Kitabı oxu: «Джатаки. Сказания о Будде. Том III», səhifə 3

206. Укрощение красавицы
Kusa Jātaka

П ребывая в Джетаване, Будда рассказал эту историю о неумиротворенном бхикху.

Однажды, пока бхикху этот ходил в Саваттхи, собирая подаяние, встретил он красивую женщину и сделался ею одержим. Обуянный страстью, он совершенно запустил себя. Стал носить грязное одеяние, отрастил ногти и волосы. Он чах и желтел, покуда не стали выпирать на нем вены. Похоже было, что у него желтуха, он ослаб и заболел. Точно так же, как дэва, близящийся к концу своего небесного существования, являет пять ясных знаков, с бхикху, которому грозит опасность отринуть свою практику, происходит то же самое. Небесная гирлянда дэвы вянет; у бхикху увядает вера. Одеяние дэвы марается; нравственность бхикху пятнается. Тело дэвы утрачивает красоту; неумиротворенность бхикху искажает его черты. Тело дэвы пропитывается по́том; бхикху погрязает в разврате. Дэве более не в радость его небесная обитель; бхикху более не восторгается одиночеством. Когда все эти несчастливые признаки стали очевидны у того бхикху, друзья отвели его к Будде.

Он признался Будде, что неудовлетворен, и Будда сказал ему:

– Бхикху, не будь рабом страсти. Это коварная женщина. Одолей свою страсть к ней и снова услаждайся Дхаммой и Послушанием. В прошлом, из-за того что один мужчина влюбился в женщину, отринул он свой духовный поиск и провел всю свою жизнь, погрязши в мире.

Затем он рассказал эту историю из прошлого.

Давным-давно, когда в Кусавати², столице царства Малла, правил Оккака, его царственной супругой была Силавати. Правил царь праведно, но у него не было детей. Жителей тревожило, что без наследника царство в опасности. Когда собрались они и пожаловались царю, тот открыл дворцовое окно и сказал:

– Никто в царстве не бесчинствует. Правлю я хорошо. Почему упрекаете меня за злодеянье?

– Государь, – ответил выбранный представитель, – никто не бесчинствует, но нас беспокоит, что без наследника, которому престол достанется по праву, может явиться какой-нибудь чужак и захватить царство. Мы побуждаем вас приложить все усилия, какие в вашей власти, чтобы произвести на свет сына, который станет править вашим царством после вас.

– Что же мне сделать? – спросил царь.

– Государь, – ответил выбранный человек, – перво-наперво неделю напролет ежедневно отправляйте на улицу кого-нибудь из дворцовых танцовщиц. Объявите, что их представление – религиозное деяние, разрешенное благочестием. Если какая-то из них понесет и родит сына, его и можно будет назначить наследником престола.

Царь внял совету и выбрал нескольких самых красивых и соблазнительных танцовщиц, но ни одна из них не понесла.

Далее собрание горожан предложило отправлять на улицу каких-нибудь высокородных придворных женщин, и царь на это согласился, но опять ни одна не понесла.

Собрание горожан тогда предложило отправить на улицу самых сановных женщин из гарема, и царь согласился, но ни одна из них не понесла тоже.

– Увы! – отчаялся царь. – Похоже, у меня никогда не будет сына!

Жители опять взволновались перед дворцом, требуя, чтобы царь сделал что-нибудь, чтобы произвести на свет наследника престола.

– Прошу вас! – взмолился царь. – Я отправлял без счета женщин из дворца на улицы, но ни одна из них не понесла. Что еще могу я сделать?

– Государь, – ответил избранник, – наверняка ни одна из этих женщин не располагала достаточными заслугами, чтобы зачать сына. Есть, однако, во дворце одна добродетельная особа. Вы обязаны теперь послать на улицы царственную супругу, саму царицу Силавати. Уж она-то понесет сына точно!

Не видя иного решения, царь согласился на это требование. Семь дней провозглашал он под барабанный бой, что в определенный благоприятный день царица Силавати будет спускаться на улицу ради религиозной церемонии, чтобы произвести на свет наследника. Все мужчины, желающие поучаствовать, должны собраться перед дворцом.

В назначенный день в ожидании царицы собралась большая толпа мужчин, свежевыкупанных и красиво одетых. Каждому не терпелось заняться с царицей любовью ради исполнения своего долга перед царем.

Когда прекрасную царицу в роскошном одеянье из шелка сносили на изящной тахте по ступеням дворца, мраморный трон Сакки проявил признаки накаливания. Сакка тут же осознал, что это происходит из-за великой добродетели царицы, так крепко желавшей сына.

– Выполню ее пожелание! – объявил он. – Кто же достоин быть ее сыном? – задумался он. – Конечно, им должен стать Бодхисатта, приближающийся к концу своего существования в Таватимсе!

Хотя Бодхисатта рассчитывал на перерождение в высших небесах, Сакка его убедил ради благосостояния мира вместо этого отправиться в царство людей, чтобы царица Силавати понесла им, и он сделался наследником престола царя Оккаки.

А чтобы ни один мужчина не воспользовался добродетельной царицей, Сакка, приняв обличье пожилого брамина, возник посреди той толпы крепких мужчин. Увидев его, все остальные расхохотались. Они насмехались над его преклонным возрастом и дешевой одеждой и спрашивали, чего ради он вообще сюда явился.

– Что вы ко мне придираетесь? – отвечал им Сакка. – Может, я и смахиваю на старика, но страсть и мужская сила мои по-прежнему здоровы и сильны. Вот увидите, что я достойнее любого из вас!

Применив свою сверхъестественную силу, Сакка выбрался в передние ряды толпы и в тот же миг, когда царская тахта коснулась земли, взял царицу за руку и увел ее прочь.

– Посмотрите на этого старого брамина! – закричали некоторые мужчины. – Что он делает?! Куда он уводит царицу?! – кричали другие. – Позор ему! Почему не ведет он себя сообразно своему возрасту?! – кричало еще больше народу.

Все разъярились от того, что им отказали в усладах, но приходилось признать: царицу увлекли прочь. Глядя из дворцового окна, царь тоже увидел, как царицу уводит старый брамин, и ему это чрезвычайно не понравилось.

Стремительно сбежав с царицей за городские ворота, Сакка вызвал появление дома. Дверь этого дома стояла открытой, и царица заметила внутри груду сучьев.

– Это и есть твой дом? – презрительно спросила она, все еще веря, что перед ней старый и бедный брамин.

– Да, госпожа, – тихо ответил Сакка. – Раньше я пребывал в нем один, но теперь нас двое! Прошу вас, отдохните пока на этом ложе из сучьев, а я принесу немного риса, чтобы поесть.

Он легонько коснулся ее рукой, отчего все тело ее охватил божественный восторг, и она лишилась чувств. Сакка тут же перенес ее в Таватимсу и бережно уложил на божественную тахту у себя в великолепном дворце. На седьмой день пробудилась она и, узрев вокруг себя великолепие, осознала, что пленил ее вовсе никакой не старый брамин, а сам Сакка.

Когда открыла она глаза, Сакка сидел у подножия великолепного кораллового дерева в окружении небесных музыкантов. Поднявшись с тахты, царица Силавати подошла, приветствовала его и почтительно села сбоку.

– Силавати, – произнес Сакка, – я предлагаю вам милость. Выбирайте то, чего желаете больше всего!

– Государь, – ответила та, не колеблясь, – даруйте мне сына.

– Разумеется, госпожа, – сказал Сакка, – но не только одного; я дарую вам двоих сыновей. Один из них будет уродлив, но мудр, а другой будет пригож, но туп. Какого желаете вы родить первым?

– Прошу вас, первым дайте мне мудрого, ваше величество, – попросила она.

– Даровано, – сказал Сакка и дал ей веточку травы куса, небесное одеянье, сандалового дерева, цветок с кораллового дерева и лютню под названием Коканада.

– Ваше высочество, – сказал Сакка, – вам пора возвращаться во дворец.

Он перенес ее в царскую опочивальню, уложил рядом со спящим царем и бережно коснулся пальцем. От этого касания в утробе ее зачался Бодхисатта.

Царица Силавати немедленно поняла, что она в тягости. Проснувшись, царь удивился при виде нее и спросил, как она вернулась.

– Обратно меня принес Сакка, государь.

– Своими собственными глазами видел я, как тебя уводит старый брамин. Почему ты пытаешься обмануть меня этими разговорами о Сакке?

– Поверьте мне, государь, – стояла на своем она. – Брамин этот и был Саккой, и он взял меня в Таватимсу.

– Дорогая моя, – возразил царь, – как же мне поверить такой невероятной истории?

Царица Силавати показала ему траву куса и сказала:

– Это было подарком Сакки.

– Дорогая моя, – сказал царь, – трава куса растет в Джамбудипе повсюду.

– Ну так взгляните тогда вот на это! – произнесла она, откидывая покрывала. – Одеяние это было тоже подарком Сакки.

Царь был ослеплен.

– Дорогая моя! – воскликнул он. – Уж точно лишь Сакка мог подарить тебе такое изысканное одеянье. Прошу меня простить!

Помолчав, он сказал:

– Но вопрос остается. Ожидаешь ли ты ребенка?

– Да, ваше величество, – объявила она, – я в тягости наконец-то, и будет сын!

Услышав это, царь сделался так счастлив, что лишился дара речи. Поспешно занялся он тем, чтобы устроить царицу поудобнее. Призвал к себе слуг и велел предоставить все для заботы о беременной царице и ее еще не рожденном сыне.

После десяти лунных месяцев царица Силавати разродилась сыном. Царь и царица назвали его Кусой в честь травы, что получила она от Сакки. Как Сакка и предсказывал, мальчик оказался до крайности некрасив. Пока царевич Куса еще ползал, царица родила и второго сына. Этот мальчик был очень пригож, и его назвали Джаямпати.

Прождав наследника так долго, царь прилагал все усилия к тому, чтобы мальчиков хорошо растили и обучали как полагается. Конечно, царевич Куса, оставаясь некрасивым, был так умен, что ему вообще никакие учителя не требовались. У него имелось врожденное свойство овладевать любым знанием и любым навыком без усилий. Джаямпати же, напротив, хоть и становился, казалось, с каждым днем все пригожее, оказался неспособен ничего выучить или овладеть каким бы то ни было навыком даже с лучшими учителями.

Однажды, когда Кусе исполнилось шестнадцать, царь Оккака объявил царице:

– Дорогая моя, мы стареем. Мне хотелось бы уйти на покой и вручить царский зонтик твоему старшему сыну. Как только он женится, можем устроить крупное празднество, чтобы отметить его возведение на престол. Прошу, узнай у своего сына, есть ли такая царевна, которой он благоволит. Давай возьмемся за поиски подходящей невесты для него и привезем ее в Кусавати, чтобы она стала его царицей.

Царица Силавати с готовностью согласилась и отправила доверенную служанку обсудить это с царевичем. Узнав о царском намерении, царевич Куса подумал: «Я уродлив. Никакой красивой царевне не захочется становиться моей невестой. Кого бы ни привезли сюда мои родители, она бросит на меня один взгляд и сбежит! Это приведет в ужас мою семью и навлечет стыд на все царство. Поскольку я никогда не смогу жениться, мне и царем быть не следует! В конце концов, что значит для меня домашняя жизнь? Я стану исправно заботиться о своих родителях, пока они будут живы, а после их кончины отвергну мир и сделаюсь аскетом!» Вслух же он произнес служанке:

– Прошу, передай моим родителям, что я не желаю жениться. Нет нужды у меня ни в царстве, ни в каких празднествах. Когда родители мои скончаются, я оставлю Кусавати и поведу жизнь аскета.

Служанка повторила это сообщение царю и царице, но они чрезвычайно расстроились и отказались принимать его решение. Через несколько дней царь попросил сына передумать, но царевич остался непреклонен. Трижды умолял царь позволить им выбрать ему невесту и принять престол, и трижды отказывался царевич Куса. Когда царь попросил в четвертый раз, царевич подумал: «Едва ли прилично так твердо противиться пожеланиям родителей. Посмотрим, удастся ли мне найти способ все обставить так, будто я не столь упорно отказываюсь им повиноваться». Он призвал к себе царского златодела, дал ему много золота и заказал сделать золотой образ прекрасной женщины.

Как только златодел ушел, царевич Куса взял такое же количество золота и сработал подобную же статую сам. Была она не только совершенно как живая, но и молодая женщина, которую изображала она, была несравненной красоты. Изваяние одел он в тонкие ткани и поставил его в своих покоях.

Когда златодел с гордостью принес дело рук своих, царевич Куса его раскритиковал и велел человеку принести статую из царевичевой спальни. Златодел пошел к покоям и открыл дверь. Увидев статую, он тут же закрыл дверь от смущенья, решив, будто вторгся к дэви, ожидавшей предаться усладам с царевичем.

– Ваше высочество, – прошептал царевичу златодел, – у вас в покоях вас дожидается прекрасная дэви. Я не осмелился войти внутрь.

– Друг, – промолвил царевич со смехом, – это всего лишь статуя. Ступай обратно ко мне в покои и принеси ее мне.

Удостоверившись, что его собственная статуя совершенна, царевич велел изваяние похуже отнести в хранилище. Слугам велел он обрядить прекрасную статую в шелковое сари и поместить ее в повозку. Затем отправил ее к царице с таким посланьем: «Дорогая матушка, это изваяние той женщины, которая станет моей невестой. Когда ты ее найдешь, я на ней женюсь». Он был уверен, что его родителям нипочем не отыскать женщину такую прекрасную, как эта статуя, и был доволен, что ему больше не придется отвергать их предложение.

Царица созвала советников и сказала им:

– Мой старший сын, который станет царем, был даром Сакки и обладает великой заслугой. Он должен иметь царицу, достойную его!

Показав им золотую статую, она произнесла:

– Вот образ женщины, которая станет его невестой. Наверняка она царевна. Провезите эту золотую статую по всем царствам Джамбудипы. Когда обнаружите женщину, которую она изображает, вручите эту статую ее отцу и скажите: «Царь Оккака желает, чтобы ваша дочь вышла за его старшего сына и стала царицей Маллы». Как только вернетесь с известием, мы с царем сами отправимся улаживать этот брак.

Советники разместили золотое изваяние в закрытой повозке и выехали из Кусавати с большой свитой. В каждом царском городе, который навещали, они одевали статую в изысканное шелковое сари, окутывали гирляндами, ставили на золотой постамент рядом с тропою к водоему. Сами же советники незаметно располагались поблизости, чтобы слышать, о чем говорят люди, проходя мимо.

Статуя была настолько поразительной, что ее замечали все, но никто и помыслить не мог, что это не настоящая женщина. Некоторые дружелюбно обращались к ней, а другие шептались, чтоб она не услышала.

– Посмотрите на эту юную женщину. Она же похожа на дэви!.. Чего она тут ждет?.. Интересно, откуда она… Жаль, что в нашем городе с нею некого сравнить!

Слыша подобные замечания, советники понимали, что возможных соискательниц тут не найдется. Как только темнело, они возвращали изваяние обратно в закрытую повозку и переезжали в следующую столицу.

В скитаньях своих они достигли Сагалы, столицы Мадды. Золотую статую поставили, как и прежде, и отошли в сторону наблюдать и слушать.

У царя Мадды было восемь необычайно прелестных дочерей, из них старшей и несравненно прекрасной была царевна Пабхавати. Была она такой красивой, что тело ее лучилось пленительным сиянием. У царевны имелась горбатая нянька, которая была ее особой прислужницей. В тот вечер нянька и восемь служанок отправились с котелками за водой для купания царевны и мытья ее волос. По пути к водоему нянька заметила золотое изваяние и, решив, будто перед нею сама Пабхавати, воскликнула:

– Посмотрите на эту непослушную девушку – послала нас за водой, а сама поспешила к водоему впереди нас!

Подскочив к изваянию, она вскричала:

– Только взгляни на себя, ходишь тут без призора! Твой отец будет в ярости!

Она вытянула руку и шлепнула статую по щеке – и в мягком золоте образовалась вмятина. Потрясенно обнаружив, что это всего лишь статуя, она засмеялась.

– Посмотрите, что я натворила! – закричала она служанкам. – Думала, что это моя непослушная дочка, вот и шлепнула ее. А это просто статуя, и теперь я вижу, что она и близко не так прекрасна! Я ее поломала и притом руку ушибла!

Советники быстро окружили няньку, и один спросил:

– Госпожа, вы утверждаете, будто ваша дочь красивее этого изваяния?

– Да, утверждаю, молодой человек! Впервые увидев эту статую, я решила, что это моя дочь. Конечно, под «моей дочерью» я имею в виду самую старшую царскую дочь. Она самая прекрасная женщина во всей Джамбудипе, а эта статуя хоть и сделана из чистого золота, с нею никак не сравнится!

Советники с восторгом поняли, что их долгое странствие, похоже, завершается успешно. Статую они поместили обратно в закрытую повозку, отвезли ее во дворец и попросили царя принять их. Приветствовав его, они сказали:

– Ваше величество, царь Оккака желает, чтобы ваша дочь, царевна Пабхавати, вышла замуж за его старшего сына и стала царицей Маллы. Мы готовы предложить вам эту золотую статую в подарок от царя.

Царь понимал, что союз с царем Маллы окажется ему крайне выгоден, а потому был счастлив принять их предложение. Советники объявили, что им нужно вернуться в Кусавати, но пообещали, что сами царь и царица вскоре прибудут обо всем договариваться. Оказав им щедрое гостеприимство, царь их отпустил.

Царь Оккака и царица Силавати были вне себя от радости и тут же с огромной свитой отправились в Сагалу. Когда прибыли они, их встретили с большими почестями и пышно развлекали. Царица Силавати тревожилась за будущее своего сына и попросила увидеться с невесткой. Пабхавати, великолепно обряженная, явилась и приветствовала свою свекровь. Едва завидев царевну, царица подумала: «Что за поразительно прекрасная молодая женщина! Если она увидит моего некрасивого сына, то наверняка сбежит. Я должна отыскать способ удержать ее, несмотря на все его уродство». Вслух же она произнесла:

– Государь, моя невестка вполне достойна моего сына. Мы довольны, но у нас в царской семье есть традиция. Если ваша дочь не прочь соблюсти эту традицию, мы возьмем ее с собой в Кусавати.

– Что ж это может быть за традиция? – поинтересовался царь.

– У нас в семье, – ответила царица, – мужчине и женщине, а в этом случае – царю и царице – не дозволяется видеть лиц друг дружки, пока женщина не понесет. Традицию эту нужно неукоснительно соблюдать. Конечно, есть надежда, что надолго это не затянется.

– Дорогая моя Пабхавати, можешь ли ты принять это условие? – спросил у своей дочери царь.

– Да, отец, могу, – ответила она.

Оба семейства были до крайности довольны. Царь Оккака и царица Силавати раздали множество богатых даров родителям Пабхавати и сопроводили ее в Кусавати, который достославно украсили перед восшествием на престол и царской свадьбой. В ознаменование этого события всех узников по всему царству выпустили на волю. В конце празднования Кусу провозгласили царем, а Пабхавати стала его царственной супругой.

Кусе и Пабхавати, вынужденным следовать хитроумному замыслу, не дозволялось видеть друг дружку. Каждый вечер, когда царица Пабхавати забиралась на ложе, гасили свет, и в опочивальню входил царь Куса. Ночь они проводили вместе, но перед самой зарей ему приходилось ее покидать. Через несколько дней Куса сказал матери, что хочет увидеть Пабхавати, но та ему отказала, напомнив, что царица еще не понесла. Вновь и вновь умолял он, и наконец из материнской нежности она уступила.

– Завтра переоденься махаутом и жди в слоновнике, – сказала она. – Я приведу туда Пабхавати, и ты сможешь исподтишка наглядеться на нее, сколько сердце пожелает. Однако ты должен быть очень осторожен, чтобы она не поняла, кто ты такой!

Очень воодушевленный, Куса с готовностью на это согласился.

Назавтра, как и было обещано, Силавати предложила Пабхавати сопроводить ее и осмотреть царских слонов. Ведя Пабхавати через слоновник, царица-мать показывала невестке каждого зверя и сообщала его имя. Когда они миновали то место, где в соломе сидел Куса, он швырнул кусок засохшего слоновьего навоза, и тот попал Пабхавати в спину. Она тут же повернулась, явив свое лицо полностью, совершенно сияющая, несмотря на свой гнев. Осознав, кто кинул в нее грязью, она сердито нахмурилась.

– Я заставлю царя отрезать тебе руку! – закричала она.

Силавати постаралась утешить невестку, поглаживая ее по спине, и обе женщины быстро ушли из слоновника.

Кусе, плененному красотой Пабхавати, захотелось увидеть ее снова, поэтому он сказал матери, что будет ждать в конюшне. Когда его мать завела туда царицу, Куса опять применил ту же уловку с куском сухого навоза, и отозвалась на это Пабхавати точно так же, как и в прошлый раз. Силавати вновь попробовала ее утешить, и они обе поспешили прочь.

Назавтра Пабхавати сказала своей свекрови, что ей не терпится увидеть Кусу, но Силавати отказала ей, напомнив, что она еще не понесла. Пабхавати умоляла ее вновь и вновь, и Силавати наконец уступила:

– Ладно, завтра по городу пройдет царское шествие. Можешь остаться у своего открытого окна. Увидишь, как царь сидит на своем царском слоне.

Силавати призвала обоих своих сыновей и устроила так, чтобы пригожий царевич Джаямпати, обряженный в изящные одежды, разместился на царском сиденье на слоне, а царь Куса, переодетый махаутом, расположился у него за спиной. Когда шествие миновало дворец, она сказала Пабхавати:

– Узри всю славу своего повелителя!

Вперившись в Джаямпати, Пабхавати пробормотала:

– Ах, и впрямь! У меня такой муж, который меня достоин!

В то же время царь Куса, не отрываясь, взирал на свою изящную царицу. Воодушевленный ее сияющим лицом, он принялся бурно подавать ей знаки. Когда шествие миновало, царица-мать спросила Пабхавати, действительно ли та разглядела своего супруга.

– Да, госпожа, разглядела, но тот уродливый и неотесанный махаут, которого мы видели в слоновнике и конюшнях, сидел у него за спиной. Казалось, что он мне машет. Почему такому невзрачному существу позволяют сидеть так близко от царя?

– Желательно, дорогая моя, за спиной царя иметь стражника, – объяснила царица-мать.

«Этот махаут слишком дерзок! – подумала Пабхавати. – Он вообще ведет себя не как слуга! Интересно, не царь ли он Куса на самом деле? Он определенно отвратителен с виду, а если он и впрямь царь, мне потому-то и не дают на него взглянуть!»

Чтобы проверить свое подозрение, она отправила свою няньку вслед за шествием, чтобы выяснить, где сидит настоящий царь, спереди или сзади.

– Дорогая моя, – спросила нянька, – но как же мне это определить?

– Тот, кто спустится со слона первым, наверняка будет царем, – сказала ей Пабхавати.

Нянька поспешила прочь и увидела, как Куса сходит со слона первым, Джаямпати – следом.

Спускаясь, царь Куса заметил, что за ним внимательно наблюдает горбатая женщина, и догадался, зачем она здесь. Он ее подозвал и строго велел не выдавать его тайну. Вернувшись в покои своей госпожи, нянька сообщила:

– Дорогая моя, пригожий мужчина, сидевший впереди, спустился первым.

Пабхавати ей поверила и успокоилась.

Шли дни, а царская пара в дневные часы по-прежнему была в разлуке. Куса еще раз умолил свою мать разрешить ему повидать Пабхавати. Не в силах отказать ему, Силавати согласилась на такую встречу в царском саду. На следующий день Куса спрятался за особенно крупным цветком лотоса и стал ждать. Вечером Силавати повела Пабхавати осматривать сад и показывать ей разные деревья и цветы. Когда дошли они до пруда с лотосами, где цвели цветы пяти оттенков, вода показалась Пабхавати такой манящей, что царице взбрело на ум искупаться, и она со своими прислужницами вступила в воду. Там она заметила великолепный цветок лотоса и протянула руку, чтобы его сорвать. В тот же миг Куса оттолкнул цветок в сторону и схватил Пабхавати за руку. Увидев его лицо, она завопила:

– На помощь! Меня поймало чудище!

Царь закричал в ответ:

– Я царь Куса! – и она лишилась чувств.

Когда упала она, Куса выпустил ее руку и убежал. Придя в себя, Пабхавати задумалась: «За руку меня схватил царь Куса. Я слышала его крик. Это был то же самый человек, кто швырял в меня навоз в слоновнике и конюшне. Он сидел за спиной того пригожего человека на шествии и насмехался надо мной! Должно быть, он встретился с моей нянькой и велел ей не сообщать мне правду. Он уродлив и отвратителен! Я не стану связываться с таким отвратительным и несносным мужем! Больше ни мгновенья тут не останусь. Постараюсь отыскать способ выйти замуж вообще за кого-нибудь другого!»

Она повелела советникам, приехавшим с нею из Сагалы, приготовить ее колесницу.

– Уезжаю сегодня же! – сказала им она. – Я должна отсюда сбежать!

Когда царю Кусе об этом сообщили, он подумал: «Пускай едет! Если постараюсь ее здесь удержать, у нее разорвется сердце. Я отыщу способ вернуть ее!»

Пабхавати вернулась в отчий дворец в Сагале, а Куса остался коротать одинокие ночи в Кусавати³.

Кусу так обуяло горе, оттого что Пабхавати оставила его, что прислужники его не могли смотреть ему в глаза. Без ее лучистой красоты дворец казался ему заброшенной тюрьмой. Весь день он томился в своих покоях и стонал:

– Вот она уже достигла границы; вот она уже вернулась в Сагалу.

Не в силах выдержать эту разлуку, он отправился к матери и объявил ей:

– Дорогая матушка, я намерен вернуть себе Пабхавати. Пока не возвращусь я, тебе надлежит править вместо меня.

Наутро его мать приготовила вкусной еды на дорогу и сложила ее в золотую миску. Отдавая ее сыну, она предупредила его, что женщины могут быть коварны, поэтому надлежит быть осторожным. Куса поклонился матери и торжественно произнес:

– Если еще останусь жив, мы с тобой увидимся снова!

Вооружившись пятью видами оружия, он положил лютню Кокабанду, полученную от Сакки, в суму вместе с тысячей монет и отправился в путь.

Будучи сильным и крепким, Куса к полудню прошел пятьдесят йоджан, остановился пообедать, прошел еще пятьдесят йоджан и к ночи достиг ворот Сагалы. Устав после трудного путешествия, он искупался и освежился, прежде чем войти в город. Как только миновал он городские ворота, силой его добродетели Пабхавати обеспокоилась. Не в силах усидеть на диване, она встала и легла на пол.

Пока бродил он по улицам, его заметила одна местная женщина и пригласила отдохнуть у себя в доме. Она вымыла ему ноги и предложила постель, чтобы отдохнул он, пока она приготовит ему поесть. Довольный ее любезным гостеприимством, он дал ей тысячу монет. Оставив оружие и суму у нее в доме, он отправился со своей лютней к слоновнику.

– Если вы мне разрешите здесь остаться, – предложил Куса махаутам, – я стану играть вам музыку.

Те с готовностью согласились и предоставили ему уголок, где можно будет ночевать. Хорошенько отдохнув, он сел, заиграл на лютне и запел. Музыка божественной лютни наполнила город, и все услышали ее. Как только донеслась она до Пабхавати, та подумала: «Эта музыка не может звучать ни от какой лютни, кроме его! В Сагалу искать меня пришел царь Куса!»

Царя зачаровала эта музыка, и он подумал: «Я должен взять этого музыканта своим придворным певцом! Завтра же пошлю за ним!»

Куса, однако, почувствовал, что выбрал не то место. «Если останусь здесь, – подумал он, – мне никогда не удастся даже мельком увидеть Пабхавати!»

На рассвете он позавтракал в едальне, отыскал мастерскую царского горшечника и нанялся к нему в подмастерья. Однажды он принес в мастерскую большую корзину глины, и ему позволили лепить собственные горшки. Куса был до того одарен от природы, что, сев за гончарный круг, быстро налепил всевозможных горшков – как больших, так и маленьких. Один изысканный горшок он сработал специально для Пабхавати – украсил его причудливыми фигурами, которые могла узнать лишь она одна. К тому времени, как закончил он работу, в мастерской скопилось множество горшков. Когда все их глазуровали и обожгли, горшечник взял некоторые, включая тот особенный, и отнес их во дворец.

Царь бросил на горшки один взгляд и спросил, кто их слепил.

– Я, государь, – ответил горшечник.

– Не пытайся меня одурачить! – воскликнул царь. – Я видел твою работу и вполне уверен, что не ты делал эти горшки. Кто?

– Вообще-то, государь, их сделал мой подмастерье, – признался горшечник.

– Твой подмастерье? – рявкнул царь. – Да тебе следует звать его своим учителем! Научись у него своему ремеслу, и отныне пусть все горшки для моих дочерей делает он.

Царь вручил горшечнику мешок денег и сказал:

– Отдай эти горшки моим дочерям, а твоему умельцу – тысячу монет.

В покоях царевен горшечник передал горшки и промолвил:

– Ваши высочества, все они были сделаны для вашего удовольствия.

Когда он отдавал Пабхавати особый горшок, она узнала на нем собственное изображение и портрет своей горбатой няньки, и тут же поняла, кто его изготовил. Она сердито вернула посуду горшечнику и вскричала:

– Я этого не желаю! Унеси его и отдай кому-нибудь другому!

Сестры засмеялись и принялись ее подначивать.

– Должно быть, ты думаешь, будто его сделал царь Куса! – сказали они. – Его сделал горшечник, глупая! Он красивый! Ты должна его сохранить!

Пабхавати не сообщила им, что ей известно о том, что Куса сейчас здесь, и горшок изготовил именно он.

Пока Куса ждал возвращения горшечника, он понял, что снова оказался не в том месте, чтобы увидеть оттуда Пабхавати. Горшечник отдал Кусе деньги и сказал ему, что царь остался премного доволен его работой и повелел ему делать все горшки для царевен, но Куса извинился и сказал, чтобы горшечник оставил все деньги себе.

Он ушел и нанялся подмастерьем к царскому корзинщику. Быстро овладев этим новым ремеслом, Куса сплел несколько корзин для царевен. Затем он изготовил роскошный веер из пальмовых листьев для Пабхавати, на котором изобразил ее саму в виде царицы, стоящей под белым зонтиком в пиршественном зале во дворце у Кусы.

Корзинщик взял корзины и веер Кусы во дворец, и царь откликнулся на них точно так же, как это произошло с горшечником. Корзинщику он дал мешок денег и сказал:

– Отдай корзины моим дочерям, а этому умельцу – тысячу монет. Отныне пусть делает все корзины для моих дочерей.

Едва увидев веер, Пабхавати швырнула его наземь и воскликнула:

– Я этого не желаю! Унеси его и отдай кому-нибудь другому!

Сестры ее, разумеется, не узнали изображенную на нем фигуру и принялись подначивать Пабхавати точно так же, как и прежде. И вновь она скрыла от них то, что знала сама.

И вновь Куса почувствовал, что он оказался не там, где нужно. Корзинщику он велел оставить деньги себе и ушел.

Потом сделался он подмастерьем царского садовника. Быстро выучившись искусству плетения гирлянд, Куса наделал для царевен всевозможных цветочных украшений. А затем изготовил великолепную гирлянду для Пабхавати, в которой изощренно изобразил и себя, и ее.

Садовник отнес их все во дворец, и царь отозвался на них так же, как это было с горшечником и корзинщиком. Садовнику он вручил мешок денег и сказал: