Kitabı oxu: «Мужество. Почему смелым судьба помогает», səhifə 4

Не позволяйте запугивать вас

Император Веспасиан запретил Гельвидию Приску появляться в сенате.

С таким вызовом сталкиваются многие люди. Не задавать вопросы. Перестать копаться. Быть очень аккуратным, чтобы не оказаться в центре событий.

Что пытался сделать Веспасиан? Мы не знаем. Может, он хотел протолкнуть какой-нибудь закон для прикрытия своих преступлений. Может быть, просто хотел устранить помеху. Он знал, что запугивание сдерживает всех римлян.

«От тебя зависит не дозволить мне быть сенатором, но пока я буду им, я должен являться». – «Ну являйся, – говорит тот, – но молчи». – «Не запрашивай моего мнения, и я буду молчать». – «Но я должен запросить мнение». – «А я – сказать то, что представляется справедливым». – «Но если ты скажешь, я убью тебя»⁴⁷.

Хотя большинству из нас никогда не придется столкнуться с настолько явным ультиматумом, суть его остается. От нас хотят, чтобы мы не выходили за рамки. Уступали дорогу. Оставляли в покое. А иначе…

Сработает ли это? На что заставит нас закрыть глаза?

Печально, но это работает даже для известных людей. Гельвидий принадлежал к представителям властной элиты, и большинство из них предпочли устрашиться. Так происходит и сейчас. Сенаторы по-прежнему опасаются потерять близость к власти. Миллиардеры не лезут в склоки, чтобы их по-прежнему приглашали на Давосский экономический форум или не вычеркнули из членов загородного клуба. Некогда бунтарские художники ныне угождают своим покровителям и критикам.

Даже всемогущим иногда проще плыть по течению. В шекспировском «Юлии Цезаре» есть эпизод, когда Цезаря зовут в сенат. Из‑за приснившегося его жене плохого сна он не желает туда идти, однако не хочет и лгать и поэтому на предложение передать сенату оправдание, что он болен, отвечает:

 
Цезарь станет лгать?
Я для того ль простер над миром руку,
Чтоб от седых бород скрыть правду в страхе?⁴⁸
 

Мы не хотим обижать. Мы не хотим неприятностей.

Мы не хотим потерять свои привилегии. Или власть. Или пенсию. Мы говорим себе, что сможем провернуть такой рискованный номер.

Поэтому мы лжем. Или идем на компромисс. Или, еще хуже, сжимаемся от страха.

Именно страх превращает нас в «чудо без костей», как назвал Черчилль одного из своих политических оппонентов⁴⁹.

Никто не хочет, чтобы его столкнули. Никто не хочет оказаться под прицелом. Забраться на ту вершину, где вы находитесь, было трудно, и теперь вы боитесь потерять добытое? Или сделать шаг назад? Но разве наш доступ не важен? Как можем мы помогать людям, если мы разозлили власть имущих? Разве мы не окажемся в лучшем положении, когда преуспеем в карьере?

Да, эти вещи важны, но социолог и писатель Уильям Дюбуа был прав, сказав, что лучше стоять во весь рост в грязной луже, чем лизать сапоги в гостиной.

Организатор первого титульного боя Мохаммеда Али пытался заставить молодого атлета отречься от мусульманской веры, угрожая ему отменить бой. «Моя религия важнее бокса», – сказал ему Али. На кону стояло все, к чему он стремился в профессиональной карьере, – представьте, как ему было страшно, – и все же он не отступил.

«А что мне за это будет?» или «Что будет, если я выступлю?» – это неправильные вопросы. Вместо того чтобы задавать их, нужно проявить достаточно силы, чтобы спросить: «А что, если бы все так поступили?», «Что, если бы все поставили собственные интересы превыше остального?», «Что, если бы все боялись?»

Каким был бы такой мир?

Не особо хорошим. Определенно небезопасным.

Вот почему Гельвидий бесстрашно посмотрел Веспасиану в глаза и сказал: «И ты сделаешь то, что твое, и я – то, что мое. Твое – убить, мое – умереть без трепета. Твое – изгнать, мое – отправиться без печали»⁵⁰.

В конце концов он был изгнан; его выставили из гостиной, а затем казнили.

Он потерял свою работу. Он потерял свою жизнь. Те две вещи, которые мы боимся утратить больше всего.

Но пока они у него были, он действительно ими пользовался.

Развитие – это всегда прыжок

Спустя три с половиной десятка лет Бенджамин Раш все еще помнил впечатление от подписания Декларации независимости. Это событие не забыл ни один человек из присутствовавших.

«Вспоминаете ли вы то задумчивое и ужасное молчание, – писал он в старости Джону Адамсу, – которое царило в помещении, когда нас одного за другим вызывали к столу председателя конгресса, чтобы подписать то, что, по мнению многих людей, было нашим смертным приговором?»

Когда вы ставите свою подпись, вы рискуете своей жизнью.

Только по прошествии времени стало известно, что они добьются успеха. Только потом они стали выглядеть прозорливыми, храбрыми и сильными. А тогда Рашу едва исполнилось тридцать. Он бросался в самое опасное испытание в своей жизни.

Но он это сделал.

В сказке Джорджа Макдональда «Золотой ключ» Подземный старец показывает девочке реальность мира, в котором нет прогресса без риска. Подняв огромный камень с пола пещеры, он указывает ей на отверстие колодца, кажется, уходящего в бесконечность. «Тебе сюда», – говорит он. – «Но здесь нет лестницы». – «Ты должна просто прыгнуть. Другого пути нет».

Это страшно, но другого пути нет.

Тайгеру Вудсу и хотелось бы сохранить старый свинг (движение клюшки при ударе), когда он перестраивал свою игру, перейдя к новому свингу, но это так не работает. Было страшно, когда он делал это в первый раз и во второй, в третий и в четвертый.

Любое развитие – прыжок в темноту. Если вы боитесь его, вы никогда не сделаете ничего стоящего. Если вы слушаетесь своих страхов, вы никогда не шагнете и никогда не прыгнете.

Моменты, когда мы могли что-нибудь сказать. Ставки, которые нам следовало сделать. Люди, с которыми мы могли встретиться. Уроки, которые можно было извлечь. Сражения, которые никогда не были выиграны.

Что, если бы существовала определенность, если бы имелся хорошо освещенный, четко обозначенный путь? В такой жизни не требовалось бы никакого мужества.

Было бы здорово, если бы кто-нибудь мог сообщить Риду Хастингсу, что будущее телевидения и кино – это потоковое вещание. Но никто не мог. Конечно, у него самого было такое ощущение. Но был также и многомиллиардный бизнес по доставке DVD по почте. Чтобы ухватить выгоды первого, ему пришлось рискнуть вторым. Пришлось прыгнуть в безумную темноту, бросив вызов аналитикам, критикам и собственным сомнениям, как приходилось каждому успешному лидеру и предпринимателю, который когда-либо делал то, что должен был.

Никто не может сказать вам, что ваш план окажется успешным. Никто не может сказать, каким будет ответ на ваш запрос. Никто не может гарантировать, что вы вернетесь домой живым. Вам даже не могут сообщить, насколько глубок колодец.

Если бы кто-то мог, то не было бы страшно, и тогда любой был бы в состоянии выполнить этот план. Но тогда не возникло бы необходимости это делать вам, не так ли?

Трусы ждут лестницу, которая никогда не появится. Они хотят знать вероятности. Им нужно время подготовиться. Им нужны гарантии. Они надеются на какую-то отсрочку. Для этого они готовы отказаться от всего, включая миг возможности, который никогда уже не вернется.

«Лучше десять раз умереть в прибое, возвещая о пути в новый мир, – напоминает нам Флоренс Найтингейл, – чем стоять без дела на берегу».

И она нашла новый мир. Представьте, скольких лишних смертей удалось избежать благодаря этому. Представьте, что было бы, если бы она так и не осмелилась прыгнуть?

Вы оказались здесь на короткое время. На этой планете. На этой работе. В юном возрасте. О каком бы состоянии ни шла речь. Как вы хотите потратить это время? Как трус?

Если движущей силой в вашей жизни является страх, бойтесь того, что вы упустили. Бойтесь того, что случится, если вы будете бездействовать. Бойтесь того, что подумают о вас когда-нибудь, ведь вы осмелились лишь на малое. Подумайте о том, что упускаете. Подумайте об огромных тратах на игру по мелочи.

Страх, который вы ощущаете, – это знак. Если в вашей жизни никогда не требовалось мужества, ваша жизнь скучна.

Загоните себя в положение, в котором потребуется прыгнуть.

Не бойтесь принимать решения

Дин Ачесон заметил с огоньком в глазах, что присутствовал при сотворении мира. Точнее, при его восстановлении – когда на обломках Второй мировой войны построили новый порядок. Он был заместителем государственного секретаря при Джордже Маршалле, затем госсекретарем при Гарри Трумэне. После ухода в отставку он консультировал Джона Кеннеди и Линдона Джонсона.

Он находился в гуще событий в самые критические моменты американской истории. План Маршалла. Берлинский воздушный мост. Карибский кризис. Война во Вьетнаме. Так сказать, ситуации повышенного давления, когда слабые вянут, а сильные сверкают; когда все, что отделяет мир от хаоса и разрушения, – это мужество хорошего управления. Когда трусость не просто беспокоит, а угрожает жизням миллионов.

«На вершине, – отмечал Ачесон, – не бывает легкого выбора. Любой выбор происходит между злом и злом, и о последствиях трудно судить».

Но как раз это нас и пугает. Принять неверное решение. Все испортить. Возможные непредвиденные последствия.

Что насчет этого?

Что насчет того?

А если я неправ? Если люди не согласны? Если случится что-то еще?

Следует остаться?

Идти?

Нужно ли мне что-нибудь сказать? Следует идти тем путем или этим?

А что, если это не сработает?

Столько вариантов выбора. Среди них мало простых. Среди них нет ясных. Ужасные варианты, изводящие вас подобно «виденью иль мучительному сну», как выразился Шекспир⁵¹.

Мы говорим себе, что размышляем, взвешиваем варианты, что продвигаемся.

На самом деле мы парализованы страхом. Ошеломлены вариантами. Пересмотрами мнения. Ненавистью к ошибкам. И поэтому в реальности лишь делаем себя несчастными.

Мы говорим себе что-то о вариантах… в реальности это паралич, вызванный анализом.

Тем временем кто-то другой добивается успеха.

Есть легенда о спартанском царе Агесилае, который двигался через Фракию, не спрашивая у местных племен разрешения пройти, а только задавая вопрос, будут ли они враждебны или дружественны к его войску.

Большинство племен решали проблему быстро, причем почти все выбирали дружбу. Только македонский царь сказал, что подумает. Пока он думал, Агесилай сделал выбор за него: «Пусть думает, а мы пойдем вперед». Испугавшийся такой дерзости царь разрешил ему пройти.

Как поется в песне, даже если вы решили не решать – даже если вы решили отложить дело, – вы все равно сделали выбор⁵². Вы голосуете за сохранение статус-кво – сложившегося положения. Вы голосуете за то, что решать будут другие. Вы голосуете за отказ от собственной способности действовать.

«Больше всего трусость боится принятого решения, – заметил датский философ Сёрен Кьеркегор, – поскольку решение мгновенно рассеивает туман».

Вы опасаетесь последствий. Поэтому вы продолжаете размышлять, надеясь, что их можно отложить.

Если не выбирать, то и потерять нельзя? Конечно, можно. Вы теряете мгновение. Вы теряете импульс. Вы теряете способность смотреть на себя в зеркало.

Нельзя ставить на первое место собственную безопасность

Когда Юлий Цезарь стремился свергнуть республику, потому что республиканские институты ему мешали, его давний противник Цицерон, казалось, думал главным образом о себе. Позже Цицерон скажет, что в жизни и на войне следует выбирать более сильную сторону и считать, что безопасный путь лучше.

Вместо того чтобы сражаться за сохранение государства, которому он долго служил, он просто ждал, пока все уладится само собой. После победы Цезаря он даже цензурировал надгробную речь своим павшим друзьям, чтобы не оскорбить нового диктатора. Когда Цезаря убили, а Рим снова погрузился в гражданскую войну, Цицерон вместо необходимых действий стал смотреть, куда дует ветер.

Вы можете подумать, что это хотя бы спасло Цицерону жизнь, однако вскоре он все равно был убит по приказу Марка Антония. Но даже если бы он выжил? Его карьера в любом случае закончилась бы, потому что он потерял всякое доверие. Он умер, потеряв не только жизнь, но и шансы стать героем.

Конечно, можно отойти в сторону и позволить событиям идти своим чередом. Мы можем подождать, чтобы выбрать какую-то сторону или победителя. Может быть, это окупится. Может быть, история оставит нас неопороченными.

Может быть.

Но в глубине души вы будете знать. Страх оставляет пятно.

«Никогда еще не было достойного предприятия, – писал Теодор Рузвельт, – которое бы осуществил человек, ставивший во главу угла личную безопасность».

Есть вещи похуже смерти. Например, жить с тем, что нам пришлось сделать, чтобы продолжать жить. Сожалеть об упущенной возможности стать героем. Адское существование в мире, управляемом трусами.

Однажды один из первых борцов за гражданские права, темнокожий священник Вернон Джонс, прочитал полемическую проповедь, и его вызвали к белому судье. Он мог бы извиниться. Он мог бы бросить все, защитить себя и пообещать никогда не критиковать сегрегацию или расизм. Это было безопасное и, по логике Цицерона, вероятно, правильное решение. Но вместо этого он посмотрел на судью и сказал: «Куда бы я ни пошел на Юге, негр вынужден выбирать между своей шкурой и своей душой. По большей части он выбирает шкуру. Я хочу сказать ему, что его шкура того не стоит».

Страх говорит о могущественной логике личной выгоды. Он также закоренелый лжец.

Самосохранение, которое он обещает, комфорт, о котором он заявляет, будут защищать вас. Это на самом деле так? Насколько вы действительно в безопасности?

Мы хрупкие создания. Этого ничто не изменит. Если вы думаете, что не злить плохих людей – это беспроигрышная ставка, то вы дурак. Обеспечить будущее, ради которого вы, похоже, готовы откладывать что угодно? Ничто не может его гарантировать. Все, что у вас есть, – нынешний миг, то настоящее, которым вы пренебрегаете, будь то возможность сделать что-то рискованное и увлекательное или призыв сделать что-то ужасное, но правильное.

Нам нравится думать, что мы можем вести необычную жизнь, принимая обычные решения, но это ложь. На самом деле все обычные решения – безопасные, рекомендуемые всеми специалистами, никем не критикуемые – делают нас невероятно уязвимыми во времена хаоса и кризиса.

Стоит помнить, что большинство людей умирают в постели. Встать и заняться делом гораздо безопаснее!

Экономист Питер Друкер писал, что попытка творить будущее в бизнесе – это риск, но еще рискованнее не пытаться этого делать. Потому что в конце концов попытается кто-то другой, и тогда вы окажетесь не на той стороне или будете как минимум отставать. И вот тогда вы потеряете инициативу.

Жизнь – дело рискованное. Как сказал поэт Дилан Томас, она «всегда висит на волоске». И никакое корпоративное прикрытие собственной задницы никогда этого не изменит. Никакие укрытия не защитят вас от пугающих вещей. Все мы беженцы от закона среднего, все мы с самого рождения помечены печатью смерти. Как только осознаете это, вы, возможно, перестанете ощущать себя драгоценностью, беспокоиться обо всех опасностях и о том, что может пойти не так.

Да какая разница? Это просто капля в море, еще один пункт в оценке рисков, которые и так запредельны для смертных.

Уверенность сомнительна. Вы не в безопасности. И никогда не будете. Никто не будет. Ставя безопасность превыше всего, мы фактически подвергаем себя опасности. Быть забытыми. Быть замешанными. Никогда не приблизиться.

Как вы справитесь с опасностью?

«Что со мной будет?» – на этот вопрос не ответит никто. Но, имея мужество, вы можете сказать сами себе: «Я не уверен, но я переживу это с неиспорченной душой. Я сделаю для этого все возможное. Я не стану бояться».

Страх кое-что вам показывает

Перед тем как пригласить просветителя и писателя Букера Вашингтона на обед в Белый дом в 1901 году, Теодор Рузвельт колебался. Впервые в истории чернокожий американец должен был обедать в гостях у действующего президента.

Он колебался, потому что боялся. Боялся, что могут подумать его родственники, живущие на Юге, боялся газетных публикаций, боялся, что от него откажутся избиратели-расисты, что он потеряет поддержку Юга и может проиграть на выборах. Действующий президент, который повел добровольцев из полка «Мужественные всадники» в самоубийственную атаку в 1898 году, победил в детстве тяжелую болезнь, преодолел депрессию, горе и миллион других препятствий, боялся того, что могут подумать люди.

Ситуация была ужасной. Заголовок на первой странице завтрашнего номера New York Times будет гласить: «Вашингтонцы в основном осуждают прецедент, созданный президентом, – кампания в Мэриленде под угрозой».

В основном осуждают!

Однако в итоге именно страх стал причиной, по которой Рузвельт решил довести дело до конца.

«Сам факт того, что я при приглашении почувствовал сомнения из‑за цвета его кожи, заставил меня стыдиться самого себя, – сообщал Рузвельт в письме советнику по гражданским правам, – и побыстрее отправить это приглашение. В итоге я очень рад, что пригласил его, потому что шум, вызванный этим поступком, заставляет меня чувствовать, что он был необходим».

Любое правило несовершенно, однако следующее вполне работает: наши страхи, как своеобразная самообвинительная стрелка, указывают нам правильное направление движения. Какая-то часть нас знает, что мы должны делать, однако другая предупреждает о неизбежных последствиях. Страх сигнализирует не только об опасности, но и о возможности. Если бы не было страшно, все люди бы действовали. Если бы было легко, не было бы никакого развития. Этот оттенок самосохранения словно звук сработавшего металлоискателя. Возможно, мы что-то нашли.

Проигнорируем? Или будем копать?

Страх голосует за колебания, он всегда найдет причину, чтобы бездействовать, и поэтому он редко что-то делает. Если мы не ощущаем время от времени такое колебание, то должны знать, что недостаточно стараемся.

А теперь представьте колебания Букера Вашингтона. Принимая приглашение Рузвельта, он рисковал жизнью. Он рисковал драгоценной поддержкой своих белых жертвователей с Юга. Он совал палку в осиное гнездо. Сенатор Бенджамин Тиллмэн заявил: «Из‑за приглашения Рузвельтом этого негра нам понадобится убить тысячу негров на Юге, чтобы они снова поняли, где их место».

И все же Вашингтон пошел. Бесстрашно. Мужественно. Племянница президента Элеонора позднее говорила о поступках, которые вы не можете совершить. И почти всегда вам их совершать следует. Когда говорят, что нельзя. Когда говорят, что вы пожалеете об этом решении. Когда сосет под ложечкой и вы колеблетесь.

Но что могут подумать наши клиенты? Что, если наши конкуренты используют это против нас? Что, если это не сработает? Если люди будут злиться на нас?

Да пропади они пропадом.

Решитесь дать свидетельские показания. Решитесь пойти ва‑банк и перейдите в новую компанию. Пойдите на творческий риск. Ответьте на электронное письмо журналиста. Скажите то, что не решаетесь сказать.

Вам говорят, что не надо советоваться со своими страхами, но, возможно, как раз это и следует делать.

Вы должны их внимательно выслушать и сделать наоборот.