Kitabı oxu: «Агент русской разведки», səhifə 3

Абдул Гафур обладал железной волей; хотя и был самоучкой, но, благодаря общению с мудрецами из Индии, постиг бездны премудрости. Он вникнул в тайны арабской и персидской наук – алхимии и астрономии, умел делать заговоренные талисманы и амулеты, которые несли либо жизнь, либо смерть – в зависимости от того, кому предназначались. Вера в магическое влияние этих фетишей распространялась на миллионы приверженцев, которые скорее боялись их, чем поклонялись им.

Его судьба склоняла к признанию правоты восточного учения, утверждавшего, что души, хорошие или плохие, которым не хватило времени для осуществления своих планов на земле, воплощаются вновь. При этом жажда утоления страстей вовлекает их в поток земных привязанностей всё сильнее и сильнее. Соответственно, казалось, что Абдул Гафур был многовековым воплощением самого себя, настолько коварной и одиозной фигурой он являлся. Родившись в семье бедняка, невежественный крестьянский мальчишка сумел избежать пожизненной участи пастушества и устремился к вершинам славы с использованием хитрости, стяжательства и насаждения суеверий. Прежде Абдул Гафур был воином и честолюбивым предводителем фанатиков, потом стал дервишем, затем – всесильным ахундом: благословения и проклятия превратили его в господина эмиров, ханов, халифов и прочих мусульман.

Познакомиться с будущим наставником своего любимого сына он решил незамедлительно.

– Расскажи мне про себя, урус! – сказал ахунд трескучим голосом.

На Яна не мигая смотрела пара серо-зелёных глаз, абсолютно не сочетающихся с внешним обликом их обладателя. Это были глаза юноши – яркие, проницательные, пытливые, завораживающие. А седобородое, испещрённое множеством морщинок лицо и костлявые, тонкие, узловатые пальцы выдавали в нём глубокого старика. Именно разительное отличие более всего потрясло Мацкевича: ясные зеленоватые глаза и сгорбленная тщедушная фигура, дрожащей старческой рукой опирающаяся на шест с серебряным набалдашником. И этот человек управляет всем мусульманским миром?! Как бы там ни было, но подпоручик Генерального штаба Русской императорской армии достиг своей цели – под видом раба, проданного бухарским эмиром.

…Накануне отправки Мацкевича из Бухары русские всё-таки вышли на него. Интенсивные поиски после разноса, устроенного наместником царя, привели к тому, что след был найден. В конце концов, Бухара – это большой аул. И все дороги в этом «ауле» ведут в дом сановника Маджида. Немаловажную роль в поиске сыграл и кастрат Ахун. Узнав, что его невольный защитник при дворе эмира неожиданно исчез, он сильно расстроился. И не зря. Ахун был не глуп – он понимал, что это связано с побегом русской невольницы из гарема, и теперь Файзрахман будет всячески его притеснять. Действительно, любитель гашиша, встретив кастрата возле покоев эмира, со злостью прошипел:

– Ну что, Ахун, не жить тебе! Скоро я до тебя тоже доберусь!

– Чем я вас опять обидел, уважаемый Файзрахман? Я – маленький человек, но верно служу нашему эмиру.

– Не притворяйся, кастрат! Это ты помог этому кяфиру Яну умыкнуть наложницу эмира!

– Вы ошибаетесь, уважаемый Файзрахман, в тот день меня не было во дворце. Я ходил навещать своих родителей.

Нукер пристально посмотрел расширенными зрачками на Ахуна и со злорадством проговорил:

– Нет теперь твоего защитника, кастрат! Скоро и духа его не останется в Бухаре… И тебе несдобровать…

– Простите меня, уважаемый Файзрахман. А что случилось с Яном-усто?

– Что-о-о? Усто-о-о? Да он уже не усто, а раб Маджида. А вскорости… – тут нукер запнулся, поняв, что сболтнул лишнего. – Ну ты смотри у меня! Если кому скажешь, что услышал… – пригрозил он, тряхнув кастрата за грудки.

– Что вы, что вы, уважаемый Файзрахман. Кому я могу сказать?

– Впрочем, это уже не важно. Его теперь русским не найти.

На следующий день Ахун снова посетил дом своих родителей. Через некоторое время из дома выбежал мальчик-прислужник с узелочком в руках. В нём, кроме горячей лепёшки из тандыра, лежал небольшой гладкий камень. На поверхности было нацарапано лишь четыре слова: «Ищите в доме с высоким дувалом». Мальчик добежал до дома русского наместника, достал лепёшку, откусил большой кусок, и не переставая жевать, забросил узелок с камнем во двор. Постоял мгновение, прислушиваясь к голосам, и снова побежал по улице, на ходу запихивая лепёшку за пазуху.

Подкупить одного из охранников не составило труда, и поздно ночью на встречу к пленнику пришёл штабс-капитан Гурьев – непосредственный начальник Мацкевича. Ян был крайне удивлён, увидев Петра Самсоновича при таких обстоятельствах, – он, признаться, уже потерял всякую надежду и готовился действовать самостоятельно. Мужчины крепко обнялись.

– Для нас это даже хорошо, что так получилось! – отметил Гурьев, поправив на голове чалму и запахнув на груди узбекский халат. – Лучшего и желать не надобно. Наше руководство давно мечтает внедриться в самое подбрюшье Британской Индии. А уж если вы будете при самом Абдул Гафуре!.. В Европе о нём практически ничего неизвестно. Но и там, и у нас в России признают, что он имеет большое влияние на мусульманский мир.

– Какая моя задача, Пётр Самсонович?

– Вам предоставляется карт-бланш. Действуйте на своё усмотрение вплоть до ликвидации ахунда. Слишком велико его влияние на Музаффара. Нельзя допустить, чтобы эмир соскочил с нашей протекционной орбиты. Сейчас, сами понимаете, не до него – война с турками. Есть мнение, что османы вступили в войну не без одобрения Абдул Гафура, а может, даже по прямой его указке.

Скрипнули петли двери, и за ними послышался громкий шёпот:

– Азиз, сиз учун вақт келди²⁴!

– Ҳозир келаман²⁵!

– Как видите, мне пора, господин подпоручик! Вам желаю крепости духа и удачи! При необходимости уходите на Каир. Там найдёте приют по известному вам адресу и новое задание.

– Ясно, господин штабс-капитан!

– И ещё, Мацкевич… – Гурьев достал из-за пазухи многократно сложенную бумагу. – Думаю, это вас поддержит в трудные минуты. Возьмите!

Ян принял из рук Петра Самсоновича послание, подписанное знакомым почерком: «Вашему Благородию подпоручику Мацкевичу Я. Б.». Письмо было от Ольги.

– Благодарю!

– Прощайте!

Дверь за Гурьевым закрылась, и Мацкевич снова остался наедине со своими мыслями. Зато после посещения штабс-капитана настроение улучшилось. Теперь он по внутренним ощущениям не «урус, проданный в рабство», а офицер Генерального штаба на особом задании. А ещё согревало душу неожиданное письмо Ольги, которое, без сомнения, поддержит его в далёких скитаниях. Она сообщала, что добралась до Оренбурга благополучно и благодарила за это своего спасителя. «Значит, тот сон был в руку!» – подумал Ян. Не зря ему снилась Ольга в заснеженном Оренбурге…

– Что ты молчишь? – повторил вопрос Абдул Гафур. – Мне сказали, что ты знаешь пушту. Или ты предпочитаешь дари?

– Немного знаю, уважаемый Абдул Гафур! – ответил Мацкевич.

– Обращайся ко мне просто – учитель!

– Хорошо, учитель. Я собирался с мыслями. Не знаю, с чего начать свой рассказ.

– Начни со своих родителей. Кто твой отец? Жив ли он? Есть ли у тебя братья, сёстры? В общем, всё по порядку. Я буду слушать…

Старец слегка откинулся на высокие подушки и приготовился внимать. Ясный сосредоточенный взор немигающих глаз ахунда свидетельствовал о захватывающем интересе к рассказу собеседника. Абдул Гафур умел оценивать людей по первому впечатлению. Он уже для себя решил, что для задуманной цели этот молодой, крепкий, по-мужски весьма красивый урус подходит ему. А то, что он сможет переманить его на свою сторону, ахунд не сомневался. Дело даже не в том, что он теперь его раб, скорее наоборот – Абдул Гафур собирается дать урусу полную свободу. Даже приготовит мистический оберег, чтобы ему сопутствовала удача.

Мацкевич огладил отросшую чёрную бороду и начал рассказ:

– Родился я 1 февраля 1269 года по хиджре²⁶. Отцу моему было уже 63 года, когда я появился на свет. Поэтому я недолго наслаждался отцовской любовью. Когда мне исполнилось двенадцать лет, он покинул этот бренный мир. А материнской ласки не видел вовсе – матушка умерла при родах. Братьев и сестёр нет – отец, царство ему небесное, женился поздно. Я стал единственным и долгожданным ребёнком. Дальнейшее воспитание взял на себя мой дядя – потомственный военный в пятом поколении. Поэтому выбор моей дальнейшей судьбы был очевиден – он отдал меня в Варшавское юнкерское училище. Учился я там прилежно, старательно постигал науки, особенно давались мне иностранные языки и воинское искусство. Без хвастовства могу сказать, что стал лучшим фехтовальщиком училища.

– Да, Сейф аль-Малюк рассказал мне о твоём мастерстве. Восхитился тем, что ты в одиночку раскидал моих заклятых врагов.

– Ну что вы, учитель! Был лишь один поединок с их вождём. Кажется, его звали Пракаш Сингх.

– Это ещё больше характеризует тебя как военного стратега – принял единственно правильное решение и тем самым спас жизнь моему другу. Он хлопочет наградить тебя за это. Проси что хочешь!

– Я теперь ваш раб, учитель! – сказал Мацкевич смиренно – притворства ему было не занимать. – Всё в вашей власти!

– Хорошо, я подумаю над этим. А теперь иди, я немного утомился. Продолжишь свой рассказ завтра.

Ахунд два раза хлопнул в ладоши, и в дверях появился верный слуга Абу Али, чтобы увести Мацкевича. Он проводил Яна на нижний этаж, где ему была приготовлена комната – достаточно светлая и пустая, если не считать циновки и покрывала для сна, свёрнутых на полу под окном. Оно выходило на высокий каменный забор, выкрашенный в белый цвет. Подпоручик попытался рассмотреть, что можно увидеть кроме забора. Но тут же из-за угла появился воин с широкой кривой саблей на плече и, расставив ноги, стал пристально смотреть на чужака.

– Да, понял, понял, – сказал вполголоса Ян и, широко улыбнувшись, помахал ему рукой: – Охраняете дом хозяина бдительно… Хвалю! Э-эх! Завалюсь-ка я спать!

Мацкевич развернул циновку, укутался покрывалом и, едва положив голову на подушку, уснул здоровым беспробудным сном.

Глава 5

Княжество Сват. Трудности выбора

Яна Мацкевича разбудил громкий стон, вырвавшийся во сне из собственных уст. Ему привиделось, будто он все ещё сидит в душном бухарском зиндане, закованный в цепи. А узбекские охранники, громко хохоча, поливают его сверху мочой. Он пытается увернуться, но куда там – цепи на руках и ногах не дают это сделать. От унижения и обиды Ян кричит в голос и… просыпается в тёмной комнате, где давеча уснул после приезда в Мингору.

Подпоручик вытер рукавом потное лицо, шею и грудь; оглянулся в поисках кувшина с водой; пошарил рукой вокруг, но безуспешно. Во-первых, темно, во-вторых, в принципе нечего было искать. Нестерпимо хотелось пить, поэтому пришлось встать. К его удивлению, дверь в комнату была не заперта. Ян вышел в пустой коридор, прогулялся по нему, дергая ручки дверей, и в конце концов набрёл на кухню. Обнаружил чан с водой, напился вволю и удовлетворённо крякнул.

Сон окончательно покинул Мацкевича. На улице слышались негромкие переговоры охранников, одиночный лай собаки и протяжный крик ишака. «Ему, наверное, тоже приснился тревожный сон», – подумал Ян, улыбнувшись. Он решил прогуляться по придомовой территории, чтобы размять затёкшие ноги. Как говорится, сделай шаг, а дорога появится сама собой. Подпоручик вышел во двор. На улице было темно и прохладно; всё так же кричал ишак, ему вторила собака. Послышалась громкая ругань, видимо, хозяина беспокойных животных. После всё стихло, и Ян зашагал по первой попавшейся тропинке вверх по гребню скалы. Но не успел он сделать и сотни шагов, как неожиданно был остановлен приставленным к горлу ножом. Ян мог бы без труда освободиться от захвата, уйдя в присед, и, воспользовавшись ножом нападавшего, вспороть ему брюхо, но скрипучий старческий голос разрешил ситуацию мирным путём.

– Абу Али! Отпусти его!

– Слушаюсь, учитель! – послышалось над ухом Мацкевича, и лезвие ножа тут же перестало касаться горла.

Вглядевшись в темноту, Ян увидел сгорбленную фигуру Абдул Гафура, восседающего на камне в складках тёплого одеяла, накинутого на плечи.

– Подойди ко мне, урус! – потребовал ахунд. – Садись рядом. Я вижу, ты тоже не спишь. Какие мысли тебя терзают, урус?

– Я, кажется, впервые за долгие годы так много спал, учитель! – ответил Мацкевич. – Уснул ещё засветло, после разговора с вами, и вот только пробудился. Сон больше не лезет в голову.

Ахунд понимающе кивнул, но ничего не сказал. Так они и молчали бесконечно долго, рассматривая далёкие мерцающие звёзды. Как ни странно, неловкости от молчания не было. Только Мацкевич затылком чувствовал внимательный и напряжённый взгляд слуги Абдул Гафура, стоящего сзади наготове, чтобы защищать хозяина. Наконец, почувствовав, что Абу Али создаёт Мацкевичу стеснение, ахунд слегка махнул ладонью в его сторону. Слуга нехотя отошёл на десять шагов и застыл как изваяние, стараясь не мешать ахунду шуршанием камней под ногами.

– Ты догадываешься, почему оказался за многие тысячи фарсангов от дома и зачем понадобился мне, урус?

– Почему я оказался здесь – объяснимо. Меня продали в рабство. Коварный эмир Бухары лишил меня свободы, бросил в зиндан и позволил своим нукерам издеваться надо мной, затем продал вашему послу. А зачем я вам понадобился – ума не приложу, учитель…

Абдул Гафур поправил на плечах одеяло из верблюжьей шерсти, внимательно посмотрел на собеседника и спросил:

– У тебя есть своя семья?

– Нет, я не успел жениться.

– А вот у меня было пять жён. Первые три жены покинули этот мир, родив мне дочерей. Все они, мои дочери, устроены, слава Всевышнему. Четвёртая принесла трёх дочерей. У них уже свои взрослые дети. А вот моя младшая жена Асия родила мне сына. Ему всего двенадцать лет. Он сейчас не здесь – живёт с матерью в Сайду-Шарифе. Мустафа – мой любимец, моя отрада, моё продолжение… Но я не хочу, чтобы он наследовал моё дело…

Ахунд снова надолго замолчал, обдумывая сказанное. Чувствовалось, что он пока не хочет высказывать основную мысль, предпочитая задать новый вопрос Мацкевичу:

– Ты понимаешь, урус, что тебе отсюда нет обратного пути?

– Скажу откровенно, учитель, нет человека, не мечтающего о свободе.

– Одобряю твою откровенность! Но ты должен понимать, что нет ни одной тропы, ни одной дороги, ни одного города и селения за многие сотни фарсангов отсюда, где бы не были мои люди. Любой человек, желающий покинуть Сват без моего позволения, обречён на погибель. Поэтому мы тебя не запираем и не держим на цепи, как раба. Более того, я даю тебе полную свободу передвижения по княжеству, а при выполнении определённых условий – освобождение от рабства и возможность вернуться домой.

– Какие условия, учитель?

– Во-первых, ты должен будешь принять ислам.

Заметив, что тот сделал протестующее движение, ахунд остановил Яна, положив руку на его плечо.

– Я тебя не тороплю с ответом, урус. Подумай…

– А какое второе условие? – спросил Мацкевич.

– Второе условие исходит из первого. Только добровольно принявшему ислам я смогу доверить это дело.

Подпоручик замолчал, не зная, как ответить. Увидев замешательство собеседника, Абдул Гафур, не отнимая руки от его плеча, проговорил мягким голосом:

– Смена религии не является грехом. Если ты решишь сменить христианство и стать мусульманином, то произойдёт лишь отлучение от твоей церкви. Ведь ты добровольно расстаёшься со своими духовными ценностями и меняешь их. В Священном Коране говорится, что в религии нет и не может быть принуждения. Ислам является третьим ниспосланием Всемогущего, в котором мы можем увидеть некоторые отголоски двух других религий: иудаизма и христианства. Поэтому каждый человек – последователь Бога. Бог един, только вера разная. Вот ты знаешь, что мы, пуштуны, являемся потомками одного из Десяти потерянных колен Израиля²⁷?

– Нет, не знаю…

– По легенде, после смерти царя Соломона единое государство народа Израиля распалось на две части. На юге образовалась Иудея, на севере – Израиль. Всевышний наказал северян за то, что они отошли от служения Единому Богу Творцу, вернув в свои храмы золотого тельца. В древние века Северное Израильское государство захватили воины ассирийского царя Саргона Второго. Большая часть населения Израиля была уведена в плен и расселена небольшими группами в различных областях этой огромной державы. Наше колено берёт начало от самого царя Саула²⁸.

– А какое отношение эта легенда имеет к исламу? – удивлённо спросил Мацкевич.

– Этим я хотел тебе показать, что народ, долгие годы поклоняющийся религии магов, нашёл единственно правильный путь в вере. Этот путь нельзя назвать лёгким…

Почти до первых петухов проговорили Абдул Гафур и Ян Мацкевич. Ахунд был хорошим рассказчиком. Его надтреснутый, но проникновенный голос уводил собеседника в глубину веков, заставляя образно представлять происходившие события тех времён.

Согласно легенде, в 570 году великому персидскому шаху Хосрову Первому приснилось землетрясение, которое до основания разрушило его дворец. Мудрецы, призванные разгадать сон, сообщили шаху, чтобы он опасался Аравии. «Ну какая беда могла прийти из Аравии? – спросил тогда надменно Хосров Первый. – Там живут лишь дикие кочевники, которые при всём желании никогда не смогли бы выставить против меня войско». Сон, так умело разгаданный мудрецами, был вскоре забыт.

– А ведь зря! – воскликнул ахунд. – 570 год – это год рождения пророка Мухаммада, саллаллаху алейхи ва саллям²⁹. В 610 году в Мекке посланник Аллаха впервые выступил со своей проповедью. Через двенадцать лет Пророк, да будет доволен им Аллах, и его последователи совершили хиджру в Медину, откуда Мухаммад разослал письма царям, князьям и султанам различных частей света с предложением принять ислам. Кто-то из оных посмеялся над незадачливым арабом, как, например, император Византии, кто-то не обратил на письмо особого внимания, а кто-то, наоборот, подошёл к нему со всей ответственностью, как-то: правители Южного Йемена и Омана, поспешившие исполнить волю Мухаммада. Получив такое послание, последний сасанидский шах Хосров Второй, завоевавший до этого у Римской империи Армению, Каппадокию, Палестину и Египет, со злостью разорвал его на множество кусков, не читая. Вскоре на столько же частей распалась и его империя.

Всевышний одних людей наделяет ораторским искусством, тогда как другим предназначает меч и умение в совершенстве им пользоваться. Только Аллах знает, закрепилась бы или нет новая вера, если бы не Халид ибн аль-Валид. Этот человек, как и сам Мухаммад, был родом из Мекки, из племени Курейш. Вначале он являлся противником Мухаммада и в 620 году нанёс урон мусульманам в битве возле Ухуда, позже принял ислам и стал главным полководцем Пророка, получив прозвище Меч Аллаха. Халид провёл сорок три битвы, ни одну из которых не проиграл.

– Арабы, – продолжил Абдул Гафур, – появились на нынешних пуштунских территориях в 664 году при праведном халифе Омаре. Их войском командовал Халид ибн аль-Валид. Меч Аллаха встретился с вождями иудейских племён, которых на переговорах представлял потомок Афгана – Киш. Впоследствии Киш принял ислам и взял себе мусульманское имя Абдул ибн Рашид, под которым прославился как поборник новой веры. Мало того, Абдул ибн Рашид связал себя узами брака с дочерью знаменитого полководца.

Мацкевич слушал ахунда, почти не прерывая и лишь изредка дополняя его рассказ междометьями. В действительности он слушал вполуха, а сам прокручивал в голове предложение Абдул Гафура принять ислам. Подпоручик осознавал, что попал в двусмысленное положение: с одной стороны, он, как католик, не должен предавать свою веру; с другой – Мацкевич является офицером Генерального штаба, который должен быть готов ко всему, пусть даже к смене веры, если заставят обстоятельства. Тем более что его далёкие предки являлись мусульманами и лишь прадед мурза Ахмат взял польскую фамилию и принял католическую веру, женившись на дочери обедневшего шляхтича. И Ян, как агент разведки Русской императорской армии, ради достижения цели обязан будет перевоплотиться хоть в бродягу без роду и племени, хоть в нищего на паперти, хоть в высокопоставленного аристократа или изворотливого купца… Да мало ли кем заставит притвориться изменчивое колесо Фортуны! Вот и сейчас волею судьбы он стал рабом ахунда княжества Сват. Это было бы в действительности так, не находись за его спиной великая Российская империя. Осознание себя винтиком мощной государственной машины делало подпоручика не рабом, а форпостом Родины в далёкой стране.

Ян невольно хмыкнул, вспомнив предостережение Абдул Гафура о невозможности покинуть страну без его ведома. Да если будет необходимо, Мацкевич ужом проползёт все их заслоны, рыбой переплывёт реки, птицей перелетит через горы – нет препятствия, которое заставило бы остановиться подготовленного русского офицера, – они ещё не знают, с кем связались.

Ахунд прервал рассказ, заметив ухмылку подпоручика:

– Что, урус, не веришь?

– Нет, что вы, учитель! – сказал Мацкевич, прижав обе ладони к груди. – Верю, конечно! Только мне непонятно, если соглашусь принять ислам, как будет выглядеть процесс инициации. Сразу предупреждаю: обрезать себя не дам!

Абдул Гафур засмеялся громко – в охотку, мелко-мелко, неизменно трескучим голосом. Смеялся долго, до слёз в старческих глазах. Даже суровый Абу Али улыбнулся, услышав, как развеселился хозяин – не часто такое увидишь… Ахунд наконец успокоился, вытер глаза свисающим краем чалмы и серьёзно проговорил:

– Ты должен понять, урус, что вера человека находится в сердце, а не между ног. Обрезание не является обязательным условием в исламе. Это сунна – желательное действие. Человек может принять ислам, молиться, поститься, ходить в мечеть, быть хорошим мусульманином, но не сделать обрезание, хотя это желательно. Отец всех пророков Ибрахим, мир ему, сделал обрезание в восьмидесятилетнем возрасте.

– О, это тогда меня устраивает! – воскликнул Ян.

– Церемония принятия ислама очень проста, – продолжил ахунд, – для этого человек должен подтвердить свои чувства и осознанно проговорить вслух шахаду.

– А что это, учитель?

– Шахада – это самая главная и важная заповедь, которая определяет саму веру человека. Это принцип, без которого никто не сможет стать мусульманином. Символ, который выражается так называемой формулой Единобожия, свидетельством принятия ислама: «Ашхаду аль-ля иляха илля Аллах, ва ашхаду анна Мухаммадан абдуху ва расулюх». Что в переводе с арабского языка означает: «Нет другого бога, помимо Аллаха, Мухаммад – раб Его и посланник».

Начало светать. Утренний прохладный ветер размеренно качал ветки на деревьях, а листья отзывались на это тихим шелестом. Запели первые петухи, разноголосо и заливисто возвещая людей о наступлении рассвета – пора вставать! Пернатым глашатаям через некоторое время стал вторить муэдзин из башни ближайшей мечети, призывая правоверных к фарджу – утренней молитве. Ахунд кряхтя поднялся с камня и неожиданно ухватился за плечо Яна – закружилась голова. Абу Али моментально оказался рядом и подхватил хозяина с другой стороны. Так и ушли вдвоём, не прощаясь, вниз по тропе, а Мацкевич остался один на один со своими мыслями. Впрочем, он уже принял для себя решение подчиниться обстоятельствам и пройти инициацию в магометанство. Оставалось только понять, что за второе условие приготовил для него Абдул Гафур.

Всё прояснилось после пятничной молитвы в мечети. Туда был приглашен и Мацкевич. После проповеди ахунда, которая была посвящена уважительному отношению правоверного мусульманина к своим родителям, Ян был приглашён внутрь большого зала. После того, как он торжественно повторил три раза шахаду: «Нет другого бога, помимо Аллаха, Муххамад – раб Его и посланник», Абдул Гафур лично приступил к обряду имянаречения.

– Какое ты имя выбрал для себя, урус? – спросил он.

– Абдалла, учитель! – сказал смиренно Ян.

– Прекрасно! – воодушевился ахунд. – Это очень древнее арабское имя. Означает оно в переводе с арабского «Божий слуга». Обладателя такого имени ждёт успех в любом деле. К тебе начнут прислушиваться люди, и ты сможешь ими управлять. Я рад, что ты выбрал это имя. Что же, приступим?!

– Да, учитель!

– Садись на ковёр лицом к Кибле³⁰. Можешь закрыть глаза и слушать.

Сказав это, ахунд напевным проникновенным голосом возвестил азан³¹. «Куда делся трескучий голос старика?» – подумал удивлённо Ян. В это время возле правого уха прозвучало: «Абдалла! Абдалла! Абдалла!» Затем был произнесён камат³². И опять Ян услышал трижды своё новое имя, но теперь уже возле левого уха. Далее ахунд приступил к чтению самой первой суры, открывающей Благородный Коран, – «аль-Фатиху». После этого снова зазвучал надтреснутый голос старца на пушту:

– Йа Аллах, Ты ниспослал это дитя для нас в добром здравии, даровал ему ум и веру. О Аллах, Своей великой милостью ниспошли ему благ, чтобы он стал опорой нашей уммы. Тебе по силам даровать ему здоровья и благополучия до скончания его века. Обереги его от болезней и несчастья, сделай так, чтобы его имя Абдалла соответствовало ему и чтобы он прожил жизнь достойно. Чтобы ему сопутствовал успех во благо родителей, нашего народа и нашей веры. Пусть он совершит благие дела и принесёт радость всем нам. О Аллах, пусть из его рода вплоть до самого Судного дня будут появляться последователи нашей веры, которые будут верны Тебе и поклоняться только Тебе, которые будут совершать мольбу перед Тобой по своим родителям и всем нам и предстанут перед Тобой в здравом уме и уверовавшими, обереги их от мучений в могиле и испытаний в аду.

Вечером при большом скоплении уважаемых гостей в доме ахунда был устроен праздничный ужин в честь вновь обретённого правоверного. Взяв слово, Абдул Гафур во всеуслышание заявил:

– Братья мои, правоверные! Я поздравляю нашего Абдаллу с переходом в истинную веру. Это великое событие и для нас. Я будто обрёл себе сына. С этого момента ты, Абдалла, свободный человек и волен делать, что пожелаешь, если это не харам. Так как ты теперь живёшь среди нас, пуштунов, то не мешает ознакомиться с пуштунвали – это неписаный закон и идеология пуштунских племён, унаследованные нами от своих предков, своеобразный кодекс чести.

– Хорошо, учитель! – сказал Абдалла. – У меня память хорошая. Постараюсь…

– А поможет тебе в этом джиргамар Усман Хан.

– Да, учитель! – сказал, привстав со своего места, один из мужчин.

– Простите моё невежество, учитель, – смиренно вопросил Абдалла, – но я не понял, что означает слово «джиргамар»? Моё знание пушто ещё недостаточно…

– О, джиргамары очень уважаемые люди среди нас. Они знают пуштунвали наизусть и при необходимости могут разрешить любой спор. Ты должен понимать, Абдалла, что пуштунвали и законы шариата часто расходятся, даже очень сильно, в некоторых вопросах. Ориентироваться в тонкостях шариата тебе поможет твой старый знакомый Сейф аль-Малюк.

– Да, учитель, – отозвался неофит, – с удовольствием!

Уже со следующего дня началось интенсивное погружение Мацкевича в неведомые доселе сферы. День Абдалла проводил в доме Сейф аль-Малюка, штудируя законы шариата, обучаясь намазу, молитвам; следующий – посвящал изучению пуштунвали в доме Усман Хана. Так в течение долгого времени чередовались дни и ночи, пока заведённый распорядок не нарушило всеобщее горе – слёг Абдул Гафур. Причём это не было краткосрочным недомоганием, счёт пошёл если не на часы, то на дни.

Однажды вечером, почувствовав себя лучше, ахунд призвал к себе Абдаллу и Сейф аль-Малюка.

– Ну, как наш новоиспечённый единоверец? – спросил он своего друга. Голос у Абдул Гафура был довольно бодрый.

– Старается, учитель, – ответил Сейф аль-Малюк. – Память у него хорошая. Не на пустом месте имеет способность к языкам.

– Это хорошо. Я вас позвал вот почему. Мои дни сочтены…

– Ну что вы, учитель! – прервал его поспешно Сейф аль-Малюк.

– Не перебивай! – сказал ахунд, скривив лицо, как от зубной боли. – Я знаю! Дни мои сочтены. Жалею, что не успел познакомить Абдаллу с моим сыном. Поправь мне подушку… Ах-х… Тебе, Сейф, поручаю это дело. Вам двоим… После моей смерти начнётся смута среди племён, пока не выберут нового ахунда. Сыну моему Мустафе грозит опасность. Слишком многим я перешёл дорогу… Слишком многие хотели бы извести меня и мой род… Опять же сикхи будут мстить. Вот они возрадуются, когда меня не станет…

– Учитель! – воскликнул Сейф аль-Малюк. – Отдохните! Вам тяжело так много говорить. Может, мы зайдём позже?!

– Нет! – возразил слабеющим голосом Абдул Гафур. – Слушайте меня. Я за остальных не тревожусь. Мустафа… Он – моё единственное беспокойство. Поклянитесь, что никому не раскроете тайну его рождения. Тебе, Абдалла, вручаю его воспитание. Только не здесь… Не в Свате… Вам надо будет уехать. Средствами я обеспечу – хватит на две жизни. А ты, Сейф, друг мой, помоги им незаметно выбраться из княжества.

– Хорошо, учитель! Всё сделаю, как скажете…

– А теперь оставь меня с Абдаллой наедине. Потом зайдёшь…

– Повинуюсь, учитель!

Сейф аль-Малюк вышел из покоев ахунда и тихонечко притворил дверь, но оставил щёлочку, чтобы слышать, о чём тот будет говорить с Абдаллой.