В предисловии сетовали на то, что не все талантливые португальцы известны миру. И впрямь жаль. Но тут как с монголами - попробуй запомнить некоторые имена! Еще и с дефисом. Хочешь признания - меняй фамилию.
А талант у Са-Карнейру есть. Текст очень интересный, необычный, золотой. Без психотерапевта не оседлаешь. Любопытно, что я недавно наугад ткнула в египетский рассказ с похожим посылом, там обвиненный в убийстве искренне уверял, что это не он, что его роль - добрый царь, а не убийца. Лусиу уже осуждён и уже отбыл наказание в тюрьме - в конце срока он решает наконец рассказать, как всё было на самом деле и объяснить, что он безвинен. Так ли это? Герой не зря безропотно принял приговор и отсидел положенное. Он знает за собой вину, но жаждет объяснить, что она из другого мира.
Это роман-мерцание. В нём есть реальность, где произошло убийство, приговор, наказание. И есть космос (Запредельное!) между двумя мужчинами, в котором перемешаны их чувства друг к другу, одиночество, литература, соблазнительное женское и невозможное мужское. В сознании и признании Лусиу эти два мира проникают друг в друга, как на переливной картинке - где настоящее, где придуманное, где чистое золото желания?
В последней попытке прижиться в реальности я стал целыми днями бесцельно бродить по улицам города
Единственное, что могло бы помочь прижиться, это общение с объектом привязанности, признание, принятие своих чувств. Но Лусиу страшно боится, отвергает даже намёк на любовь к мужчине. Сочиняет такие баррикады, что можно только удивляться голосом Красной Шапочки "Запутался! - Так прямо нарочно не запутаешься!"
На самом деле я испытывала некоторый диссонанс от чувственных описаний персонажей и ситуаций и вот этого ярого, болезненного неприятия истинного объекта любви. Конечно, нет однозначного варианта, что вообще в романе произошло, но, на мой взгляд, Лусиу умудрился (в ужасе от своих порывов) персонализировать Аниму другого человека и оживить её (и переспать с ней, и приревновать, и убить). Это объясняло бы все странности восприятия, всё недоумение друзей, когда он пытался спрашивать о Марте - её нет, она дана только ему в ощущения. Диссонанс в том, что мне не верится в такой вулкан страстей в том обществе и в то время. Опиум и афинские вечера, богема, артисты, обнажённые танцовщицы, культ любви и женственности, громокипящий модернизм и разрушение традиций, золотая эпоха слома барьеров - да люби ты кого хочешь. Но нет, португальские мужчины не такие, они не танцуют. Впрочем не хочу экстраполировать на всех мужчин - это мироощущение героя романа. Его лазорево-нежный рассказ о том, к какому разрыву в психике может привести не разрешение себе любить. Он упивается, глядя в эту пропасть - там Запредельное, звёзды, обладание. Выстрел.
Бобэоби пелись губы, Вээоми пелись взоры, Пиээо пелись брови, Лиэээй — пелся облик, Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Эту книгу невозможно читать отдельно от времени её написания - в противном случае читателя ждёт головокружение, возмущение и тихая брань под нос с растущим желанием пульнуть виновницу страданий в окно.
А дело всё в том, что перед читателем прежде всего модернистский роман, а потом уже детектив, где-то там на периферии позолоченных сполохов сюжета.
Текст здесь пляшет в бодром, хоть и грустном танце- меняется закоченелая структура предложений, в движение приходят запятые и вопросительные знаки, отбивая каблуками в танец врываются троеточия. Но в движение приходит не один только синтаксис, за ним подтягиваются и стилистические тропы - утончённые и смелые, застенчивые и глядящие в упор, обильные в своём содрогающемся течении.
А потом уже на первый план вступает рефлексия и не смело начинает вышагивать детективная линия, которая от негодования своего второго плана в конце красочно топнет ногой, да так, что слегка окосеет люстра.
Но вернусь обратно к рефлексии - она госпожа этого произведения, которой подчиняются и кланяются все остальные ранее указанные обитатели романа. Возможно, кроме таинственной субъективности, идущей с ней под руку, потому что читатель ограждён от возможности знать, кем на самом деле являются герои друг другу, а что главное, - двойственность оценки исповеди Лусиу. Писал ли он о причине своего заключения правду или он выжил из ума в тюрьме и нам открывается плод больного воображения?
Эта книга из разряда тех, которые могут и озадачить, и рассердить, и ошеломить. Бурно рекомендую к прочтению.
«Признание Лусиу» kitabının rəyləri, 2 rəylər