Книга формы и пустоты

Озеки – американка японского происхождения, с 2010 года – в сане буддистского священника. Я писала раньше о ее прекрасной книге «Моя рыба будет жить».

"Книга формы и пустоты" – совсем иная, и, как мне кажется, в ней отражена некая мультикультурная трагедия автора, не зря в «Книге..» есть фактически ее двойник – писательница-проповедница Айкон, штампующая для штатов бестселлеры об японской уборке, чтоб содержать буддистский храм. Та же измученная мультикультурность, кстати, у Амели Нотомб – бельгийки с Японией в анамнезе. 

"Книга.." начинается с того, что совершенно глупой смертью умирает отец семейства – японец Кенджи, и всё рассыпается в его американской семье, жена Аннабель и сын Бенни каждый по-своему теряют почву под ногами.

И дальше тьма, тьма, поиски выхода без света, и уже оба не видят ни конца ни края, но спасает то ли любовь, то ли книга, ведь форма зависит от того, чем ты наполнишь свою пустоту.

Еще понравилось, один буддист говорит там про какую-то дорогую его сердцу чашку: «она уже разбита», подразумевая, что чашка хрупка и в любой момент утратит форму, а значит еще больше ценна тем, что пока служит тебе. И так со всем на свете.

И еще понравилась мысль про некую нулевую точку (вообще, это был переплетный отдел в большой библиотеке), но лучше привести цитату: 

"Все это ты видел и чувствовал одновременно. Как такое возможно? Потому что в Переплетной, где явления еще не переплетены, а истории еще не научились вести себя линейно, мириады событий возникают одновременно, происходя в один и тот же настоящий момент, совпадающий с твоим. Освободившись от истории, ты видел становление вселенной, облака звездной пыли, эманации теплого маленького пруда, из бурления которого зародилась вся земная жизнь. В ту ночь в своем несвязанном, непереплетенном состоянии ты повстречался со всем, что было и когда-либо могло быть: формой и пустотой, а также отсутствием формы и пустоты…"

После знакомства с совершенно восхитительной «Моя рыба будет жить», я ждала новый роман Рут Озеки с некоторым нетерпением. «Рыба» была настоящим дзен-романом, многослойным, всеохватывающим, умиротворяющим, философским и при всем этом наполнении, еще и весьма увлекательным. Это была книга про существование современного японского подростка (девочки) в социуме, но на этом фоне о многом вообще. О современной Японии в сравнении с США и без него, землетрясениях, войне, работе, 104-летней монахине и маленьком монастыре в горах, о том, как сидеть в дзадзен и зачем это делать, о квантовой физике и коте Шредингера, о течениях в океане, о поисках себя, летчиках-камикадзе и джунглевой вороне.

И по ощущениям это был совершенно японский роман.

«Книга» - совершенно другая. Во-первых, она слишком американская. Во-вторых, она откровенно и безнадежно скучна. Начинается с нелепой смерти джазового музыканта и подробностей похорон, постепенно переходя в длинную и нудную историю о нем самом и его возлюбленной (роман японца и американки), которая и в прошлом не была особенно вдохновляющей (хотя достаточно трогательной), а в настоящем совсем замирает, притормаживая на их сыне Бенни. В деталях и подробностях жизни этой маленькой семьи читатель моментально вязнет, сохраняя только одно желание – выбраться поскорее из этого болота тягостной будничности.

К моменту, с которого начинается история, мальчик уже достаточно взрослый – учится в восьмом классе, но по его поведению кажется, что ему от силы лет 10-12. Он внезапно начинает слышать разговоры вещей, и рассказ идет то от его лица, то от авторского, то от лица некоей книги. Казалось бы, что мистический элемент должен как-то оживить эту историю, но нет. Он нисколько не скрашивает повествование, напротив, разве что добавляет ему каких-то неприятно наставительных (от лица книги) и одновременно шизофренических (в целом) ноток, которые, взятые вместе, еще больше сгущают унылую атмосферу. Избыточность детализации неприятна и утомительна.

В какой-то момент в руках одного из персонажей появляется брошюра о порядке в помещении и мозгах, и возникает надежда на тот самый приятный дзеновский ветерок из первой книги. Но увы. Чуда не происходит. Продолжается долгая, скучная, невыносимо пыльная какая-то проза, без сюжета, смысла и удовольствия. Словно бредешь по пустыне, ловя взглядом редкие миражи. Но каждый раз, как только подходишь ближе, надежда оборачивается пустотой. Так что пустота в книге есть.

А вот сил найти еще и форму мне не хватило. Вероятно, если запастись должным терпением и медленно ковыряться в этом песке слов в надежде на зарытое сокровище, то к финалу что-то может и сложится в легкую фигурку оригами. Оставляю это наслаждение более вдумчивым гурманам.

Мне же показалось, что двухсот страниц более чем достаточно, чтобы составить общее впечатление, так что тратить дальше время на эту тягомотину не считаю разумным.

Что еще. Начитка очень приятная. Но даже это не спасает.

Для меня описать этот роман невозможно. Он, точно бриллиант, переливается цветами и гранями, в нем форма и пустота, тишина и мысли, чистый дзен. В нем что-то лежит на поверхности, а что-то скрывается на глубине. В этой дзен-пустоте, японском хаосе, столько формы, телесности, полноты. В романе сталкиваются проблемы юных, взрослых и стариков, боль жизни смешивается с болью любви и болью смерти. Поэзия мешается с прозой, текст с буквой. И в Переплетной вдруг находит форму, обретая свой переплет. Тут словно бы сплошная философия, но под соусом литературы она поглощает тебя полностью.За каждую историю ты цепляешься, нанизывая их, точно бисер, на канву, и в какой-то момент вдруг тебе кажется, что где-то среди этих историй есть и твоя собственная. Где-то на задворках сознания твои тараканы что-то шепчут тебе, и вот ты понимаешь, что там формируется твоя собственная книга, которая говорит о себе с тобой. Каждый в этой книге читает свою книгу. У кого-то на передний план встает подросток и его психика, у кого-то отношения ребенка и взрослого, у кого-то проблемы взрослых. Кто-то видит здесь чистую Америку, кто-то - и я тоже - интересуется темой капитализма. Озеки отлично здесь показывает, как современное общество губит и разрушает человеческую душу и сердце. Хаксли предупреждал, мы пожинаем плоды дивного мира, а героиня Аннабель этим новым миром разрушена и погребена под тоннами злосчастного мусора. Мусор и хлам - отдельные герои романа. Мальчик, который слышит голоса, дает звучание каждой вещи, поэтому хлам получает свою возможность говорить, и эти голоса напоминают нам о сути вещей. А суть вещей: быть нужными, быть полезными, быть любимыми... и оставаться лишь материей, которой так легко вдруг превратиться в пустоту. В том числе, этот роман о взрослении. Для писательницы эта тема одна из щемяще-важных, она проводила ее в "Рыбе" и продолжает здесь. Взросление одинокого подростка, первая любовь, первая дружба, первые учителя - и люди, которые могут стать для кого-то учителями. В этом романе главный герой - ребенок, но книга написана абсолютно полностью для взрослых. Для меня Озеки стала тем писателем в современной зарубежной литературе, чьи книги я могу бесспорно называть настоящей литературой. Человеком, что говорит о важных вещах, и говорит словно бы на одном со мной языке.

Книгу я схватила с полки сразу же как только увидела!

Первая прочитанная мной история Озеки – «Моя рыба будет жить» - была замечательной. Пошатнула ли «книга формы и пустоты» кредит моего доверия? – Нет.

Жизнь семьи Оу рушится после смерти отца и мужа – Кенджи. Аннабель остается одна с сыном подростком Бенни.

Смерть отца сильно сказывается на Бенни в психологическом плане – он начинает слышать голоса вещей. Аннабель так же достается – ее работа( вырезка статей из газет) теряет свою актуальность с течением времени, а дом который с каждым днем захламляется все больше и больше – грозятся забрать за долги.

По структуре повествования это диалог Бенни с книгой. Плюсом мы ещё бесплатно получаем немого нонфикшена в формате дзен-уборки. А и ещё пересказ рассказа Борхеса «Алеф». Не верите мне?А вот идите и почитайте.

Гиперопека, депрессия, психические проблемы, переживание горя – довольно многослойный роман с текучим повествованием. Возможно, в какой-то момент может стать немного уныло, я это за минус не считаю, но думаю многие – вполне.

Рут Озеки удостоена сана буддийского священника, и спокойствие и умиротворение взращенное внутри себя она переносит на страницы своих историй и делится этой мудростью с нами.

После прочтения «Моя рыба будет жить» захотелось почитать еще что то от Рут Озерки. Перед покупкой этой книги наткнулся на нелестные отзывы. Как же я счастлив, что не прислушался к ним.

Мне кажется, эта книга может не понравиться только тому у кого в жизни не случалось ни одной трагедии или кто абсолютно не обладает эмпатией. Всем остальным точно понравится. Потрясающе, тонко и много раз до слез…