Kitabı oxu: «Французский связной»
THE FRENCH CONNECTION
© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2025
© Художественное оформление серии, ЗАО «Центрполиграф», 2025
Вступление
В этой книге рассказывается о расследовании, которое следует квалифицировать как одну из самых замечательных полицейских операций, проведенных правоохранительными органами США. Я почти уверен, что эта операция представляет собой значительную победу, одержанную в непрерывной и нескончаемой войне, которая ведется против ввоза в нашу страну наркотических веществ. Нет никаких сомнений, что в результате этого расследования и благодаря собранной в ходе его информации мафия стала постепенно сокращать инвестиции в развитие рынка наркотиков в США.
Хотя рассказ об этом деле не назовешь беспристрастным отчетом, но это и не эмоциональное изображение разрушительного действия наркотической зависимости, о котором уже написано так много и еще немало осталось сказать. В этой книге вы не встретите злосчастных наркоманов, наводящих ужас на родителей, озабоченных судьбами детей. Это нечасто встречающееся представление темных происков тех, кто наживается на губительной страсти наркоманов, молодых и старых. Если эта история потрясет хотя бы одного родителя, если хотя бы один молодой человек почувствует отвращение и спасется от грозящей ему беды, тогда те долгие часы, которые многие полицейские проводят на дежурстве, часто рискуя жизнью, будут по крайней мере частично вознаграждены.
Детальная информация, без которой эта книга не могла бы появиться на свет, собиралась во многих организациях, и всем им я искренне признателен и благодарен.
Неутомимые сотрудники Бюро по борьбе с наркотиками Полицейского управления Нью-Йорка во главе с Айрой Блатом и особенно офицеры Специального следственного подразделения (ССП) этого бюро были неизменно любезны и терпеливы, предоставляя всю необходимую информацию, позволившую добиться точного изложения фактов. Не менее ценную помощь оказало Федеральное бюро по борьбе с наркотиками, обладающее необозримым архивом отчетов и обширной коллекцией записей радиопереговоров.
Тот факт, что один из подозреваемых по этому делу вел довольно подробный дневник, чрезвычайно помог автору представить детали, не затронутые в полицейских отчетах и при личных беседах. Очень серьезный вклад – почти тысячу двести страниц с показаниями свидетелей в суде – внесли сотрудники ведомства окружного прокурора округа Кингс (Бруклин) Нью-Йорка и особенно помощник прокурора Фрэнк Бауман.
Но всегда основными источниками информации оставались два увлеченных своей работой детектива из Нью-Йорка, которые, случайно натолкнувшись на это исключительное дело, затем довели его до успешного завершения. Это детективы первого класса Эдвард Иган и Сальваторе Гроссо. В полиции есть сведения, что даже теперь в международной сети наркоторговцев, замыслы которой были сорваны, отказываются верить, что их грандиозная операция могла быть раскрыта без участия доносчика из их среды. Однако это дело полиция Нью-Йорка расследовала собственными силами и с привлечением федеральных агентов, без какой-либо помощи предателей из рядов мафии, и это совершеннейшая правда.
Я не могу закончить это вступление, не упомянув специально о вкладе моего помощника и друга Эдварда Кейеса. Эд лично вникал во все детали подготовки книги, начиная с общего исследования темы и контактов с сотрудниками подразделений по борьбе с наркотиками вплоть до написания и редактирования.
Вместе с Эдом мы имеем честь рассказать вам эту историю о «французском связном».
Робин Мур
Глава 1
Поздно вечером в субботу, 7 октября 1961 года, после двадцати семи часов непрерывной работы детектив первого класса полиции Нью-Йорка Эдвард Иган, тридцати одного года, и его партнер, в то время еще детектив второго класса Сальваторе Гроссо, тридцати лет, решили немного поразвлечься. Им не нужно было долго выбирать, куда отправиться. Тем вечером в клубе «Копакабана» гвоздем программы выступал комик Джо Льюис, и там же работала гардеробщицей Кэрол Гэлвин, с которой Иган в то время крутил роман.
Эдди Иган был плотным, по-ирландски красивым рыжеволосым мужчиной. Раньше, когда он служил патрульным полицейским, ходил в форме и носил дополнительный патронташ, приятели из полиции звали его Иган-Пульки. Но, перейдя в Бюро по борьбе с наркотиками, он получил прозвище Пучеглазый – за излюбленную манеру разглядывать хорошеньких девочек, на которых при малейшей ответной реакции он тут же начинал проверять действие своего кельтского шарма.
Полной противоположностью жизнелюбу Игану был его партнер и лучший друг Сонни Гроссо, всегда серьезный и бледный италоамериканец с большими карими глазами. Сонни постоянно мучили какие-то сомнения, и он, в отличие от энтузиаста Игана, в большинстве ситуаций склонен был искать и часто находить темную сторону. Ростом оба друга превышали шесть футов, но Гроссо был более худощавым и на первый взгляд казался хрупким и даже слабым для полицейского. Однако Сонни имел черный пояс по карате, и, как узнали на собственном опыте многие уличные бандиты, его определенно не следовало недооценивать. В Бюро по борьбе с наркотиками его прозвали Хмурым.
Накануне вечером они закрыли дело о наркотиках в Гарлеме, районе, который был закреплен за ними еще в 1959 году. Они арестовали троих уличных торговцев наркотиками, или «толкачей», за которыми следили несколько месяцев, а потом должны были бодрствовать всю ночь, допрашивая, снимая отпечатки пальцев, фиксируя в досье собранную информацию и в соответствии с заведенным порядком составляя бесконечные официальные отчеты. Наконец, сопроводив арестованных в Нижний Манхэттен, в старую городскую тюрьму, известную как «Могилы», Иган и Гроссо явились в ближайший суд, чтобы подать официальные иски. Со всеми делами было покончено, когда субботнее утро уже подходило к концу, но оба детектива слишком устали, чтобы отправляться спать. Именно так вредность работы сказывается на очень многих тайных агентах, нервы которых постоянно натянуты, а чувства обострены все долгие часы дежурства. Оба они были яростными фанатиками бейсбола, и, поскольку в тот день «Нью-Йорк янкис» проводили третью игру в чемпионате с «Цинциннати редс», сна у них не было ни в одном глазу. Они курсировали по городу, слушая трансляцию игры по радио в машине. Позднее, когда «Янки» вышли вперед в девятой подаче после перебежки в дом Роджера Мариса1, друзья почувствовали потребность не унять, а поддержать возбуждение от победы. Они перекусили, затем по предложению Игана посетили парочку баров в восточной части города – места возможных «акций» наркодельцов – и, наконец, уставшие, но все такие же деятельные, направились через город в клуб «Копакабана», который еще называли «Копой».
Заканчивался субботний вечер, было 23:40, когда Иган припарковал красно-коричневый «корвейр» 1961 года выпуска на Восточной Шестидесятой улице, и они с Сонни вошли в ночной клуб, не подозревая, что начинается их одиссея, полная интриг и конспирации, которая будет продолжаться дни и ночи напролет следующие четыре с половиной месяца, а полностью завершится лишь через полтора года. До начала полночного шоу оставалось двадцать минут, и «Копа» заполнялась посетителями. Игану едва удалось ласково поздороваться с Кэрол, почти скрытой за горами из пальто и шляп. Это была красивая, яркая девушка, не достигшая еще двадцати лет, с короткими светлыми волосами; по мнению Игана, она была вылитая Ким Новак. Сгоряча он пообещал, что встретится с ней позднее, и оба детектива спустились по лестнице в главный зал клуба, где узнавший Игана метрдотель провел их к столику на одном из балконов, возвышавшихся в задней части зала. Они заказали ржаной виски с имбирным элем для Эдди, итальянский вермут со льдом для Сонни и откинулись на стульях, собираясь посмотреть веселый ночной спектакль и, быть может, наконец-то успокоиться.
Как только им принесли напитки, Сонни тронул партнера за руку и кивком показал на большую шумную компанию, расположившуюся за столиком прямо под ними. Их было человек двенадцать, словно переместившихся сюда из гангстерских боевиков тридцатых годов: смуглые мужчины в темных костюмах с прилизанными волосами и ярко накрашенные женщины. Персонаж, находившийся в центре внимания, с черными густыми волосами и смуглым рябоватым лицом, которому очень шло хмурое выражение, мог бы особенно хорошо подойти на роль типичного голливудского босса шайки рэкетиров. На вид ему было около тридцати, одет в вызывающе элегантный черный блестящий костюм с широкими плечами; в белом шелковом галстуке, повязанном на белой сорочке с отложными манжетами, сверкала бриллиантовая булавка. Рядом с ним сидела эффектная молодая блондинка с пышной прической. Этот человек принимал здесь всю компанию и, по-видимому, был известен в этом клубе. Пока Иган и Гроссо завороженно наблюдали за ним, к нему то и дело подходили поздороваться явно богатые и неприятные на вид типы. Иногда по его знаку официанты бросались подносить напитки на другие столики в самых разных частях зала. Во время одного шумного приветствия Сонни услышал, как кто-то назвал этого человека Пэтси2.
– Он швыряет бабки, будто ничего не хочет оставить на завтра, – заметил Сонни.
– Интересно, – прокомментировал Эдди, – за этим столом я высмотрел по крайней мере двоих «связных»3. И знаю парочку ребят из тех, которые выстроились в очередь и ждут благословения.
– Раньше я никогда не видел этого Пэтси, а ты?
– Ни разу. Удивительно, как он мог нам не попасться? – сдержанно проговорил Иган.
На протяжении всего представления, продолжавшегося часа полтора, Эдди и Сонни пытались уделить внимание и Джо Льюису, и столику транжиры. Когда включили свет и оркестр заиграл танцевальную музыку, Пэтси со свитой поднялись с мест и двинулись наверх. Детективы переглянулись, оплатили счет и последовали за ними. Вся группа собралась у бара в вестибюле «Копы», где небольшая, но громкая джаз-рок-группа не оставляла никакой возможности для разговора. Пэтси распорядился налить всем по стаканчику на прощание.
Стоя у гардероба и раздумывая о дальнейших действиях, Эдди и Сонни увидели, как Пэтси вытянул из кармана брюк толстенный рулон банкнот и оплатил счет из бара. Сонни присвистнул:
– Гляди-ка, сколько бабок!
Иган кивнул:
– Как считаешь, не стоит ли нам, шутки ради, прицепить ему хвост?
Гроссо без видимого энтузиазма согласился, и они направились к выходу. По пути Эдди, извиняясь, подмигнул Кэрол и послал ей воздушный поцелуй. Двадцать пять минут им пришлось прождать в машине Игана на углу Мэдисон-авеню, пока Пэтси и эффектная блондинка вдвоем спустились по лестнице «Копы». Было два часа ночи. Парочка села в синий малолитражный «олдсмобиль» последней модели, который подогнал привратник в униформе, и отъехала в направлении Пятой авеню. Медленно тронув машину, направляясь за ними, Иган предположил:
– Держу пари, он приведет нас на Мотт-стрит.
Пэтси проехал вниз по Пятой авеню до пересечения с Бродвеем и повернул в Нижний Ист-Сайд – застроенный многоквартирными домами район Манхэттена, который пользовался в Америке дурной репутацией. Узкая Мотт-стрит, где они действительно оказались, тянулась только на одиннадцать кварталов от Бликер-стрит с окраины Гринвич-Виллидж на севере до Бауэри-стрит и Четэм-сквер на юге. Но в полиции эту улицу давно считали аортой, ведущей в центр всей незаконной деятельности в Нью-Йорке. Хотя Мотт-стрит граничит с Чайна-тауном, значительная ее часть пролегает по району Маленькая Италия, который долгие годы оставался теплицей, где выросла не одна мафиозная семья.
Однако Пэтси не закончил путешествие на Мотт-стрит. Следующие два часа он останавливался на Хестер-стрит, Брум-стрит, Кэнал-стрит и Диланси-стрит. Как могли наблюдать Сонни и Иган, державшиеся на почтительном расстоянии, время от времени «олдсмобиль» подъезжал к тротуару, и Пэтси выходил наружу. Каждый раз один или два мужчины возникали из дверей или просто из тени тихого здания, и они переговаривались несколько минут, прежде чем Пэтси возвращался в машину и медленно трогался дальше. Блондинка все время оставалась в «олдсмобиле».
Ближе к пяти часам воскресного утра синяя малолитражка наконец направилась на восток по Диланси-стрит к Уильямсбургскому мосту в Бруклин. Детективы в красно-коричневом «корвейре», ни разу не выпустившие Пэтси из виду, к этому моменту не отдыхали уже тридцать два часа.
Вслед за Пэтси они спустились с моста и проехали по Микер-авеню под автострадой Бруклин-Куинс. Вскоре он припарковал и запер машину. Пройдя несколько шагов, Пэтси с блондинкой сели в потрепанный белый «додж» 1947 года и двинулись дальше. Озадаченные детективы последовали за ними.
На этот раз им пришлось миновать лишь несколько кварталов. Пэтси поехал по Грэнд-стрит, затем на запад до Бушвик-авеню, повернул направо, вскоре еще раз направо на Моджер-стрит, где и припарковался сразу за перекрестком. Иган проехал Моджер-стрит, развернулся и остановил машину на Бушвик-авеню. Они с Сонни смогли увидеть, как богато одетая пара отперла дверь расположенной на углу темной закусочной-кондитерской под вывеской «У Барбары». В то время как женщина ждала снаружи, Пэтси включил внутри свет и прошел в маленькую заднюю комнатку, где налил воды в кофейник и поставил его на плитку. Только после этого он вернулся к двери на улицу и поманил блондинку. Детективы видели, как она сняла с крючка на стене и быстро накинула серый халат, а Пэтси снял пиджак и надел серую куртку. Затем Пэтси вышел на улицу, подошел к стоявшему за углом «доджу», достал из него толстенную пачку газет и притащил ее в лавку. После чего они вдвоем принялись собирать из отдельных листов воскресные газеты. На противоположной стороне перекрестка два бывалых полицейских поглядывали друг на друга с возрастающим изумлением.
Около семи часов утра Пэтси подтянул вверх сплошную защитную штору на стеклянной двери, чтобы объявить, что закусочная открыта. Вскоре туда стали заходить клиенты, главным образом медицинские работники в белых халатах. Тогда Иган и Гроссо сообразили, что они припарковались у больницы Святой Екатерины, расположенной на противоположном углу, по диагонали от закусочной, на пересечении Бушвик-авеню и Моджер-стрит. Это был район, однообразно застроенный обшарпанными трехэтажными жилыми домами, но прямо через Бушвик-авеню возвышался современный многоквартирный комплекс с несколькими магазинами на первом этаже и еще одной закусочной.
Зная, что они будут слишком заметны, если и при свете дня продолжат наблюдать из машины, Сонни зашел в больницу и убедил охранника открыть для них неиспользуемый рентгеновский кабинет на первом этаже, откуда открывался прекрасный вид на лавочку Пэтси. К восьми часам утра Сонни и Эдди обосновались там более или менее комфортабельно и могли наблюдать за перемещениями вокруг закусочной, устраивая короткие перерывы, чтобы подкрепиться кофе с кексами или сходить в туалет.
В закусочной к Пэтси и блондинке присоединился невысокий, коренастый и темноволосый мужчина в рабочей одежде, по-видимому их помощник. Кроме этого, ничего заслуживавшего внимания не произошло, и ни один из троих ни разу не покидал помещения.
Все больше чувствуя усталость, детективы продолжали вести наблюдение до двух часов дня, проведя на этом дежурстве почти сорок два часа без перерыва, но в начале третьего они увидели, что подозреваемые одеваются и выходят из закусочной. Пэтси запер дверь, они с блондинкой распрощались с приземистым парнем, и тот пошел в противоположную сторону по Бушвик-авеню, в то время как парочка свернула за угол к своей машине. Иган и Гроссо тоже поспешили к «корвейру».
Последовав за старым «доджем» на запад по Моджер-стрит, они пересекли Грэнд-стрит и выехали на автомагистраль Бруклин-Куинс. Пэтси направился на юг, свернул на шоссе Гованус в сторону Южного Бруклина. Миль через восемь он съехал на Шестьдесят пятую улицу. Еще через несколько минут «додж» углубился в проезд, ведущий к жилому массиву на Шестьдесят седьмой улице. Иган остановил машину, не доезжая пересечения с Двенадцатой авеню.
Шестьдесят седьмая производила впечатление опрятной и спокойной улицы, засаженной деревьями; вдоль нее выстроились двух- и трехэтажные частные дома. Через десять минут, когда детективы убедились, что Пэтси и блондинка уже обосновались в доме, они свернули на Шестьдесят седьмую улицу и медленно проехали мимо «доджа». Он стоял у правого из пары одинаковых, примыкавших друг к другу красных кирпичных домов, с гаражами для двух машин. С боковой дорожки к домам вела общая лестница, разделенная белой кованой железной оградой, заканчивающаяся бетонной площадкой и отдельными входами в оба дома. Пока «корвейр» проезжал мимо, Сонни нацарапал на спичечном коробке адрес: Шестьдесят седьмая улица, дом номер 1224.
Хотя к этому моменту детективы совершенно вымотались, они решили, что такая странная ситуация заслуживает серьезного расследования, к которому после некоторого отдыха они непременно приступят. Где это видано, чтобы простого владельца закусочной и газетного киоска окружали таким вниманием в одном из самых шикарных и дорогих ночных клубов Нью-Йорка?
Глава 2
Сонни Гроссо был энергичным детективом, никогда не шел на компромиссы, но личная его жизнь была скромной и не богатой событиями. В тридцать лет он оставался практически таким же замкнутым и стеснительным, каким был в детстве. Абсолютно не похожий на Эдди Игана, замкнутый и угрюмый, Сонни очень редко встречался с женщинами и не пережил ни одного серьезного увлечения. Иган любил шумные вечеринки, был большим поклонником женского пола, и, если ему не всегда удавалось хорошо провести время, этот детектив с огненно-рыжими волосами получал удовольствие от самого процесса охоты. Гроссо относился к женщинам более серьезно, уважительно, почти с таким же почтением, как джентльмены из давно минувшей эпохи.
Сонни был единственным сыном и имел трех сестер. Когда в возрасте тридцати семи лет внезапно скончался его отец, водитель грузовика, пятнадцатилетний Сонни, как старший ребенок, стал главой семьи. К сестрам он относился с отеческой заботой.
Сонни вырос в Восточном Гарлеме и еще помнил этот район как бедное, но безопасное место, населенное итальянцами, где все друг друга знали, а семьи жили сплоченно и счастливо. Он помнил, как его мать, мягкая, неутомимая в работе женщина, могла выйти за квартой молока в местную лавку и возвратиться часа через два, поскольку ей нужно было часто останавливаться, чтобы поговорить со всеми соседями, встретившимися по пути. Для Сонни Восточный Гарлем всегда был дружным сообществом многодетных семей. Школы были переполнены учениками, и по улицам носилось даже слишком много детей, готовых в любой момент организоваться и затеять игру в стикбол4или «ассоциацию» (разновидность футбола). Когда Сонни был еще подростком, семья Гроссо переехала через Манхэттен в западную часть Гарлема, в ирландский анклав Винигер-Хилл, где они вдруг оказались иммигрантами среди иммигрантов. Несмотря на итальянскую смуглость и молчаливость, Сонни довольно скоро ассимилировался среди светлолицых говорливых и недоверчивых ирландцев. Он был спокойным и чистосердечным мальчиком, достаточно крепким физически, чтобы активно участвовать в уличных играх. Прошло какое-то время, и он перестал скучать о прежних соседях.
Когда почти через десять лет он снова оказался в Восточном Гарлеме, этот район изменился радикально, как, впрочем, и сам Сонни. Он уже был полицейским. После окончания школы, в начале Корейской войны, он был призван в армию, где прослужил два года радистом. Демобилизовался он в чине сержанта в 1952 году после ранения в колено. Затем два года, оставаясь главным кормильцем для матери-вдовы и младших сестер, водил грузовик, возя почту, главным образом, в районе Таймс-сквер. В 1954 году Сонни вместе с несколькими друзьями сдал экзамены в Полицейскую академию государственной гражданской службы и из 50 тысяч кандидатов, проходивших испытания в тот год, оказался в числе трехсот лучших. После академии Сонни получил первое назначение в 25-й участок, в Восточный Гарлем. Там все стало иначе: его старый район деградировал, место, где проживало относительно сплоченное сообщество иммигрантов, превратилось в жуткое гетто, населенное новым поколением соперничавших между собой групп, живших не стремлениями, а силой мускулов и устрашением. Всего за несколько лет тот самый Восточный Гарлем, который был знаком Сонни Гроссо с детства, приобрел нелепую известность, породив такое количество порока и упадка на единицу площади, как ни одна другая клоака в Америке.
Наиболее сильно моральное разложение проявлялось в росте незаконной торговли и использования наркотиков. Сонни никогда не подвергал себя разрушительному действию героина, вызывавшего у него отвращение. Он испытывал ненависть к тому, что сделали и продолжали делать наркодельцы с многочисленными пуэрториканцами и чернокожими, жившими теперь среди тех итальянцев, которые остались от прежнего окружения Сонни.
Среди последних до сих пор были те, кто его помнил, и очень скоро он понял, что многие смотрят на него с непривычным подозрением и даже презрением. И это отличало настоящее время от прошлого, когда типичным было отношение к полиции его отца: «Ничего им не говорить? Согласен. Но ненавидеть? Нет!» Сам Сонни не мог в ответ по-настоящему презирать этих несчастных людей – только их ситуацию. Он видел, что наркотики являются источником их бед, но не причиной их нищеты. Наркотики, «наркота», были симптомом запущенной болезни, которой страдало городское общество. Но за четыре года работы патрульным полицейским в 25-м участке Сонни узнал достаточно, чтобы свою ненависть направить против этого наиболее явного грабителя, против наркотиков и тех, кто ими торговал и извлекал барыши таким бесчеловечным способом.
В 1958 году Сонни подал заявление в Бюро по борьбе с наркотиками и был принят. Когда он закончил подготовку, его спросили, интересует ли его сыскная работа, и он ответил утвердительно. Где он мог бы принести наибольшую пользу? В Восточном Гарлеме, ответил он. Так Сонни был назначен в шестое подразделение детективов, включавшее 25-й участок, и снова вернулся в Восточный Гарлем.
До двадцати пяти лет Эдди Иган вообще не думал работать в городской полиции. Он хотел стать профессиональным бейсболистом. И подошел буквально на расстояние вытянутой руки к осуществлению своей мечты – играть в команде «Нью-Йорк янкис».
Как и большинство городских мальчишек, Иган прошел трудную школу бейсбола на улицах (панчбол на тротуарах, стикбол с крышками люков в качестве баз) и усыпанных строительным мусором площадках Бруклина с пористым мягким мячом или обмотанной веревками свинцовой «ракетой». Партнеры Эдди по играм часто вспоминали, что нрав его был таким же своевольным, как копна рыжих волос.
К тому моменту как он окончил школу, профессиональные разведчики из бейсбольных клубов уже наблюдали за ним. И после двух лет службы во флоте, где он продолжал играть, набрал рост, силу и подвижность, ему предложили скромный контракт в «Вашингтон сенаторс». В 1950 году он был передан «Нью-Йорк янкис», стал в их сельском клубе Норфолка, выступавшем в классе В, постоянным центральным полевым игроком, и счет отбитых им мячей достиг впечатляющего числа 317. Родительская организация начала проявлять к нему особый интерес.
Примерно в это же время «Янки» начинали подыскивать яркого перспективного игрока, которого они хотели подготовить к моменту неизбежного ухода их стареющей суперзвезды Джо Димаджио5. Иган был отмечен в числе нескольких молодых людей, подававших надежды. Еще одним кандидатом был обладающий сильным ударом шорт-стоп из Оклахомы, который в девятнадцать лет побил для низшей лиги рекорд протяженности перебежек в дом – его звали Мики Мантл6.
После сезона 1950 года Иган с нетерпением ждал следующей весны, когда он надеялся продвинуться в клуб «Янки» класса А в Бингемптоне. А оттуда – как знать? Но в октябре его мечты были разбиты – его снова призвали во флот. Правда, медицинская комиссия узнала, что он ломал руку на тренировке в предыдущий призыв, и не решилась его принять. Тем не менее ему заявили, что он может быть вызван снова в течение трех месяцев.
Оказавшись в неопределенном положении, Иган, чтобы занять себя в ожидании повторного призыва, выдержал конкурсный экзамен и стал патрульным полицейским в наполовину частном полицейском подразделении при Администрации порта Нью-Йорка7. Прошел январь 1951 года, но распоряжения из флота не последовало, и Эдди должен был выбрать: уйти из Администрации порта и попытать счастья на тренировочной базе «Янки» во Флориде или сохранить хорошую работу и с тревогой ожидать вызова во флот дома. Он решил остаться полицейским и убедился, что сделал правильный выбор, когда той же весной «Янки» взяли молодого шорт-стопа Мики Мантла в главный клуб и сделали его аутфилдером.
Флот оставил Игана в покое – его так и не вызвали, – и он задержался в полиции Администрации порта на четыре года. В Корее достигли перемирия, но к тому времени, конечно, ему было слишком поздно мечтать о карьере бейсболиста. Но это его больше не волновало. Ему нравилось работать полицейским, хотя смущали слабые возможности для продвижения, существовавшие в Администрации порта. Эта организация была еще настолько молода, что старшим офицерам до пенсии оставалось служить довольно долго, так что у честолюбивого патрульного было мало шансов подняться по служебной лестнице. Поэтому в 1955 году, дважды выдержав испытания на сержанта и не получив повышения, Иган сдал экзамены в городскую полицию и занял 361-е место из почти 60 тысяч кандидатов; в том году надеявшихся поступить в полицию было на 10 тысяч больше, чем проходило испытания вместе с Гроссо в предыдущем году. Эдди поставил перед собой амбициозную цель – через год стать детективом.
С двенадцати лет Иган считал себя независимым человеком. Он не знал настоящего отца и не был близок с отчимом, нью-йоркским пожарным. Вскоре после того, как он окончил приходскую школу, умерла мать, и он проживал у деда с бабкой. Поэтому он рано научился принимать собственные решения, что он продемонстрировал в первое же утро в полицейской академии. Направляясь в ранний час в спортзал, расположенный в парке Флашинг-Медоу в Куинсе, он задержал троих прятавшихся в кустах молодых женщин. Они оказались бежавшими заключенными, против которых было выдвинуто ни больше ни меньше как тринадцать обвинений в тяжких преступлениях.
Чтобы подать пример другим молодым полицейским, комиссар полиции наградил Игана свободным уикэндом.
Поощренный однажды, Иган старался зарабатывать себе освобождение на каждый уик-энд. Каждый день в четыре часа дня он несся из академии домой, переодевался и к шести часам возвращался на Манхэттен – на облюбованную извращенцами Таймс-сквер или в район автобусного вокзала Администрации порта, который ему был хорошо знаком по предыдущей службе. Каждый вечер в распоряжении Игана было четыре часа – правила полицейской академии требовали от находящихся на испытании полицейских возвращаться домой к десяти часам вечера, – но он знал, когда и как находить извращенцев, проституток, карманников и торговцев наркотиками. Число проведенных им арестов, девяносто восемь, было столь значительным, что через месяц его, хотя формально он продолжал проходить подготовку в академии, забрали из класса и назначили в специальное подразделение бывалых детективов, работавших в районе Таймс-сквер. Но когда он отказался стать «мухой» (то есть членом особой команды комиссара, шпионившей за другими полицейскими), хотя, вероятно, это означало бы несомненное продвижение в детективы, Игана вернули в академию.
Наконец он закончил учебу и был направлен в Гарлем, где за две недели произвел тридцать семь арестов, и один из них привел к получившему широкую огласку обвинению и последующему осуждению певца Билли Дэниелса за применение огнестрельного оружия. Его выдвинули на должность детектива, и почти через год, после того как он начал работать в этом подразделении, летом 1956 года, Эдди Иган сменил серебряный значок на золотой.
Детективы или направлялись на городские участки, или могли использоваться в командах специального назначения, например, по кражам, убийствам, сейфам или верхним этажам. Еще начинающим патрульным Иган понял, какое направление его интересует: наркотики. Единственный случай в его жизни, когда он столкнулся с жестокостью, вызванной наркотиками, поставил перед ним постоянную цель: любым доступным ему способом задержать наркотрафик.
Это случилось в Бруклине. Однажды, в то время как Иган нес службу в Гарлеме, его шестилетняя племянница с опозданием вернулась из школы домой и увидела, что ее подружки уже катаются на роликовых коньках. Ее мать, сестра Игана, которая сидела на крыльце их дома, дожидаясь девочку, сказала ей, чтобы она сама поднялась в их квартиру за коньками. Возбужденная девчушка вскарабкалась шестой этаж, бросила клетчатый ранец на кухонный стол и побежала в спальню за коньками. В комнате она обнаружила четырех смуглых молодых латиноамериканцев, причем один из них сжимал в руке ее копилку. Девочка пронзительно закричала. Двое незнакомцев набросились на нее, а третий схватил из шкафа ролики и начал бить ее по голове. Она рухнула на пол, истекая кровью, в полубессознательном состоянии, а мужчины выбежали из комнаты, захватив копилку. Вскоре мать нашла девочку, почти в истерике позвонила Эдди, и он примчался в Бруклин. В ярости, с помощью местных полицейских, он обшарил всю округу, в барах и злачных местах разыскал всех известных выродков и подозреваемых в преступлениях. Через два часа вся четверка сидела за решеткой. Оказалось, что это были наркоманы, которым отчаянно требовалась доза. Иган едва сдержался, чтобы не убить их на месте. Этот случай он никогда не забывал.
Три года Эдди проработал в Бюро по борьбе с наркотиками, прежде чем они с Сонни Гроссо объединились в одну команду. По природе они были абсолютно разными людьми, но хорошо дополняли друг друга: напористость одного сочеталась со сдержанностью другого, изобретательность корректировалась скептицизмом, а общим у них было отвращение к безобразному разрушению, которое несли с собой наркотики. Вдвоем они вселяли страх в преступный мир Восточного Гарлема. В то же время они понимали, что их энтузиазм вызывал негодование в полицейском управлении и даже внутри их бюро. Слишком много арестов они производили; на их фоне другие детективы выглядели неприглядно. Но ни Эдди, ни Сонни не обращали внимания на язвительные замечания. Они просто хотели делать свою работу.
