Kitabı oxu: «Джим. Рассказ», səhifə 5

Пройдясь по набережной, я вышел на Ленинский проспект. Он больше походил на взлётную полосу, на бесконечную взлетную полосу. Прямой, пустой и бесполезный. Там, в конце, у самого МКАДА я и заночевал. Спал в этот раз салоне мягкой мебели. Холодно и неуютно, будто в морге или в госпитале, что открыт на скорую руку в бальной зале.

Наступил третий день исхода. Москва пройдена, началось царство плачущих березок и недоверчивых елей. Пригородные перелески были тихи и незаметны, будто их и вовсе нет. Так, просто штрихи в расфокусе. Покрытые толстым слоем пыли дома, некогда пылавшие показным богатством, сейчас выглядели как дореволюционные усадьбы – заброшены и неуместны.

Воздух не становился чище, казалось, что сажа навсегда вплелась черной грубой нитью в голубой бархат атмосферы. Трасса выползла из леса на поле. Завыл ветер. На тлеющем закат палки сухого чертополоха торчали, как символ бескрайней русской тоски. И это стало последней каплей. Невыразимая печаль, что лежала заваленная играми разума, нашла лазейку и вырвалась гейзером из каждой поры души. Как будто вместе с этим криком ушла вся сила, которая дырявым вязанным платком была накинула на поникшие плечи. Хотелось лечь на этот грязный и мягкий асфальт. Лечь и стать пылью. Не плакать, не стонать, заламывая руки, а просто стать пылью. Сколько я так просидел – не знаю. Из оцепенения меня вывел Джим, он лизнул мои пустеющие глаза и положил мокрый нос мне на колени. Я вытер лицо, размазав оседающую с неба грязь, выдохнул пустоту и встал. Уже темнело и мне пришлось искать убежище от ночного холода. Но как найти в ползающих сумерках неживые силуэты домов? Я набрел на какую-то свалку и смастерил при свете костра немудреный шалаш. Допил остатки виски и уснул, обняв Джима.

Утром, продрогший и не выспавшийся, я перекусил вечной тушенкой и, стараясь не вспоминать вчерашний вечер, двинулся по дороге, вымощенной пеплом и печалью.

Судя по карте, которую я предусмотрительно взял в туристическом магазинчике, до конечного пункта мне оставалось километров десять. В голове была пустота, я старался сохранить её, как шаткое равновесие старается сохранить воздушный акробат на канате. Дорога всасывала меня, будто питон. Я потерял счет шагам, метрам, световым годам, всему, что служит мерой.

Ближе к полудню я уперся в знакомый шлагбаум. Старый писательский поселок. Финиш. Вековая дубовая аллея гостеприимно вела мимо пруда к заветной улице. Вон на углу и заветный дом. Небольшой, но крепкий. Два этажа и веранда, на которой пахнет липой и керосином. Я здесь бывал – пару раз на днях рождениях ее родителей, пару раз раз помогал по перманентному ремонту, и однажды мы с любимой здесь встречали Новый год…

Чуть скрипнули ступени. Входная дверь была не заперта. Здесь вообще было не принято закрывать двери.

Воздух внутри сырой и холодный. Запахи висели в нем, как пожелтевшие листья на березе – запах потухших поленьев, чего-то квашенного, сладость сушенной малины и шёлк библиотечной пыли. Поднимаюсь наверх. Там твоя спальня. Родители всегда держали ее наготове, даже когда ты стала очень редко к ним заезжать. Вот и дверь. Я, чуть задержавшись, толкаю ее.... Как же я счастлив, что ты оставила окно закрытым. Ты сохранила и передала в мои руки самую главную, из оставшихся на Земле, ценность – свой запах. Я спешно прикрыл за собой дверь, чтобы не расплескать, чтобы не дать растечься единственному сокровищу. Он улетучится скоро, но пока… пока он был мой. Твой запах. Он, видимо, имеет свои ключи от всех моих потайных дверей. Он распахнул их одним движением, и меня не осталось – я будто вывернулся наружу и стал цельным облаком воспоминаний о тебе.

Мир зашатался. Я это физически почувствовал…

Вот это и есть ад – когда свою любовь ты не можешь вылить, ты обречен гореть её пламенем изнутри. А я пылал. Смешивая года и секунды, поцелуи и взгляды, шёлк твоих волос на руке, шёлк твоего тела на губах, твой смех, твои глубины и твои высоты, всё пылало во мне, пылало голубым не погашаемым пламенем.

На прикроватном столике лежал томик Чехова и карандаш. Это твоя привычка с детства. Читая книгу, ты всегда подчеркивала мысли, которые тебе понравились своим смыслом или приглянулись своей узорчатостью. Я открыл книжку и на пустой титульной странице выплеснул свой огонь:

«Я люблю тебя! Я готов бы был отдать тебе всю свою кровь до последней капли, если бы ты нуждалась в ней. Я готов был бы отдать тебе последний глоток воздуха, если бы мы застряли в морских глубинах. И я готов был выбрать ад, если бы это тебе открыло райские двери.

Я готов был отдать всё, но я не успел. И мне нет покоя. И не будет мне покоя, пока я не увижу твоё лицо, пока я не увижу твоей счастливое лицо. И пусть даже твоя радость будет мимо меня, но этого мне будет достаточно, чтобы самолично спуститься в ад и принять всё, что мне полагается. И ходя по раскалённым углям, я буду знать, что ты счастлива, и пусть все черти лопнут от моей улыбки.

Я люблю тебя! Именно так с древнееврейского и переводится слово Бог. Будь жива в Свете, и я тебя найду, пускай мне придётся для этого сгореть в темноте. Но только будь, иначе все эти миллиарды лет были бессмысленны, иначе все звёзды взрывались напрасно и напрасно падали в наши ладони. Не покинь меня! Не покинь!»