Kitabı oxu: «Иностранная литература №10/2012»

Ежемесячный литературно-художественный журнал

До 1943 г. журнал выходил под названиями “Вестник иностранной литературы”, “Литература мировой революции”, “Интернациональная литература”. С 1955 года – “Иностранная литература”.

Журнал выходит при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации, Министерства связи и массовых коммуникаций Российской Федерации и фонда “Президентский центр Б. Н. Ельцина”

© “Иностранная литература”, 2012

“Время сердца”

Переписка Ингеборг Бахман и Пауля Целана

Перевод с немецкого Татьяны Баскаковой, Александра Белобратова

Вступление Александра Белобратова

© Suhrkamp Verlag Frankfurt am Main 2008

All rights reserved by and controlled through Suhrkamp Verlag Berlin

© Татьяна Баскакова. Перевод писем П. Целана, 2012

© Александр Белобратов. Перевод писем И. Бахман и М. Фриша, вступление, 2012

Полностью книга выйдет в издательстве “Ad Marginem”.

“Любовь прекрасна, как смирительная рубашка”: два поэта, два мира, два сердца в письмах об одном чувстве

Ингеборг Бахман (1926–1973) и Пауль Целан (1920–1970) относятся к самым ярким звездам на поэтическом небосклоне немецкоязычной поэзии после Второй мировой войны. Их многое разделяет, особенно происхождение: она – австрийская немка из Клагенфурта, из семьи школьного учителя, вступившего в нацистскую партию еще в 1932 году; он – немецкоязычный еврей из Черновцов (Буковина, окраина Австро-Венгрии, с 1918 года принадлежавшая Румынии, в 1940-м оккупированная Сталиным, а в 1941-м захваченная Гитлером), чьи родители погибли в фашистском концентрационном лагере в 1942-м.

Отличны друг от друга их поэтические судьбы и миры. Бахман приходит в литературу в конце 1940-х как поэт. В мае 1952 года на чтениях “Группы 47” в Ниендорфе, в Германии, стихи ее привлекли всеобщее внимание, а через год (на чтениях в Майнце) были отмечены литературной премией. В декабре 1953-го она выпускает свою первую поэтическую книгу “Отсроченное время”, через три года – вторую (“Призыв Большой Медведицы”), неожиданно оказавшуюся последней. Затем Ингеборг как лирик на долгие годы замолкает, в конце 1960-х пишет несколько пронзительно-глубоких поэтических текстов (в том числе знаменитое стихотворение “Богемия у моря”) и более к поэзии не возвращается: в последнее десятилетие своей жизни, оборвавшейся из-за несчастного случая, она обращается к прозе (сборники новелл “Тридцатый год” и “Синхронно”, роман “Малина”), вновь обретая литературную известность и внимание читателей и критики.

Целан как поэт начинает еще в Румынии (первые его публикации – “Фуга смерти”, вышедшая в переводе на румынский, и несколько стихотворений в немецкоязычном журнале “Агора”), в 1948 году в Вене появляется его сборник “Песок из урн”, которым сам автор остается недоволен и требует уничтожить его. Целан тоже читает свои стихи на собрании “Группы 47” – в 1952 году, в Ниендорфе, – но присутствующие реагируют весьма отрицательно и на тематику, и на строй его поэзии, и в особенности на, как им кажется, искусственно-торжественную, патетическую манеру чтения. Правда, один из слушателей – редактор “Немецкого издательства” – от стихов Целана в восторге, и в 1952 году в Штутгарте выходит книга стихов “Мак и память”. Два последующих десятилетия Целан регулярно публикуется (“От порога к порогу”, 1955; “Решетка языка”, 1959; “Роза-Никому”, 1963; “Поворот дыхания”, 1967; “Нитяные солнца”, 1968; “Черная пошлина”, 1969), выступает с чтением своих стихов во многих городах Германии, Австрии и Швейцарии (последняя поездка состоялась в марте 1970 года, за месяц до самоубийства поэта: он читал стихи из нового сборника “Бремя света”). Его поэтические достижения несомненны и отмечены двумя крупными литературными премиями Западной Германии, Бременской и Бюхнеровской (эти премии – одну чуть раньше, другую чуть позже Целана – получит и Бахман); однако он, с 1948 года живший и работавший во Франции, в Париже, существовал словно бы на периферии немецкоязычного литературного поля, прорываясь к читателю, может быть, в первую очередь своими немецкими переводами русской (Есенин, “Двенадцать” Блока, Мандельштам, Хлебников, “Бабий яр” Евтушенко), французской (Рембо, Валери, Сюпервьель, Шар, Мишо и др.), английской (сонеты Шекспира), американской (Фрост) и итальянской (Унгаретти) поэзии. Не способствовал поэтическому успеху и злобный навет (вдова франко-немецкого поэта Ивана Голля – Целан познакомился с ним в конце 1949 года и перевел на немецкий три томика его стихов – в 1953-м в открытом письме обвинила Целана в плагиате), оказавший разрушительное воздействие на его душевное и психическое состояние. Немецкие литературные критики более чем прохладно встречали его публикации, одни – из-за, как им представлялось, слишком навязчивой тематической привязанности стихов к проблематике Холокоста (“поэзия после Освенцима”), другие – по причине “ненемецкости” его поэтического языка и повышенной герметичности словесных фигур и образов. Положение стало меняться в самом конце 1960-х, когда пришло новое поколение читателей, и смертельный прыжок с моста Мирабо, совершенный отчаявшимся и больным человеком, стал прыжком к славе, к бессмертию.

Повсеместное признание буквально настигло Целана. Сегодня он один из самых переводимых (после Рильке) немецкоязычных поэтов (его поэтические книги вышли на тридцати двух языках мира). И самый исследуемый (после Кафки) немецкоязычный писатель: ежегодно появляются десятки статей о его творчестве, опубликовано свыше двух сотен монографий о нем. Этот “последний поэт высокого модерна” (Ольга Седакова) признан и востребован в России, с поэтической культурой которой его столь многое связывает¹.

Почти вровень с Целаном существует в современной культуре и Ингеборг Бахман. Ее “молчаливое” поэтическое слово воспринято читателями, оно звучит почти на 40 языках. В России первая подборка ее стихов вышла в том же сборнике “Строки времени”, что и целановская “Фуга смерти”². Вместе представлены они и в антологии австрийской поэзии 1975 года³. Поэты словно бы встретились друг с другом во времени. И все чаще в работах о Бахман и Целане звучат упоминания об их поэтической и человеческой близости⁴.

В 2008-м родственники и душеприказчики Бахман сняли запрет на публикацию ее писем, и в свет вышла книга, ставшая самой значительной сенсацией литературного года⁵.

Эта встреча – встреча двух поэтов, двух миров, двух сердец в их личной переписке – отмечена десятками рецензий, восторженным приемом со стороны читателей, бурными дебатами “целано- и бахмановедов”, переводами на другие языки (на сегодня книга вышла уже в семи странах Европы). Ее место в культурном сознании эпохи столь же высоко, как место другой знаменитой поэтической “встречи” – “тройственной” переписки (Correspondences, “соответствий”) Рильке, Пастернака и Цветаевой⁶.

В том вошли две сотни писем Целана и Бахман (с июня 1948-го по июль 1967 года), дополненные короткой перепиской швейцарского прозаика и драматурга Макса Фриша с Паулем Целаном (с 1959-го по 1961 год, в то время Бахман и Фриш жили вместе в Цюрихе) и двадцатью пятью письмами, которыми обменялись Жизель Лестранж, жена Целана, и Ингеборг Бахман (1957–1973).

В заглавие книги ее составители включили необычное, не существующее в немецком языке, но вполне немецкое по форме слово: целановский поэтический неологизм Herzzeit (“время сердца”, “сердечная пора”), в котором по-целановски аллюзивно слышны отзвуки и Herbstzeit (времени года, “осенней поры”), и Jetztzeit (“времени сейчас”, экзистенциального времени), и Hetzzeit (“времени гонений”, “времени преследования” в политическом словаре эпохи, но и – в словаре зоологических понятий – “времени гона”). Этим словом открывается стихотворение Целана “Кёльн. На Подворье”, написанное после его встречи с Бахман в Германии в октябре 1957 года, когда их любовные отношения возобновились. Но – обо всем по порядку.

Ингеборг Бахман приезжает в Вену осенью 1946-го. Ей двадцать лет, она учится на философском факультете и учится вполне основательно (в 1949 году завершает диссертацию о Мартине Хайдеггере), но ее влечет к литературе. Первые попытки опубликоваться, первые контакты в литературной среде приводят ее к знакомству, а потом и к близким отношениям с Хансом Вайгелем – вернувшимся в Вену еврейским эмигрантом, вокруг которого в знаменитом кафе “Раймунд” собираются молодые австрийские авторы. В середине мая 1948 года на одном из литературно-художественных вечеров, которые устраивались на квартире художника-сюрреалиста Эдгара Жене, Ингеборг Бахман знакомится с молодым человеком, всего несколько месяцев назад приехавшим в Вену из Румынии – вернее, сбежавшим из страны, где тогда начинала устанавливаться новая, “красная”, власть, – и пытающимся добиться литературного успеха в Вене. Зовут его Пауль Целан, он уже опубликовал несколько стихотворений в журнале “План”, выступал с чтением своих вещей, и он – настоящий поэт. Через несколько дней комната, которую снимает Бахман, оказывается усыпанной алыми маками – любимыми цветами ее нового друга. Их любовные отношения длятся недолго: в конце июня Целан покидает Вену, подарив Ингеборг на прощанье свое стихотворение “В Египте”. Ему нельзя оставаться в Вене: ведь в городе, поделенном на четыре зоны оккупации, он, бежавший на Запад бывший гражданин СССР, подвергает себя опасности. Целан уезжает в Париж, и в самом конце года, на Рождество, начинается его переписка с Бахман – полная надежд и разочарований, стремления друг к другу и отталкивания, веры и недоверия. Две личности, два характера выстраиваются в сознании читателя при чтении этих писем – две человеческие и поэтические судьбы, столь разные и столь яркие и сложные.

Бахман рвется в Париж, строит планы их совместного бытия. Лишь в октябре 1950-го эту поездку удается организовать. Когда ехала, думала, что надолго – у него, с ним; но в декабре она уезжает – и от Целана, и из Парижа. Жить вместе не получается, но остаются письма, остаются стихи – и о них, о поэтическом творчестве нередко заходит речь в этой переписке. Целан часто посылает Ингеборг Бахман свои стихи, она старается помочь ему опубликоваться в Германии. И говорит о своем чувстве, и вновь надеется и ждет. В 1952-м они встретятся в Ниендорфе, на чтениях “Группы 47”, куда Целана пригласили благодаря настоятельной просьбе Бахман. Однако надежды на новую встречу, на новое сближение рассыпаются в прах: и под воздействием внешней ситуации – успех Бахман и горькая неудача Целана в этих, как он пишет, “немецких ‘джунглях’ ”, воздействуют на него отчуждающе – и прежде всего потому, что Целан, уже многие месяцы встречающийся с другой женщиной, намерен вступить с этой женщиной в брак (что и происходит в декабре 1952-го). “Пиши мне, прошу тебя, пиши, – заклинает его Бахман. – Мне важнее письмо, в котором ты расскажешь о себе, пусть в нем и не будет ответа на мои строки”. Но переписка практически обрывается – Целан посылает Бахман в марте 1953 года свою книгу “Мак и память” с коротким посвящением, она в декабре того же года шлет ему свое “Отсроченное время”: “Паулю – обменяться, чтобы утешиться”.

Кажется, их пути разошлись навсегда. Однако в октябре 1957-го они оба приезжают по приглашению на большую конференцию в Вупперталь, и тут чувство вдруг прорывается в них, разгорается с новой силой – после конференции они вместе оказываются в Кёльне, всего на один день и на одну ночь. Вернувшись через три дня в Париж, Целан теперь чуть ли не каждый день пишет Бахман, шлет ей свои стихи: “Читай, Ингеборг, читай: для тебя, Ингеборг, для тебя”. Теперь уже Целан – алчущая встречи и близости сторона, теперь наступило его “время сердца”: “…Ты для меня – основа жизни, между прочим и потому, что была и остаешься оправданием моего говорения. <…> Знаешь, что я теперь снова могу говорить (и писать)?”

Она отвечает ему, но между ними – Жизель Лестранж, жена Целана, и маленький Эрик, его сын. Редкие и короткие встречи во время поездок с чтением стихов и письма, письма, письма: “Я еще раз выглянул из окна вагона, и ты тоже оглянулась, но поезд был уже далеко. / И тут что-то навалилось, сдавило горло с неистовой силой”. И в ответ: “Каждый новый день теперь для меня – лишь отзвук [нашей встречи]. Но прошу, не избегай теперь Жизели из-за меня. <…> Кого, как не ее, благодарить нам теперь?”

Через год, осенью 1958-го, Бахман переезжает к Максу Фришу, с которым познакомилась летом в Париже – цюрихский театр показывал французам его “Господина Бидермана и поджигателей”. На письмо Бахман с известием о предстоящей перемене в ее жизни Целан отвечает: “Я говорю своему сердцу, чтобы оно пожелало тебе счастья, – оно и так желает, охотно, без подсказки, ему ведь слышно, как ты надеешься и веришь”.

В последний раз они встретятся в Цюрихе, в ноябре 1960-го. Вскоре прекратится и их переписка. Попытки Целана возобновить ее не увенчались успехом (сохранились два его письма, написанные в сентябре 1963-го и июле 1967-го, но так и оставшиеся без ответа). В стихотворении из сборника “Нитяные солнца”, написанном в том же, 1967-м, году Целан горько заметит: “Любовь прекрасна, как смирительная рубашка” (“DIE LIEBE, zwangsjackenschön…”). И все же “соответствия” (Korrespondenzen) между ним и Ингеборг Бахман не исчезли, не прекратились вовсе, ведь их поэзия, их стихи были “бутылочной почтой”, которая сохраняла эту связь. В “Бременской речи” Целана (1958 года) об этом сказано так: “Ведь стихотворение <…> может стать бутылочной почтой, отправленной в надежде – зачастую, конечно, слабой, – что запечатанную бутылку с посланием где-нибудь когда-нибудь прибьет к берегу. Возможно, то будет берег сердца. Стихи и с этой точки зрения находятся в пути. Они куда-то плывут”⁷.

1. Пауль Целан – Ингеборг Бахман

Стихотворение и посвящение в альбоме репродукций Матисса.

Вена, 24.(?)06.1948

В Египте

Для Ингеборг

 
Скажи глазам иноземки: “Водой обратись!”
Отыщи в глазах ее тех, кто водой обратился.
Позови их, пусть выйдут вновь из воды:
                                      Руфь, Ноэми, Мириам.
Убери украшеньями их, когда возляжешь с чужой.
Убери украшеньями их из облачных прядей чужой.
И скажи, чтоб услышали Руфи, Мириам, Ноэми:
Смотрите, я сплю с ней!
Убери иноземку лучшими из украшений.
Убери ее болью своей за Руфь, Мириам, Ноэми.
И скажи иноземке:
Смотри, я с этими спал!⁸
 

Вена, мая 1948 года

Мучительно точной,

через 22 года после ее рождения,

от мучительно неточного.

Вена, 23 мая 1948 года. – Целан написал посвящение в альбоме через несколько дней после первой встречи с Ингеборг Бахман. Сама она в письме к родителям (от 20.05.1948) описала эту встречу так:

“…сегодня случилось еще кое-что. Лирик-сюрреалист Пауль Целан, совершенно очаровательный, с которым я познакомилась у художника Жене позавчера вечером, вместе с Вайгелем, великолепнейшим образом влюбился в меня, что придало некоторую прелесть моей унылой поденщине. К сожалению, через месяц он уезжает в Париж. Моя комната в настоящий момент представляет собой маковое поле, потому что он не перестает осыпать меня этими цветами”.

Эдгар Жене (1904–1984) – немецко-французский художник-сюрреалист, художественный редактор журнала “План”; в 1945–1950 годах жил в Вене, потом – во Франции.

Ханс Вайгель (1908–1991) – австрийский писатель и театральный критик, с которым Ингеборг Бахман находилась в близких отношениях.

В свой день рождения (25.06.1948) Ингеборг записала в дневнике:

“От Пауля Целана – два роскошных альбома современной французской живописи с последними работами Матисса и Сезанна, томик Честертона, цветы, сигареты, одно стихотворение, которое будто бы относится ко мне, одна фотография, которую я смогу показать вам на каникулах. (Завтра он уезжает в Париж.) Поэтому вчера, накануне моего дня рождения, я еще успела провести с ним очень праздничный вечер, мы поужинали в городе и выпили вина”⁹.

2. Ингеборг Бахман – Паулю Целану

Вена (неотправленное письмо)

Рождество 1948 года

Дорогой, дорогой Пауль!

Вчера и сегодня я много думала о тебе, если хочешь знать – о нас обоих. Пишу не потому, чтобы ты снова написал, а потому что это мне доставляет радость и я так хочу. А еще я собиралась на днях встретить тебя где-нибудь в Париже, но потом глупое тщеславное чувство долга удержало меня здесь, и я никуда не поехала. Как это понимать: где-нибудь в Париже? Не знаю, совсем ничего не знаю, но уж как-нибудь все получилось бы здорово.

Три месяца назад кто-то неожиданно подарил мне книгу твоих стихов. Я и не знала, что она вышла. Было такое чувство… земля под ногами стала невесомой и поплыла, а рука моя слегка, совсем чуть-чуть, задрожала. А потом снова очень долго не было ничего. Несколько недель назад услышала в Вене, что чета Жене уехала в Париж. И тут я снова отправилась в дорогу.

Я все еще не пойму, что значила прошлая весна. Ты ведь знаешь, я всегда хочу все знать точно. Она была прекрасна, как те стихи и как то стихотворение, которое мы создали вместе.

Я люблю тебя сегодня, и ты со мной рядом. Вот что я непременно хочу сказать тебе – а тогда я часто о таком молчала.

Как только у меня появится время, я смогу приехать на несколько дней. Захочешь ли ты меня увидеть? Хотя бы на час, на два.

Всего самого, самого доброго!

Твоя

Ингеборг.

…книгу твоих стихов. – Имеется в виду сборник “Песок из урн” (1948). Целан письменно запретил распространение этой книги, среди прочих причин – из-за многочисленных опечаток.

…чета Жене… – Художник Эдгар Жене и его жена Эрика Лиллег, с которыми Целан познакомился в Вене и при финансовой поддержке которых вышел “Песок из урн”.

3. Пауль Целан – Ингеборг Бахман

31, Рю дез Эколь,

Париж, 26.1.1949

Ингеборг!

Постарайся на минутку забыть, что я так долго и так упорно молчал – у меня было очень много забот, больше, чем мог бы снова снять с меня мой брат, мой добрый брат, чей дом ты наверняка не забыла. Пиши мне так, как если бы ты писала ему – ему, который постоянно думает о тебе и когда-то вложил в твой медальон записку, которую ты теперь потеряла.

Не заставляй меня, не заставляй его ждать!

Обнимаю тебя,

Пауль.

4. Ингеборг Бахман – Паулю Целану

Вена, 12 апреля 1949 года

Любимый, Ты!

Я так обрадовалась, когда пришло твое письмо, – и вот я снова заставляю тебя так долго ждать, вовсе непреднамеренно и без всяких угрюмых мыслей. Ты ведь и сам знаешь, что так иногда бывает. И не понять почему. Я два или три раза принималась писать тебе письмо, а потом его все же не отсылала. Но разве это что-нибудь значит, если мы думаем друг о друге и если, быть может, это продлится еще очень долго.

Я разговариваю не только с твоим братом, сегодня я говорю почти только с тобой одним, ведь сквозь твоего брата я люблю тебя, и не смей думать, что я обошла тебя стороной. – Скоро снова настанет весна, год назад она была такая странная и такая незабываемая. Теперь каждый раз, когда иду через Городской парк, я наверняка знаю, что он может вдруг стать целым миром и каждый раз сама превращаюсь, как тогда, в маленькую рыбку.

Что у тебя огорчения, я чувствовала все время; дай мне знать, поможет ли тебе, если я буду писать чаще!

Осенью друзья подарили мне книгу твоих стихов. То был грустный миг, потому что твои стихи я получила от других людей и ни слова – от тебя. Но каждая прочитанная строчка вновь и вновь меняла все к лучшему.

Тебя, быть может, порадует, если я сообщу, что о тебе здесь иногда спрашивают, не так давно мне даже пришлось дать твой адрес совершенно незнакомым людям из Граца, чтобы их не расстраивать. А у малышки Нани и у Клауса Демуса по-прежнему светятся счастьем глаза, когда разговор заходит о тебе.

Теперь я хорошо понимаю, что ты правильно сделал, уехав в Париж. А что ты скажешь, если я осенью вдруг тоже там объявлюсь? Мне обещают дать стипендию в Америку или в Париж, после того как получу степень. Даже не верится. Это было бы слишком прекрасно.

О себе рассказывать почти нечего. У меня очень много работы, диссертация движется к концу, кроме того, пишу для газет, для радио и т. д., пишу много больше, чем прежде. Пытаюсь не думать о себе и с закрытыми глазами добираться до смысла того, что, собственно, имеется в виду. Конечно, мы все живем в большом напряжении, не можем освободиться и ищем окольных путей. Но я иногда от этого делаюсь совсем больной, настолько, что опасаюсь – в какой-то момент мне не выдержать.

На прощанье скажу – твоя записка, которую ты вложил в мой медальон, никуда не затерялась, хотя в медальоне ее давно больше нет; я думаю о тебе и все еще слышу тебя.

Ингеборг.

…незнакомым людям из Граца… – Вероятно, речь идет о поэте и переводчике Максе Хёльцере (1915–1984). В 1950 году он вместе с Эдгаром Жене издал альманах “Сюрреалистические публикации”, в который включил стихи и переводы Целана.

…у малышки Нани и у Клауса Демуса… – Нани Майер, школьная подруга Бахман, и ее муж, поэт и историк искусств Клаус Демус (р. 1927), – ближайшие друзья Пауля Целана, с которыми он познакомился в конце своего пребывания в Вене.