Kitabı oxu: «Подвох»

1

Солнце. Яркое. Слепит глаза, заставляет отвернуться.

С вершины открывается шикарный вид: бескрайние горизонты, пронзительной голубизны небеса, а ниже – скрывающиеся за легкой дымкой охристо-серые извилины каньона, ужасающие глубиной впадины и обрывы.

Ветер. Его свист не выходит из головы. Он гнет к земле ветки кустов и гоняет по плато песчаную пыль. Кажется, его порывы могут унести тебя, как одну из этих песчинок, но мужчина стоит твердо, лишь изредка щуря от пыли глаза.

Его взгляд обращается вниз, и под ногами обретают ясные очертания травинки – тонкие, невысокие, с тремя овальными лепестками на конце. Хочется присесть и сорвать один из этих стебельков, чтобы, размяв пальцами листочки, поднести их к носу и почувствовать яркий сливовый запах.

Вдруг справа, на соседнем склоне, мелькнуло светлое пятно. Мужчина оборачивается. Пятно двигается, стремительно несется вперед по каменистой почве.

– Наконец-то!

Он бросает смятые листики и устремляется вперед. По крутому косогору вниз, едва успевая переставлять ноги, а затем вправо и вверх – на вершину левого склона ущелья.

Пятно на той стороне удаляется и мужчине приходится ускорить бег. Он несется так быстро и так стремительно, что звуки порывов ветра в его ушах сливаются в непрерывный гул, а окружение по бокам расплывается, словно небрежно нанесенная акварельная краска.

Еще усилие – и пятно справа увеличивается, приобретая очертания человеческой фигуры. Она несется почти так же быстро, будто старается от него убежать.

Склоны ущелья начинают сближаться. Теперь видно, что фигура принадлежит девушке: у нее тонкая талия и длинные, развевающиеся по ветру волосы. Светлая у нее только блузка, а прочая одежда почти незаметна на фоне темно-серой скалистой породы.

Оторвав от бегуньи взгляд, мужчина обнаруживает на своем пути расщелину, не менее двадцати метров шириной. Испугавшись на миг, он взвинчивает темп и, достигнув обрыва, что есть силы отталкивается от края – он устремляется в воздух, перебирает в пустоте ногами и через несколько секунд приземляется на другой стороне.

Кувырок вперед, чтобы не потерять равновесие, и снова вперед.

Ноги несут с такой скоростью, словно они воздушные, словно не знают ни усталости, ни напряжения, будто не мешают им ни камни, ни промоины.

Вскоре ущелье раздваивается, формируя посередине подобие полуострова. В самом его начале склон круто поднимается вверх, примерно на середине подъема имея ровную, широкую площадку, кажется, специально вырезанную там гигантским ножом.

Девушка достигает развилки первой и, сначала забрав вправо, берет длинный разбег и бесстрашно прыгает в пустоту – по направлению к заветной площадке. В полете она выставляет грудь вперед, оставляя позади руки и ноги, будто в груди ее скрыт двигатель, тянущий все тело к цели.

Достигнув площадки, девушка приземляется на обе ноги, а затем, словно силы инерции не властны над ней, медленно выпрямляется. Она поворачивает голову в сторону преследователя и, улыбнувшись ему, устремляется вверх.

Он достигает развилки секундами позже. Добежав до сворота, мужчина вновь прыгает, снова перебирает воздух ногами. Достигнув пика траектории, он устремляется вниз. Органы брюшной полости упираются в диафрагму, адреналин проникает в кровь, сердце выдает барабанную дробь.

Приземление – кувырок – на ноги – рывок вперед.

– За ней!

Путь к вершине берет начало на узкой, идущей по левому склону тропинке. Местами она осыпается, местами пропадает, заставляя совершать один прыжок за другим. Примерно в десяти метрах от вершины тропа заканчивается.

Добежав до ее края, девушка прыгает, цепляется за небольшой выступ и резко, словно пушинку, выдергивает свое тело вверх. Там еще один выступ, от которого она уже отталкивается ногой и тут же выпрыгивает выше, хватаясь за край обрыва. Она ловко подтягивает свое тело и через секунду оказывается наверху.

Мужчина хочет повторить ее путь, но, зацепившись за первый выступ, понимает, что сил у него для нужного рывка не хватит. Повиснув на левой руке, он ждет, пока тело его перестанет раскачиваться из стороны в сторону, а затем цепляется правой. Теперь сил достаточно.

Рывок, и он дотягивается левой рукой до следующего выступа. Снова нужно успокоить раскачку, опять добавить правую руку, чтобы затем вытолкнуть себя наверх. Еще усилие – и он тоже стоит на вершине.

Там сильный ветер, сквозь свист которого ничего не слышно.

Мужчина оглядывается по сторонам.

На ровном каменистом плато он видит девушку, подходящую к огромному изваянию – лежащему мифическому зверю, напоминающему крылатого саблезубого тигра.

Девушка подходит к статуе, подносит к морде каменного зверя руку, и в этот момент изваяние начинает оживать. Его мышцы напрягаются, каменная оболочка поверх них трескается, а когда зверь поднимается и расправляет крылья, оболочка кусками разлетается в стороны.

Зверь агрессивен и сразу нападает на ту, что потревожила его покой.

Быстрый размашистый удар лапой справа, выпад пастью, обратный удар лапой. Не добившись успеха, зверь усиленно машет крыльями, поднимая тяжеленное тело в воздух, а после обрушивается оттуда на девушку, стремясь раздавить ее.

Спеша ей на помощь, мужчина видит, как та едва выскальзывает из-под рухнувшей на плато туши, как, вынув кинжал, скребет зверя по ребрам, но тем не ранит, а лишь еще более злит его.

Когда до сражающихся остается метров двадцать, мужчина взмывает высоко в воздух. В полете он достает из-за спины тяжелый меч, заносит его для сокрушительного удара.

В этот момент чудовище неожиданно крутится влево и хлестким ударом хвоста сбивает девушку с ног. Не медля ни секунды, зверь бросается на свою противницу, обрушивая на нее большую когтистую лапу. Мигом позже занесенный двумя руками клинок настигает зверя, разрубая его череп и проникая почти до середины головы.

Не сомневаясь в смерти чудовища, мужчина отпускает оружие и приземляется на плато. Отодвигает звериную лапу, достает из-под нее потерявшую сознание девушку. Подхватив ее на руки, он вытирает с ее красивого лица брызги крови, целует ее в бледные губы, а затем прижимает к своей груди.

Сквозь свист ветра он пытается услышать дыхание девушки. Вернув ее наземь, он припадает к ее грудной клетке ухом и только тогда понимает, что его любимая умерла.

***

Сергей Чигринский совершал ежедневную утреннюю пробежку. Сумерки, слякоть, морось. Он машинально переставлял ноги, думая в это время о том, почему же так вышло.

Тот сон Сергей видел в своей жизни много раз. Сон необычный, сказочный – он являлся ему неожиданно, и, попадая в него, Чигринский обычно узнавал это видение, а узнав, – старался немного изменить и приукрасить его. Так и прошлой ночью: в самом начале, когда засвистел в ушах ветер, Сергей смог сфокусировать взгляд на травинке, а затем, размяв ее в руке, почувствовал сливовый запах.

Далее все шло по сценарию – и ущелье, и беглянка, и захватывающие дух прыжки. Все, кроме финала: в прежних «просмотрах» он лихо выдергивал свое тело на вершину и, что более значимо, девушка в них оставалась живой. После поцелуя и первых объятий ранее она всегда приходила в сознание.

Ранее, но не в этот раз.

– Теперь даже сон мой испортился, – недовольно пробурчал Сергей и ускорил бег.

За последний месяц жизнь Чигринского круто изменилась. Течение жизни оставалось во многом прежним – та же работа, дом, те же друзья и коллеги, – но ощущение от жизни, ее вкус стали другими. Тут и там его преследовала неуверенность и недовольство собой.

Совсем по-другому Сергей чувствовал себя прежде. Прежде он был всецело доволен собой и происходящим вокруг него. Был доволен весьма продолжительно.

Всего год прошел с тех пор, как, скопив достаточную сумму, он приобрел просторную квартиру в двухэтажном дуплексе. С завершением ремонта и расстановкой мебели возник уют, появилось место, которое не хотелось покидать. Новое жилье словно добавило свежих красок в их с женой поблекшие отношения, а довершила дело белая «Ауди», подарившая Сергею новые эмоции в будничных московских поездках до офиса и обратно.

Хотя Чигринский не строил себе четких планов, он полагал, что решил ту материальную задачу-минимум, что ставит перед собой каждый более-менее амбициозный мужчина. Серьезная цель была достигнута, веха пройдена – он мог наслаждаться заслуженным успехом.

– Ну, ты же счастлив? – спросил его старый институтский товарищ, которого он только провел по своему новому, еще пахнущему краской жилищу.

Сергей чуть задумался и, впервые за все это время дав оценку своему мироощущению, согласился:

– Думаю, да, я счастлив!

Он все еще чувствовал себя счастливым, когда наступил тот злополучный день. Сергей не мог ждать беды: ему предстоял лишь вечер у Паши Зверева – одноклассника, с которым они вместе уезжали на учебу в Москву, с которым с тех пор ни разу не виделись, и вдруг неделю назад неожиданно встретились на футбольном матче.

Чигринский взволновался сразу, как только вышел из такси: местом жительства его одноклассника оказался большой белокаменный особняк, почти как у голливудских звезд, что время от времени щеголяют своими домами на MTV. Сергей еще не оправился от первого изумления, как был поражен вновь. Сразу за ним на удлиненном «Майбахе» к Звереву прибыли новые гости – с иголочки одетый молодой человек и его спутница с оголенной спиной и сверкающим бриллиантовым колье.

Вышедший им навстречу хозяин, бросив на Чигринского взгляд, сразу же устремился к этой парочке. Щечками поцеловался с дамой, обнялся с ее кавалером, обменялся с обоими дежурными любезностями и только тогда обернулся к ошеломленному товарищу:

– Ну?! Чего стоишь? – снисходительно, как показалось Сергею, улыбнулся тот. – Заходи же!

– Слушай, я ненадолго совсем, – ответил Чигринский, испортившееся настроение которого уже начало менять его планы. – У Татьяны проблемы… Часик, и…

– Ну заходи, заходи!

И он вошел.

Огромная гостиная. Самодовольные гости. Живая классическая музыка. Дамы в шикарных нарядах. Дорогое шампанское.

Не раз Сергей мечтал о чем-то подобном. Однако, оказавшись среди этих атрибутов шика и роскоши, он вдруг почувствовал себя неуютно. Его костюм за семьсот евро стал казаться Чигринскому неуместно дешевым, направленные на него взгляды – насмешливыми. Моментально потерял он присущие ему шарм и уверенность.

– Господа, познакомьтесь! – подлил масла в огонь хозяин. – Сергей, мой школьный товарищ и невообразимо перспективный банкир!

Старый приятель бесцеремонно выдал большие авансы Чигринскому, который был лишь руководителем одного из департаментов банка и к топ-менеджменту, а тем более к собственникам, никакого отношения не имел. Сергей тут же подумал плохое: что приятелю неудобно из-за его, Чигринского, скромного для этой компании статуса. Что хуже, он сам уже стал ощущать себя неполноценно.

На самом же деле Зверев никаких неудобств не испытывал. Обычный программист, неожиданно и быстро разбогатевший на криптостартапе, он просто получал от себя удовольствие, а потому говорил без оглядки все что хотел, все искрометное, что приходило ему в голову.

– Милая, – обернулся он к идущей ему навстречу девушке, – это тот самый Серега, с которым мы в школе учителей стебали! Помнишь, я тебе рассказывал?

Яркая блондинка мгновенно очаровала Сергея: ее большие загадочные глаза, до бровей челка, тонкая талия и длинные стройные ноги – практически все соответствовало представлениям Чигринского об идеале женской красоты. Все, кроме строгого каре, вместо которого он предпочел бы видеть длинные, до груди, волосы.

– Так это не враки? – обращаясь к гостю, кокетливо произнесла она. – Прямо на уроках?

– Чистая правда, – завороженный, ответил Чигринский, не в силах оторвать взгляд от ее обнаженных плеч.

Сергей давно позабыл о том давнем баловстве, суть которого заключалась в следующем: или он, или Зверев готовил каверзные вопросы по будущей теме, выходящие далеко за рамки школьной программы, и задавал их учителю-жертве. Если жертва отвечала неверно, поднимался второй, критикуя и выставляя оплошность учителя напоказ. Если же ответ был «не знаю», следовало нечто вроде: «Да Паша, это ж элементарная штука! Каждый, кто мало-мальски понимает в физике (химии, биологии и т. д.), знает, что…».

Одни учителя злились, другие плакали, иные бежали к директору – в общем, было весело.

– Зовут Алена, – Зверев бесцеремонно приобнял Сергея за шею, – моя будущая жена! Если вести себя будет хорошо!

– Круто!.. Подскажи, а уборная тут где?

Оставшись один около большого, освещаемого голубыми светодиодами зеркала, Чигринский ополоснул холодной водой лицо, тяжело вздохнул. Он все еще был сбит с толку, не в силах совладать с ощущениями и чувствами, волна которых накрыла его.

– Так, спокойно, Серега, – шептал он своему отражению, – ты просто оказался в необычной ситуации… Ну красавица – чего мотор-то заколотил?.. Банкир! Ну надо ж сказать так!.. Завидую?.. Да с какого черта?! Хотя Алена, конечно, куколка просто… Ладно, как-нибудь разберусь с этим потом!

Пробыв не в своей тарелке обещанный час, Чигринский сел в заказанное им премиум-такси и отбыл в свой «скромный» дуплекс. В тот вечер он с порога нагрубил жене и в ответ получил небольшой скандал. Вдоволь наоравшись и разбив хрустальный бокал, он взял бутылку скотча и заперся в своем кабинете.

На следующее утро ему полегчало. Вчерашние впечатления стали уже не такими яркими, а похмельный туман в голове не позволил вернуться к самоедству. Впервые утро после пьянки принесло Чигринскому не боль, а облегчение.

– И несли они чушь полную! «Через десять лет банки исчезнут!» – говорил он себе. – Ага, конечно! Их «Дося» заменит рубль! Угу, уже! А болезни и неудачи – это ниспосланные нам знаки, что мы делаем что-то не так! Ха! Барби тупая!

Хотя нанесенная его самолюбию рана быстро затягивалась, ничто уже не могло сделать жизнь Чигринского прежней. Дом больше не радовал, «Ауди» быстро наскучила, непонимание жены теперь раздражало. По инерции он все еще вкалывал на работе, бешеный ритм которой не оставлял времени задуматься о том, действительно ли эта гонка за успехом ему нужна.

Внешне же казалось, что ничего не изменилось. Сергей больше не устраивал дома ссоры, ежедневно ездил в офис и каждое утро совершал свою обычную пробежку.

Слякоть, морось, собачники.

«Направо и теперь домой».

Наскоро приняв душ, Чигринский спустился к завтраку. Горячий кофе уже ждал его на столе.

– Точно сегодня не сможешь? – спросила его супруга.

– Сто процентов, – с досадой ответил Сергей. – Хорошо, если в понедельник вырвусь.

Свой очередной отпуск Чигринские планировали провести как обычно вместе. Они давно спланировали тур по Европе, забронировали отели, автомобили, купили билеты в театр, наметили встречу с Конюховыми, ранее эмигрировавшими в Италию, и Славскими, теперь проживающими в Австрии.

– Ты же не обижаешься, что я без тебя лечу?

– Да что ты, Тань, нет, конечно. Ла-Скала, все-таки! Сходишь со Светкой, она рада будет. А я постараюсь во вторник вырваться.

– Люблю тебя! – поцеловав мужа в щеку, широко улыбнулась Чигринская.

– Ага, – вынужденно согласился Сергей. – И я тебя.

На самом деле он был рад тому, что в связи с реорганизацией банка шеф отказался отпустить его в отпуск по графику. В сложившейся ситуации ему очень хотелось побыть одному, не торопясь в течение двух-трех дней обо всем поразмыслить и, возможно, даже восстановить нечаянно утраченную душевную гармонию.

За рулем, во время пробежки, ложась спать, – Чигринский уже пытался копаться в себе. Дельного из этого выходило мало. Пожалуй, единственное, что ему удалось – это прийти к одному прискорбному для себя, но в то же время честному выводу:

– Мне никогда не успеть за ними. В этой чертовой гонке за успехом я слишком сильно от них отстал… А может, и не мог не отстать.

Прежде чем сказать себе это, Чигринский подумал о многом: о своих карьерных перспективах; о том, чтобы оставить банк и открыть свое дело; даже о биржевых спекуляциях. Однако будучи реалистом, он понимал, что, как бы он ни поступил, большой успех прийти к нему может лишь по случаю, – если сильно рискнуть, и если сильно повезет.

– И если успех – лишь дело случая, то есть ли повод гордиться им? – не желая ставить на карту все, спрашивал себя он. – И если гнаться за ним было ошибочно, то что тогда верно, что правильно?

2

Внутренний кризис Чигринского никак пока не сказался на его служебной деятельности. Приходя в банк, он по-прежнему, а то и сильнее прежнего, старался сделать максимум для решения поставленных перед ним задач. Выполнить квартальный план по кредитам, переманить крупного застройщика, успокоить истеричного VIP-клиента – все пока получалось у него хорошо.

Хотя ранее Сергей искренне стремился к богатству и славе, каждая такая задачка занимала его сама по себе. Ему всегда хотелось найти решение, одолеть эту задачку, безотносительно того, насколько она была важна для его прославления или обогащения.

Так вышло и в этот раз. Серьезное поручение – подготовить программу унификации кредитных продуктов и выхода на сбалансированный кредитный портфель, возникшее в связи с грядущим слиянием с «Прайм-банком», было выполнено им раньше срока, к в вечеру пятницы. Оставалось лишь на полдня прийти в понедельник, чтобы отчитаться перед шефом и передать дела своему заместителю.

Поздним пятничным вечером, с чувством удовлетворения от досрочно выполненной работы, Чигринский покинул офис. Он не проехал и половины пути до дома, когда поступил вызов по громкой связи – от Славы Князева, его лучшего друга еще с первых классов школы.

Князев не был прилежным учеником, оставил школу после девятого класса, ушел в колледж, сменил несколько мест работы и лишь ближе к двадцати пяти взялся за ум, ступив на нормальный в современном понимании карьерный путь. Но строил он свою карьеру в родном Воронеже, а здесь, в Москве, был всего лишь проездом.

– Из Кельна лечу! Должен был сразу в Ворону стартануть – час стыковки, – описывал он ситуацию. – А фрицы мне борт задержали – теперь до утра свободен. Такие дела! Ты же рад будешь мою рожу видеть?

– Славчик, ну конечно буду! Ты куда прилетел? В «Пушку»?

Через полтора часа два старых друга сидели на широком сером диване в гостиной Чигринского и активно поглощали бессмертный «Jack Daniels».

Еще по пути домой Сергей решил, что обязательно поделится своими переживаниями с другом. «Ну Славке-то можно, он поймет!» – говорил он себе и начинал мысленно подыскивать подходящие для этого слова. К моменту, когда Чигринский собрался поведать товарищу о своем кризисе, он успел узнать о судьбоносных событиях, которые произошли в жизни самого Князева.

Вот уже три месяца, как тот развелся со своей первой женой и поселился у бывшей любовницы, беременность которой, собственно, и стала причиной развода. Помимо вечных хлопот по работе теперь Князев был озабочен покупкой новой квартиры, грядущим рождением малыша, поддержкой оставшейся с женой дочери. И тем не менее он был бодр, весел и даже рад своей непростой судьбе.

– Серега, твою мать! – по-дружески возмутился он, когда Чигринский попытался осторожно рассказать о своих проблемах. – Ты просто с жиру бесишься!

Сергей понимал, что в сравнении с положением друга у него все было неплохо, только легче от этого ему не становилось.

– Слава, да почему с жиру-то?! Какой вообще тут жир, блин?! Дом скромный по московским меркам, машина средняя. Работаю как вол с утра до вечера. Где жир?!

Чигринский не сказал другу об их общем знакомом, Павле Звереве. Что-то внутри Сергея не дало рассказать о той встрече, о его смятении и унижении, которое он тогда испытал.

– Совсем не пойму тебя тогда! – недоумевал Князев. – Раз есть куда стремиться, чего тогда заладил это свое «Как правильно?»

– Да вот смотри, – под действием алкоголя и без того нестройные мысли Чигринского с трудом выстраивались в нужную последовательность, – ну будет у меня дом в три раза больше, будет не «Ауди», а «Порш» или «Бентли» – в чем смысл-то?

– Смысл-смысл, заладил прямо! – смеялся над ним старый друг. – Какая разница в чем смысл, но ведь круче будет, верно? Сейчас бы взяли, пошли к тебе в сауну посидели, в басике бы твоем поплавали. Потом бы в бильярд погоняли, кальян покурили вкусный! Ну, прикольно ведь было бы?!

– Да ни хера! – эмоционально воскликнул Чигринский.

– Как ни хера?

– Ну то есть да, было б прикольнее, конечно, но…

– Ну вот, а я про что говорю!

– Вот гляди, сидим мы сейчас с тобой, бухаем, общаемся. Хорошо нам, так?

Князев, уже порядком хмельной, решительно кивнул.

– Насколько хорошо? Допустим, на сто баллов. Теперь добавим сюда сауну, кальян, басик твой – насколько больше станет? Сто десять? Сто двадцать?!

– Да хер его знает! Любишь ты все оцифровать! Пусть сто двадцать.

– Ну вот, а стоит это все раз в десять больше! Представляешь, Слав, из-за этих двадцати, да пусть тридцати процентов… Из-за них надо в десять раз больше вкалывать и бабла вкладывать! Ну в чем смысл-то?!

Довольный, что ему таки удалось связать одно с другим, Чигринский откинулся на спинку дивана и, состроив гримасу растерянности, уставился на друга.

– Вот тебе мой совет, дружище, – не раздумывая ответил ему Князев, – тебе нужно хобби! Понимаешь? Что-то, что бы тебя увлекало. Сечешь?!

– Типа твоего тенниса? – недоверчиво скривился Чигринский. Князев давно и хорошо играл в большой теннис, даже выступал на любительских турнирах.

– Верно мыслишь!

– Не знаю… Ничего меня так не влечет. Но обещаю тебе подумать над этим.

У Чигринского было слишком мало свободного времени, чтобы иметь хобби.

– Сто процентов! Хандру твою как рукой снимет!

– Да, Слава, будто его так просто найти, хобби это? – продолжал ворчать Сергей.

– Да найдешь, куда ты денешься! А для начала хоть любовницу заведи!

– Ага, а потом квартиру ей покупать!

– Подкол засчитан! – громко рассмеялся Князев. – Да просто чтоб не скучно жить было. Если шалить не будешь, то и без квартиры обойдешься!

– Лучше я обойдусь без любовницы.

Они засиделись до утра, в результате чего Сергей открыл глаза лишь ближе к полудню. Обычно скупое октябрьское солнце в тот день щедро расточало свои лучи и не дало как следует Чигринскому выспаться.

– Хобби, – морщась и отворачивая лицо от надоедливого светила, прохрипел он.

Данный другом совет в целом казался ему логичным: «Заняться чем-то, что тебе нравится, от чего получаешь удовольствие и радость. И не важно, сколько денег тебе это приносит, – пытался рассуждать Чигринский, – важно, что мне нравится, что мне в этом хорошо!»

Почуяв близость решения, он тут же встал с кровати, засуетился с умыванием и завтраком.

– И чем же тебе нравится заниматься, Серега? – заваривая крепкий кофе, начал он диалог с собой. – Бухать с друзьями? Ни разу не хобби. Да и печень не выдержит… Путешествовать? Пошло. И как-то… слишком ординарно, что ли.

Он сел за стол.

– Может, погонять?

До пятнадцати лет Чигринский три года ходил в школу картинга, благодаря которой чувствовал себя за рулем уверенно в любой ситуации.

– Но…

В памяти его всплыли болезненные картины, связанные с той учебой. Первые два года все шло не плохо, даже здорово: он и еще двое мальчишек – Гоша и Вовчик – постоянно боролись за похвалу тренера и первые места на их маленьком треке. Все трое мечтали стать пилотами «Формулы-1» или мирового ралли, все вместе радовались каждой новой гонке – до тех самых пор, пока в секцию не пришел новенький. Щуплый, неразговорчивый, этот мальчик вдруг оказался намного способнее их всех. В каждом вираже, в каждой шпильке он выигрывал у них по несколько десятых секунды и приходил к финишу в гордом одиночестве.

Горечь бессилия и поражения, испытанная тогда Сергеем, словно язва, оставила в его сердце глубокий рубец. И даже сейчас, став взрослым, Чигринский все еще ощущал тот противный привкус досады.

– А ведь история просто повторилась! – пораженный собственным открытием, иронично воскликнул он. – Тогда с Костиком, сейчас с Пашкой Зверевым – все то же самое! Там были гонки на треке, сейчас – гонки за успехом. Да одна же херня!

Разволновавшись, Сергей встал и несколько раз обошел вокруг стола. Затем сел и начал нервно поедать бутерброды. День только начался, а настроение его уже было испорчено.

– Херово хобби! – со злобой ворчал он.

Спустя пять минут он снова расхаживал около стола, теперь уже с большой кружкой кофе.

– А знаешь, Серега, что такое твое хобби? – продолжал громить эту затею Чигринский. – Это самообман! Да, реально! Самообман, иллюзия, что ты все же хорош! Ты типа говоришь себе: «Ну это ж хобби, это ж не по-настоящему вроде», а тем самым просто… просто избавляешь себя от сравнения с лидерами – с теми, кто лучше тебя на порядок! Так-так, и что у нас дальше?

Чигринский и сам не заметил, как увлекся новой задачкой.

– А дальше ты сидишь в своем коконе и тащишься оттого, что круче пары-тройки других калек. Твою ж мать!

Чигринский злился: казавшееся близким решение неожиданно развалилось.

– А когда вдруг уступаешь кому-то в этом чертовом хобби, есть отмазка, мол, ну это ж профи или, мол, тот перегибает, превращает хобби из удовольствия в работу… или что «на настоящей работе, наверное, дела ни к черту!»

Сергей не мог принять этот обман самого себя, полагая его и глупым, и нечестным.

– Единственный смысл хобби – это диверсификация рисков, – пришел к заключению он. – Не выходит по службе – переключаешься на хобби, и наоборот. Или как средство от скуки.

Ни одно, ни другое в тот момент Чигринскому не требовалось и помочь не могло. Прекратив диалог с собой, он отнес кружку в раковину, там заметил пустую бутылку, не убранные со вчера тарелки и в итоге решил, что надо бы кухню прибрать.

За этим занятием его и застал звонок отца. Тот звонил редко и обычно по делу, однако в этот раз, по его собственным словам, просто соскучился.

Несколько минут они болтали о том о сем, а когда повисло первое молчание, за которым часто следует фаза прощания, Чигринский неожиданно спросил родителя:

– Пап, слушай, если б тебя спросили, как надо жить правильно, ты бы смог ответить?

– Как правильно?! – удивился отец. – Если бы дали подумать, конечно бы смог. А почему ты спрашиваешь?

– Просто любопытно, что ты по этому поводу думаешь, – усмехнувшись, соврал Сергей. – Так что, подумаешь и ответишь?

– Ладно, – посмеялся слегка отец, польщенный, что его мнение все еще важно для сына. – Перезвоню тебе через полчаса!

Чигринский, давно привыкший жить самостоятельно и не надеяться на помощь родителей, конечно же, не ждал от отца решения. Но на подсказку, намек определенно рассчитывал.

Ровно через полчаса отец заявил, что правильно – это жить своим трудом, заботиться о семье, иметь верных друзей и никогда не предавать их, уважать родителей, держать слово и ладить с законом.

Этому набору правил Чигринский и так давно следовал. Было очевидно, что этого ему явно недостаточно для позитивного мироощущения. Требовалось нечто большее.

В раздумьях он лег на широкий диван. Непроизвольно потянулся руками к лицу, начав прощупывать места, требующие бритья. Серо-зеленые глаза Чигринского уставились на случайно выбранный светильник на потолке. Голова его после вчерашних возлияний с Князевым была тяжела, но несмотря на это, он усиленно искал решение.

Сергея волновало, почему этот нехитрый набор принципов устраивал его родителя. Сколько он помнил отца, тот никогда на жизнь не жаловался, хотя особых успехов и не добился. Чета Чигринских жила скромно, всегда варились в своих мелких заботах: работа, дача, поездки в отпуск, покупки, праздники…

«Может, в этом и ключ? – сверля взглядом потолок, спрашивал себя Сергей. – Они всегда были в небольшой нужде, им было совсем не до успеха и славы. Да и времена тогда другие были».

Полежав еще немного, он, однако, решил, что времена тут ни при чем, что просто критерии успеха были тогда другими:

– Все равно ж были рядом соседи, знакомые, друзья – кто-то, кто добился заметно большего. Не верю, что ему так и не встретился его Паша Зверев… Нет, никак не верю!

Лезть, однако, к отцу, а тем более к маме, с новыми расспросами Чигринский не решился. Он понимал, что чем больше странных вопросов будет задавать, тем больше будет тревожиться за него мама, у которой и так со здоровьем проблем хватало.

– А спросим-ка мы деда! – осенило его.

Дед его слыл человеком принципиальным, твердым и не раз критиковал Сергея за его потребительское отношение к миру.

– Главное, жить по справедливости! – не раздумывая ответил тот внуку. – Вот что главное.

Сперва усмехнувшись столь простому ответу, Сергей вспомнил о нем во время прогулки по поселку. Незнакомая женщина, проходя мимо двух ссорящихся ребятишек, неожиданно вмешалась в их спор:

– Посмотри, ты сильнее и выше его. Разве можно кататься на самокате больше только потому, что ты сильнее?

– Но это мой самокат! – не соглашался первый мальчик.

– Ты сам меня позвал! – возражал второй.

– Вот видишь, ты сам позвал его. Не для того же, чтобы он смотрел, как ты катаешься? Поэтому надо по очереди кататься, согласен? Так будет справедливо!

Оставив детей, она улыбнулась оказавшемуся поблизости Чигринскому и, довольная собой, проследовала дальше. На секунду Сергей почувствовал себя неловко, словно это он, как мужчина, должен был научить уму-разуму этих детишек.

«Может, и правда что-то есть в этом? – спрашивал себя Сергей. – Можно не быть суперуспешным богатеем, но быть хорошим человеком. Не прохиндеем, не гнилушкой, а таким, которому за себя не стыдно – ни перед праотцами, ни перед Богом, ни перед самим собой!»

На миг представив «обновленного» Чигринского в компании Зверева и его приятелей, он ощутил себя намного увереннее. Как будто внутренняя твердость, этот стержень нравственных принципов, дала ему способность смотреть на них всех свысока, чуть ли не с презрением. Ведь, по суждению Чигринского, все они были готовы родную мать продать за горстку своих миллиардов и успех их «Доси».

– Определенно, в этом что-то есть, – пробормотал себе под нос Сергей, искренне удивленный такому течению его мыслей. – Выходит, дело дед говорил!