Kitabı oxu: «Последний барьер», səhifə 2

– Проклятие! Только этого нам сейчас не хватало! – выругался я. И, передумав спускаться со стены, присел рядом со следопыткой. Но вместо того чтобы порадоваться благородству напарника, лишь озадаченно нахмурился. – Только не говори, что ты ответила ему отказом. Черный Джордж, конечно, парень крепкий, но, боюсь, такой удар он не переживет. Особенно после того, как ты почти полгода отвечала ему взаимностью.

– Вот еще! И почему вдруг сразу отказом?! Почему я должна была так поступить с Джорджиком? Разве он это заслужил? – встрепенулась питерка и впервые с начала нашего разговора посмотрела на меня. Помимо удивления в ее голосе также звучала обида.

Я сделал неприятный для себя вывод: отношения Динары и Жорика зашли гораздо дальше, чем мне казалось. Настолько далеко, что в них успел увязнуть не только простак Дюймовый, но и тертая шельма Арабеска. И теперь при их разрыве грозило разбиться уже не одно сердце, а сразу два. Что, сами понимаете, плохо. Везде, где есть разбитые сердца, всегда полным полно лишних проблем. Причем таких, какие возникают буквально на ровном месте и могут на корню разрушить даже сплоченную коалицию вроде нашей.

Любопытно, что же такого уникального было в недотепе Жорике и не было в грозном рыцаре Ипате – прежнем ухажере Динары, что о гибели последнего она практически не сожалела, а о чувствах первого так искренне пеклась?..

– Я сказала Джорджику, что очень тронута и что мне нужен срок для обдумывания его предложения, – продолжала следопытка, видимо, ощущая нестерпимую потребность перед кем-нибудь выговориться. – И это вовсе не отговорка, а чистейшая правда. Мне действительно необходимо время, чтобы все это обмозговать, ведь решать такие серьезные вопросы здесь и сейчас – не самое лучшая идея, верно?

Вряд ли я подходил на роль ее исповедника, но более приличной кандидатуры у Динары под рукой попросту не было. В конце концов, не перед Тиберием же ей изливать душу? У нашего ученого спутника голова забита своими мыслями и планами. Настолько эпохальными и грандиозными, что рядом с ними личные проблемы Арабески покажутся Свистунову просто смехотворными.

– Прежде я никогда не наблюдал у тебя тяги к подобным рефлексиям, – заметил я, сменив тон с раздражительного на сочувственный. – И вообще понятия не имел, что такая девушка, как ты, на это способна. Неужто Керченские казематы на тебя так повлияли?

– Вполне возможно, – не стала отрицать Динара, пробывшая, как и мы с Дюймовым, почти всю минувшую зиму узницей «Светоча». – По крайней мере хоть в одном польза от той тюрьмы оказалась. В камере у меня была уйма свободного времени, чтобы хорошенько поразмыслить о собственной жизни…

– Да уж, – пробормотал я и поежился, припомнив собственный, более жесткий тюремный режим.

– …Вот с тех пор, видимо, я и стала такой рассудительной, – заключила Арабеска. – Каждый свой поступок, какой начиная со школьных лет отложился в памяти, дотошно обдумала. Так, будто сама над собой судебный процесс проводила, честное слово. И пришла в итоге к неутешительному выводу, что пора бы мне со сталкерством завязывать. К тому же безногий Мерлин постоянно перед глазами маячит, будто наваждение. Ясно, что не к добру это и что второй шанс одуматься судьба мне вряд ли предоставит. В общем, доделаю все дела, раздам долги, а потом, пока не поздно, выйду из игры, здоровье у Семена в клинике поправлю и махну на юг, где открою какой-нибудь маленький бизнес. Денег я скопила достаточно, а если не хватит, книгу о своих похождениях в Зоне накропаю. Скандальную, разумеется, с кучей интимных подробностей, когда и с кем я тут шашни крутила… Обо всех напишу: о Мерлине, об Ипате, о тебе, пусть даже у нас с тобой ничего не сложилось, о прочих своих воздыхателях… А как иначе? Другие-то мемуары задорого не продашь, а за такими ко мне журналисты сами в очередь выстроятся.

– Прекрасно тебя понимаю, – кивнул я. – Похвальный, взрослый выбор. Отрадно, что ты дошла до него собственным умом… Только вот при чем здесь Черный Джордж? Зачем тебе было охмурять этого простака, который моментально втрескался в тебя по уши, если ты твердо надумала бросить Зону и податься на юга?

– А ты не догадываешься? Ведь тут нет совершенно никакой тайны, – снисходительно усмехнулась Динара.

Я не нашелся что ответить, и лишь молча развел руками. Арабеска сокрушенно покачала головой, но до объяснения все-таки снизошла:

– Все женщины мечтают встретить когда-нибудь идеального мужчину. Мужчину своей мечты. И я – отнюдь не исключение. Вот только я не из тех наивных барышень, которые сидят и ждут, когда к ним прискачет их принц на белом коне. Динара – девушка не гордая, она сама запросто к своему принцу без лишних церемоний на порог заявится. А потом, если меня взашей не выгонят, я и принца до нужной кондиции облагорожу, и коня ему в подходящий цвет перекрашу. Каждый сам кузнец своего счастья, разве не так?

– И ты что, всерьез намерена выковать из Жорика свой идеал женского счастья? Ты – человек, который разбирается в людях, пожалуй, лучше самого Мерлина? Не слишком ли неподходящий металл ты выбрала для такой судьбоносной ковки? Положим, он и впрямь благородный – и по поступкам, и по происхождению. Но вот остальные его параметры… как бы это помягче выразиться… Удовлетворяют ли они кузнеца, который волнуется о качестве своего изделия?

– Ипат и Мерлин – вот из кого я никогда своего принца не сотворила бы, – призналась питерка. – Потому что это сталь совсем иного порядка. Крепкая, закаленная, несгибаемая, тугоплавкая… Но, увы, совершенно не ковкая, как ты ее ни нагревай и каким молотом по ней ни бей. Ты, Гена, – материал более податливый, но с тобой возникли бы иные трудности. Во-первых, для отлива из тебя нужного изделия мне потребовалась бы чересчур сложная форма, и нет гарантии, что ты согласился бы ее принять. А во-вторых, на тебе уже выбито клеймо другого кузнеца, чью работу мне вряд ли улучшить, а вот испортить – легко. Чего мне из уважения к чужому труду делать совсем не хочется…

– Ишь ты какая специалистка! – подивился я, впервые в жизни слыша о себе столь поэтическую и, надо признать, меткую характеристику.

– …Зато Джорджик – болванка, безупречная во всех отношениях. У него есть гордость и принципы, а значит, эта сталь достаточно крепка и надежна. И в то же время она гибкая настолько, что любой толковый кузнец счел бы ее настоящей находкой. Я могу без особых усилий перековать Джорджика из недотепы в тот тип мужчины, какой мне необходим. Тут главное – не перестараться с закалкой и не дать металлу стать хрупким, поскольку тогда ничего, кроме жалкого подкаблучника, из этого парня не выйдет. Но подкаблучник мне даром не нужен. Мне нужен тот, на чье плечо я всегда могла бы опереться. Не сегодня, не завтра и не через год, а всегда, понимаешь? То есть даже тогда, когда в этом мире у меня не останется, кроме Джорджика, ни единой опоры. А он, при всех своих нынешних недостатках, человек именно такой редкой породы. Впрочем, кому я об этом рассказываю? Разве стал бы ты – самый мнительный из всех типов, какие только бродят по Зоне, – брать в напарники сталкера, к которому испытывал хотя бы малейшее недоверие?

Крыть эту карту мне было нечем. И потому оставалось лишь признать: да, в плане преданности товарища лучше Дюймового сыскать трудно. И тот факт, что он упрямо не позволял мне отговорить его от участия в сегодняшнем походе, лишний раз об этом свидетельствовал.

– Люблю ли я по-настоящему Джорджика или нет? Даже не знаю, – проговорила Арабеска, предугадав вопрос, который я ей еще не задал. – Вот Ипата я точно любила, тут спорить нечего. Первое время и вовсе любила аж до умопомрачения. Предложи он мне тогда вступить в Орден, клянусь, я без раздумий так и сделала бы. Но Ипат мне этого никогда не предлагал. Он чувствовал, что в Священном Узле с его порядками мне придется тяжко. Ипат поступил благородно, не став лишать меня свободы. Даже тогда, когда я была готова ради него порвать с Питерцами и добровольно присягнуть орденскому гербу. Однако сам Ипат выйти из Ордена был не в состоянии, даже умоляй я его об этом, ползая перед ним на коленях. Рыцарские идеалы стояли для него превыше наших отношений, и в итоге наш роман завершился так, как он должен был завершиться. Буйство гормонов улеглось, страсть угасла, и остались лишь двое обычных, ничем не обязанных друг другу любовников. Да и те вскоре разбежались по своим делам, поскольку жили, по сути, в двух разных мирах, даром что под одним Барьером… С Мерлином – примерно та же история. Только ему приходилось делить меня не с Орденом, а уже со всем Человечеством, которому он беззаветно служил. Глупому Джорджику далеко и до Ипата, и до Мерлина. Зато мы дышим с ним одним воздухом – воздухом свободы – и ходим по одной земле одними тропами. Чтобы быть вместе, нам не надо идти на компромиссы с собственной совестью и поступаться ради друг друга принципами. Я позову Джорджика, и он с радостью побежит за мной хоть на край света. Или как в Новосибирске: примчится мне на выручку с другого края света, не разрываясь при этом между мной и дурацким долгом перед Орденом или Человечеством. Ну разве не здорово? Разве не о таком самоотверженном принце мечтает каждая женщина? И то, что он при этом наивен и чуть глуповат, сущие пустяки. Разум – дело наживное. Если я увезу Джорджика с собой на юг и всерьез возьмусь за этого парня, ручаюсь, через год ты его, поумневшего и остепенившегося, совсем не узнаешь. И тебе никогда больше не придет в голову над ним насмехаться.

– Сделай так, и я буду у тебя за это в неоплатном долгу, – совершенно серьезно сказал я, склонив голову в знак признательности. – Ты права: я не сумел выпроводить Жорика из Зоны, но у тебя это наверняка получится. И раз уж вы упорно отказываетесь проваливать отсюда прямо сейчас, обещаю: я постараюсь, чтобы в будущем вы оба пересекли Барьер целыми и невредимыми, чем бы вся эта история ни закончилась…

Глава 2

Чем завершится наш крестовый поход на «Альтитуду», не мог знать никто. Но активные события в нем начали происходить раньше, нежели нам того хотелось. Не прошло и двух часов после нашего с Динарой ночного разговора, как мы угодили в очередной переплет. И весьма серьезный. По крайней мере мы не вляпывались ни во что подобное с тех пор, как смогли унести ноги из Новосибирска.

Наш условный сигнал тревоги, как вы помните, подавался при помощи камня, бросаемого дозорным на порог комнаты, где мы расположились на ночлег. Мой сон столь же чуток, как сон нашей следопытки. Так что заметь она опасность и швырни булыжник, я вскочил бы на ноги еще до того, как стих вызванный им грохот. Вскочил бы и поднял остальных. После чего все мы вмиг разбежались бы по боевым постам и лишь потом выяснили у Динары, какую угрозу она засекла.

Однако тревожный сигнал, что прозвучал за час до рассвета, был не тем, о котором мы договаривались. Да и сигналом он мне поначалу совсем не показался. Вместо стука упавшего камня я был разбужен длинной очередью «карташа» и ударами пуль, впивающихся снаружи в стену комнаты. Впрочем, когда я, подорвавшись с одеяла, засел у двери и держал наготове свой компактный дробовик, никто по нам уже не стрелял. Очередь отгремела, но другие выстрелы ей вслед не раздались. Как не были слышны и прочие подозрительные звуки. Лишь в руинах вокзала шумел ветер, да от изрешеченной пулями стены отваливались куски кирпичной кладки.

И ни криков, ни топота, ни мелькающих во мраке теней тех ублюдков, которые обстреляли нас в ночи пока неясно, с какими целями!

В отсутствие последних ничего плохого не было. Напротив, открыв раньше времени огонь и промешкав со штурмом, враги утратили фактор внезапности и усложнили себе задачу; судя по всему, нас атаковали малоопытные, пугливые бандиты, а не чистильщики или Орден. А вот подозрительное молчание Динары настораживало. Похоже, что стреляли все-таки не наугад, а по ней. И похоже, не промахнулись…

Кричать «Подъем!» не имело смысла. Короткий обстрел успел разбудить и Жорика, и Тиберия. Пока я прислушивался и вглядывался во мрак своим алмазным оком, они также вскочили с одеял, похватали оружие и припали к стене по другую сторону дверного проема. Но рассиживаться здесь не следовало. Один меткий бросок плазменной гранаты, и мы, не успев выскочить, тут же дружно обратимся в пепел…

– По местам! – скомандовал я и первым покинул комнату. После чего, пригибаясь, метнулся к своей огневой позиции. Она находилась у фасадной стены, аккурат под наблюдательным постом Динары. Соратникам, согласно договору, предписывалось удерживать противоположный край обороны. Туда они без пререканий и устремились, едва я подстегнул их к действию собственным примером. Дюймовый еще не сообразил спросонок, что с Динарой стряслось неладное, и это играло нам на руку. Я боялся даже представить, что с ним случится, когда он увидит тело своей пассии. Но было совершено очевидно, что при этом Черный Джордж утратит рассудок и перестанет подчиняться приказам.

Никто не обстрелял нас при выходе на огневые рубежи. Ага, значит, неизвестный противник не видел, что происходит внутри вокзала. Ну что ж, пусть теперь приближается – милости просим! Позиции у нас хорошие, укрепленные. Их в свое время бойцы самого Мерлина оборудовали, и подобраться к вокзалу незамеченным трудно даже во мраке. А когда начнет светать, врагам и подавно не подойти сюда без потерь.

Вот только что делать с Динарой, если она вдруг не мертва, а лишь ранена? Снять ее со стены так, чтобы самому не угодить под выстрелы, практически нереально. Но и не попытаться оказать ей помощь мы тоже не могли. И как врагу удалось рассекретить укрытие следопытки, да еще издали? Видимо, не так уж малоопытен и пуглив, каким показался мне в первые минуты нашего столкновения.

Эх, жаль, оружие у меня не очень-то пригодное для позиционной войны! Допотопный помповый дробовик «Ультимар»: короткоствольный, пятизарядный и плохо подходящий для расстрела облаченных в доспехи сталкеров. Но тут виноват уже не я, а скудный ассортимент Обочины. Купить на ней старое пороховое оружие – а современное, вы ведь помните, в моих руках быстро выходит из строя, – с каждым годом становится все сложнее. Вот и при последнем визите на рынок мои доверенные лица Динара и Жорик приобрели антикварный «ствол», что был в наличии, а не тот, каким я хотел бы разжиться. А поскольку в наличии у тамошних торговцев в тот день обнаружились лишь «Ультимар», пулемет «Миними», «М-16» и пара стареньких «Калашниковых», пришлось выбирать оружие, с каким мне будет сподручнее всего заниматься верхолазанием. Которым я – вы ведь и этого не забыли, правда? – владею в совершенстве благодаря своему аномальному энергетическому симбионту, по милости которого я и получил прозвище Алмазный Мангуст.

Зато патронов к «Ультимару» и старых осколочных гранат у меня полно. Последние и компенсируют недостаточную огневую мощь моей «пушки». Эти грозные раритеты подорвут не только местного бандита, но и облаченного в современные доспехи чистильщика. Тем более что я сижу в крепкостенном укрытии и мне нет нужды метать гранаты чересчур далеко.

Выложив перед собой три потертые и, как хотелось надеяться, исправные лимонки, я обернулся и удостоверился, что товарищи также готовы к обороне. А затем устроился так, чтобы не маячить на виду и в то же время держать под контролем привокзальную площадь. И только после этого прислушался к тому, что происходит у меня над головой, на дозорном посту. Мертвецы не издают звуков, но раненый так или иначе не сможет лежать без стонов и не корчась от боли. Ну, если, конечно, он при этом не контужен или не впал в кому.

Звуки сверху доносились, и довольно отчетливые. Правда, они не походили на те звуки, какие я ожидал услышать. Это были не стоны и не возня, а скрежет металла о камень. Негромкий, ритмичный и какой-то подозрительно неспешный – как будто Динара не страдала от ран, а лениво выцарапывала на стене рисунок или надпись.

Увидеть отсюда дозорный пост было невозможно, но я все равно задрал голову и всмотрелся в темноту. И вздрогнул, когда вдруг обнаружил, что Арабеска находится не на вершине стены, а… всего лишь в пяти метрах надо мной!

Прицепленная за пояс к страховочному фалу, она висела на нем горизонтально, лицом вниз. Ее конечности, очевидно, свела судорога, поскольку в правой руке питерка все еще сжимала «карташ». Он и издавал привлекшие мое внимание звуки, скребя прикладом о карниз по мере того, как Динара покачивалась на тросе. Но эти мерные, затухающие колебания были вызваны ее падением со стены, а не попытками отцепиться от фала. Таковых попыток и не предпринималось – наша дозорная не подавала ни малейших признаков жизни.

– Эй! – окликнул я ее громким шепотом. – Эй, Динара! Ты меня слышишь? Как ты там? Куда тебя ранили? Да отзовись же, эй!..

Ни ответа, ни стона, ни даже намека на таковой…

Чертыхнувшись, я поводил ладонью над головой, намереваясь поймать капающую сверху кровь. Однако не обнаружил и ее. Хотя это еще ни о чем не говорит. В теле Арабески имеются кровоостанавливающие импланты, которые при ранениях автоматически пережимали и сшивали разорванные сосуды. Очень полезные сталкерские примочки. Но от них нет проку, если пуля убивает их носителя мгновенно или наносит ему слишком тяжкие, несовместимые с жизнью повреждения.

Я невольно отметил, каким образом Динара удерживает автомат: за рукоять. А указательный палец следопытки, кажется, лежит на спусковом сенсоре. Очевидно, в последний момент она все же заметила опасность и схватила оружие, но воспользоваться им ей не удалось.

Или удалось?.. Постойте-ка! А не Арабеска ли это, случаем, перебудила нас выстрелами? Судя по тому, куда направлен ствол ее «карташа» – вполне возможно. То, что атаковало Арабеску и сбросило ее со стены, не вырубило ее сразу. За миг до того, как лишиться чувств, она, повиснув на тросе, все же смогла подать сигнал тревоги. И, успев расстрелять автоматный магазин в стену, отключилась.

Или все-таки погибла?

Выяснить это наверняка можно было одним способом: взобраться на дозорную площадку, отвязать фал от арматуры и, стравливая его вниз, опустить Динару к подножию стены. Задача не особо сложная. Но ради этого мне придется на несколько минут оставить пост.

Я вновь обвел пристальным взглядом площадь: никого. Пожалуй, нужно рискнуть. Тем более пока я буду возиться с тросом, по-прежнему смогу не выпускать из виду подступы к вокзалу. Главное, держать ушки на макушке и помнить: сейчас наверху гораздо опаснее, чем внизу, где враг еще до нас не дотянулся.

Забросив за спину «Ультимар» и подобрав слетевшую с Динары маскировочную сетку, я вскарабкался уже знакомым мне маршрутом на наш высотный пост. После чего, практически слившись со стеной, попытался вычислить затаившегося снаружи противника.

Тщетно. Видит ли он, в свою очередь, меня? Это можно проверить. Скрутив сетку в рулончик, я взялся понемногу высовывать его край то с одной стороны мезонина, то с другой. Так, будто я потерял терпение и, привстав на ноги, стал перемещаться туда-сюда, чтобы получше осмотреться.

Противник на провокацию не поддался. Хотя поразить мелкую цель, которой я его дразнил, он теоретически мог – попал ведь он каким-то образом в прятавшуюся питерку? Ну что ж, раз такое дело, значит, займусь ею. Надеюсь, моя помощь не запоздала, и мы еще в силах ее спасти…

Я отвязал верхний конец фала, но отматывать его от арматуры не стал. Ей еще предстояло сыграть роль блочного устройства, которое облегчит мне труд: позволит в одиночку удержать Арабеску на весу и плавно опустить ее на землю. Я уселся на пол и, упершись ногами в стену, начал понемногу стравливать выскальзывающий из рук трос. Даже с доспехами следопытка весила не более семидесяти килограммов. Так что дело у меня пошло споро и не грозило затянуться надолго.

Впрочем, не затянулось оно совсем по иной причине.

Все, что произошло потом, шло уже вразрез с моими планами, пускай и было в принципе предсказуемо. Я всячески оттягивал момент, когда до Черного Джорджа дойдет горькая правда, но он все равно узнал о судьбе подруги раньше, чем мне того хотелось бы. Узнал и, разумеется, тут же утратил рассудок.

Заметив над главным входом какое-то копошение, Дюймовый присмотрелся и безошибочно опознал во мраке болтающуюся на тросе Арабеску. Ее неподвижная и неестественная поза вмиг навела на нужную догадку даже такого тугодума, как Жорик.

– Динара! – надрывно вскричал он. И, оставив позицию, бросился к опускаемому мной на землю телу его пассии.

Однако, едва он достиг центра зала, как что-то молниеносное врезалось ему в нагрудные доспехи и, прилипнув к ним, сверкнуло неяркой красной вспышкой. Вместе с этим до моих ушей долетел звук, похожий на сдержанное чихание, донесшееся словно из жестяной бочки: «С-с-чхин-н-нь!»

Несмотря на приглушенные звук и свет, которые испустил снаряд, его удар при попадании в цель был практически сравним с пулевым. Бегущего Жорика отшвырнуло на несколько шагов назад, и он, задрав ноги, грохнулся навзничь на грязный бетонный пол.

С-с-чхин-н-нь!..

Второй выстрел, сделанный неизвестным врагом из неизвестного мне оружия, должен был угодить в меня. И угодил бы, не встрепенись я после первого «чиха» и не выпусти от неожиданности Динарин трос.

От усилия, с каким я его держал, когда он выскользнул из моих пальцев, я резко откинулся назад и упал спиной на дозорную площадку. Это меня и спасло. Снаряд просвистел над моим лицом и врезался в стену мезонина, в которую я упирался ногами. Вновь сверкнула бледная красная вспышка. От снаряда – черного цилиндрика величиной со стопку – во все стороны разбежались короткие красные молнии, после чего он так и остался торчать в кирпиче, не то вонзившись в него, не то вплавившись.

Любопытная дрянь. Слишком сложная для быстрого убийства, осуществить которое было бы куда проще обыкновенной пулей. Но таращиться на разрядившийся цилиндрик мне было некогда. Упав на спину, я, не вставая, тут же откатился к краю площадки и залег за торчащим из стены обломком потолочной балки. Он являл собой нечто вроде невысокого бортика и мог на короткое время дать мне укрытие.

Думать о Жорике и об Арабеске, которая по моей милости грохнулась ниц с двухметровой высоты, означало терять понапрасну время. Вместо этого я чуть высунулся из-за балки, быстро окинул взором вокзальные стены и в следующую секунду скрылся обратно. Разглядеть многое за этот миг было, конечно, нельзя. Но я видел, откуда прилетел снаряд, и потому знал, куда именно смотреть.

С этого направления мы точно не ждали нападения. По крайней мере нападения врагов, которые передвигаются по земле. Для них было практически невыполнимой задачей прорваться сюда с флангов. Разрушенные правое и левое крылья вокзала превратились в непреодолимые завалы. В них завязли бы даже паукообразные боты-штурмовики – самые вездеходные представители сухопутного техноса. Вдобавок там, скорее всего, встречались ловушки, чья аномальная энергия также поспособствовала формированию курганов из глыб и арматуры. Но даже если бы кому-то из сталкеров или биомехов удалось преодолеть эти нагромождения, перед ними встали бы финальные препятствия – боковые стены главного зала. Все сквозные проходы в них были завалены обломками, и у нападающих, помимо отступления, осталось бы два пути: перелезать через десятиметровые барьеры или взорвать их. Оба этих варианта выглядели слишком опасными и трудоемкими в сравнении с обычными, грамотно скоординированными атаками, какие можно было бы провести одновременно с площади и от железной дороги.

Наши новые противники – я успел насчитать двоих – похоже, не искали в жизни легких путей. Преодолев впотьмах завалы правого крыла, они взобрались на стену главного зала, откуда и взялись обстреливать нас из своих странных винтовок. Немудрено, что им удалось перехитрить Динару, ожидавшую нападения оттуда в последнюю очередь. Чтобы ее подстрелить, снайперу было достаточно закрепиться у вершины стены, высунуться из-за нее, засечь нашего дозорного, прицелиться и нажать на спуск. После чего этим мерзавцам оставалось лишь спуститься по тросам в зал и захватить нас, спящих, врасплох.

Этого не случилось, что, надо полагать, было заслугой Арабески. Дав предупредительную очередь, она попросту вспугнула противника. Дабы не угодить под наши пули при спуске, он предпочел вновь спрятаться за стеной и выждать. И когда тревога улеглась, а мы решили, что враг отказался от нападения, тогда-то он и напомнил о себе повторно.

Один из замеченных мной негодяев уже вылез на вершину стены и, присев на одно колено, нацелил оружие на мое укрытие. Это он подстрелил Жорика и едва не прищучил меня, поскольку его товарищ еще только выбирался к нему на позицию. Больше ничья башка над преградой не торчала, и я сделал вывод, что ублюдков всего двое. Жаль, у меня не было времени получше их рассмотреть. Но даже за то мгновение, что я их видел, удалось понять: экипировка этих парней столь же странная, как их винтовки.

Я не носил сталкерские доспехи, поскольку они мешали мне заниматься верхолазанием. Мои нынешние противники, очевидно, не пользовались ими по той же причине. На их гибких, сухощавых фигурах были надеты усиленные защитными пластинами эластичные комбинезоны, немного похожие на водолазные. Которые, должно быть, были не только прочными, но и достаточно легкими, чтобы прыгать в них ночью по завалам. Шлемов у врагов не имелось. Их роль выполняли комбинезонные капюшоны с пристегнутыми к ним масками, закрывающими нижнюю половину лица. Верхние половины, покрытые камуфляжным кремом, сливались по цвету с одеждой. Поэтому даже днем я вряд ли сумел бы толком рассмотреть и запомнить физиономии этих гадов.

Слишком профессионально экипированы они для обычных бандитов, что ни говори. Да и подготовлены отменно: мыслят нетривиально, не боятся действовать ночью и способны наносить по-настоящему коварные удары. На кого они работают, хотелось бы узнать? Но не сейчас – позже. Сначала надо выяснить кое-что другое: знают ли эти хитрецы, с кем имеют дело. И если да, насколько они подготовились к нашей недружеской встрече.

В отличие от фасадной стены, на которой находился я, боковая была заметно уже. Ее верхний край после обрушения крыши представлял собой ломаную линию, подобную графику акционерных котировок во время биржевых лихорадок. Перелезть через такой зубчатый барьер было возможно. Но вот передвигаться по его вершине прыжками умел лишь один из известных мне обитателей Пятизонья – ваш покорный слуга. Мой энергетический симбионт (или, по версии доктора Свистунова, – аномальная аллергия) наделял меня достаточной силой и ловкостью. За счет чего он выживал сам и позволял выживать мне – своему бессменному носителю. И сейчас сложился весьма благоприятный момент для того, чтобы воспользоваться моим тактическим превосходством и контратаковать противника по всем правилам военного искусства – на «переправе».

Какими бы матерыми спецами ни были эти двое, им требовалось как минимум полминуты, чтобы перецепить кошки и перебросить фалы для спуска по внутренней поверхности стены. Все это время верхолазам приходилось балансировать на узкой, неровной опоре. Причем со спусковыми устройствами возился лишь один из них. А второй был вынужден его прикрывать, поскольку сразу оба не рискнули поворачиваться ко мне спинами.

Прежде чем приступить к делу, они обстреляли мое укрытие, дабы отбить у меня желание высовываться. На сей раз огонь велся обычными пулями. По тому, как быстро враги сменили его режим, я смекнул, что они вооружены компактными штурмовыми комплексами типа «ИПП плюс мини-картечница (ракетница, лазерный пульсатор, парализатор и т. п.)». Все до единого выстрелы угодили в бортик, за которым я прятался, хотя тот был невысок – едва скрывал меня, лежащего на животе. Ни одна очередь не прошла выше. О чем это говорит помимо того, что противники – хорошие стрелки? О том, что они старались не попасть в стену рядом со мной, поскольку срикошетившая от нее пуля могла меня зацепить. Планируй они заполучить мой труп, к чему, спрашивается, им сдалась бы такая меткость?

Впрочем, нежелание этой парочки убивать нас не было чем-то из ряда вон выходящим. Егеря Ковчега, ищущие биологический материал для своих исследований; рыцари Ордена, пополняющие свои ряды порабощенными вольными сталкерами; наемники, поставляющие живой товар и тем и другим… Кто из них выследил нашу компанию, не имело значения. И уж тем более это не обязывало меня проявлять к охотникам за нашими головами ответный гуманизм.

Перекатившись на спину, я приподнял «Ультимар», положил его стволом на бортик, навел его примерно туда, откуда летели пули и, едва огонь стих, дал, не глядя, подряд два выстрела картечью. Расстояние до ублюдков было невелико, и я расслышал, куда попал. Звук, что издает дробь при попадании в кирпичную стену и в защитные пластины доспехов, заметно различается. По крайней мере один мой заряд достиг цели. Вскочив на колени, я моментально определил, кого из противников зацепил первыми выстрелами, после чего выпалил в того верхолаза, которому от меня покамест ничего не перепало…

Как отмечалось мной ранее, стрелковое оружие полувековой давности уступает импульсному по убойности и практичности. Зато психологический эффект, какой оно производит на жертву, даже если вы промазали, равносилен легкой контузии. Те нынешние вояки, которые в буквальном смысле никогда не нюхали пороха – и тем паче не слышали, как он взрывается, – реагируют на выстрел порохового патрона одинаково: впадают в кратковременное замешательство. Особенно когда этот выстрел произведен по ним.

Головорезы, с которыми я столкнулся, были опытными, носили современную амуницию, и я не надеялся уложить их наповал с двадцати шагов из короткоствольного дробовика. Однако патрон двенадцатого калибра – это вам не новогодняя петарда. И коли он рявкнул в вашу сторону, равнодушным он вас не оставит. Уж поверьте, будь вы хоть обвешанным с головы до пят медалями ветераном дюжины войн.

Первый ошарашенный мной из «Ультимара» мерзавец схлопотал не весь заряд картечи, а от силы его треть. Поэтому и устоял на ногах, разве что покачнулся, но успел вовремя схватиться за стенной выступ.

Второму негодяю, которого я обстрелял уже не наугад, повезло меньше. Он едва успел присесть, намереваясь заняться фалами, как по нему тут же хлестанула свинцовая россыпь. Рассеяться на таком расстоянии картечины еще не могли и уложились в цель на загляденье кучно.