Kitabı oxu: «Вытащи меня из ямы»

Şrift:

ISBN 978-5-0056-5267-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Весь мир, кажется, сейчас сузился до размеров этой автобусной остановки.

Это ожидание просто убивает. Дождь только усиливается, словно чувствуя моё раздражение, и этот проклятый автобус всё никак не едет. Промокнув насквозь, я уже совсем перестал чувствовать дискомфорт, чего не могу сказать о своих мыслях. Перемешавшись меж собой и превративший в одно сплошное облако негатива, они способны сделать моё и без того откровенно дерьмовое состояние ещё хуже. Вместе со мной на остановке ещё несколько человека. Кажется, они умнее меня потому что у них есть зонты, которые сейчас отделяют их от этого мокрого мира.

Интересно, видят ли они меня, эту мрачную фигуру рядом с собой? Промокший насквозь, не спешащий укрыться от дождя, со стороны я выгляжу как минимум нелепо, если не сказать подозрительно. Но этим господам явно всё равно. Когда автобус, наконец, появляется на горизонте, они оживляются в предвкушении комфортной поездки, и даже не смотрят на меня. Я же за каким-то хреном пересчитываю наличность в своём кармане. Что ж, неплохо осознавать, что кое-что ещё может даже и останется. Но штука в том, что это ровным счётом ничего не меняет, этого не хватит даже на самую дешёвую выпивку. А люди меж тем всё кучкуются и кучкуются, как будто это последний автобус до самого судного дня.

Место, которое я называю домом, это тесная однокомнатная халупа на предпоследнем этаже шестиэтажного жилого здания почти на самой окраине Мидтауна. Эта часть города давно уже превратилась в некий анклав белых, не сбежавших в пригороды, что уже само по себе не может не радовать. Чёрных, чьи намерения читаются по одной только походке тут на удивление мало, поэтому даже ближе к вечеру я чувствую себя в относительной безопасности. Это сыграло одну из важных ролей при выборе арендуемой квартиры, наравне с тем, что цены на недвижимость в этом и близлежащих районах города ещё с прошлого года идут на спад. Некоторые, когда-то жилые дома, всего в трёх кварталах от моего дома давно опустели или вовсе ушли под снос, так что я, можно сказать, остался в выигрыше.

Ещё один августовский вечер.

Катрин ждёт меня около моего дома. Я называю это «с возвращением домой, мой милый лузер» каждый раз, когда она вот так заявляется ко мне после работы, без приглашения. Порой мне кажется, что оно ей вообще не нужно. Впрочем, не имею ничего против этого, разве только когда моё дикое желание подольше быть одному пересиливает мой голод. К груди она прижимает бумажный пакет с продуктами и, переминаясь с ноги на ногу, что-то насвистывает себе под нос. На ней тонкая короткая чёрная куртка поверх ярко жёлтой кофты, потёртые джинсы и совсем новые туфли на высокой платформе. Она выглядит безвкусно и даже глупо. У неё короткие светлые волосы, чёлка, подколотая на левом виске, оголяет её высокий лоб, глаза жирно обведены тёмной тушью, на губах светлая помада. Ногти накрашены в тон кофте. Дождь уже прошёл, её зонтик, сложенный болтается у неё на запястье.

Лениво передвигая ногами, я подхожу к ней, пытаясь при этом выглядеть как можно приветливее, и забираю из её рук пакет. В квартире она первым делом принимается раскладывать содержимое пакета на стол прямо в комнате. Пара упаковок готового обеда Hungry-Man, хлеб, майонез, несколько сэндвичей и большой кусок копченой свинины. Из выпивки у нас сегодня на ужин дешёвый виски и кола. Скоро мы устраиваемся на полу, я принимаюсь жевать сэндвичи с такой жадностью, будто не ел двое суток.

– Тебе пора уже съехать с этой дыры, – говорит Катрин, сидя рядом со мной. Голос у неё неторопливый и тихий.

Я неуверенно пожимаю плечами, снова она за старое.

– Ты так думаешь?

– Ну только если тебе и правда нравится тут.

– Ну типа того, – говорю я. – Жаловаться не приходится.

Катрин отправляет в рот кусок свинины и, не прожевав его до конца, говорит:

– Ты знаешь, что можешь тут слететь с катушек?

– Слететь с катушек? Что за фразочки, Кэт?

– Но это правда, – говорит она, и крошечный кусочек свинины вываливается из её рта прямо ей на грудь.

– В любом случае, мне уже поздно бояться этого, – говорю, пытаясь хоть как-то уклониться от продолжения этого разговора, и осторожно убираю кусок свинины с её кофты.

– Зря ты так. Я вот как-то читала статью, где приводилась статистика самоубийств, не помню за какой год. Так вот районы похожие на твой, лидируют по количеству случаев суицида в несколько сотен раз. Типа разница между плохими и нормальными условиями жизни сказывается.

Уверен, они знают, о чём пишут, но это точно не про меня.

– А это смотря, что называть нормальными условиями, – говорю я и добиваю очередную порцию виски. Сегодня я его не смешиваю с колой. – Мне мои условия кажутся вполне сносными.

– Сносными? – Она тянется к пачке сигарет в нагрудном кармане моей рубашки, достаёт одну, но не зажигает её. – Ты только оглянись. Как такое может быть сносным?

– Если ты о количестве квадратных метров, то тут тоже есть свои плюсы. Вот, например, передвигаясь по такой маленькой квартире, я трачу меньше времени и энергии.

Катрин негромко смеётся. Смех у неё ровный и ненавязчивый, хотя и не всегда сопровождается звуком.

– За те деньги, что ты платишь за эту халупу, можно снять вполне приличные апартаменты, – заключает она.

– Но тогда ты не будешь заваливаться ко мне в гости, – серьёзным голосом говорю я.

Она всё ещё держит незажжённую сигарету между пальцами.

– Почему не буду? – Уголки её губ ползут вниз. – Буду.

– Ну да, конечно.

Она на минуту замолкает. Потом говорит:

– Слушай, в моём районе, в радиусе двух кварталов полно нормальных вариантов.

– Нет-нет, – говорю я. – К тому же, тогда я буду ближе к тебе, мы будем видеться слишком часто. Пропадёт эта магия наших посиделок.

Я знаю, что это звучит не очень убедительно, но Катрин кивает.

– Магия, – протягивает она. – Это точно, хотя и спорно.

Я доедаю последний кусок свинины и следом запихиваю в себя хлеб.

– Нет, – говорю я с набитым ртом, – я определённо не хочу отсюда съезжать. Тем более, если я и съеду, это вообще ничего не поменяет.

– Ну, не знаю, – говорит Катрин, – учёные как-то доказали, что меняя место жительство, человек может кардинально изменить свою жизнь. Место жительства прямо пропорционально связано с аурой и мировоззрением человека. Ну, или как-то так.

Мне нравится, как она, пытаясь сойти за умную и начитанную, сыпет научным фактами и статистическими данными. Как показывает практика, эти факты и данные не всегда верны. Я никогда не пытаюсь её переубедить или опровергнуть её высказывания.

Это не первый наш разговор о смене мной места жительства. Каждый раз мы приходим к разным выводам. Мои аргументы чаще всего остаются теми же. Я никуда съезжать не собираюсь.

– Ты же знаешь, что этот разговор не имеет смысла, – говорю я, желая поскорее прекратить этот разговор и перейти к чему-нибудь другому.

Она кивает в ответ.

Я зажигаю две маленькие свечки на книжной полке над кроватью, когда Катрин выходит из душа, мокрая и ещё дышащая парами свежести. На ней моё полотенце, обёрнутое вокруг талии, грудь обнажена. Капли воды на её бледной коже подобно жемчужинам приятно мерцают в свете свечей. Мокрые волосы гладко зализаны назад. Макияж смыт, и теперь я вижу её натуральную красоту. Довольно приятное зрелище перед сном. Но, как обычно, спать мы отправимся ещё не скоро. Мы выходим на балкон, Катрин накидывает одну из моих рубашек на свои плечи, чтоб не сверкать голой грудью. Ночной воздух становится заметно холодней и с каждым даже слабым порывом ветра можно уловить запах приближающейся осени. Улицы ещё не совсем опустели, но те, кого в дороге застали сумерки, спешат скорее оказаться в безопасности стен своих квартир-убежищ. По окрестностям разносится качающая басами ритмичная музыка в стили хип-хоп и громкие голоса потерявшейся молодежи. В соседнем доме в некоторых окнах ещё горит свет, и мы с Катрин рассматриваем обстановку чужих квартир, наблюдаем за их обитателями, придумываем бытовые сюжеты, по которым они до сих пор не спят и смеёмся над любой глупостью. Порой мне хочется, чтобы такие моменты никогда не кончались. Сейчас мне легко и спокойно. Я не думаю о работе и об отсутствии денег. Стараюсь не думать о завтрашнем дне.

– Я давно хотела обсудить с тобой одну вещь, – она будто долго не решалась начать этот разговор. – Есть у меня одна идея.

– Давай, выкладывай, – говорю, – что за идея?

Она выдерживает театральную паузу и продолжает:

– Помнишь, когда мы были ещё детьми, наши родители мечтали, что мы поженимся?

Странно, что она вспомнила об этом именно сейчас. Это было так давно, я уже успел отнести это к разряду детских страшилок, которыми нас пугают заботливые родители и которые ничего не значат во взрослой жизни.

– Помню. И что дальше?

Она загадочно улыбается и смотрит мне прямо в глаза.

– Ты не догадываешься?

– Понятия не имею, о чём ты, – притворяюсь я.

Внутренне напрягаюсь. Всегда напрягаюсь, когда девушки именно так строят начало диалога. Кажется, я начинаю догадываться, к чему она клонит.

– Сколько лет с тех пор прошло? Лет двадцать?

– Да больше, – с уверенностью говорю я, – наверное, больше. Я помню, как наши семьи познакомились, когда вы переехали из Германии. Лет десять родители нам пророчили, что мы поженимся.

– Да, это обычное дело.

– Это так дебильно тогда звучало и всегда меня раздражало.

– Да? Почему?

– Потому, что все те десять лет меня раздражала ты.

– Сука ты, – говорит Катрин и заходится смехом.

Мы закуривает ещё по сигарете.

– М-да, – говорит она, – но с тех пор вот как всё изменилось. Я вот изменилась.

– А я?

– Не знаю, – неуверенно говорит она. – Я к тому, что уже не должна тебя бесить.

– Не бесишь, не бесишь, успокойся. Продолжай.

Надо сокращать такие лирические отступления.

– Да, я вот с прошлой нашей встречи подумала, почему бы нам не сделать так, как они хотели?

– В смысле пожениться?

– Да-а, – протягивает она. – Моя мать мертва, отца я не видела уже лет семь. Они оба, наверное, думают, что я ничего не сделала из того, о чём они планировали за меня.

Она никогда не говорит о матери в прошедшем времени.

– А я тут при чём?

Её лицо становится слегка напряжённым. Очевидно, она была готова к этому вопросу.

– Ты единственный, кого я так хорошо знаю. Мы хоть и возобновили общение всего пару лет назад, но мне всё-таки кажется, что ты не изменился.

Теперь с её уст это звучит как оскорбление.

– Ты и тогда мне казался хорошим парнем, хоть и пытался вести себя, как полный засранец.

– Ближе к делу, Кат.

– Ну, что ты как придурок, в самом деле. Я уже всё сказала.

Я выпускаю дым в воздух и пытаюсь понять, насколько правильно я сейчас растолковал её слова. Она ждёт.

– Честно тебе скажу, я не знаю, как на это реагировать, – говорю.

– Как-нибудь уж отреагируй.

– Я всякое был готов от тебя услышать, но это уже…

– Я бываю непредсказуемой, правда?

– Неправда, – быстро отвечаю я.

Она начинает немного дрожать от холода.

– Ладно, хватит прикалываться, Кат, – говорю. – Шутка не удалась.

Она даже не улыбается. Взгляд прямой и полный решимости.

– Сейчас я серьёзна, как никогда.

Я некоторое время не знаю, как продолжить разговор.

– А ты хорошо подумала?

– Я хорошо подумала.

– И ты всё равно хочешь предложить это именно мне?

– Я уже ответила на этот вопрос. Больше некому.

Я снова слегка подвисаю.

– Ты реально думаешь, что из этого выйдет что-то положительное? – наконец говорю я. – Посмотри на меня, Кат, у меня ничего же нет. Я живу без завтрашнего дня, иногда даже пожрать нечего. У меня паршивая работа, у меня нет своего жилья…

– У меня есть деньги, – перебивает Катрин, – почти всегда. Работу мы тебе найдём новую. А жить пока сможем в моей квартире. Она, слава богу, просторней твоей будет.

– Ты живёшь с тётей, – напоминаю я.

– И что? У меня нормальная тётя.

– Я боюсь, что она не одобрит этого твоего решения. Она-то знает, кто я такой.

– Ну да, знает. А тебя только моя тётя смущает? – вопрос больше похож на утверждение.

– Нет, она тут не при делах, – говорю, – Хотя она единственный твой родственник, с которым ты общаешься, и она может повлиять на твоё решение.

– Каким образом? Мне уже не шестнадцать лет, блин.

– Понятия не имею, каким образом. Я говорю немного о другом. Я не лучшая кандидатура в мужья. Вот, что меня смущает.

– Понятно.

– Мне, конечно, это всё льстит, но кажется, что ты торопишься с подобным предложением.

– Это пока всего лишь идея, Рен.

– Вряд ли это будет удачный брак. Я не так себя всё это представлял. Наверно, поэтому я сейчас в таком лёгком замешательстве.

– Я тоже себе никогда ничего такого не представляла. И, раз уж ты упомянул об ожиданиях, я не жду от этого ничего особенного. Просто возьмем и поженимся. Без торжеств.

Она тушит сигарету о перила балкона.

– А тебе никогда не казалось, что это может быть твоим единственным способом выбраться и что-то поменять? – спрашивает Катрин. – Почему, как ты думаешь, я так часто тебе предлагаю сменить жильё?

– Так вот, в чём дело, – говорю я.

– Пойми, Рен, – говорит она, – бывает так, что нужно сделать какое-то безумие в своей жизни, чтоб что-то поменять к лучшему. Сам бы ты вряд ли отважился на что-то нестандартное, но у тебя есть я.

– Спасибо тебе на этом, – говорю я. – Между нами ничего нет, помнишь?

– А что тебе нужно? Любовь? Я тебя умоляю, Рен. Через пару лет после свадьбы ты об этом и думать забудешь, согласись?

Я киваю.

– Спать мы будем так же, как и спали, – продолжает она. – К тому же, кроме меня ты ни с кем и не спишь, насколько я могу судить.

– Ну, спасибо ещё раз, чёрт тебя подери. Это удар ниже пояса.

– Прими как факт, – с издёвкой говорит Катрин.

Мы заходим внутрь. Свечи уже почти догорели. Она садится на кровать, снимает с себя рубашку и полотенце, начинает вытирать уже и так почти высохшие волосы.

– Я что-то устала, – говорит она и забирается под одеяло, – давай спать. Я не жду, что ты прямо сейчас мне что-то ответишь.

– И не собирался.

– Я же говорю, что это всего лишь идея.

– Это не идея, это хрень, – говорю я.

– Ты вполне можешь мне отказать, я пойму.

Я тушу свечи, тоже раздеваюсь и ложусь рядом. Она просит обнять её и мгновенно засыпает.

Я лежу, вглядываюсь в темноту своей маленькой комнаты, пытаюсь быстро заснуть, но не получается – мешает сплетение мыслей. Сейчас мне её предложение кажется полным бредом. Она так уверенно обо всём говорит, для неё всё так легко и естественно. Союз, от которого мы оба якобы выиграем.

Да, она хорошо ко мне относится, тут надо быть полным мудаком чтобы сомневаться в этом. Как бы там ни было, мне вполне хватает и этого. Если честно, порой ломаю-таки себе голову, кто она для меня, любовница или друг. Это оказывается сложным для меня вопросом, учитывая, что я не сделал для неё ровным счётом – ни хера.

Скажем так, я лишь человек из прошлого, который вернулся в её жизнь два года назад. Ничего серьёзного. Просто встречи, общение, иногда мне перепадает секс. По крайней мере, так это всё видится мне. И вот теперь она предлагает мне жениться на ней. Бред какой-то.

2

Всё чаще мне кажется, что это никогда не кончится.

Каждый день превращается в борьбу, которая портит мне настроение. Борьба за средства к существованию. Я не вижу в ней смысла. Я ни в чём уже не вижу смысла. Все усилия, которые, как мне кажется, я прилагаю, настолько напрасны, что впору опустить руки. Но что-то внутри толкает меня на ещё один бессмысленный день. День, который, как я заранее знаю, кончится в уединении. Я продолжаю чувствовать, что я один. Но обращаться за помощью я не стану. Так уж я устроен.

Сегодня обещали массовое падение звёзд с шести до девяти вечера, но даже ночью город выбрасывает в небо столько света, что я вряд ли увижу это явление. К тому же, тучи до сих пор никуда не делись. Я курю сигарету за сигаретой, гляжу на тёмное небо, и это меня немного успокаивает. Это пока единственный способ отправиться в постель с каким-то умиротворением, пусть недолгим, пусть тягостным. Воздух становится липким и тягучим. В голове переплетаются фразы, которые я обязательно должен кому-то сказать завтра, но наутро они уже стираются и теряют свою актуальность.

Директор Карлос Вейг сидит в своём большом и светлом кабинете и смотрит в монитор своего ноутбука. Его круглое лицо, грязно-жёлтого цвета, как и подобает мексиканцу, кажется сосредоточенным и напряженным. Я вижу это через стеклянную стену, на сей раз не задёрнутую жалюзи. Эта стена отделяет его от нашего общего офиса. Офиса, который спроектирован по современным стандартам разделения рабочего пространства. Этакая корпоративная псевдодоступность – ты не видишь, чем занимаются остальные, но те, кому нужно, видят, чем занимаешься ты. Кубический ад для сотни штатных сотрудников среднего класса, к которым я приник почти год назад в качестве ассистента отдела продаж. Тусклый свет над прямоугольным столом, компьютер и неудобное кресло, на котором после сидения – с девяти до пяти – ты не чувствуешь спины.

Да, я всё ещё числюсь ассистентом, и, кажется, все об этом забыли. А я не могу набраться смелости напомнить о себе. На редких и недолгих перекурах я с досадой говорю об этом кому-то из коллег, они сочувственно кивают головой, но я-то знаю, что до этого никому нет дела. Денег мне едва хватает, чтобы дожить от зарплаты до зарплаты, а к тому времени приходит пора платить за квартиру. В итоге я всегда остаюсь на бобах. У меня копятся долги и терпение. Падают самооценка и мотивация к какой-либо сверх активности, которой всё равно никто не оценит.

От мерцания монитора болят глаза.

Я не звоню Катрин. Я всё ещё помню наш разговор. Мне приходит сообщение от неё. Всего одно слово: «подумай». А я не хочу думать. Я устал думать. Я постоянно думаю. Но ничего, что дало бы результат я придумать не могу.

Я всё ещё без денег, я всё ещё без перспектив.

На следующий день я набираюсь мужества, и иду прямо в кабинет к Вейгу. Возможно, у меня всё-таки не хватает терпения, возможно, меня к этому толкает недавняя ссора с Катрин. Хотя я не назвал бы это ссорой – так, небольшая словесная перепалка с последующим чтением нотаций.

– Что у тебя там происходит, Рен? – говорит она. – Чего ты ждёшь?

– Я не знаю, – отмахиваюсь.

– Ты каждый раз говоришь, мне, что на неделе решишь свой вопрос. Каждые выходные ты ноешь, что у тебя опять не получилось.

Терпеть не могу, когда она говорит, что я ною.

– Ты просто идиот, – продолжает она, – такое ощущение, что ты не уважаешь себя.

– Успокойся, – огрызаюсь я, словно пятилетний ребёнок, – всему своё время.

– А сколько уже времени ты потерял?

Я молчу, смотрю в экран монитора. Какой-то невнятный фильм стоит на паузе.

– Год? Ты целый год работаешь и не знаешь, что ждёт тебя дальше. А если после всего тебя просто уволят? Ты не в суперкрутой компании работаешь, как я погляжу.

– Компания хорошая, – говорю я, – директор осёл.

– Это не оправдание, Рен, – Катрин говорит так спокойно, что это раздражает ещё сильней. Но в голосе я всё же слышу негодование, – осёл в этой ситуации ты, если до сих пор ничего не решил.

– Слушай, – злюсь я, – не лезь! Я сам со всем разберусь. В конце концов, это мои проблемы, и я как-нибудь без советчиков обойдусь. У меня не всегда хватает времени на разговоры с начальством, у начальства никогда нет времени на разговоры со мной.

– А ты так и собираешься там работать? В компании, в которой тебя не ценят? Или, может, ты плохо работаешь?

Я взрываюсь:

– Я нормально работаю! Я работаю хорошо. Не говори того, чего не знаешь, хорошо? А уходить сейчас в должности ассистента, чтоб на другой работе опять начинать с ассистента и ждать чего-то ещё непонятно сколько времени. Нет уж пока. Всё вот-вот должно измениться.

Она ещё что-то упоминает про суд, но для меня это звучит дико. Терять время и нервы на все эти тяжбы, в которых я ничего не смыслю. Я даже не знаю, с какой стороны к ним подойти. Я, наверное, неправильный гражданин своей страны, но я не знаю многого из того, на что имею право.

Скажите мне, что я дурак, и я охотно с вами соглашусь.

Я не хочу показаться Катрин совсем бесхребетным и говорю, что это будет последней мерой. Катрин заканчивает разговор, а в её глазах и в её молчании отчётливо читается простой вывод, что я обычный неудачник.

С тех пор я долго не хотел ничего менять, просто из принципа – не делать так, как мне говорят.

Джоан, помощница Вейга, вскакивает со своего места, когда я, минуя её стол, направляюсь прямиком к двери директора.

– Эй, – восклицает она, – тебе туда нельзя.

– Прости, Джоан, но мне очень надо, – говорю я и вскидываю ладонь как при присяге, что для неё на самом деле должно читаться как «сядь на место и заткнись». Я открываю дверь.

Ей только и остаётся, что стоять в дверном проходе за моей спиной с виноватым выражением лица и щебетать своим тонким голоском:

– Мистер, Вейг, извините, я пыталась его остановить, но…

– В чём дело, Джоан? – спрашивает Вейг, не отрываясь от бумаг, которыми буквально завален его стол. Шатни чуть сильнее этот стол, и вся эта кипа развалится и полетит на пол как детали Башни Дженга.

– Тут Таневский, сэр, – совсем потухшим голосом отвечает секретарша.

Он кивает, что я принимаю за приглашение и пересекаю порог его офиса. Слышу только, как Джоан мычит и мямлит что-то невнятное пока дверь захлопывается прямо перед её носом.

– Что Вам, беспардонный юноша? – говорит Вейг, всё ещё не поднимая глаз.

– Пришёл кое-что обсудить, мистер Вейг, если разрешите, – говорю я с заметным волнением в голосе. Стараюсь теперь не мямлить сам.

Рукой он указывает мне на кресло напротив себя. С небольшим облегчением я бухаюсь в это кресло, первый шаг сделан. Кресло намного удобнее, чем то, что у меня в кабинке.

– Говори. Только быстро, у меня мало времени.

Я чувствую, как у меня становится сухо во рту. Откашлявшись, я говорю:

– Мистер Вейг, сэр, я хочу кое-что прояснить для себя.

Он не отвечает.

– Я уже год числюсь у вас ассистентом.

Он еле заметно кивает.

– Сэр, когда я могу рассчитывать на новую должность? – я решаю действовать сразу и задаю вопрос в лоб, – ну или хотя бы на прибавку к жалованию. Я слышал, несколько человек в компании уже получили прибавку.

Словно не слушая меня, он молчит несколько секунд, которые мне кажутся вечными.

– Новую должность, говоришь? Прибавку? – Вейг отрывается от бумаг и смотрит на меня своим тяжёлым взглядом. Кажется, у него не двигается ни один мускул. – А ты слышал о тех, кого мне пришлось уволить? А ты слышал о том, что вообще творится с рабочими местами в городе?

– Нет, не слышал, – говорю.

– Новую должность, – он опять утыкается в бумаги. – А в связи с чем?

Я ёрзаю на кресле.

– В связи с тем, что я работаю уже год и хотел бы узнать о своих ближайших перспективах.

Я ловлю себя на мысли, что все аргументы, которые я приготовил для этого разговора, просто вылетели у меня из головы.

– Кем ты, говоришь, числишься?

– Ассистентом, – говорю.

На этом кресле у меня начинает чесаться пятая точка.

– Ну, раз ты ассистент, то у тебя должен быть руководитель, так? – говорит Вейг и снова смотрит на меня.

– Стив, – напоминаю.

– Стив, верно. Вот Стив и должен решать эти твои вопросы, тебе не кажется? – Вейг кладёт свои грузные локти на стол и смотрит на меня поверх своих тонких очков, – у меня нет времени общаться напрямую ни с ассистентами, ни со стажёрами. Если Стив не считает, что ты заслужил другую должность или прибавку, значит, так оно и есть. Он ко мне с этим вопросом не обращался.

– Но я разговаривал с ним, – меня уже начинает пугать то, как мои надежды ускользают от меня, – и он говорит, что собирается к вам обратиться с этим вопросом. Он считает, что я готов, – говорю я, выделяя каждое слово.

– Он только собирается, – повторяет Вейг мои слова. – Вот как соберётся, тогда и будем думать. Я не видел отчётности по отделу от тебя, как от ассистента за последнюю декаду. Так что твоя деятельность ещё не ясна. А теперь, будь добр, – он кивает в сторону двери.

Я и не думаю уходить.

– Но Стив может ещё неизвестно сколько собираться, – говорю я и сам не узнаю своего голоса. – Я не могу столько ждать. А то, что ж получается: проработав год, я ещё могу быть уволен, потому, что моей деятельности просто никто не замечает? Зачем я тогда работаю?..

Вейг хлопает ладонью по столу. Я вздрагиваю.

– Молодой человек, – он вдруг повышает голос, – вам знакомо такое понятие, как субординация?

– Да.

– А тогда, какого дьявола, ты прыгаешь через голову?!

Я стараюсь сохранять спокойствие, получается с трудом.

– Потому, что я не могу ничего добиться от Стива.

Я выхожу из офиса Вейга, чувствую, что у меня горит лицо, будто я прошёл через все унижения, какие только можно себе представить. Что-то внутри меня начинает медленно закипать.

Засуньте свою субординацию себе в задницу!

И сами идите следом.

Стива нигде не видно. Я готов наброситься на него со всеми своими претензиями. Пока он не скажет, когда у него состоится окончательный разговор с Вейгом по поводу моей дальнейшей судьбы, я с него не слезу.

Стив появляется, как всегда неожиданно и словно из ниоткуда, со стопкой охренеть, каких важных папок в руках.

– Ты считаешь, что я всё ещё должен быть ассистентом? – спрашиваю я его. Мне еле удаётся сдерживать себя.

– Нет, – отвечает Стив.

– Так иди и скажи об этом Вейгу!

– Сейчас, на самом деле, не самое подходящее время, – говорит Стив, – давай подождём ещё пару дней.

Звучит, как отмазка, если честно.

– Чёрт! Да ты рехнулся? – говорю.

– За языком следи.

– Я тебе об этом уже не первый раз говорю, и у тебя всё время не подходящее. Раз ты считаешь, что я заслужил это грёбанное повышение, почему ничто не меняется? У тебя же есть все аргументы в мою пользу.

– Я ещё раз тебе говорю, давай подождём ещё пару дней. Я обязательно пойду к Вейгу и поговорю с ним.

– Что тебе дадут эти пару дней, Стиви? А у меня на эту пару дней уже нет ни цента.

– Ну, – пожимает плечами.

– Может, ты чем-то недоволен?

– Нет. Но сейчас Вейг не будет меня слушать. Тем более, если я завалюсь к нему сразу же после тебя.

Вейг хоть и тот ещё гондон, но порой он кажется человеком вполне рассудительный. Я знаю, что он всегда старается опираться только на факты. А уж факты в мою пользу у Стива есть, тут и к гадалке не ходи. Но я и раньше догадывался, что Стив побаивается Карлоса Вейга, хотя и входит в, так называемый, «круг доверенных лиц», они могут часами обсуждать дела, наглухо запершись в офисе Вейга, как два педика.

– Какая разница? – спрашиваю.

– А разница такая, дорогой мой, что сейчас в компании наступают тяжёлые дни. Во всём нашем городе, мать его, ситуация критичная. С каждым месяцем ситуация только накаляется. Сокращение за сокращением.

– А я-то тут при чём?

– При том, что Вейг при всех моих стараниях, скорее всего, не захочет пока давать тебе никакой другой должности.

Сейчас это звучит, как приговор.

– Всё ясно станет, к концу месяца, не раньше, – заключает Стив. – А я пока не хочу портить его настроение ещё сильнее разговорами о тебе. Я тебя понял, Рен, – он кивает, – теперь и ты пойми меня.

– В который раз ты меня понял, Стив? В десятый?

– Рен, – шипит Стив, – я всё тебе объяснил.

– Почему, тогда я так и не понял, что мне делать?

– Да ничего особенного. Работай. Не доставай меня больше, пожалуйста.

Всё мне понятно. Это будет тянуться ещё несколько недель. Я до сих пор остаюсь не в счёт. Я ухожу от Стива, внутри меня закипает ещё сильнее.

Я направляюсь к месту для курения. Кто-то меня окликает мол, моё время для перекура ещё не наступило.

– Да пошло оно! – бросаю я через плечо.

Теперь плевать на всё. Пошли вы, я больше не подчиняюсь вашим общим правилам, раз уж я до сих пор не стал одни из вас и непонятно, стану ли им вообще. Это что выходит, я единственный во всей этой гребенной конторе, кто ничего так и не заслужил за целый год? Ну охренеть не встать. Но раз так, теперь я буду делать всё, как сам того хочу.