Дарунино поле, или Сказ о том, как саратовский калач испекли

Это должно было произойти. Боже! Как я счастлив… Надо скорее доложить управляющему, а он уж доложит в Москву самому Дмитрию Ивановичу. Какая радость. Дарья Филимоновна! Я вас необыкновенно люблю. Будьте со мной всегда.

– Как-то вы непонятно выражаетесь, Вертягин. – Подняв брови, произнесла Дарья Филимоновна.

– Как это непонятно? Дарьюшка-а-а. Всегда – это значит на всю жизнь.

– Опять как-то двусмысленно? Мы и так с вами, бок обок, работаем.

– Не в том смысле, Дарунюшка…

– Да что тут непонятного. – Встряла Дора Карповна. – Афанасий Матвеич в экстазе нахлынувших чувств, сказал вам то, чего никак не мог решится, сказать раньше. Я то, старая, всё видела и вижу. Он питает к вам чувства.

– Вы что, делаете мне предложение, – спросила, улыбаясь, Дарья Филимоновна.

– Вот именно, Дарунюшка, предложение, – проговорил Афанасий Матвеич решительно. – Именно так и бесповоротно.

Однако за двойной радостью не могла не прийти и скорбь.

* * *

Через день случилась беда. Самарканд упал с дерева и получил двойной перелом ноги. Афанасий Матвеич на руках отнёс мальчишку в больничку. Через месяц Самарканд и Санька встретились на берегу Волги. Самарканд опирался на самодельный костыль.

– Что в команду не идёшь? – спросил Санька друга.

– Не хочу. Команде нужны здоровые и крепкие, а я калека.

– Как тебя угораздило?

– Шмоня потребовал, за долг, чтобы я по веткам перешёл с дерева на дерево. Вот и перешёл. – Самарканд вздохнул.

– Не расстраивайся… Нога заживёт, – начал успокаивать друга Саня.

– Доктор сказал, что хромать буду, даже если и заживёт. Жалею только об одном – в Самарканд теперь ехать нельзя. Только, я уже здесь с костылём приспособился. На паперти у церкви с вытянутой забинтованной ногой сижу и костыль рядом. Получается лучше, чем раньше.

– А я тут с тобой собрался в Самарканд. – Сказал Саня тихо. – От отчима совсем житья не стало. Теперь они вместе с мамкой пьют. Я тут никому стал не нужен. Ну, раз тебе нельзя, да я и вижу, что нел�