Kitabı oxu: «Врата пряностей», səhifə 3

Пара халдивиров верхом на лошадях нагнала их и поехала рядом, и разговор стих. Беспокойство закралось в душу Амира. Странные времена, как выразился Карим-бхай. И чем больше он размышлял о переданных Бинду новостях, тем больше готов был согласиться с мнением старого носителя. Ни одно из восьми королевств не ограничивало продажи производимых ими специй. В курсе ли происходящего Харини? Она всегда ненавидела политику или, по меньшей мере, держалась в стороне, пока родители надзирали за торговлей пряностями. Тем не менее именно ее имя назвала Бинду, а не раджи Вирулара или рани Бхагияммы.

Не попала ли Харини в беду? Что, если Ювелир решит вернуть украденный Яд?

Если Бинду сказала правду… Нет, этого он до сих пор не знал.

Проблема заключалась в том, что Амир не знал ничего.

Сердце застучало быстрее. Остатки терпения, еще сохранявшиеся в нем, испарились, как боль в голове после того, как пожуешь перец. Ему нужно найти Харини. Если между ними на самом деле что-то есть, она даст ему хотя бы один пузырек с Ядом и расскажет, что происходит.

Он отдал полуторамесячный паек специй и еще рисунок за этот шанс снова встретиться с ней. И не собирается упускать этот шанс.

Если его схватят, будет утешением, что он хотя бы попытался.

Но если нет…

Халдивиры провели их по дороге, затем через подъемные ворота в большую, обнесенную стенами крепость. В воздухе висел гомон голосов. В колонне никто не говорил вслух, не считая отдачи скупых приказаний, в какой склад что нести. Едва они оказались внутри форта, зуд нетерпения снова проснулся в Амире. Каждый шаг казался незримым препятствием, которое ему приходилось преодолевать на пути по этой усыпанной мусором тропе, что поднималась по спирали к дворцу на вершине холма, подобно мудрому блюстителю престола, восседающему на троне. По обе стороны возвышались стены из песчаника, расслоившиеся и намокшие, расселины в них служили оконными щелями, указывая на углубленные дома и лавки-пещеры. Амир как свои пять пальцев знал потайные коридоры, включая ведущие к подземельям и сводчатым подвалам килы; по словам Харини, древние блюстители престолов там разводили огнельвов, которых использовали для боев в ямах и наказания непокорных носителей.

Раньше, полагаясь на Карим-бхая в качестве прикрытия, Амир мог без особого труда ускользнуть. Харини ждала его в подвале в своем темного цвета павадае¹⁵, пахнущем зверобоем и скородой, и нюхала палочку корицы с улыбкой, открывавшей сломанный зуб. Встречи всегда были короткими, и Амир старался насладиться ими сполна. Каждый удар сердца приближал его к мигу, когда ему нужно будет бежать и встать в хвост процессии носителей, обливаясь потом, запах которого смешивался с ароматом духов Харини. Поначалу он никак не мог поверить, что это происходит на самом деле. Что Харини, наследница правителей Халморской империи, встречает его в подвале, откуда они прокрадываются в дворцовый сад наверху, ищут в земле грибы, перепачкавшись грязью, и смеются до упаду. Она рассказывала ему про дворец, про семью, про вылазки в глушь верхом на кабане или на лошади, подражала звуку птиц и цикад, которых слушала, пока люди ее отца гнали кроликов и оленей до самого края леса, за которым кончался мир и начинались неведомые Внешние земли.

Амир всегда задавался вопросом о движущих ею мотивах и старался не допускать пауз в разговоре, которые побудили бы девушку задавать вопросы о его жизни. Да ему и не о чем было рассказать, кроме как о брате, который через год должен стать носителем, и о беременной матери, которой вот-вот предстоит родить. Не говорить же про тех, кто расхаживает над Чашей Ралухи, топча их по головам, называя их вратокастой, – будто у обитателей Чаши существовал иной выбор, кроме как влачить жизнь в нищете.

Амир давно уже опустошил сундук своих фантазий, в те первые недели, когда взахлеб рассказывал Харини про другие королевства. Про Амарохи с его водопадами и белыми облаками, где великий мост из гвоздики переброшен через ущелье такое глубокое, что тошнота подкатывает к горлу, стоит посмотреть вниз. Про Талашшук с его мраморными залами и библиотеками, бесконечными базарами, благоухающими имбирем и мускатом. Про Джанак и его шумный порт, про пьяных купцов и таверны, изобилующие пивом, корицей и мясом. Про то, как топил боль от Врат в кружке вместе с Карим-бхаем и другими, как разучивал песни моряков, везущих рыбу на шаландах и пирогах. Харини тонула в его речах, и, хотя ее семья время от времени покупала Яд у Ювелира, ей самой никогда не разрешали пользоваться Вратами.

Если это действительно так, то зачем Харини обманом заполучила у Карнелианского каравана Яд? Хватило бы одной склянки. Не было нужды настраивать против себя Ювелира ради желания увидеть другие королевства.

Амир нутром чуял здесь некий подвох. Знал: тут кроется что-то большее. И это был еще один довод в пользу того, чтобы разыскать Харини.

Вечнозеленые джунгли вокруг килы волновались, деревья стонали, сгибаясь под ветром, по листьям барабанил дождь. Как правило, халдивиры уходили или оставляли у складов всего несколько человек, и Карим-бхаю не составляло труда отвлечь их и дать Амиру сбежать. Но в этот раз в оцепление выставили три дюжины солдат. Не было никакой возможности увести их со священной дороги пряностей. Придется ему попытать счастья на обратном пути. Выругавшись, Амир приладил мешок на спине и зашагал следом за Карим-бхаем и другими носителями.

Рутина всегда проста.

За исключением того… что сегодня было иначе.

Как только показался форт, сотни свечей и факелов, даже лучинки в окнах разом погасли. Вся крепость-королевство Халмора погрузилась в дождливую мглу.

Амир видел только смутные очертания идущего перед ним Карим-бхая, а дальше можно было различить только неясные тени и пятна. Один из идущих сзади носителей врезался в него, и Амир едва не упал.

Конь одного из халдивиров громко заржал и поднялся на дыбы. Кто-то из стражей призвал к тишине. Прочие халдивиры бросились заново разжигать факелы по тропе пряностей, гадая, что за колдовство погасило разом все огни в Халморе. У Амира появился шанс отбиться от колонны всадников, съехавших с тропы, и броситься к главной башне килы.

Носители собрались у входа на склады, перешептываясь о внезапном наступлении тьмы, – ничто не могло быть более зловещим знамением накануне башары. Карим-бхай наскоро помолился Устам и заставил Амира сделать то же самое. В шуме дождя утонули и эти робкие бормотания.

В молитвы Амир не верил. Вместо этого его взгляд устремлялся к дворцу. Он сосредоточил его на самой западной из башен, отделявшейся от главной, как изогнутый палец. Покои Харини. Одинокий огонек мерцал в верхнем окне в море тьмы, и сердце у Амира екнуло.

Карим-бхай зашел с мешком вперед, пытаясь завязать разговор с халдивирами. Спустя пару минут он вернулся с таким видом, будто повстречался в темноте с перичали¹⁶.

– В чем дело? – спросил Амир, утирая с глаз дождевые капли одной рукой, а другой придерживая тюк с размолотым в муку шафраном.

Карим-бхай тяжело вздохнул:

– Есть проблема.

– Это я вижу, – бросил Амир с досадой. Потом ожесточенно заморгал, пялясь в темноту, и добавил: – Вернее сказать, не вижу.

– Куркума… – Карим-бхай закусил губу. Вода капала с его косматой бороды, он сильно морщил лоб, силясь подобрать правильные выражения. – Куркуму не придерживают, пулла, – пробормотал он. – Ее украли.

У Амира открылся рот.

– Это невозможно. Как? Кто? Ювелир?

Его подозрения могли-таки оказаться верными. Ювелир решил поквитаться за Яд, забранный у него Харини.

Амир посмотрел на отряд халдивиров, нетерпеливо ожидающих дальнейших приказов.

– Им нечего сказать, – произнес Карим-бхай вполголоса. – Они растеряны не меньше нашего.

В этот миг взгляды всех носителей и халдивиров сосредоточились на высоком окне в опочивальне Харини, как будто ответы на их молитвы таились в этом хрупком, мерцающем язычке пламени.

В омытой дождем тишине текли мгновения. Амир скользил глазами от одной башни килы к другой и по их многочисленным окнам, казавшимся сейчас просверленными кем-то назло дырами.

Затем из окон что-то повалило. Поначалу это походило на пар, но затем дым обрел цвет. Кроваво-красный, потом шафрановый, желтый, фиолетовый, зеленый и белый – словно такое призрачное воплощение блюда тхали¹⁷. Испарения сгущались, становясь темнее ночи, а потом дождь поглощал их. В считаные секунды вся кила окуталась пеленой цветного тумана.

Нет. Амир сглотнул, уловив, как через дождь его носа коснулся намек на аромат корицы.

Это не краситель.

Пряности.

Если он чему и радовался в этот момент, так это тому, что все взгляды, включая Карим-бхая, были прикованы к дворцу.

Посему для Амира не было ничего проще, как скинуть мешок на землю, ускользнуть со священной тропы пряностей и протиснуться в щель между стенами. Память об аромате Харини влекла его к ее гибнущему дому.

Глава 3

Ошибаться свойственно человеку. Забыть добавить в обед специи – непростительное преступление, караемое заключением сроком от семи лет вплоть до смертной казни.

Торговля пряностями для непосвященных. Глава 6: «Грехи»

По мере того как Амир пробирался через узкие коридоры и пещеры, громада крепости давила на него сильнее, чем мешок с пряностями.

Перед его мысленным взором продолжал трепетать огонек в окне опочивальни Харини. Тишина, мрак, дождь на улице и клубы дыма от горящих специй – все предрекало долгую ночь.

Харини никогда не провожала его собственно во дворец. Вместо этого они всегда бродили по окрестностям, держась в тени стен, по густым садам, по склонам, а иногда забирались на холодные, сырые вершины, куда попадали через винтовые лестницы внутри заброшенной башни и откуда могли при свете луны любоваться с высоты окружающими Халмору бескрайними джунглями.

Сегодня он был один. Сегодня он был напуган.

Мимо поварят и слуг он пролетел порывом ветра, делая вид, что находится в крепости по делу. Но пусть уверенные манеры и походка придавали ему некую тень авторитета, зато наружность, мокрые волосы, порванная одежда и неподходящее время суток свидетельствовали против него. А самое главное – на шее буквально кричало, заявляя о себе, клеймо пряностей.

Амира охватил внезапный приступ тоски: ему хотелось, чтобы Карим-бхай был рядом.

«Успокойся!» – сказал он себе. Все, что требуется, – это найти Харини и слой за слоем снять кожуру этой странной ночи. Ему нужен был Яд, но еще он хотел увидеть Харини. Амиру было не по себе от грызущего подозрения.

Что до Яда, то, если даже Бинду соврала, у Харини вполне может найтись лишняя склянка. Она постоянно говорила о желании стащить у отца пузырек для себя. У всех королевских особ имелся личный запас, необходимый для случаев, когда нужно посетить другие королевства – например, во время афсал-дина.

Впервые за вечер в душе у Амира затеплилась надежда.

Всего один пузырек. Для аммы.

Ведь именно в этом все дело, правда? Он не может бросить амму, как сделал это отец много лет назад. Карим-бхай ошибается. Именно тут крылось отличие Амира от родителя – в факте, что он готов обойти все восемь королевств и добыть Яд, лишь бы не оставлять мать одну. В том, что на поиски новой жизни он уйдет не один, а вместе с Кабиром и аммой, а также с ее не родившимся пока ребенком.

В новой жизни не придется служить носителем, особенно это важно для Кабира.

Каждый шаг напоминал об этой необходимости. Кости ломило эхом боли – цены, уплаченной за проход через Врата. Кабир не должен разделить эту муку. И он сам, Амир, тоже больше не будет. Все эти годы, глядя, как растет в Чаше брат, Амир так и не осознал до конца, как быстро придет черед Кабира заступать на службу восьми королевствам. И вот теперь, когда остались считаные месяцы, по жилам его струилось чувство вины. Нужно было действовать быстрее. Следовало раздобыть флакон с Ядом еще давно, когда имелся такой шанс, и оставить Врата, торговлю и Уста далеко-далеко позади.

Амир презирал Уста, это божество пряностей. Ну почему Карим-бхай не хочет видеть этого в своем слепом поклонении? Почему не видят другие носители? Почему не хотят для себя лучшей жизни, чем влачить жалкое существование в Чаше, почему не хотят бежать на свободу, как поступил Илангован много лет назад? Или хотя бы последовать примеру аппы, который предпочел гибель во Внешних землях мучениям переходов?

Писания, писания, писания! Амир сыт ими по горло. Будь это в его власти, он бы спас всех чашников в Ралухе до единого. Но выходит так, что даже избавление собственной семьи требует сил выше человеческих. И никаких гарантий.

Эхо писаний раздавалось в голове у Амира шепотом ритуалов и сумеречных гимнов Устам. Звук сочился из стен килы, и Амиру почудилось на миг, что он вовсе не в Халморе, а посреди Врат – не на одной стороне и не на другой, но в той самой пропасти, где, по слухам, обретаются Уста.

Стены обиталища Уст украшены колоннами с увитыми жасмином основаниями, в альковы встроены маленькие усыпальницы, где горят лампы в стеклянных вазах.

Харини шутила иногда, что, если бы Амир перебрался в Халмору, в ее семью, у него полжизни проходило бы в ритуалах. Облаченный в шелковый вешти, со священным пеплом на лбу, он сидел бы рядом с ее отцом, пока тот исполняет бесконечные хомы, призывающие Уста благословить обмен, используя пары куркумы и розовой воды, а также речения, полные покорности и вечной преданности.

Пряностные мечтания, от начала до конца! Никогда бы ему не позволили войти в дом правителей Халморы. Ни ему, ни его семье. Как ни осыпай его золотом, ничто не сотрет клеймо предыдущего низкого рождения и не очистит текущую в венах кровь нынешнего воплощения. Писания Уст навсегда преградили для него этот путь.

Взамен оставалось лишь туманное будущее в Черных Бухтах с Илангованом, под сенью его власти. Власти разбойника, который сам был некогда носителем. Илангован обеспечит ему и его семье если не благополучие, то хотя бы безопасность. На его попечении живут сотни представителей вратокасты, сбежавших из своих королевств. Это не были какие-нибудь басни, рассказываемые у костра: плакаты и объявления, провозглашающие Илангована бандитом и пиратом во всех восьми королевствах, служили доказательством его существования. Он станет защитой Амиру.

Если Иланговану и его собратьям-разбойникам удалось разорвать свои узы, удастся и Амиру. С объятиями Харини не сравнится, но хватит и этого.

Но эта цель казалась очень далекой сейчас, когда тишина Халморы пожирала его. Что произошло? Куда делись шум и гам халморского дворца, слышные обычно за много миль даже в сумерках?

В какой-то момент молодой человек поверил, что заблудился. Эта дорога не может вести к башне Харини. Неужели чувство направления его подвело? Может, следует вернуться к началу пути?

Послышались шаги. Амир проворно юркнул в один из примыкающих коридоров, сетью растекающихся по киле. Дорогу преградила шелковая портьера. А почему бы и нет?

Его окутал аромат корицы и жимолости, ноги ступили на ковер. Фрески на стенах изображали традиционные халморские праздники. Амир взял несколько виноградин из корзины на боковом столике и провел пальцами над пламенем в лампах. Тепло впитывалось в кожу, успокаивая нервы.

Коридор привел его в комнату, где половина свечей уже погасла, но вторая половина заливала тусклым светом стол с раскатившимися виноградинами и недопитыми стаканами с вином. На другом конце он увидел окно, завешенное сеткой. Не ведет ли этот проход в башню Харини? Уверенности не было, но Амир все равно скользнул через порог.

Дверей нет, лестниц тоже. Вместо них поваленные плюшевые диваны с матрасами и подушками в чехлах. Вокруг них разбросаны пустые кубки из-под вина и блюда с фруктами.

Внимание Амира привлекли голоса за окном. Он оперся коленом на диван и заглянул через сетчатую занавеску.

Дарбар¹⁸ внизу был странным образом пуст. Двор был уставлен флагами, диванами и… ветками деревьев. Амир разинул рот. Никогда не доводилось ему видеть двор Халморы. Виноградные лозы и лианы – это одно, но тут целые сучья проникали через окна и стены как продолжение джунглей, и никто не препятствовал им. Большую часть пространства в центре занимали столы из березы. Фонари в форме грибов свисали с ветвей под сводом. Сотни светлячков порхали среди колонн, озаряя комнату гипнотическим мерцанием. При виде такой пустоты Амир недоуменно заморгал. От Харини он слышал рассказы про еженощные пирушки. Тишина завораживала, и молодой человек стоял, забыв на миг о намерении разыскать принцессу. Потом взгляд его упал на помост прямо внизу, со сделанным из дуба и янтаря троном, похожим на ядовитый гриб. Кто-то стоял рядом с троном, небрежно положив руку на подлокотник, как если бы располагался рядом с другом.

Харини…

Сердце Амира забилось неровно; он присел на то, в чем узнал теперь кресло с королевской обивкой, и вгляделся вниз. Харини собрала волосы в несколько черных пучков – она клялась, что никогда не использует этот стиль. По ее словам, от этого болели корни волос и выглядела она старше. Вдобавок на ней было материнское ожерелье из сурьмы – жуткого камня, из-за которого казалось, будто ей взрезали горло и брызнула кровь цвета пепла. Ожерелье она тоже ненавидела. На боку у нее висел тальвар¹⁹. Харини никогда не носила острые предметы. Амиру тревожно было видеть ее в окружении вещей, не свойственных ее привычкам. Он помедлил, стараясь залатать дыры в своих воспоминаниях и недоумевая, когда они успели превратиться в нечто неузнаваемое. Так же неузнаваема была и женщина, располагавшаяся напротив Харини. От нее исходила аура спокойствия, как если бы не существовало напряжения, охватившего остальную Халмору. Волосы у нее были распущены, волнистые черные пряди спускались до талии. Лицо было небольшое и овальное, как мускатный орех, выражавшее некое веселое любопытство, как если бы она наблюдала за пьесой или танцем.

Одеяния, подобного тому, которое было на этой женщине, Амир не видел ни в Халморе, ни в Ралухе. На деле он готов был поклясться, что никто в восьми королевствах не носил одежды столь кричаще-пестрой. На ней была ленга с сари, обернутым вокруг пояса как кушак, на голове желто-зеленая бандана, напомнившая Амиру бродячих певцов из порта в Джанаке.

– И что мне следует сказать им? – спросила Харини у незнакомки, рассеянно барабаня пальцами по палисандровому подлокотнику трона.

Амир не сомневался, что эта ее позиция, позиция превосходства, нова для Харини и что, занимая ее, принцесса испытывает такую же нервозность, как и Амир, наблюдающий за ней из тайной палаты над дарбаром.

Где раджа Вирулар?

– Будьте деликатны, – ответила неизвестная. В ее голосе слышалась гулкая тьма. – И велите людям не пропустить ни единого уголка. Файлан не любит проигрывать.

– Я видела, что его ранили. Скорее всего, тяжело. Мне жаль.

Незнакомка махнула рукой:

– Это причинит ему лишь легкое неудобство. Он обеспечит возвращение украденной куркумы.

Харини растерянно покачала головой:

– Вам следовало предупредить меня, что может случиться нечто подобное. Вы… Вы даже не представляете, на какой риск я пошла ради ваших амбиций. Мои родители заперты сейчас в моей опочивальне. Народ чувствует: что-то не так. Совет торговли пряностями уже принял решение расследовать любые отклонения в поставках, и ему не составит труда обнаружить их при первом взгляде на наши ведомости. И вы не знаете Орбалуна… Он даже через Врата чует подвох, сидя на своем троне в Ралухе.

У неизвестной женщины округлились глаза. Она поднялась по помосту к трону и схватила Харини за плечи.

– Харини! Харини! Успокойтесь, ладно? Ничто не потеряно, даже сейчас. Мы близки, так близки. Давайте просто придерживаться нашего плана.

Харини высвободилась как из объятий трона, так и из хватки женщины и стала расхаживать по помосту. Амир огорчился при виде озабоченности на ее лице.

– Хорошо, – промолвила она покорно спустя какое-то время. – Хорошо. Меня просто… пугает, что это все неправильно.

– Это естественно, – сказала незнакомка. – Работая, мы имеем дело с узким окном, и нам нельзя терять сосредоточенность. Я обещала помочь вам и сдержу слово. Для начала скажите, какие есть последние известия об Иланговане?

Амир окаменел на месте в наблюдательном пункте королевы.

Харини посмотрела собеседнице в глаза:

– Нам известен его распорядок. Теперь дело только за тем, чтобы проникнуть туда.

– Прекрасно, прекрасно. Помните: это должно случиться во время праздника афсал-дина. Именно тогда я ожидаю выпуска.

Амир поскреб затылок. Выпуска чего? И что должно произойти во время праздника афсал-дина? И почему Харини сказала, что родители заперты у нее в опочивальне?

О Врата, неужели Харини наконец взбунтовалась против родителей и торговли пряностями? Амир против воли улыбнулся.

Принцесса испустила тяжелый вздох.

– Да. Просто… не надо давить, ладно? Чем сильнее меня подталкивают, тем больше шанс совершить ошибку. Просто позвольте мне… дышать. Я должна действовать на трезвую голову. Вы понимаете, что это все внове для меня.

– И для меня, – сказала женщина. Она теперь стояла лицом к Харини и спиной к Амиру, и он мог только предположить, что она улыбается. – Но мы превосходно все спланировали, и, пока мы все исполняем в точности как задумано, а так и будет, никому не придется умирать.

– За исключением того, что кто-то может умереть сегодня, – прошипела Харини.

От холода в ее голосе у Амира мурашки пошли по спине: как может она так спокойно говорить о смерти? Улыбка на его губах померкла. С таким безразличием можно вести речь о недоеденной кожице с куриной ножки после обеда.

– Файлан силен, – продолжила незнакомка. – Он выживет. А если нет, мы прославим его за подвиг, когда наступит подходящее время. Но пока оно не пришло, Харини. Сосредоточьтесь, – снова призвала она. – Вы не должны идти на поводу у народа или внешних сил. Да, будут бунты. Да, другие государства будут выражать недовольство. Но с течением времени ни у кого не останется иного выбора, как приспособиться. А вы уже будете возглавлять гонку. Сейчас империя куркумы страдает, но впредь вы никогда не увидите этих страданий.

У Амира голова пошла кругом. Мятежи в Халморе? Гонка ради того, чтобы приспособиться? Он мечтал о побеге из упорядоченного мира, в котором оказался заточен, но сейчас вынужден был признать, что эти две женщины намного опередили его.

После показавшейся вечной паузы Харини кивнула, но вопреки выраженному согласию Амир угадывал тень неохоты на ее лице. Тем не менее она устремилась к незнакомке, обняла ее, а из глаз у нее полились слезы. Амир никак не мог взять в толк, что происходит. Смятение, смущение и даже странное любопытство боролись в нем, на шее лихорадочно пульсировала жилка. Некий заговор, в который вовлечены Харини и эта женщина, касается не только кражи пряностей и противодействия торговле ими, но также Илангована. Врата, ему нужно разобраться!

– Люди будут спрашивать про исчезнувшую куркуму, – промолвила Харини. – Жрецы затребуют ее для храма Уст.

Женщина рассмеялась в ответ:

– Бросьте, раджкумари. Вы хотите мне сказать, что ученые мужи вашего королевства, проповедовавшие покаяние и воздержание, ни с того ни с сего станут искать, куда делись богатства?

– А простой народ?

– Это будет проверка, – отрезала незнакомка и вскинула голову, почти горделиво.

Затем, не говоря ни слова, она ушла, и ее шаги эхом звучали по дарбару. Выждав несколько минут и убедившись, что Харини сидит на троне в полном одиночестве, Амир собрался с духом, чтобы подойти к ней. Он воспользовался своим маршрутом, минуя коридоры, которые должны были, по его разумению, вести в дарбар. Выбранная им дверь открылась позади помоста, и он увидел пространство зала. Харини сидела, сгорбившись на троне, и закрывала ладонями лицо.

– Харини! – окликнул он, обходя громаду украшенного опалами престола.

– Амир! – Харини вскочила, глаза у нее округлились. – Ты до смерти меня напугал. Клянусь Вратами! Какими судьбами ты здесь?

От ее близости у Амира перехватило дыхание. Вот уже три месяца, как они не встречались. Он боялся забыть черты ее лица. Как будто это возможно.

– По делам доставки, зачем еще? – пролепетал он. – Ну и конечно… хотел увидеться с тобой.

Харини дернулась, как если бы хотела подбежать и обнять его, но в последний момент остановилась. Медленно покачала головой, бросив косой взгляд на большие железные двери в противоположном конце тронного зала.

– Амир, тебе нельзя здесь быть. Халдивиры могут вернуться в любой миг.

Разумеется, человеку из вратокасты в дарбаре находиться не дозволяется.

– Тогда давай выйдем. В сад.

– Я… – Харини закусила губу. – Я не могу, Амир. Не сейчас… У меня важные дела.

Амир тяжело вздохнул:

– Я тебя три месяца не видел. Хасмин… Он пообещал, что мое имя никогда не попадет больше в реестр на Халмору. Я хотел сообщить тебе, но, поскольку мы с Карим-бхаем толком ни читать, ни писать не умеем, мне понадобилось время, чтобы найти грамотного человека. Но когда три дня назад Карим-бхай понес тебе мое письмо, он не смог тебя найти. Вот почему сегодня я… кое-как… Харини, с тобой все хорошо?

В этот миг плечи его свело от боли, а по лицу пробежала гримаса.

– Конечно, все хорошо, – ответила она, не поведя бровью. – Я скучала по тебе, Амир.

Ее пальцы скользнули по его щеке. Сам того не сознавая, Амир подался вперед, нуждаясь в этой ласке. Когда девушка отдернула руку, молодой человек вздрогнул, как если бы его ударили.

– Просто тут… есть дела, которыми нужно заняться. Родители, они… Ты ведь знаешь, какова ситуация с куркумой в эти дни. Совет торговли пряностями игнорирует наши обращения.

– Это я слышал, – соврал Амир.

До него доходили слухи, что все как раз наоборот, и это делало ее нечестность еще более подозрительной. Амир обвел взглядом дарбар. Слияние камня, леса и золота не переставало изумлять его. Потом глаза его остановились на пучке волос на ее голове, на ожерелье из сурьмы.

– Выходит, ты теперь во главе торговли? Мне казалось, тебе ненавистны все эти заботы блюстителей престолов.

О Врата, тебе обязательно нужно так наседать на нее?

Харини рассмеялась, и в этот миг Амир забыл про замешательство и растворился в ее смехе, в непринужденности ее голоса. Он перенес его в прошлое, в те ночи, когда их заботило только как бы не попасться на глаза какому-нибудь халдивиру.

Харини взяла его за руки – этот поступок значил для него больше, чем все случившееся за последние несколько дней.

– Вот что заботит тебя, Амир? Моим родителям нездоровится, жрецы призвали провести собрание. Меня не стали бы слушать в привычном моем обличье. Понимаю, это нечестно по отношению к тебе, но послушай, ты в самом деле должен уйти. Если халдивиры найдут тебя здесь…

– Но они ведь не найдут, правда? – прервал ее Амир, медленно отведя руки и сделав шаг назад. – Им некогда, они ищут пропавшую куркуму.

В такой тишине дыхание Амира было громким, как треск фейерверка. Резкий ветер задувал в окна, шелестели широкие, как древесный ствол, листья. В этой свистящей ночи казалось, будто из Харини выпустили воздух.

– Откуда ты узнал… Амир, ты что – подслушивал?

– Непреднамеренно. Честно говоря, я пришел сюда повидаться с тобой и немного заблудился. Я хотел…

– Что ты услышал? – Голос ее потерял всякую выразительность.

– Ничего, что мог бы толком понять. Харини, прошу тебя, скажи, что тут происходит. Неужто ты в самом деле обманом заполучила у Карнелианского каравана бочонок Яда? Если он у тебя, ты могла бы и навестить меня в Ралу…

– Что?! – рявкнула Харини, и Амир сглотнул. – Кто заронил эту мысль в твою голову? Ты где про это услышал?

Амир сделал еще шаг назад и виновато развел руками:

– Прости. Я не хотел сплетничать или обвинять. Честно. Ты должна извинить меня, но…

Он замялся. Харини давно знает, что Амир мечтает покончить с работой носителя и сбежать куда-нибудь далеко-далеко, где воспоминания о Чаше Ралухи покажутся страшным сном. Он частенько намекал про свой план прибиться к Иланговану и про то, каким отчаянным становится это желание по мере того, как Кабир приближается к возрасту вступления в службу. Прежде он боялся навлечь ее гнев своим стремлением присоединиться к жестокому разбойнику, стоящему во главе шайки пиратов и наемников. Теперь это было уже не важно. Возможности выбора таяли вместе со временем, и Амир уже не мог позволить себе роскошь лгать.

Вообще-то, уже несколько дней он подумывал спросить, не пойдет ли она с ним.

– Так что? – настаивала принцесса.

Амир сглотнул накопившуюся слюну. Время пришло.

– Я был в Ванаси, старался раздобыть склянку с Ядом, но тут… но узнал, что Ювелир свернул поставки. И молва… молва на базаре утверждает, что ты обманом забрала у него бочонок.

– Чушь какая-то, – огрызнулась Харини. – Я понятия не имею, где искать этот караван. Кстати, с какой стати тебе понадобился Яд?

– А ты как думаешь?

Она посмотрела на него, и взгляд потеплел, самую чуточку.

– Чтобы увезти мать из Ралухи?

– Да, – прошептал Амир, обрадованный, что она помнит. – Я всегда твердил тебе о своем намерении, но ничего не предпринимал.

– Тогда почему решился сейчас? Сложно было выбрать менее подходящее время.

– Так именно поэтому – из-за времени. Хасмин пригрозил поставить Кабира на тропу через месяц. А услышав, что у тебя есть Яд, я направился прямиком сюда.

– Так ты пришел ради Яда, не ради меня, так ведь? – Харини сдвинула брови. – Полагаясь на слух, подхваченный на базаре в Ванаси?

«Вот ты и влип, верно?»

– Нет, я не это имел в виду, – промямлил Амир. – Я пришел встретиться с тобой… Разумеется, я хотел тебя увидеть! Но еще мне нужен Яд, Харини, – тут я не буду тебе врать. И при всем, что тут сейчас происходит, мне хотелось бы кое в чем разобраться. Ювелир пропал, ходит молва о краже куркумы, а ты здесь в облачении блюстительницы трона. Что на самом деле творится?

– Я уже сказала – ничего. Это просто дела торговли пряностями.

Однако Харини отводила глаза. Она принялась расхаживать по помосту, сцепив руки за спиной. Врата, ну почему она выглядит такой суровой? И почему ему обязательно нужно лезть в эти вопросы?

– Тогда кто эта женщина? Непохоже, что она из какой-нибудь гильдии или из Совета торговли пряностями.

Амир не собирался устраивать допрос Харини. Но еще он отчаянно надеялся, что она не такая, как прочие высокожители. Должен же найтись хоть кто-то – иной? Его вера чего-нибудь да стоит, и вот пришло время подвергнуть ее испытанию. То будет испытание их дружбы. Или любви.

Харини молчала какое-то время, только смотрела на него, на его искаженное смущением лицо, как будто это он ее предал.