Дарунино поле, или Сказ о том, как саратовский калач испекли

* * *

Погожий день. На крыше филипповской булочной стоит пацанёнок лет одиннадцати, наигрывает на гармошке с колокольчиками и припевает. Внизу толпится народ. Кто-то качает головой, глядя на проделки безотцовщины, кто-то боится, что он сорвётся с крыши двухэтажного строения и, если уж не разобьётся насмерть, то покалечится наверняка.

– Санька! Хватит комедь разыгрывать! – кричит дворник Сысой. – Слазь, а то ухи поотвертаю!

– А ты пымай! – кричит в ответ Санька, – Тогда и отвертаешь!

«А, хорошо, стервец, играет». – Заметил кто-то из толпы.

«Эта гармошка ему досталась после отца; помер сердешный. С гармошкой мальчишка не расстаётся» – сказала пожилая женщина в платке, завязанном на два конца.

Откуда-то появились два полицейских в белых кителях с длинной лестницей. Лестницу поставили на землю и прислонили к стене. Один блюститель саратовского порядка стал по ней подниматься, то и дело, грозя мальчишке всякими карами. Другой полицейский стал взбираться по пожарной лестнице. И вот, когда полицейский, что поднимался по пожарной лестнице, добрался до кровли и стал осторожно по ней на четвереньках двигаться в сторону нарушителя общественного порядка, а другой, таким же порядком стал продвигаться к мальчишке с другой стороны крыши, произошло неожиданное. Гармонист не стал дожидаться, когда его схватят, перешагнул через оголовок крыши и ступил на узкий фриз, отделяющий первый этаж от второго.Толпа ахнула и замолкла, Любое неосторожное движение и падение вниз неминуемо. Полицейский развёл руками. Однако всё разрешилось благополучно. Мальчишка, просто ухватился за привязанную, им же ранее, верёвку, сбросил её конец вниз и по ней соскользнул на землю.

– Представление окончено, уважаемые граждане! – проговорил он, галантно раскланявшись и ловко увернувшись от Сысоевых пальцев, которые пытались схватить его за ухо, скрылся в растущем неподалёку кустарнике. После этого нерасторопный полицейский ещё долго по приставленной лестнице спускался с крыши, а кучка ребятишек из команды Шмони, глядя, как он осторожно нащупывает перекладины, покатывалась со смеха. Вот такой произошёл случай. А теперь давайте вернёмся к нашим путешественникам.

* * *

Минут через пятнадцать пролётка уже стояла около небольшого, но добротного дома. На шум, подъехавшего экипажа, вышла хозяйка. Из-за её спины выглядывало смущённое личико девочки лет четырнадцати. Видно дочери.

Хозяйка была крупного телосложения, как на деревне говорят – широкой кости, с немного вьющимися каштановыми волосами, правильным носоми неимоверно лучистыми глазами и милейшей улыбкой.

– Опять мы к вам в гости, несравненная Дарья Филимоновна, – проговорил крупчатник и, как старый знакомый, обнял хозяйку.

– Хорошим гостям всегда рады… А это кто с вами?

– А это Афанасий Матвеич Вертягин в ваши места пожаловал. Заместитель хлебопекарным производством Дмитрия Ивановича Филиппова в Саратове. Он, можно сказать, главный кондитер губернского центра. Интересуется вашими полями. Думаю, что вы ему во многом поможете… Здесь и моя просьба тоже.

– Это, смотря в чём, я могу помочь? – немного кокетливо ответила хозяйка.

– Я, думаю, что об этом он вам сам расскажет. Так, Афанасий Матвеич!?

– Да-да, разумеется, – машинально проговорил Вертягин.

– А теперь прошу к столу, – проговорила хозяйка.

Ах, что это были за пироги!!! Нет-нет, восклицание к месту. Вы просто никогда не ели таких пирогов. Не ел таких пирогов, по словам крупчатника, и главный кондитер губернского центра. Афанасий Матвеич жевал пирог с луком и яйцами и думал: «Вот я, хлебопёк с опытом и стажем, приехал в глубинку, чтобы найти лучшие колосья пшеницы, смолоть из них лучшую муку и из этой муки создать новый продукт. И вот я приезжаю в эту самую глубинку и обыкновенная женщина-крестьянка угощает меня таким пирогом, который я никогда не едал. Может быть, ничего мне и не надо делать, а просто объявить этот пирог – шедевром искусства саратовских кондитеров и вопрос решён? Что за прелесть – этот пирог! Что за прелесть – Дарья Филимоновна! Какой молодец – Христофор Петрович, что привёз меня в эту деревню!».

Когда гости плотно поели, Христофор Петрович перекочевал с лавки на топчан и стал похрапывать.

– Он всегда так, – улыбнулась хозяйка. – Мы с вами, я думаю, займёмся делом, – обратилась она к Дмитрию Ивановичу или вы тоже желаете отдохнуть?

– Нет. Давайте лучше прогуляемся по вашим окрестностям, чего время терять, – проговорил Афанасий Матвеич, искоса поглядывая на похрапывющего крупчатника.

– Тогда не будем терять время, – поддержала стремление гостя хозяйка и они, выйдя из дома, направились в сторону возвышавшейся плосколобой возвышенности. – Вот на эту горку поднимемся и будет всё как на ладони. Дальше и ходить никуда не надо, – повела Дарья Филимоновна рукой.

* * *

А теперь, оставим на время Афанасия Матвеича с Дарьей Филимоновной, им есть о чём поговорить, а посмотрим, как развиваются события в Саратове. Там ведь одной выходкой Санька на крыше булочной ещё ничего не закончилось. И так, пока Санёк отвлекал своим выступлением хозяев, соседей и прохожих, Капрал, длинной хворостиной, снял с гвоздя вязку кренделей, приготовленную хозяевами для продажи, положил на землю и тут же незаметно бросил на неё, заранее приготовленную, разлапистую ветку сирени и примкнул к толпе. Всё было сделано совершенно незаметно и быстро.

После того, как толпа разошлась, вязка кренделей перекочевала в заросли ивняка исирени, что росли неподалёку.

– А чё, ловко Санёк на крыше плясал, – говорит Шмоня, дружески похлопывая, Санька по плечу и усаживая его рядом с собой. – Высший класс! Учитесь, мелюзга, как надо дела проворачивать. Ты, Капрал, тоже молодец, – обратился он к мальчишке в фуражке с полуоторванным козырьком. – Ловко вязку снял. Теперь есть что в рот положить. Только это не всё. – И он вытащил из-за пазухи с полметра колбасы. – Вот, пацаны из глебчи подбросили. Они нам – мы им, что лишнее. А теперь будем делить, кому что полагается, по вкладу в общее дело. – Шмоня обвёл взглядом притихших детей, стукнул по руке, которая хотела взять крендель и произнёс, – Саньку за мастерство положено крендель и колбаски. Так? Так. – Он дал Саньку колбасы и крендель. – Капрала тоже не обидим, молодец.

Пока шёл делёж был слышен только голос Шмони. Он кого-то хвалил, кого-то укорял.

– А ты, Самарканд, куда руку тянешь, – обратился Шмоня к самому маленькому по росту и по возрасту мальчишке. – Как в деле, так тебя не видно и не слышно, а как руку тянуть, то ты первый. Ладно, мы не жадные дадим, но с отработкой, понял?!

– Понял, – буркнул мальчишка, которого назвали Самаркандом.

– Не слышали! – сказал Шмоня. – Громче!

– Понял, понял! – громко сказал Самарканд.

– То-то же, – довольно ухмыльнулся Шмоня. – Сделаешь, что я скажу, и будем в расчёте.

– Вязку кренделей стащили! – послышался от булочной, где только что плясал и играл на крыше Санёк – истошный вопль Доры Карповны – работницы булочной.– Вот туточки на гвоздик повесила и нет. – Её голос заглушили другие голоса.

– Ищи лучше, раззява, – проговорил, ухмыляясь Шмоня, повернувшись на долетевший голос Доры Карповны, – и тут же, обращаясь к Саньку, спросил:– Хочешь быть моей правой рукой в команде и всегда сидеть рядом?

Санёк довольно улыбнулся и кивнул. А как же было не согласиться. Это так здорово. Сам Шмоня предлагает ему стать его правой рукой. Это много значило в ребячьем босоногом мире. Этот мир жил своей, отличной от взрослых жизнью. Здесь главенствовало право сильного и смелого, здесь в команде каждый свой авторитет зарабатывал сам. На последних ролях быть никому не хотелось, иначе будешь выполнять дурацкие приказы Шмони и его приближённых, а уж покуражиться они умеют. В команду никто никого не загоняет. Просто в округе полубеспризорные мальчишки знают, что Шмоня – это сила и лучше быть с ним, чем одному. Вдруг Шмоня поднял руку. Это означало, что все должны притихнуть и говорить будет только он.

– Так вот, Саня! – Начал он. – Притарань ка ты мне из этого домика, где делают всякую вкуснятинку, – он кивнул в сторону хлебопечки, – пирожков. Что-то Шмоня по пирожкам из филипповской булочной соскучился. – Сказал предводитель команды и добавил. – Моё решение не обсуждается. Когда принесёшь, – тогда и о твоём авторитете в команде подумаем. А сейчас все разбежались. – Мальчишки тут же стали по одному, по два расходится.

– А к какому дню? – спросил Саня Шмоню.

– Чем быстрее управишься – тем выше ранг. Процедил сквозь зубы Шмоня и растянулся на траве. Разговор был закончен.

* * *

– Красота то какая! – воскликнул Афанасий Матвеич, когда они, примерно через полчаса, поднялись с Дарьей Филимоновной на возвышенность и перед ними открылись, засеянные и волнующиеся на лёгком ветерке нивы. – С какого поля ваш необыкновенный пирог? – спросил шутливо Афанасий Матвеич.

– А с того, что к нам ближе всего… – щурясь от солнца, произнесла Дарья Филимоновна. – Его называют – «Дарунино поле».

– Так, получается, и искать нечего?..– пошутил Афанасий Матвеич.

– Меня в детстве бабушка Даруней называла. А я в этом поле от взрослых пряталась. Оно как раз к нашему огороду подходит. Однажды так спряталась, что всем селом искали. Отсюда и «Дарунино». Люди так прозвали. А на ваши слова «нечего искать» скажу так – как раз искать здесь есть чего.

– Не совсем вас понял? – Перешёл с шутливого тона на серьёзный тон Вертягин.

– Вы думаете, что скосите эту пшеницу и дело в шляпе? – Спросила Дарья Филимоновна.

– Разумеется… А что же ещё? Открывается простор для проведения опытов, контрольных выпечек и так далее, а что выйдет из этого –пока не знаю. Ведь так? – и Афанасий Матвеич с грустью посмотрел на собеседницу.

– Нет, Афанасий Матвеич, не так.

– А как же? – встрепенулся тот.

– Раньше чем через год, господин кондитер, а лучше два, вы с этого поля лучшую муку не получите и потолка в качестве сорта не достигните.

– Объясните, пожалуйста… – удивился собеседник возражению Дарьи Филимоновны.

– Тут и объяснять нечего. Сразу видно, что вы не деревенский житель.