Kitabı oxu: «Армянские мотивы», səhifə 11
История одного советского детства (рассказ с сокращением)
Наира Саркисян. Армения, г. Ереван
Родилась в городе Степанакерте. Изучала медицину, затем гражданскую журналистику. Работала диетологом в Степанакертском детском санатории. Летом 1992 года работала в военном госпитале Степанакерта. С 1991-го года избранные произведения печатались в некоторых газетах и журналах Степанакерта, Еревана, Москвы. В 1998 году издала поэтический сборник «Дух и душа». Цикл стихотворений о Геноциде публиковался на сайте «Наша Среда online» и получил множество положительных откликов. Стихотворение «Печаль по брату Варужану, погибшему на войне» прозвучало в Донбассе на одном из литературных конкурсов и получило приз зрительских симпатий. В произведениях взывает к доброте, милосердию, человеческой справедливости, любви к родине, природе, человеку.
Конечно, эту историю смело можно назвать абстрактной, потому что она может быть не только моей, но и многих других моих сверстников.
Родилась я в Арцахе, одной из древних провинций исторической Армении, в городе Степанакерте. Родители мои родом из села Тернаваз, при советах Красное село, Аскеранского района. В Степанакерте мы несколько лет жили в однокомнатной квартире мамы, которую она получила во время студенчества. Когда мой дядя, её брат, вернулся из армии и женился, мама подарила ему свою квартиру. Мы переехали жить в однокомнатную квартиру бабушки Марго, маме папы. Кроме того, родители стояли на квартирной очереди как молодая семья. С квартирным вопросом в Карабахе всегда было сложно, и папа решил, что мы должны уехать.
Новая история моей семьи началась с объявления в одной из советских газет, в которой было написано, что в городе Шахты Ростовской области открылись новые комбинаты по производству хлопковой ткани, где требуются триста рабочих, которым в течение года будет предоставлено постоянное жильё в районе ХБК (хлопчатобумажного комбината). Так как папа раньше работал в шелковом комбинате мастером-бригадиром, у него уже был опыт работы по этому профилю, то родители решили принять судьбоносное для нашей семьи решение – поехать по объявлению.
В Шахтах мы почти год жили квартирантами в одной из собственных домов по улице Смидовича, близко от ХБК-а. Хозяевами дома были бабушка с дедушкой, у которых жила красавица внучка Наташа, на восемь лет старше меня. У них во дворе, рядом с их домом, был построен новый дом, с двумя комнатами и русской печью из огнеупорных кирпичей, которую топили углём. Внутри дома требовались косметические работы. Дедушка согласился сдать нам дом с условием, если папа завершит ремонт комнат. Папа согласился, и мы остались жить там.
Из личного архива автора
Родители никогда не запирали двери в доме. В наше отсутствие бабушка, добрейшей души женщина, по утрам заходила в нашу комнату, топила печку углём и ставила на неё разогреваться чайник с водой. Когда я возвращалась со школы, а родители с работы, по пути забрав из садика брата, дома было уже тепло и уютно.
У бабушки с дедушкой во дворе была большая чёрная овчарка, но совсем не злая, хотя на заборе для устрашения хулиганов было написано: «Осторожно, злая собака». Несмотря на запреты мамы, я иногда подходила и гладила Черныша, мы с ним подружились.
Стояла ранняя осень. В свой первый класс я пошла с опозданием почти на неделю. Моя первая учительница Раиса Степановна напоминала мне мою бабушку Женю, тоже учительницу младших классов, но армянской школы. Раиса Степановна дала мне букварь и посадила на единственное свободное место за последней партой. Так как я ходила в русский садик, то для меня не составляло труда рассказывать по иллюстрациям. Но когда уже начали писать буквы, решать примеры по математике, я почти ничего не видела с последней парты, часто поднимала руку и спрашивала разрешение посмотреть поближе. Потом меня пересадили за мою неизменную третью парту, менялись лишь ряды.
А ещё я очень хорошо рисовала, несмотря на то, что вначале у меня было всего три цветных маленьких карандаша: синий, жёлтый и красный, чёрный цвет, как и серый, мне заменял простой. Как-то умудрялась, смешивая синий и жёлтый цвета, получать зелёный, смешивая красный и жёлтый, получать коричневый. Раиса Степановна в конце урока отмечала лучшие рисунки, и мои тоже были в их числе. Конечно, было приятно… Потом, с первой зарплатой, родители купили мне хорошие цветные карандаши. Со временем у меня появились фломастеры, но я не любила ими рисовать, потому что их нельзя было смешивать, получать из них другие цвета, ими я только что-то обводила, писала заголовки. Впоследствии мои рисунки попадали на школьные конкурсы, где я занимала призовые места.
Папа работал на заводе мастером-бригадиром. Мама, инженер по образованию, работала в Управлении. У них была сменная работа, поэтому им не всегда удавалось провожать меня утром, я сама просыпалась по будильнику и собиралась на уроки. В то время, когда я ходила одна, часто попадала в истории, иногда из-за своего детского любопытства, иногда по стечению обстоятельств.
Огромное пшеничное поле соединяло нашу улицу и район ХБК-а, где находилась моя школа. Наступила зима. Однажды по дороге в школу меня настиг такой сильный ветер, что я еле удержалась, чтобы кубарем не покатиться по направлению ветра под проезжающие мимо автомобили. Я ухватилась за маленькое тоненькое молодое деревце, которое довольно низко склонилось от сильного ветра. Так я несколько минут стояла на холодном порывистом ветру и ждала, пока он затихнет. К своему счастью, я дождалась девочку Иру, нашу соседку, она тоже шла одна. Мы, русская девочка Ира и армянская девочка Наира, пошли вместе, взявшись за руки, против ветра.
Однажды, дело было утром, опять по дороге в школу. На меня, маленькую в красном пальтишке, широко размахивая крыльями, налетел огромный красный петух. Я очень испугалась и с криком побежала… Когда родители вернулись с работы, бабушка рассказала им о случившемся, после чего папа пошёл к хозяевам петуха, выкупил этого красного беса и велел им прирезать его у себя на глазах. С тех пор больше этого агрессивного петуха я не видела, но долго ещё обходила всех домашних птиц стороной. В одно время боялась даже индюков и гусей, пока мама не объяснила мне, что воинственное поведение птицы было из-за моего красного пальто, а теперь нечего бояться, нет ни того, ни другого.
А ещё к нам пристроилась дворовая кошка. Это была обычная серая кошка, которая часто бегала у нас во дворе, но взгляд у неё был такой доверчивый. Мама иногда подкармливала её. Однажды, в очень холодный день, она поскреблась к нам в дверь, и мы её впустили погреться, затем вывели в коридор, чтобы она не лезла в нашу белоснежную постель грязными лапками. Днём мы её обратно впускали. Так прошла зима. Как-то я осталась с кошкой одна дома. Мы долго играли с ней и просто разговаривали, потом я достала из портфеля цветную бумагу, ножницы, клей и начала делать аппликацию по труду. Ножницы лежали на столе, и мне вдруг захотелось поиграть в парикмахера: «А давай-ка постригу тебя», – обратилась я к кошке. Отрезала ей немного усики. Кошка сразу переменилась в характере, не узнавала меня и, больно царапнув кисть моей руки, убежала.
Когда мама вернулась с работы, спросила: «Что ты делала одна?» Я ей всё рассказала. Она мне объяснила, что нельзя у кошек стричь усики, это их органы чувств. Когда кошка обнюхивает какой-нибудь новый предмет, она одновременно с этим ощупывает его направленными вперед усами – так же, как мы ощупываем предметы кончиками пальцев. «Усики у животного отрастут, но больше так не делай», – сказала мама. Я чувствовала себя виноватой, мне было жалко кошку, она больше не заходила к нам домой, была как чужая, но мама по-прежнему продолжала подкармливать её, оставляя миску во дворе у лестницы.
* * *
Наступила весна, погода стала теплее. На поле снег уже начал таять, там стало грязно, и мы ходили в микрорайон в обход. Оказалось, что мой одноклассник Лесных Игорь живёт на соседней улице. Иногда мы пересекались и вместе шли в школу и домой. Когда нас перевели во вторую смену, после уроков нас встречала моя мама, мы провожали Игоря, а потом шли дальше своим путём. Игорь был весёлым мальчиком, заводилой в классе и во дворе. Он много говорил, шутил, смеялся, с ним было весело.
Наконец, летом папа получил ордер на новую квартиру, и мы переехали в новый дом в новом микрорайоне на проспекте Строителей. С бабушкой, дедушкой и Наташей за время недолгого соседского проживания у нас сложились тёплые, почти родственные отношения. Родители приглашали их на все наши семейные праздники.
Художник Каринэ Арутюнова
Однажды, уже в старших классах, наша классная руководительница Людмила Кузьминична решила, что на двадцать третье февраля будем дарить мальчикам одинаковые подарки, а не кто кому что хочет, чтобы никому не было обидно. То же самое и девочкам на восьмое марта.
Пришло восьмое марта, нам всем подарили одинаковые подарки, большие чашки и книжки с поздравительными открытками. Вдруг Игорь достаёт из портфеля куклы и хочет подарить девочкам. Людмила Кузьминична запретила, но Игорь сказал, что у него их полный портфель.
– Ну, раз полный портфель, тогда можно, – согласилась учительница.
На самом деле у Игоря в портфеле было всего две куклы, наверное, стащил у своих старших сестёр-близняшек. Он передал одну куклу красивой однокласснице Лене, а другую… Я спокойно сидела за своей третьей партой у окна и ничего не ожидала. Сзади сидящий мальчик толкает меня в спину и передаёт куклу.
– Кому передать? – спросила я растеряно.
– Это тебе.
Я удивленно посмотрела на Игоря, поблагодарила, а он сидит покрасневший и улыбается…
В конце учебного года семья Игоря переехала жить в Кисловодск, в тот уютный городок, где когда-то почти год жили и мы.
* * *
Я полюбила город Шахты, меня постоянно окружали только хорошие люди. Мои родители со всеми знакомыми поддерживали добрые отношения, а с близкими – дружеские.
Была и первая любовь. Она началась летом, с нашего двора, мне было лет тринадцать. У нас во дворе была большая спортивная площадка, мы с девочками очень любили играть там в баскетбол. Часто во время таких игр к нам присоединялись мальчишки из соседнего здания. Естественно, команды разделялись, играли команда девочек и команда мальчиков. Во время игр я заметила, что невысокий Алёша почти не сводит с меня взгляда. Я тогда подумала: «Он маленького роста, этот симпатичный. Чего это он всё время на меня смотрит?»
Лето закончилось, мы пошли в следующий класс. Оказалось, Алёша ходил в ту же школу, он на год младше меня. Раньше мы никогда с ним не пересекались, а сейчас даже в школе меня преследовал пристальный взгляд его небесно-голубых глаз. «Он маленький, – думала я, – но ведь физиологически же мальчики с возрастом обгоняют девочек в росте, вырастет и Алёша».
Меня окружали много голубоглазых сверстников, но свет этого взгляда врезался мне в самую душу. Мне было грустно, когда долго не видела его. А однажды, когда я заболела и только через неделю пришла в школу, Алёша подружился с моим одноклассником, и почти каждую перемену приходил к моему классу. Незаметно пролетело время… Не знаю, какое было бы продолжение истории этой детской первой любви, но всему приходит конец.
Художник Каринэ Арутюнова
Мы прожили в Шахтах девять лет, которых хватило мне для глубоких незабываемых воспоминаний о детстве. Маме так и не удалось привыкнуть к тяжелому климату шахтёрского городка, из-за чего она часто болела, и отец решил, что мы должны вернуться на родину. Отец обменял нашу трехкомнатную квартиру в городе Шахты на аналогичную в Степанакерте, и мы уехали. Даже на родине свет и тепло тех небесно-голубых глаз долго преследовали меня. Они были со мною всюду: во сне, наяву, в грёзах… Я никому не рассказывала о голубом взгляде моей первой любви, который остался там, в городе моего детства, в моих снах и во мне… Я с большим трудом привыкала к моему новому окружению. Родители думали, что я болею, водили к каким-то врачам, для которых я оказывалась абсолютно здоровой. А я просто скучала по своим друзьям. Мы долго переписывались…
Потом начался развал СССР. Соседняя республика Азербайджан, образованная при Советской власти, при поддержке советских войск взяла мою страну Арцах в блокадное кольцо, связь прервалась. Армянские воины ценой драгоценной жизни прорвали жесточайшую блокаду, освободили мой Арцах, остановили войну в моей стране. С развитием информационных технологий мы вновь нашли друг друга, общение возобновилось. Из интернета я узнала, что Алёша окончил Высшее военное противовоздушное училище в Вильнюсе, стал офицером российской армии. А ещё моя близкая подруга Наташа написала, что в 1988-ом году, когда у нас начались события, она хотела узнать весть обо мне. В то время их сосед служил в Степанакерте, она дала ему мой адрес, чтобы тот что-то узнал о нас, но нас не оказалось дома. После её рассказа я вспомнила, как однажды в том далёком прошлом, соседи при встрече с нами рассказали, что к нам приходил солдат, долго стучался… и, не дождавшись встречи, ушёл.
Память… она ведь всю жизнь проходит с человеком. А жизнь продолжается…
Русское лето
Кристина Петросян. Армения, г. Ереван
Родилась в 2002 году в Армении. Общественный деятель, член Европейского молодёжного парламента. Была делегатом от Армении на VI Национальной сессии (2019). Председатель в Ереване школьной сессии Европейского парламента (2020).
Была постоянным автором школьной газеты «Нор серунд» («Новое поколение»).
Стажёр по маркетингу и исследованиям в компании PicsArt. Создатель контента в социальных сетях (более 600 тыс. подписчиков).
В проект «Единый крест» представляю очерк, который написала, когда мне было 14 лет.
Каждое лето я, мама и моя сестра Маша едем в русскую деревню. Мы всегда очень ждём этой поездки, и когда проходит Новый год, я начинаю мечтать о путешествии. Не знаю почему, но я очень привязана к русской деревне, может быть, потому что с первого года моей жизни мы каждое лето проводили в селе Большой Морец.
Сейчас снова лето, и я в своей любимой деревне сижу на скамейке, ласкаю котят и пишу этот рассказ. Каждый день тут проходит как праздник, ребята бегают, играют, веселятся… И я даже осмелилась сказать маме: «Жизнь в деревне гораздо круче городской, тут столько свободы!»
* * *
Мы прилетели в Волгоград, от которого ещё 300 км ехать до деревни. Добрались до дома поздно, я вышла из машины и с нетерпением вдохнула свежий деревенский воздух, упала на прохладную зелёную травку и взглянула на небо. Вышли нас встречать бабушка, тётя, двоюродные братья и сестра. Я поздоровалась со всеми, а затем побежала в курятник посмотреть, снесли ли куры яйца. Это было моим любимым занятием на протяжении нескольких лет.
Ночь. Все уснули, а я и мама сидим на скамейке под звёздным небом и смотрим на него. Помню, в раннем детстве мама мне говорила, что когда-то мы с ней жили в другой галактике и оттуда присмотрели себе для жизни эту деревню, где и родилась моя мама.
Около нашего дома растут два больших тополя, и с каждым годом они становятся все выше и выше. Когда-то эти тополя посадили моя мама с братом, сестрой и дедушкой.
Каждый день я, мама и сестра на велосипедах катаемся по лугам, ездим в березовую рощу, сосновый лес – любуемся красивым пейзажем, а мама нам рассказывает нам много историй из своего детства. На лугах мы часто останавливаемся для того, чтобы сделать гимнастические упражнения, потому что у нас интересное и здоровое лето. Ну, мы так решили…
Около 19.30 мы с дедом и маленьким двоюродным братом усаживаемся на скамейку и ждём, когда придут с пастбища коровы. Пастух на большой лошади скачет за коровами, а около него бежит маленькая собачка, которая следит за тем, чтобы скот не разбежался. И удивительно, у неё это получается.
Потом бабушка идёт доить корову, а мы с дедушкой пить чай и смотреть «Вести». Помню, много лет назад, когда президентом России был Дмитрий Медведев и он выступал по телевизору, я всегда слышала вместо его имени «два-три медведя» и не могла понять, почему его так странно зовут. Спросила об этом маму, которая мне сказала: «Его зовут Дмитрий Медведев», и все рассмеялись.
В один день я, мама и мои двоюродные брат Витя и сестра Настя поехали в берёзки. Там мы нашли маленький шалаш из берёзовых веток. Каким же вкусным было печенье, которое мы ели в шалаше! Потом мы собрали много еловых шишек – рядом с берёзками росли ёлки, но нам их некуда было положить. Тогда мама сложила их себе за пазуху и стала похожа на ёжика. На обратной дороге Витька начал ныть, что устал. Мама ему сказала: «Держись, ты же мужик!» Маленькая Настя всю дорогу молчала, чем вызвала похвалу моей мамы, когда мы въехали в село. Тогда Настя сказала: «Я вообще-то тоже устала, но сильно терпела!»
* * *
Через несколько радостных дней мы поехали на велосипедах, которые нам купила мама для того, что мы могли свободно передвигаться, ездить на речку, в гости, в соседнюю деревню Вязовку – к бабе Тане. Вдоль накатанной дороги рос длинный и густой лес. И вдруг прямо на дорогу выбежала лиса – она посмотрела на нас заинтересованным взглядом и поспешила по своим, лисьим, делам.
Недалеко от дома бабы Тани мы должны были проехать по старому подвесному мосту, под которым глубокая речка Вязовочка. Я всегда боялась этого моста – он устрашающе дрожит под ногами, скрипит, но по нему ходило уже несколько поколений.
Баба Таня приготовила для нас пышные ароматные русские пирожки, на которые мы сразу набросились. Такие пирожки бывают только в России!
Потом баба Таня нас научила их готовить. Мы сидели и лепили пирожки уже собственными руками. Не знаю почему, но тесто было таким ароматным и вкусным, что я, когда баба Таня отворачивалась, отрывала куски теста и ела.
У бабы Тани огромный сад, засаженный разными цветами – лилиями, георгинами, фиалками, ромашками, розами и другими. Мама ее сад называет «Садом Шахерезады».
* * *
Я, Маша и баба Люба в один день пошли копать картошку. Накопали полное ведро. Потом баба Люба и Маша начали спорить, кто понесёт ведро. Бабушка сказала Маше: «Тебе тяжело!», но Маша не отдала ведро. Она уже переросла свою бабушку!
Потом мы насобирали ягодок и яблок и сделали вкусный, самый настоящий, сок.
Каждый день мы с друзьями гоняли на велосипедах по округу, а вечерами часто собирались у кого-то на скамейке или во дворе, разговаривали, шутили, смеялись, играли.
27 июля в Армении отмечали праздник воды Вардавар, нам было немножко грустно, что мы не смогли принять участие в этом празднестве, но 31 июля в деревне мы отметили День Нептуна. На пляже собрались дети и взрослые, все пели, танцевали, участвовали в конкурсах и играх, а потом дружно пошли купаться. Мы с мамой и сестрой переплывали речку Терсу, которая шириной примерно 80 метров.
По реке плавали красивые лебеди, гуси и утки. А в воде можно было увидеть стайки больших и маленьких рыбёшек. Так было смешно, когда мама для нас ловила лягушонка. Он отчаянно пытался от неё упрыгать, но все-таки она изловчилась и поймала его. Лягушонок сначала пытался вырваться, а потом уселся на её пальце, свесил лапку и начал нас рассматривать. Он был такой маленький, смешной и доверчивый. Через некоторое время мы его отпустили, и он скрылся в водорослях в воде.
В тот же день мы весело отметили день рождения бабы Любы. Бабушке исполнилось целых 58 лет.
* * *
Уезжая, я уже знаю, что снова буду ждать лето. Мое русское лето.
Дневник потерянной любви
Сюзанна Аветисян. Армения, Ереван
Родилась 8 июня 2000 года в Ереване. Училась в школе № 35 им. Н. В. Гоголя в Ереване, затем переехала в Польшу, где получила среднее образование, при этом параллельно изучала иностранные языки. В данный момент владею 5 языками (польский, русский, армянский, английский и испанский). В 2019 году поступила в филиал МГУ им. М. В. Ломоносова в городе Ереване, на данный момент являюсь студенткой второго курса направления подготовки "Лингвистика". Помимо учебы занимаюсь репетиторством польского и английского языков. Благодаря творческому подходу преподавателей филиала МГУ, появилась тяга к написанию разных видов произведений – проза, поэзия и так далее.
Каждый из нас, к сожалению, терял в жизни близкого человека, кто-то раньше кто-то позже, но терял. И я уверена, что абсолютно каждый хотел бы провести с близкими тот последний день, попутешествовать по их воспоминаниям, побывать в чертогах мыслей, понять ошибки, может, даже подростковые глупости, увидеть их первую влюбленность, первый поцелуй, первое расставание… прожить всю жизнь этого человека, чтобы понять его, его поступки, его слова, его смех и его слёзы. Но это просто невозможно или было невозможным до тех пор, пока я не наткнулась на разодранную книгу на чердаке нашей новой квартиры. И, конечно, как истинный книжный червь, я бросила все свои дела и приступила к чтению, как мне казалось, романа. Однако, к моему удивлению, это был дневник, и, к сожалению, имя автора нигде не было указано. Я бережно листала его, обращая внимание на неуклюжий почерк моего героя, увидела даты и поняла, что записи были сделаны в конце восьмидесятых – начале девяностых годов, то есть этому дневнику больше 30 лет! Устроившись среди пыльных вещей и паутин, я принялась за чтение. Итак, первая запись…
19. 08. 1989 год: “Ну что ж, нужно как-то начать, наверно, лучше представиться, хотя я даже не знаю, это первый мой дневник, и я бы не начал его, если бы не моя сестра, которая посоветовала записывать мои мысли, чтобы хоть с кем-то поделиться. Такой уж я человек, без друзей и знакомых. Кроме сестры, у меня никого и нет, ну ещё и этот блокнот, который я купил на последние деньги. Мы выросли в Коломне, в старом доме недалеко от озера, куда мы с сестрой сбегали от бабушки, чтобы полюбоваться звёздами. Ах, наша любимая бабушка, которая покинула нас несколько лет назад и по которой я безмерно тоскую. После ее смерти я принял на себя ответственность за сестру и ее образование, ведь она самый талантливый человек на земле, а таланты нужно развивать. И вот, отодвинув в сторону свой талант писателя, я всеми силами копил деньги на университет для нее, и сегодня она оставляет меня и направляется в Москву за своей мечтой. Я так горжусь ею. А я? Я остаюсь в своем городке и попробую следовать своей мечте. И правда, стало чуть легче, как всегда сестра была права…”.
Художник Арта Геворкян
Прочитав первую страницу, я влюбилась в этого героя, в его корявый почерк, его характер, ведь он не ожидал, что кто-то много лет спустя прочитает его записи. Поэтому он не мог лицемерить. Его записи были настолько откровенны, что это чувствовалось в каждой букве, и я начала сомневаться: стоит ли читать что-то столь сокровенное? Однако любопытство взяло вверх, и я продолжила.
“После прощания с сестрой я решил пойти к нашему озеру, ведь там всегда приходило вдохновение и строчки писались сами, одна за другой, но этим вечером у меня ничего не получалось, и даже озеро не помогало. И тогда я заметил Ее… Безумно милую и, не побоюсь этого слова, маленькую, девушку, которая сидела на скамейке и ждала кого-то. Она выглядела настолько волшебно, как будто звёзды создали Ее: каскад длинных вьющихся волос цвета чёрного чернила, которое часто оставляло след на всех моих рубашках, изящные руки и по-настоящему малюсенькие стопы – это все, что я смог разглядеть, но этого было вполне достаточно, чтобы слова в моей голове построились в поэтические строчки и я быстро начал писать, чтобы ничего не ускользнуло из головы. Вдруг я приподнял глаза, но Ее уже не застал. Мое разочарование было неописуемым. Я оставил листок со своими мыслями на той скамье, где сидела Она и поспешил домой.”
23.08.1989. “Сегодня я Ее снова увидел: ангельское лицо, которое невозможно будет стереть из моих мыслей. А Ее кожа, настолько белая, что я боялся, что воздух может ее испачкать… Эта белоснежная кожа придавала Ей необычную невинность, которая присуща только ангелам, а эти глаза… Таких тоскливых глаз я никогда не видел: в них столько грусти и одновременно надежды, столько жизни и огня, столько противоречий… И вокруг этих темных, почти черных глаз росли необыкновенно длинные ресницы, которые придавали Ее ангельскому лицу невероятную таинственность. Ее прямой нос и до боли красивые губы, алые, как самая яркая роза, которая растет на нашей планете, очаровывали меня… В голове моей было столько стихов, которые я бы хотел посвятить Ей, но одновременно не было ничего. Она загадка, которую я бы в жизни не хотел разгадать. И, оторвавшись от Ее прекрасного лица, я заметил в Ее изящных руках мой листок со стихом, который оставил тем вечером на Ее скамейке…”
25.08.1989. “С того дня я каждый вечер наблюдаю за Ней и как самый последний в мире трус не могу заставить себя познакомиться с Ней, ведь Она так невинна и чиста, что мне кажется, что одно мое «привет» может запятнать ее белизну. Она словно хрупкая и безмерно дорогая ваза, которой можно лишь восхищаться, но приближаться нельзя… Каждый вечер я смотрел на Неё издалека, и каждый вечер у Неё в руках я видел помятый листок со своим стихом, который Она так бережно держала, как будто ждала меня. Разве могла моя бездарная писанина так Ей понравиться? Разве я мог ее заинтересовать?”
19.09.1989. “Итак, прошёл уже месяц со дня, когда я увидел Незнакомку, которая уже совсем не незнакомка. Я каждый вечер восхищался ею у озера, издалека, конечно. Каждый вечер умилялся Ее улыбкой, каждый вечер пытался с Ней заговорить, но все тщетно. Я боялся отказа, боялся настолько сильно, что при попытке знакомства начинал дрожать, как осенний лист. Но Незнакомка сделала все за меня. Сегодня вечером Она подошла ко мне, я не верил своим глазам: Она была настолько близко, что могла услышать биение моего сердце, да что там, его было бы слышно даже в Москве… Все, что она сделала – с улыбкой вручила мне мой листок и попросила закончить стихотворение. Не сказав ни слова, застыв на пару минут, я смотрел на свой кривой почерк и не мог понять, что происходит. Она встала, ещё раз пронзив мое сердце своей улыбкой и ушла неуверенным шагом, оставив одного взволнованного юного поэта…”
20.10.1989. “Я знаю, что забывал делать записи, но такой уж я человек, не люблю делиться мыслями, хотя все знают, что когда человек счастлив, он не делится этим с дневником, а до последнего пытается выжать из счастливого момента все до капли, чтобы насытиться вдоволь. Уже 2 месяца Она в моей жизни. Настолько счастливым я никогда не был, настолько беззаботным, романтичным, вдохновленным. Нет, никогда не был. Я узнал о Ней все, буквально все. Она болтает без умолку, каждое Ее слово, как музыка, настолько приятная и безумно очаровывающая. Она просила меня закончить стихотворение, которое я написал во время нашей первой встречи, но я никак не мог и поэтому не принял листок с набросками. Ещё Она любит закаты, тюльпаны, шоколад и морковку, а еще – солнце и теплоту. И это и неудивительно, так как Она армянка. Я никогда прежде не задумывался об Армении, о солнце, об абрикосах, но после Ее рассказов полюбил эту страну всем сердцем, ведь Она подарила мне мою солнечную девочку, которую я так люблю. Она рассказала мне о своём народе, о его могуществе и потрясающей истории, обещала показать горы и угостить традиционными пряностями. Как после этого не влюбиться в ее родину? И что самое необычное – Она показала мне крестик, который достался ей на крестинах от бабушки и которым Она так дорожила. Одновременно я пытался ей рассказать про Россию, но Она так много знала о ней. Она восхищалась моей родиной, рассказывала, как прекрасно себя чувствует в Коломне, как близка ей русская душа… Мне казалось, что та знакомая незнакомка олицетворяла два наших народа в одном прекрасном образе.”
Художник Арта Геворкян
25.12.1989. “Таким счастливым я был только в детстве. Знаешь то чувство, когда счастье настолько близко, ты его ощущаешь, но боишься потерять. Когда ты слишком сильно пробуешь удержать что-то, либо ломаешь это, либо оно от тебя убегает. И я так этого боялся. Я безумно опасался Ее побега, хотя надо было опасаться, что я Ее «сломаю». Как ни странно, Она стала моей зависимостью, а я – Ее. Наш союз был неразделим, несмотря на ее упрямый армянский пыл и мое русское хладнокровие: после наших криков и ссор мы всегда возвращались к друг другу, неважно, кто был прав, кто виноват. Она вставала на носочки и утыкалась носом мне в шею, говоря, что мой запах Ее успокаивает, а я обнимал Ее как можно сильнее, как только мог. Но она такая упрямая… Иногда мне казалось, что я не смогу приручить эту дикую кавказскую девушку. Нет, не пойми меня неправильно, дневник, я не хотел сделать из Неё рабыню или властвовать над Ее мыслями, лишь утихомирить Ее, немного приземлить, ведь сам падал с высот и не хотел, чтобы Она знала эту боль. А Она лишь повторяла, что тяжелая жизнь убила во мне мечтателя, и что никогда из меня не получится хороший писатель, ведь я слишком приземлен, слишком реален и до жути пессимистичен. Все эти слова кололи меня прямо в сердце, но я не подавал виду. Моя зависимость не хотела меня понимать, мой собственный наркотик отказывался от моей натуры, и это свершилось вновь: я утонул в депрессии. Каждый, кто проходил через это, знает, что она, словно болото, засасывает тебя все мощнее и мощнее, твои эмоции, неважно, хорошие или плохие, их просто нет, ты теряешь смысл жизни, смысл любви, семьи, денег, работы. Ты теряешь все…. И самое мучительное в том, что осознаешь, что не можешь выйти из этого состояния, убежать или уплыть, ты лишь погружаешься с головой в болото и, к сожалению, уносишь с собой людей.”
30.12.1989. “Мое армянское солнце уже не грело так тепло, как тогда, либо оно уже устало, ведь все, что я делал – это ныл. Ныл о судьбе, о потерянной удаче, о том, что я одинок, но одновременно не подпускал к себе даже Ее. Самым отвратительным было то, что я видел, как из-за меня гаснет последний лучик солнца в Ее душе и ненавидел себя за это. И тогда я понял, что убил свое счастье, однако, как ни странно, не стал ничего делать, Такой уж я человек… Мое солнышко уже не пыталось меня развеселить, оно вовсе спряталось дома, от снега, от зимы и от меня… Я так Ее понимал. Депрессивные люди настолько эгоистичны, они думают лишь о себе, разговаривают о себе и хнычут тоже о себе, и я не был исключением. Понятия не имел, что у моей хрупкой девочки могут быть проблемы, о которых она умалчивала, чтобы не переутомить и так загруженного меня, но загруженного чем? Правильно, жалостью к самому себе. Ее бабушка была при смерти и Ей надо было лететь в Армению, чтобы успеть попрощаться, но это значило бросить университет во время сессии, что было равносильно исключению, однако ей было все равно… Это значило улететь туда в самый разгар войны… Но Ей было все равно… Это значило рисковать всем: образованием, будущим, жизнью… Но моей храброй девочке было все равно. Это же была Ее любимая бабушка. И меня не было рядом… Меня не было, когда Ей сказали эту жуткую новость… Меня не было, когда она плакала в ванной, закрыв рот руками, чтобы никто не услышал… Меня не было, когда она нуждалась во мне… Ты и представить не можешь, дневник, как сильно меня задело, что обо всем этом я узнал из Ее записки, которую обнаружил у меня под дверью сегодня утром, кроме неё в коробке лежал тот самый крестик от бабушки, а еще мой стих, точнее – его продолжение, написанное ее аккуратным почерком:”
