Kitabı oxu: «Последний герой. Том 3»
Глава 1
– Он стал блогером, прости Господи… – голос отца Дионисия дрогнул и оборвался.
Священник отвернулся, глубоко и тяжело вздохнул, словно невидимый груз мешал ему дышать. С минуту молчал, собирая силы, потом выдавил тихо, глядя куда-то мимо меня:
– Славы ему захотелось лёгкой, денег… Пришёл ко мне однажды, всё просил, упрашивал отдать ему эту кассету. Хотел её опубликовать, чужие грехи наружу вытащить, скандал, сенсацию устроить. Я, конечно, ему категорически запретил. А он… он начал в своих роликах намекать, что у него есть компромат… Вот и поплатился, бедный мальчик.
Он снова замолчал и тяжело посмотрел на меня – взгляд был усталый и потухший.
– Как он узнал про кассету? – негромко спросил я.
– Нашёл… давно ещё. Тогда он другим был совсем, нормальным подростком… Обычным, любопытным мальчишкой.
Отец Дионисий говорил всё тише, будто каждое слово давалось ему с болью.
Я замолчал, сглотнул, почувствовав, как сердце застучало тревожно в груди. Я нашел кассету! Нашел…
Но разговор этот нужно было закончить. И я осторожно, будто опасаясь услышать ненужный ответ, спросил:
– Когда вы сами в последний раз смотрели эту кассету? Вы уверены, что это именно та запись?
Священник резко поднял голову, глаза его сверкнули каким-то нервным, болезненным огнём.
– Уверен. Но давно это было. Лет десять… может, больше. Тогда я видел её в последний раз. После не трогал. Не мог заставить себя. Там ведь такое, убийство Лютого… Егоров снял. Не знаю, зачем и почему. Я хранил ее много лет. Боялся. Особенно после смерти этого Егорова.
Мне жутко хотелось увидеть запись немедленно, прямо здесь, не откладывая. Но для этого нужен был хотя бы старый видак.
– Видеомагнитофон у вас есть, отец? – спросил я напряжённо, сам понимая нелепость вопроса.
Он невесело усмехнулся, окинул взглядом голые стены кельи и развёл руками:
– Какой тут магнитофон, сын мой? Тут и телевизора никогда не было. Давно уже отошёл я от всего мирского, да и зачем оно мне здесь?
Я внимательно посмотрел на него, коротко кивнул и поднялся. Завернул кассету снова в бумагу, почувствовал, какая она – будто тяжёлая и твердая, словно не плёнку я держал в руках, а приговор, целую эпоху… Слишком многое зависело теперь от этой старой записи из девяностых. Слишком много судеб могло перевернуться из-за неё.
– Спасибо вам говорить не буду, отец Дионисий. Прощайте и берегите себя.
Священник ничего не ответил. Он остался сидеть, ссутулившись, на краю кровати, устремив потухший, безжизненный взгляд куда-то перед собой, словно смотрел сквозь стены, пытаясь увидеть ответ на вопрос, который мучил его много лет.
⁂
Мы сели с Коброй в машину. Я достал из обертки кассету и снова осторожно взял её в руки, будто боялся повредить. Старая, потёртая, с пожелтевшей наклейкой вместо названия, на которой едва различимо проступала дата: «1 июня 1997 года». От этой даты ёкнуло в груди.
– Макс, что думаешь? – негромко спросила Кобра, не отводя взгляда от моих рук. – Это точно она?
– Да… Похоже на то, – кивнул я.
А про себя подумал, что если это то, о чём я думаю, то здесь вся моя жизнь и… смерть. Всё, ради чего я…
– Надо срочно найти видак, – наконец, выдохнул я. – И проверить, то есть – увидеть, что там записано. Прямо сейчас, прямо сегодня.
Кобра замерла рядом. Она взглянула сначала на меня, потом на кассету и произнесла:
– Это ведь не просто компромат, Макс. Это смерть Валета. С этим мы его раздавим.
– Пусть горит в аду, – зло улыбнулся я.
Кобра кивнула, напряжённо сжав губы. Она будто только сейчас до конца поняла весь вес того, что мы держали в руках, и уже гораздо серьёзнее сказала:
– Тогда действуем быстро. По объявлениям найдём старый магнитофон. Плевать – как, хоть купим, хоть украдём, но нам надо увидеть, что там на этой кассете.
– Решим сейчас, – процедил я, заводя «Ниву».
Через минуту мы уже мчались обратно к городу. Я вдавил педаль газа в пол, чувствуя, как с каждым метром нарастает нетерпение и злость. Дорога мелькала за окном, а внутри гремела одна мысль: наконец-то у меня в руках тот самый нож, которым можно перерезать нитку, связывающую меня с прошлым. Смерть Кощея. Тонкая игла жизни Валета. Теперь он у меня на крючке. Теперь – хана ему.
⁂
Мы решили не терять времени на поиски видика. В камере хранения вещдоков уже лет пятнадцать пылился старый японский видеомагнитофон Funai, изъятый когда-то при очередном обыске. Там же стоял тяжёлый, громоздкий телевизор с выпуклым экраном – бандура, покрытая толстым слоем серой пыли и засохшими каплями краски. Обычный древний телек, который уже давно никто не включал и не собирался использовать. Старая аппаратура осталась по давно забытым делам. Такое бывает…
Вытащив технику из хранилища, я быстро и почти на автомате подключил видеомагнитофон к телевизору в кабинете Кобры. Руки помнили. Старые провода ещё работали, штекеры вошли в гнёзда с характерным щелчком. Телевизор недовольно потрещал и ожил, экран загудел, постепенно заливаясь сероватым светом.
Кассета чуть дрогнула у меня в руке. Я аккуратно вставил её в приёмник видеомагнитофона и слегка подтолкнул пальцами. «Funai» тихо зажужжал механизмом и нехотя втянул кассету внутрь, с мягким щелчком зафиксировав её внутри. Казалось, магнитофон удивился, что его потревожили после стольких лет тишины. Кобра с удивлением смотрела за моими манипуляциями, как я умело управляюсь со старой техникой, но промолчала.
Мы замерли перед экраном. Телевизор сначала засветился серо-белой рябью, затрещал и зашипел помехами. Я нажал кнопку «Play». Видеомагнитофон чуть громче зашумел, внутри заворочался механизм, и плёнка с характерным шорохом начала прокручиваться. От напряжения сердце заколотилось в груди – казалось, оно сейчас выпрыгнет наружу.
Чертов телевизор сперва зашипел, потом пыльный экран дёрнулся полосами, замелькал чёрно-белой рябью. Мы с Коброй молча стояли, смотрели почти не мигая, ожидая хоть чего-то, любого намёка на картинку, на звук – на спасение.
Но экран никак не оживал. Сначала мелькнули несколько размытых силуэтов, тут же распавшихся на полосы и помехи. По экрану снова забегали горизонтальные линии, мерцание стало чаще, хаотичнее. Изображение пропадало, дрожало, появлялось и снова уходило в белёсую рябь. Ни лиц, ни голосов – только бессмысленные обрывки кадров и тишина, прерываемая глухим шипением.
– Твою мать! – в ярости я ударил кулаком по столу, так что старый телевизор, хоть и огромный и тяжелый, жалобно закачался.
Кобра молча села на стул рядом, прикусила губу и смотрела на экран потерянно.
Я выругался ещё раз и начал перематывать кассету туда-сюда, с силой тыкая кнопки на панели. Экран снова наполнился мельтешащими полосами, прыгающими, будто затертыми кадрами без смысла и содержания. Плёнка шуршала, свистела, ускорялась, замедлялась, но всё было тщетно.
– Макс… Ты что, вообще умеешь этой штукой пользоваться? – вдруг осторожно спросила Оксана, словно пытаясь хоть как-то разбавить наше общее разочарование.
– На ютубе подсмотрел как-то, – буркнул я и снова вдавил кнопку перемотки.
Но легче от этого никому не стало. Мы оба понимали, что сейчас смотрим в пустоту, в бессмысленное мелькание, что наша надежда на «Кащееву смерть» только что рассыпалась. Улетучилась.
⁂
Мы смотрели на экран. Кассету перемотали до конца и обратно, но там была одни полосы и помехи. Ничего не осталось. Сдохла. Просто кусок старой пластмассы и бесполезной плёнки.
– Может, как-то восстановить можно? – спросил я, хотя и сам понимал, что чудес не бывает.
Кобра печально покачала головой на мерцающий экран:
– Нет, Макс. Если её вовремя не оцифровали, теперь уже ничего не сделаешь. Магнитный слой давно размагнитился и разрушился, так что шансов восстановить запись просто нет. Это не цифровая флешка и не диск, где данные можно восстановить.
Я зло стиснул зубы… Потом вдруг встрепенулся, меня осенило:
– Пусть так! Но это же не единственная копия! Оригинал-то есть у заказчика. Кто-то же послал Егорова тогда на съёмку. Найдём его – и найдём оцифрованную версию. Наверняка он сохранил, не просто так же все затеял.
Кобра помолчала тяжело и задумчиво, потом внезапно произнесла:
– А вдруг… вдруг это сам Вальков и был? Может, он и отправил Егорова снимать?
Я уставился на неё с удивлением:
– Да ну… Зачем ему-то?
– Ну… не знаю, – замялась она, понимая, что всё это звучит на первый взгляд нелепо. – Егоров говорил, что заказчик очень крупный был, весомый. Может, Вальков снимал себе что-то вроде охотничьего трофея? Знаешь, как рога или клыки забирают. Видео, чтобы помнить – кого завалил, как доказательство силы.
Она выдавала эти пояснения упрямо, с настойчивостью, но я только помотал головой.
– Дикость какая-то, Оксана… Хотя, знаешь, после всего, что я видел, уже ничему не удивлюсь. Но верится слабо. Кто-то ведь сдал меня… – я тут же поправился, – в смысле, кто-то сдал Лютого. Крыса была в отделе, не мог он просто так попасться Валету на стрелке. Кто-то слил его, причём из своих.
Она пристально посмотрела на меня, чуть нахмурилась, но ничего не сказала.
– Ладно, – продолжил я мрачно, – сейчас важнее другое. Валет. Засадить его по закону у нас уже не выходит. Значит, придётся действовать по-другому. Его просто нужно убрать.
Оксана резко вскинула голову, внимательно посмотрела на меня:
– Ты хочешь его убить? Но это же… противозаконно, Макс.
– Ну да, противозаконно, – спокойно подтвердил я, чувствуя тяжесть своих слов для Оксаны. – А у нас выбор есть? Ты со мной или нет?
Она секунду помолчала, потом решительно и твёрдо произнесла, словно не сомневалась ни секунды:
– Ты ещё спрашиваешь? Конечно, с тобой. Эта гадина убила Лютого… И моего… моего отца.
⁂
Вальков сидел за столом в своём кабинете, чуть сгорбившись, чернее тучи. Несколько минут назад звонил Киреев, тот самый хирург, кто вытаскивал Савченко с того света, и голосом раболепного робота доложил: пациент, мол, пришёл в сознание, но никого не узнаёт.
Новость была отвратительной. Валет никогда не был сентиментален. Навещать Дирижёра в больнице он не собирался и раньше – а уж теперь и подавно. Он не испытывал к нему ни дружеской привязанности, ни особой теплоты, но дорожил им как незаменимым человеком. Такой профессионал, такой зверь – и вдруг всё коту под хвост. Без Дирижёра он лишался серьёзной защиты и опоры.
И это злило его, раздражало и выводило из себя.
В дверь осторожно постучали. На пороге появилась миловидная секретарша Жанна, но тут же неуверенно замерла, хлопая нарощенными ресницами:
– Герман Сильвестрович, тут к вам пришли, но они… не назвались. Хотя охрана их почему-то пропустила…
Вальков усмехнулся, удовлетворённо потирая ладони, глаза его оживились:
– Пускай, Жанночка. Это ко мне, я их жду.
Жанна растерянно заморгала, не двигаясь с места. Такое происходило впервые: кто-то пришёл к шефу, прошёл мимо охраны, не назвался и спокойно требует встречи.
– Ну, что стоишь, курица? – рявкнул Вальков, раздражённо хлопнув рукой по столу. – Пускай их быстро! Это я велел их пропустить!
Секретарша поджала пухлые губы, обиженно мотнула головой и выскочила из кабинета, громко цокая каблучками по паркету.
Через секунду дверь распахнулась шире, и в кабинет вошли двое.
Совершенно разные, словно специально подобранные друг к другу на контрасте.
Первый, Тарас – крепкий, плотно сбитый мужик лет сорока, двигался легко, пружинисто. Лицо обычное, серое, затеряется в любой толпе. Только глаза выделялись – цепкие, внимательные, с постоянной лёгкой насмешкой, будто он всегда знает чуть больше остальных. Одет просто, но с явным вкусом к милитари: серая тактическая куртка с кучей карманов, тёмно-оливковые брюки армейского покроя, ботинки на усиленной рифлёной подошве. Цвета приглушённые, детали продуманы, ничего лишнего. Волосы коротко подстрижены, лицо гладко выбрито. Держался уверенно, спокойно, будто всё происходящее – рутина, слегка его развлекающая. Было понятно, кто в паре главный.
Второй, Виктор, напротив, напоминал хищную птицу – высокий, тощий, с угловатой фигурой и сутулыми плечами. Узкое, вытянутое лицо, тонкие плотно сжатые губы. Волосы тёмные, цвета отработанного машинного масла, с заметной проседью на висках. Глаза холодные, пустые, будто эмоции там давно умерли. Одет подчёркнуто строго – чёрная рубашка, чёрные брюки, идеально начищенные чёрные же туфли. Будто только что из похоронного бюро. Виктор не произносил ни слова, лишь слегка кивнул Валькову, будто сделал большое одолжение. Молчаливый, мрачный, отстранённый – этакий человек-функция, без лишних эмоций и разговоров.
– Ну наконец-то! – раздражённо выдохнул Валет, поднимаясь из-за стола и явно сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. – Сколько вас можно ждать?
Тарас спокойно улыбнулся, слегка наклонил голову:
– Герман Сильвестрович, здравствуйте. Всё в порядке. Мы здесь ровно тогда, когда нужно.
Виктор по-прежнему молчал, лишь слегка прищурившись, смотрел прямо на Валькова, будто оценивая его реакцию.
– Всё в порядке, говоришь? – Валет зло прищурился и упёрся ладонями в столешницу. – Я плачу вам такие деньги, а вы меня ещё ждать заставляете?
Тарас пожал плечами, легко и будто без эмоций, не отводя спокойного взгляда от хозяина кабинета:
– Вы платите нам не за явку по свистку, Герман Сильвестрович, а за результат. Пока всё идёт так, как договаривались.
Вальков сдержанно фыркнул, не зная, как отреагировать на такую самоуверенность:
– Ты бы меня ещё поучил, как дела делать. Да я в девяностых…
– Вы – не моя забота, – так же ровно и спокойно оборвал Тарас. – Но если мы вас не устраиваем, советую поискать других исполнителей.
Наступила тишина. Вальков помолчал, медленно сел обратно в кресло и уже более спокойно произнёс:
– Ладно, ладно… Не с того я начал. Присядьте, обсудим нормально. У меня нервы на пределе, извините.
Тарас легко улыбнулся, словно ничего и не произошло. Виктор остался неподвижно стоять за его плечом, так и не проронив ни слова, лишь глаза его чуть сузились – этакая бесшумная тень, готовая исчезнуть или появиться в любой момент. Дракула, не иначе.
– Ну, если вы готовы к диалогу, – Тарас сел в кресло напротив Валькова.
– Безусловно… В последнее время нервишки шалят, – признался Вальков, медленно опускаясь обратно в кресло. Голос у него звучал подчёркнуто ровно, но взгляд бегал, выдавая напряжение. – Дело деликатное, господа, сами понимаете. Крайне деликатное… Вот и сорвался немного.
– Понимаем, Герман Сильвестрович, – кивнул Тарас, едва заметно улыбнувшись. – Как раз по таким щекотливым вопросам нас обычно и привлекают.
– Может, коньячку? Или виски, если хотите?
Тарас слегка качнул головой, на мгновение криво улыбнувшись краем рта:
– На работе не пьём, Герман Сильвестрович. Мы отвечаем за качество. Репутация.
Валет глянул на второго – Виктора, который молча застыл чуть позади напарника – долговязый и мрачный, будто тень от торшера в углу. Ни разу не повел взглядом, не шевельнулся.
– А ваш товарищ… всегда так молчит? – осторожно спросил Валет.
– Да, всегда, – кивнул Тарас. – Он не по разговорам, он больше по делу.
– Ну, тогда ближе к делу, – Валет нетерпеливо поправил воротник рубашки, стараясь вернуть себе былое самообладание. – Времени и вправду немного.
Тарас чуть наклонился вперёд, внимательно глядя на Валькова, словно хотел прочитать его, словно книгу. Говорил тихо, почти доверительно:
– Герман Сильвестрович, вопрос сразу такой… Почему вы не решили проблему на месте? В вашем городе хватает людей, которые решают такие вопросы, да и, насколько я знаю, с вами уже работает высококлассный спец. Руководитель вашей службы безопасности. Он человек крайне эффективный, серьёзный.
Валет на секунду помрачнел, отвёл взгляд в сторону, старательно изображая равнодушие:
– Савченко… да, он хороший специалист. Только сейчас он не в строю… приболел слегка.
Тарас едва заметно поднял бровь:
– Что-то серьёзное?
Вальков сделал паузу, стараясь выглядеть естественно, но глаза уже успели выдать его внутреннее напряжение:
– Нет, ничего такого, ерунда. Грипп какой-то тяжёлый. Температура, лежит пластом, ага… не до работы сейчас ему. А дело не терпит, понимаете? Потому и пришлось вас, кхм, заказать.
На последнем слове он поперхнулся, будто машина забуксовала. Тарас молча смотрел на него несколько долгих секунд, будто сомневался, стоит ли верить. Виктор продолжал стоять неподвижно.
Наступила тишина. Валет нетерпеливо ёрзнул в кресле, чувствуя, как начинает злиться на себя за ненужную откровенность. Тарас же продолжал смотреть спокойно, выжидающе и цепко – словно проверял его на прочность, заставляя нервничать всё больше.
– Ещё раз повторю, Герман Сильвестрович, – спокойно и жёстко проговорил Тарас, не отводя взгляда, – мы с вами партнёры. Нас нельзя просто заказать, как пиццу в офис. Работаем только по взаимовыгодной договорённости.
– Конечно, конечно… – Валет поспешно поднял ладони, демонстрируя согласие. – Ха! Заказать! Как шалав в сауну… Прошу прощения, я несколько неправильно выразился.
Он вскочил и шагнул к массивному шкафу у стены. Оттуда извлёк тёмную папку и аккуратно положил на приставной стол перед гостем.
– Просто, поймите, никогда не прибегал к подобным услугам. Всегда разбирался сам, своими людьми, своей командой. А тут… случай особый.
Тарас едва заметно улыбнулся, открывая папку. Виктор молча приблизился, склонился над столом, всматриваясь в бумаги. Среди листов лежала фотография. Тарас нахмурился, внимательно её разглядел и медленно поднял на Валета тяжёлый, удивлённый взгляд:
– Вы это серьёзно, Герман Сильвестрович? Это и есть наш объект?
Валет даже слегка растерялся от такой реакции:
– Ну… да. А что не так?
Тарас коротко усмехнулся и снова ткнул пальцем в снимок:
– Вы пригласили нас… специалистов нашего уровня… ради вот этого персонажа?
Вальков напрягся, потёр шею, чувствуя себя неловко:
– Что-то не так? Это ведь ваша работа. Проблемы какие-то? Я же вам плачу…
– Нет, проблем нет. Просто удивлён слегка, – голос Тараса стал чуть мягче, но взгляд оставался острым. – Мы сделаем всё как договорились, не сомневайтесь.
Валет чуть расслабился, кивнул с облегчением:
– Отлично. Предоплату я уже перевёл, ровно половину, как и договаривались.
– Видел, поступили деньги, приятно сотрудничать с деловым человеком, – кивнул Тарас и снова внимательно посмотрел на фото, потом на Валета. – И всё-таки, Герман Сильвестрович… Никак не могу понять, почему вы готовы платить такие серьёзные средства за столь, мягко говоря, несложное дело?
– Поверьте, Тарас, – ответил Валет, помолчав секунду и глядя прямо в глаза киллеру, – иногда самое плёвое дело и становится тем самым камнем, который может потянуть на дно. Мне нужна гарантия, а гарантия стоит дорого. Сами понимаете. Я привык платить за качество.
– Тогда вы точно по адресу, – усмехнулся Тарас. – Жаль даже, что вопрос решится быстро. Не успеем, так сказать, развить наши дружеские отношения.
Виктор всё это время стоял абсолютно неподвижно, ни словом, ни жестом не выдав своего отношения к происходящему. Только глаза его продолжали холодно и равнодушно изучать фотографию – лицо того, кто должен был вскоре умереть.
– Не зарекайтесь, Тарас. Этот мальчишка, – Вальков с явным раздражением ткнул пальцем в фотографию Ярового в лейтенантских погонах, – гораздо опаснее, чем кажется. Подобраться к нему не так просто, поверьте на слово.
Тарас снова внимательно присмотрелся к снимку, чуть прищурился, изучая молодое лицо на снимке, порылся в бумажках из папки и коротко усмехнулся:
– Здесь написано, он всего-то штабной аналитик в районном ОВД. Это соответствует действительности?
– Да, официально он числится именно там, – подтвердил Валет. – Бумажный червь, вроде бы. Но не стоит делать поспешных выводов.
Тарас легко пожал плечами и недоуменно взглянул на Валькова:
– Если он просто штабной аналитик, вообще не вижу проблем, – спокойно сказал Тарас. – Такие люди редко создают сложности. Обычно решается в течение пары дней. Тем более если вы позвали именно нас, Герман Сильвестрович.
– Ваши слова – да богу в уши, – вздохнул Валет, явно не разделяя его уверенности. – Всё-таки давайте конкретно – какие гарантии можете дать?
Тарас чуть улыбнулся, снисходительно и уверенно:
– Гарантия стопроцентная, за качество отвечаем головой.
– Головой-то – оно понятно, – вдруг перебил его Валет, слегка раздражённо. – А если что-то пойдёт не так? Если, допустим, вы не выполните задачу, кто вернёт мне мои деньги? Вас к тому моменту, я так понимаю, уже не будет в живых.
Тарас не спеша поднял глаза, его улыбка стала шире, появилась еле заметная насмешка:
– Такой вариант полностью исключён, Герман Сильвестрович. Если только ваш лейтенантик не терминатор из будущего. Ну или из прошлого, хотя из прошлого они, вроде, не прилетают.
Валет едва заметно усмехнулся, явно расслабившись от его уверенности, и поднялся из-за стола:
– Ну что ж, прекрасно, господа! Тогда приступайте.
Тарас кивнул, встал следом и подошел к Валькову. Виктор без слов повторил движение, словно был его тенью. Оба молча кивнули Валету и направились к выходу.
Виктор шагал так тихо, будто и вовсе не касался пола – не человек, а просто серая тень, следующая за напарником. Когда за ними закрылась дверь, Валет ощутил странное облегчение, будто воздух в кабинете сразу стал прозрачнее и чище.
Но тревога осталась – глухая, ноющая, засевшая глубоко в груди и неприятно давящая на нервы. Валет знал это чувство. Он давно привык к страху, к риску, он с ними свыкся, еще с девяностых.
А тут было что-то другое, более тонкое и острое одновременно – старое, смутно знакомое, из тех самых лихих времён, когда каждый день мог стать последним. Будто прошлое, которое он считал давно похороненным, внезапно ожило, напомнив о забытых долгах.
И пришло за ним, чтобы забрать своё.
