Анастасия

. Откуда ты это знаешь? Мария

. А вот не скажу! Знаю, и все тут! Анастасия

. Ничего-то ты не знаешь! Ты все выдумала! Мария

. А вот и не выдумала! А вот и знаю! Про это только три человека знают – пап, мам и я, да и то – пап и мам не знают, что я знаю, вот! Анастасия а а а а

. Ты что, подслушала что-то? Мария

. Почему это сразу – подслушала? Узнала! Анастасия

. И как же ты узнала, если не подслушала? Мария

. А вот так и узнала! Пап говорил с мам – а я просто была в соседней комнате. Анастасия а а

. Понятно. Подслушала. Мария

. Да хоть бы и подслушала! () Ничего не буду рассказывать. Анастасия обиженно

. Ну вот что ты за человек, в самом деле! (обнимает сестру) Ну, давай, говори! Мария

. Пап получил письмо. И не одно, судя по всему – он так мам и сказал: «Это снова от того же человека». Анастасия а а

. И что за письмо? Мария

. Кто-то хочет нас спасти – вернее, хочет спасти пап, а значит – и всех нас. В этом письме, которое пап прочел мам, так и сказано: «Будьте наготове, помощь близка, верные вам люди делают все для вашего спасения». Анастасия а а а

. А с чего ты взяла, что это – именно солдаты? Мария

. А кто же? Мам даже сказала пап, что пока идут бои, шансы на спасение остаются – но при этом она еще сказала, что письмо это похоже на провокацию… Анастасия а а

. На провокацию? На какую провокацию? Мария

. Тут пап и мам по-разному думают, как я поняла. Папсчитает, что поблизости есть верные офицеры, которые пытаются нас спасти. А мам считает, что наши тюремщики только и ждут того, чтобы папа или кто-то из семейных приближенных совершил какую-нибудь оплошность. Одним словом, мам не верит, что это письмо написано нашими друзьями… Анастасия а а а а а

. А ты кому веришь? Мария

(). Конечно, мне бы хотелось верить пап, верить в то, что кто-то готов нам помочь и… () Анастасия задумчиво а затихает

. И все равно не веришь? Мария

(). Не верю. Анастасия качает головой

. И я не верю. И тем страшнее думать, что с нами будет. Мария

. А что с нами будет? Анастасия

. Я вообще не понимаю этих людей. Они странные, вот – назначили нового коменданта, тот вроде бы папа понравился, папа сказал, что прекратилось воровство… Мария

. Да, даже яйца стали давать, и Алексею он помог с гипсом… Анастасия

. Но теперь папа говорит, что он ему нравится всем менее и менее… Сестрица, меня переполняют странные, очень странные чувства, милая сестрица… Вроде бы наша судьба ясна – мы изгнанники, и Господь ведает, сколько нас будут держать под присмотром, но весь ужас в том, что наше будущее скрыто таким туманом, что и думать о нем страшно… Мария

. Ну, вот и не думай. Гаврила

. Ой, кто это? Мария

. Кто-кто… Я это, Мария Николаевна, Гаврилой меня зовут… Гаврила

. Что-то я раньше вас тут не видела. Анастасия

. Может, Анастасия Николаевна, это все от того, что меня тут попросту не было? Гаврила

. А, вы тоже из новых? Анастасия

. Да это ведь как поглядеть – из новых ли али из старых… С одной стороны – из новых, конечно, да. А с другой – старше меня вряд ли кого найдете… Гаврила

. Вы, значит, тоже нас охраняете? Анастасия

. Это уж завсегда, это неизменно. Охраняю, да. И вас, и не вас. Гаврила

. И родителей? И сестер? И Алексея? Анастасия

. Да всех, всех охраняю, милочка. Гаврила

. Плохо охраняете. Анастасия

. Это отчего же? Гаврила

. Да воруют ваши охранники-то! Вон, при прежнем коменданте все воровали! Анастасия

. Ну, так то – при прежнем. Вон, новый пришел. Гаврила

. Ну а новый-то чем лучше прежнего? Мария

. Это вы верно подметили, Мария Николаевна, в самую точку, так сказать. Что новый, что старый, что прежний, что нынешний – разница невелика, если в суть людскую не смотреть… Гаврила

. Прежнему никуда смотреть не надо было – достаточно понюхать его и все. Нынешний хотя бы не пьет и другим запрещает. Мария

. Думаете, в этом все дело? Человек хороший, раз не пьет? Гаврила

. Если бы только так и можно было отличить плохих людей от хороших… Мария

. Верно. Все верно. Не отличить. Так – не отличить. Есть для этого совсем иное средство. О другим поступкам будут судить, да уже, наверное, не мы. Гаврила

. А кто? Анастасия

. Кто-то другой, кто будет после нас… После вас… Гаврила

. Как это – после нас? Это когда мы умрем? Когда нас не будет? Анастасия

(). Может, и так… Гаврила пожимает плечами

. И когда это случится? Анастасия

(). А вам так хочется это знать, Анастасия Николаевна? Вам действительно хочется знать свою судьбу, свой день и час? Гаврила пристально смотрит на нее

. Но я и так знаю, что он еще не скоро наступит! Анастасия

. Это откуда же такая уверенность? Гаврила

. Мне всего семнадцать! Анастасия

(). А что это вы с нами решили про судьбу поговорить? Мария Гавриле

. Я-то? Да так, просто… Ох, девоньки, порой заболтаешься и такую чушь начинаешь городить – вы уж простите старика. Гаврила

. Да мы и не обижаемся. Анастасия

. Ну вот и хорошо, вот и славно, вот и ладушки… А теперь – бегите, бегите, скоро обед… А я пока вот тут, вот туточки посижу… Гаврила

. До свиданья (). Анастасия делает легкий книксен и убегает

. До свиданья (). Мария тоже приседает и идет вслед за Анастасией

. Мария… Гаврила

(). Что такое? Мария обернувшись

(). А если бы я взаправду сказал, что могу увидеть вашу судьбу – поверили бы? Захотели бы узнать? Гаврила его голос меняется, от старческого дребезжания не осталось и следа

. Поверила бы? Да я и так вам верю. Чего только не бывает на свете, какие только чудеса Господь не сотворяет. А знать? Нет, пожалуй, что не хочу. Мария

. Это правильно. Тем более, что испытания вам предстоят суровые. Не могу не сказать – должен: просто знайте, что за всякой болью и страхом всегда есть свет и надежда. Вот то, что вы должны знать, Мария Николаевна, верьте этому и помните мои слова. Гаврила

. Я запомню. Мария

. Хорошо (). Гаврила улыбается, кивает

() Затемнение