Kitabı oxu: «Сладкая теплая тьма»
Sash Bischoff
SWEET FURY
Copyright © 2025 Sash Bischoff.
© А. Клемешов, перевод, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
В саду тенистом святая дева,
Как черный лебедь в объятьях смерти,
Псалмы читает благоговейно,
Смиренно жребий свой принимая.
Как будто вторя ее молитве,
У кромки моря орган вознесся,
И торжество тех аккордов звучных
Гремит над Римом, парит, витает.
И Афродита, восстав из пены,
Как орхидея светла, нагая
В восторге сущем от звуков дивных
В морской ракушке скользит по водам.
Заслышав песни волшебной ноты,
С оцепененьем расстался ангел,
А в адской бездне терзавший грешных
Нещадный пламень на время сгинул.
Благословенная Цецилия, являйся в видениях
Всем музыкантам, являйся и вдохновляй!
Взятая на небеса, спустись, снизойди,
Вдыхая в смертных огонь бессмертный.
У.Х. Оден, Гимн ко Дню святой Цецилии
«Святая Цецилия!» – воскликнул он однажды вслух, совершенно непроизвольно.
…
Они шли в мартовских сумерках, но было тепло, как в июне, и радость юности настолько наполнила душу, что он почувствовал, что должен заговорить.
«Думаю, – произнес он, и голос задрожал, – что если бы я потерял веру в тебя, то потерял бы веру в Бога».
Она посмотрела на него с таким ошарашенным выражением лица, что он спросил ее, что случилось.
«Ничего, – медленно ответила она, – кроме того, что пятеро мужчин уже говорили мне такое раньше, и это пугает».
Пролог
И вот она стоит, запертая за стеклянной стеной, сотрясаясь от безмолвного ужаса.
Снаружи только начинает брезжить рассвет, над Гудзоном небо заливается фиолетовой синевой, поверхность воды из серой становится серебристой, вьется утренний туман. Мир вокруг спокойный, словно ничего не случилось. Но она знает: ничто уже никогда не будет прежним.
Она опускает ошеломленный взгляд на платье, испещренное темно-красными пятнами. Руки почему-то липкие от крови… так много крови повсюду, такой ужасно яркой…
Ее начинает мутить. Нельзя думать об этом.
Она заставляет себя посмотреть в сторону – туда, где еще что-то осталось: толстая черная книга, апокалиптическая картина, золотая маска с пустыми глазницами. Нож. Облака за стеклом перемещаются – и лезвие ослепительно вспыхивает.
Она не хочет смотреть на то, что осталось на полу – на бесформенное тело, на растекающуюся лужу крови. Внутри поднимается тошнота. Нет: она должна положить конец этому кошмару раз и навсегда.
Он лежит лицом к балкону – его тело в полутени, очерченное на фоне медленно светлеющего горизонта; нога выдвинута вперед, как у бегуна перед рывком. Словно это обычное утро, и он вот-вот поднимется, отправится на пробежку, а потом вернется с кофе, от которого в утренней прохладе исходит пар.
Вдалеке, на берегу, один за другим начинают гаснуть зеленые огоньки.
Теперь нужно действовать быстро. Время на исходе, а она все еще в смертельной опасности.
Она прижимает ладони к ушам, заставляя себя сосредоточиться на этом далеком, убаюкивающим шуме. звуке этого далекого, успокаивающего водоворота. Уходит внутрь себя: сорванный аккорд, поющий в тишине. Дышит.
Затем открывает глаза, разблокирует телефон, набирает номер.
«Пожалуйста, помогите мне, – шепчет она, и слезы начинают литься ручьем. – Человека ударили ножом. Он… о боже, я думаю, он мертв».
Сладкая
1
Личные заметки: Дж. Гэбриэла
Пациент: Л. Крейн
Дата/время: 10 июня, 10:30 утра
Сеанс: 1
Сегодня новая кровь. Знаменитая актриса Лила Крейн.
Стыдно признаться, что я не был знаком с ее творчеством; быстрый поиск в Google показал, что я единственный живой человек, который не знает ее имени. Но Л была так мила, когда я признался в своем невежестве, почти извинялась за то, что так популярна. Судя по ее скромным манерам, никогда бы не подумал, что Л на самом деле икона.
Я практически не брал приемов. Вероятно, около года не консультирую новых пациентов (список ожидания нескончаемый). Когда получил запрос от Л, показалось проблематичным создать несуществующее окно просто из-за ее статуса знаменитости. Но узнав о текущем проекте Л и о том, что наше общение, скорее всего, будет недолгим, заинтересовался.
Первый сеанс. Л нетерпеливо вошла в офис, тепло пожала мне руку. Поначалу я был ошеломлен – ожидал увидеть сдержанную, утонченную звезду, – но Л оказалась поразительно чистосердечна, почти по-детски наивна: свободное льняное платье, изящные босоножки, волосы аккуратно заколоты, ногти жемчужно-розовые. Я предложил чаю, она согласилась, затем скинула туфли и пристроилась на углу дивана. Упомянула, что меня очень рекомендовала Бриэль, ее близкая подруга.
Пока я ставил чайник, Л сказала, что заметила дипломы в холле; она тоже окончила Принстон. Мы подсчитали, что я старше на три года, так что, вероятно, был курс, когда мы пересеклись, хотя ни один из нас не вспомнил другого. Я удивился, что не слышал о б известной актрисе среди студентов, но Л объяснила, что не занималась профессиональной деятельностью до окончания учебы. Пару минут потратили на обсуждение общего прошлого, принстонских клубов и т. д. Спросил, комфортно ли будет работать вместе, несмотря на имеющиеся точки соприкосновения, Л ответила: «Да». Мы начали.
Л приступает к новому захватывающему проекту: феминистской экранизации романа Ф. Скотта Фицджеральда «Ночь нежна», режиссером которой стал парень Л – Курт Ройалл (его имя я, конечно, знал). Л также продюсер фильма и сыграет главную роль: Николь Дайвер.
Пришлось признаться в личном интересе: Фицджеральд не только мой однокашник по Принстонскому университету, но и любимый автор (я указал на книжные полки, посвященные его творчеству). Л от этого загорелась. Я добавил, что мне понравилась идея фильма, припомнил, что Фицджеральд сам написал сценарий «Ночь нежна», но его версия так и не была снята. (То, что следует ниже, является максимальным приближением к нашему обмену мнениями.)
– Похоже, вы настоящий эксперт! Мне стыдно признаться, что я только открываю для себя его творчество. До этого читала лишь «Гэтсби».
Я сказал, что, хотя «Гэтсби» немного устарел, тем не менее остается моим любимым романом. Читаю его каждый год.
– Не могу поверить, что мне повезло найти вас, – недоверчиво покачала головой Л. – Было бы замечательно получить ваши советы, когда я буду углубляться в его работу.
Хотя я мог бы бесконечно говорить о Фицджеральде, предложил переключить внимание на причины, по которым Л сегодня пришла. Спросил, почему, учитывая предстоящую роль в «Ночь нежна», она обратилась к психотерапевту именно сейчас.
Покраснев, Л объяснила, что у нее репутация актрисы-хамелеона, которая так глубоко вживается в образ, что становится почти неузнаваемым. Далее, учитывая предысторию персонажа Николь, Л сочла важным изучить травму собственного детства. Она обратилась ко мне, в частности, из-за моей специализации на проблемах, связанных с насилием в семье.
Я спросил, проходила ли она терапию в прошлом. Л ответила, что это впервые, она всегда вела активную жизнь и не считала это приоритетным. Затем добавила: «Вероятно, это означало, что я не была готова смотреть в лицо своей травме. Теперь готова».
– Смело с вашей стороны.
– Разве? – Она задумчиво склонила голову набок. – Я не считаю это смелостью. Это необходимость.
Здесь Л проявляет редкую степень рефлексии. Проницательна, красноречива, чрезвычайно серьезна. Весь наш разговор Л сидела в углу дивана, сосредоточенно нахмурив брови, затем внезапно широко распахнула глаза от осознания открытия, задумчиво стиснула пальцы. И все это время внимание Л было приковано к работе и к безукоризненному результату.
Я попросил Л рассказать подробнее о детской травме, на которую она ссылалась. Она ответила, что это связано с отцом. Я спросил об их отношениях сейчас. Л сообщила, что отец погиб в автомобильной катастрофе почти двадцать пять лет назад, когда ей было восемь.
– Он был пьян, – говорила она. – Но папа всегда был пьян. Я с трудом помню его трезвым.
– Он был за рулем?
Она кивнула.
– Вы можете рассказать мне, что произошло той ночью?
– Я не помню.
Я подождал.
– Ничего не могу вспомнить о той ночи, – объяснила Л. – Только то, что я была там.
– В машине?
– Угу. Вместе с мамой. – Л подула на чай, собираясь с духом. – То есть мне известны факты. Я знаю то, что написано в отчете. Было поздно, машин на улице было немного. Папа петлял по всей дороге. Очевидно, выехал на встречную полосу и столкнулся с грузовиком. Мать сломала обе руки и несколько ребер. Я потеряла зуб, и мне наложили кучу швов на лоб, щеку, подбородок. У меня все еще есть шрам – видите? Мы обе получили сотрясение мозга. Но папа потерял слишком много крови, ожидая приезда «скорой помощи». Они не смогли спасти его.
– И вы ничего из этого не помните?
Л покачала головой.
– Может быть, это из-за сотрясения мозга, но, так или иначе, та ночь остается темным пятном.
Мы остановились на центральном событии, связанном с тяжелой детской травмой. Раскрытие подавленных воспоминаний о том, как Л пережила гибель отца, могло бы иметь решающее значение для ее исцеления. Надеюсь, что за время, проведенное вместе, мы сможем восстановить их, пролить на них свет.
Перед завершением нашей сессии, я вернулся к фразе Л «смотреть травме в лицо». Спросил, что это значит.
Она взглянула на меня очень внимательно, и на мгновение мне показалось, что она видит меня насквозь.
– Мне нужно ваше честное мнение, – наконец, тихо заговорила Л. – Если кто-то сделал с тобой что-то невообразимо ужасное, сможешь ли ты когда-нибудь по-настоящему исцелиться? Или у тебя всегда будет шрам? Есть ли способ стереть его и, что более важно, лишить этого человека возможности снова причинять боль?
– А вы как думаете?
Л слегка улыбнулась.
– Я не знаю. Потому-то и пришла к вам.
– Что ж, я, конечно, верю в исцеление. Я не был бы психотерапевтом, если бы не верил.
– М-м-м. – Казалось, Л это не убедило.
– Шрамы исчезают, Лила. Становятся менее заметными, и со временем даже можно забыть об их существовании. Они просто делаются частью вас, в конце концов вы не можете вспомнить, как выглядели без них. Мое профессиональное мнение, раз уж вы спросили, заключается в том, что, когда кто-то перенес травму, лучшее, что он может сделать, – изучить ее. Покопаться, попытаться понять. Как вы только что сказали, посмотреть ей прямо в лицо. Только поступив так, вы избавитесь от ее власти над вами.
– Джона… – Л пристально смотрела мне в глаза. – Как думаете, вы сможете помочь мне сделать это?
– Да, Лила, – улыбнулся я. – Думаю, да.
2
Если бы Фредди Джеймсу пришлось представить миру эксклюзивную информацию о Лиле Крейн, она была бы такой: любимица Америки чертовски точно знала, что и как делать. Все годы, что он с ней знаком, Лила неустанно трудилась, чтобы сотворить собственную удачу, и это всегда окупалось сполна: каждая мечта его лучшей подруги осуществлялась точно по плану.
Разумеется, сегодняшний день не стал исключением: вечер-сюрприз, который она запланировала для Курта, несомненно, будет потрясающим. В конце концов, почему бы и нет? В присутствии Лилы Крейн мир чуть ли не переворачивался с ног на голову и расцветал, меняясь к лучшему в исходящем от нее свете.
Удача, как всегда, была на стороне. Друзья – особенные, блестящие, которые по-настоящему нравились Курту, конечно же прибыли, как и надеялась Лила. А остальные, пригласить которых было нужно лишь формально, те, кто наслаждался общением со знаменитостями в надежде заполучить какую-то неуловимую, призрачную славу, чудесным образом отказались. Будучи самым верным другом Лилы, Фредди любезно согласился стать распорядителем вечера, направляя огромную толпу присутствующих, пока Лила занималась именнинником.
Фред и Лила впервые встретились много лет назад в Лос-Анджелесе на съемках фильма Курта Ройалла «Игра в ожидание», ставшего для нее прорывом. В те дни Лила только начинала сниматься в кино и была еще трогательно наивной. Тогда как у Фредди за плечами уже были пара фильмов и несколько сопутствующих им поучительных историй.
Это была любовь с первого взгляда, они сблизились в мгновение ока. Фредди нравились чуткость Лилы, ее острый взгляд, то, как внимательно она умела слушать. И она поняла его с самого начала. Большинство людей оценивали его поверхностно, предполагая некоторую черствую снисходительность в хлестком, сухом остроумии, презрительном выражении симпатичного лица, бодрой крутости походки, но только не Лила. Она быстро разглядела, что за этим скрывается, и осознала, что Фредди такой же преданный и добросердечный человек, как она, а в их индустрии подобные качества было практически невозможно найти.
Когда «Игра в ожидание» стала кассовым хитом, Лила мгновенно превратилась в звезду, и Фредди наблюдал, как все их друзья начали менять отношение к ней. У всех возникло эгоистичное желание быть рядом с Лилой (какие возможности они могли получить? какие привилегии мог дать ее статус знаменитости?), а ее щедрость использовалась ими в личных интересах. Сама Лила не могла не заметить, что окружающие стали очень стараться угодить ей, привлечь ее внимание, заставить полюбить их. Фредди был единственным человеком, который ни на йоту не изменился. Он не восторгался ее славой, не был поражен ее красотой и очарован ее грацией. Между ними никогда не было подобной чуши или притворства. Она всегда была и будет просто Лилой – равной, другом.
В то время как карьера Лилы стремительно развивалась, Фредди впервые в жизни обнаружил, что безумно, страстно влюблен в промышленного магната пожилого возраста, личность которого по определенной причине останется неизвестной, но достаточно сказать, что этот человек владел крупнейшей и наиболее уважаемой пиар-фирмой в США, а его бизнес и имя были признаны и почитаемы на Голливудских холмах. Этот человек с самого начала упорно добивался Фреда, делая громкие заявления вроде: «Фредди Джеймс будет следующей большой звездой» и обещая сделать тому карьеру одним щелчком пальцев.
Фред не мог поверить своей удаче. Как могло это небесное создание выбрать его? Он с головой окунулся в отношения, не задавая вопросов, полностью посвящая себя тому, чего желала его новая любовь.
Оглядываясь назад, можно сказать, что предупреждающие знаки были хрестоматийными, но в то время Фред, конечно, был слишком ослеплен чувствами, слишком переполнен любовью. Мало-помалу Человек-Пиар начал забирать его жизнь, пока со временем не взял ее под полный контроль. Медленно, умно снижал самооценку Фреда, заставлял его сомневаться в собственной значимости, отдалял его от друзей и семьи, заставляя снова и снова делать мучительный выбор между ним самим и остальными. Кого на самом деле Фредди любил больше всего?
Но на протяжении всего этого мрачного периода в жизни Фредди Лила оказалась единственным человеком, который не колебался. С самого начала она видела ситуацию такой, какая она была на самом деле, и после трех мучительных лет жестокого обращения Фред наконец был готов признать, что она оказалась права. И вот – терпеливо, мягко – Лила принялась помогать ему выпутываться из этой токсичной истории. Конечно, случались промахи в суждениях, бесчисленные отступления и ошибки, но на каждом шагу она была рядом. Она была единственной, кто никогда не сдавался, и Фред чувствовал, что практически обязан Лиле жизнью.
Шесть месяцев назад он, наконец, решился уйти навсегда. «Ночь нежна» получила зеленый свет, и по просьбе Лилы Курт предложил Фредди роль Томми Барбана. Этот фильм должен был проложить три тысячи миль между ним и его бывшей любовью и (как надеялась Лила) навсегда отвлечь Фреда от этих абьюзивных отношений. Это было предложение, от которого он не мог отказаться. Поэтому собрал вещи в Лос-Анджелесе, заблокировал непрекращающиеся звонки Человека-Пиара, даже сменил собственный номер и полетел через всю страну в Нью-Йорк, прямо в распростертые объятия Лилы.
В свой первый день в городе он сразу из аэропорта сел в такси и поехал прямиком в новую квартиру Курта и Лилы. Стоило ему выйти из лифта, как все стало очевидно: квартиру, возможно, оплатил Курт, но выбирала ее точно Лила. Она нашла лофт на южной окраине Вест-Виллидж – роскошный, просторный, больше напоминающий Трайбеку1, чем Виллидж: высокие готические потолки, вытянутая планировка, глянцевый минимализм. Бетонные полы, массивные лакированные стены, намеренно оставленные на виду трубы – алые, с металлическим отливом Квартира располагалась на Уэст-стрит, в двух шагах от Гудзона. Лиле с Куртом принадлежал весь верхний этаж здания, с шестиметровыми потолками и панорамными окнами из звуконепроницаемого стекла. Эти трансцендентные окна, которые смотрели на город сверху вниз, как огромные всевидящие глаза, казалось, были готовы оторваться от фасада и уплыть в небо с первыми облаками, но их крепко держала терраса, обвивавшая дом, как самодовольная ухмылка. Квартира раскрывалась навстречу пирсам внизу, сверкающей воде с ее покачивающимися на волнах лодками, быстро проносящимся мимо любителям утренней пробежки. Он настолько соответствовал ощущению очага, что даже Нэнси Мейерс2 упала бы в обморок, и Фредди, ни секунды не сомневаясь, почувствовал себя как дома.
Фредди знал, что – хотя сам Курт никогда бы в этом не признался – Курту нравилось, когда он находится рядом, почти так же сильно, как Лиле. Курт был одним из типичных альфа-самцов, которые становились напряженными и дергаными рядом с людьми, чьи взгляды (и на любовь в том числе) он не разделял, но Фредди оказался исключением. Как бы это ни было некорректно, Курту нравилось, что Фред не выпячивает свои вкусы, что позволяло легче игнорировать любые неприятные мысли об истинных предпочтениях Фредди. В его присутствии Курт расслаблялся, успокаивался, а Фредди не проявлял открыто никаких желаний. И поскольку в глазах Курта Фредди был не более чем безобидным парнем с причудами, а представления Курта о сексуальности были настолько устаревшими и грубыми, что он принял, даже поддержал взаимное увлечение Фреда и Лилы.
Будучи свидетелем партнерства Лилы и Курта с момента его зарождения (явно чреватого), Фредди был так же хорошо знаком с его эксцентричным внутренним механизмом, как и с кучей дерьма, которой только что избежал. Заметьте, он не был дураком и не понаслышке знал, что в их отрасли отношения точно так же связаны с властью, зрителями и прессой, как с любовью и товариществом. Он знал, что во множестве случаев платформа, которую Курт и Лила создали вместе, сослужила им хорошую службу – в конце концов, их пара была воплощением американской мечты! – и все же…
Хотя Фредди Джеймс не умалял преимуществ отношений Курта и Лилы, сам он всегда был романтиком. Даже страдающий от свежей раны, вызванной мучительным расставанием, он все еще верил в настоящую любовь, черт возьми! Настоящую, безусловную любовь – и Лила, по его мнению, заслуживала ее больше, чем кто-либо другой. А что касается Курта? Что ж, он не мог не чувствовать, что Курт идеально играет свою роль для аудитории. Вместо спонтанности была точность, вместо нежности – красноречие. Как таковых недостатков, на которые Фредди мог бы указать, не было, но, возможно, именно из-за этого он чувствовал, что, несомненно, чего-то не хватает, чего-то невыразимого, но важного…
Чего-то, что он отчаянно желал для Лилы.
Но ради сегодняшнего сюрприза, из чистой преданности другу, он отбросил все сомнения по поводу Курта и взялся за отведенную ему роль. Он – как обычно с идеальной прической – был великолепен, неудержим, с равным количеством шарма и язвительности. Он уверенно командовал звездными гостями Лилы. Будучи сыном знаменитого актера, он провел детство в игровых автоматах и круглосуточных шоу, проскальзывая в клубы в слишком юном возрасте с опасной компанией мужчин постарше. Он проложил себе путь через бесконечный ряд зависимостей, бросаясь то туда, то сюда в нерешительных попытках завязать с этим навсегда. Да, он мгновенно расположил к себе всех, предлагая алкоголь и развлекая, пока они ждали прибытия почетного гостя.
Лила тем временем занималась именинником. Она выбрала такой наряд, который сведет его с ума: платье-комбинация цвета шампань с открытой спиной и высоким разрезом, которое изящно облегало ее фигуру. Откровенное: такое, на которое можно было бы взглянуть издалека и изумиться, предположив, что она разгуливает обнаженной. Она внимательно изучала отражение в зеркале их спальни, затем наклонилась, надевая туфли-лодочки, и ее густые распущенные локоны почти коснулись пупка; соблазнительный упругий изгиб ее ягодиц; единственная вспышка цвета – яркие губы. Сегодня вечером она больше всего на свете хотела дать своему мужчине то, чего он заслуживал.
Она нашла Курта на балконе, он в ожидании облокотился на перила с ледяным мартини в руке. Одна нога слегка выдвинута вперед – любимая поза, когда он погружался в раздумья. Курт – бегун по натуре, пылки и азартный, он постоянно жаждет мчаться вперед, ему всегда нужно быть первым. Сегодня вечером на нем была накрахмаленная белая рубашка с расстегнутым воротом, приталенные темно-синие брюки и кожаные мокасины кремового цвета. Крепкое телосложение, густая копна серебристых волос, загорелая кожа.
Раздался тихий звон стекла, когда Лила осторожно открыла балконную дверь.
– Ну как? – с надеждой спросила она.
Он повернулся, оперся локтями о поручень сзади, не торопясь скрестил ноги. Его взгляд медленно скользнул вверх по стройной линии ее икр и коленей, плавному изгибу бедер, мягкому очертанию груди, изящной линии шеи, прежде чем встретился с ее глазами.
– Ты чертовски великолепна, Крейн!
– С днем рождения, красавчик! – проговорила она. – У меня припасен сюрприз для тебя.
– Я вижу, – ответил он, потягивая мартини.
– Позже, жеребец, – сказала она, и он ухмыльнулся, чувствуя, как жар разливается по коже.
– Что за сюрприз? – поинтересовался он.
Лила взяла мартини из его рук.
– Какой же это сюрприз, если я скажу тебе о нем сейчас? – Его пальцы жадно скользнули к ее бедрам. – Терпение, мистер Ройалл, терпение, – произнесла она и отправила в рот оливку.
Он испустил тихий стон.
– Несколько минут. Я умею быть быстрым.
– Ты? Никогда, – произнесла она со смехом. – А теперь делай, как я говорю. Я собираюсь довести тебя до безумия.
Они спустились на лифте, выходящем прямо на улицу, где Дэниел уже ждал их в машине, затем медленно проехали через зеленые кварталы Виллидж, охрана неуклонно следовала за ними по пятам. Когда Курт на мгновение отвлекся на звонок одного из продюсеров «Ночи», Лила написала Фредди СМС:
«Расчетное время прибытия меньше пяти минут. Готовьте пьяные войска».
«Принято, капитан. Всегда готовы».
Когда они свернули на тихую вымощенную булыжником улицу, Дэниел притормозил перед рестораном, уютно пристроившимся к основанию непритязательного особняка из коричневого камня. Курт оторвал взгляд от телефона. Прищурился.
– Это новое французское заведение?
Она поцеловала его в щеку.
– Да ты просто Шерлок!
– Ты уверена, что оно открыто? – спросил он, когда они вышли из машины. – Похоже, в нем темно.
– Официально они откроются только на следующей неделе, – ответила она. – Я позвонила владельцу. Сегодня вечером они готовят ужин лишь для нас двоих.
– Как мило, – пробормотал Курт. – Спасибо тебе, детка!
Она отвернулась, скрывая улыбку. Камерность просто была не в стиле Курта Ройалла. Он жаждал пьянящего тепла софитов, бурлящего потока толпы.
Они открыли дверь и вошли внутрь.
– Интересно, почему здесь так темно, – сказала Лила, вкладывая свою руку в его.
– Эй? – позвал Курт. – Здесь есть кто-нибудь?
Приглушенное хихиканье, а затем сразу же зажегся свет, заливая элегантное помещение теплым золотистым сиянием. Их друзья выскочили из укрытий, немного расслабленные выпивкой, которой успели подзаправиться, широко улыбаясь, они бросились к ним и принялись безудержно обнимать Курта и Лилу.
– С днем рождения, Курти, дорогой! – кричали они. И да, это было замечательно, так, как Лила мечтала, и все прошло без сучка и задоринки. Она лучезарно улыбнулась Фредди, элегантному, как пантера, прижавшемуся к дверному косяку, разве что не облизывающему от удовольствия лапы, и он кивнул в ответ, послав ей воздушный поцелуй. Она сделала это в очередной раз, зная Курта Ройалла лучше, чем он сам. А игры только начинались.
Официанты кружили в зале с шипящими бокалами шампанского. Зажглись свечи, комната погрузилась в полумрак, заплясали отблески пламени, необработанные матовые стены поглощали это сияние. В углу музыканты тихо играли легкую, почти невесомую мелодию, в то время как джазовый вокалист тихо мурлыкал по-французски. За арочными окнами открывался вид на темный сад, со вкусом украшенный гирляндами, огни которых мерцали в бархатной темноте, как крошечные вспышки света.
Застеленные отутюженными скатертями столы были расставлены в виде широкого прямоугольника: банкет, достойный королей, для самого мистера Ройалла. И угощение было изысканным: обжаренные мидии, плавающие в соусе из лимона, сливочного масла и шалфея, великолепные твердые сыры, уложенные поверх слоя яркой зелени. Багеты, обжигающе-горячие, сахарный запах сдобы, тесто хрустит, когда его разламывают, щедро намазывая мягкими кусочками несоленого сливочного масла. Восхитительные улитки, тушенные в отдельных горшочках, посыпанные петрушкой, солью и сбрызнутые маслом. Фуа-гра, густая, легкая и сочная, тающая во рту. Наконец, стейки, все еще шипящие, блестящие и нежные от собственной крови. Tout était parfait3.
Когда подали основное блюдо, Лила, извинившись, удалилась в туалет, чтобы привести себя в порядок перед заключительным аккордом. Она посмотрелась в зеркало, взбила волосы на затылке, добавляя им пышности, деликатно приподняла грудь с торчащими под тканью сосками, грубо пощипала себя за щеки, нанесла еще немного помады. С надеждой улыбнулась собственному отражению. Время пришло.
Прежде чем присоединиться к гостям, она задержалась у входа, позволив себе окинуть взглядом всю эту великолепную компанию. Там были Бобби и Грета Старр в предсказуемых черных костюмах. Бобби Старр – глава Olympus Pictures, дистрибьютора, предварительно прикрепленного к «Ночь нежна». Лила знала, что Старр воспользуется вечеринкой в своих интересах и уговорит Курта подписаться на еще один ничем не примечательный боевик. И в этом нет ничего плохого: может, это и не высокое искусство, но проект со Старром всегда означал деньги. Тем временем у Греты, исполнительного директора Vogue, были свои планы: она упросила Лилу и Курта позировать для их августовской обложки, и Лила любезно согласилась. Грета была чертовски веселой, особенно когда принимала наркотики, как, очевидно, и сегодня вечером.
Дин и Юлиана явно перебрали с выпивкой. Они гордились тем, что отдаленно напоминали пару, коей являлись Курт и Лила: Дин, миллиардер, магнат хедж-фонда, который добросовестно инвестировал в фильмы Курта (его вклад в «Ночь нежна» был рекордно высоким), Юлиана, модель, которая время от времени снималась для разворотов, но на самом деле проводила больше времени, наслаждаясь статусом инфлюэнсера: ходила по магазинам, развлекалась и позировала для своих трехсот тысяч поклонников в соцсети. Через несколько стаканчиков она прижмется костлявой маленькой попкой к Дину и Курту, умоляя Лилу заняться с ней сексом (Лила, как всегда, любезно откажет).
Кроме того, была Кейли, восходящая кинозвезда, которую Курт хотел видеть в роли Розмари, пока Лила, наконец, не переубедила его. Она была уверена, что он и Кейли спали в какой-то момент в прошлом; и сегодня вечером актриса, казалось, воображала себя изысканно утонченной, явно желая, чтобы он снова трахнул ее. Чтобы занять ее, Лила отправила милого Фредди в качестве отвлекающего маневра. Фред изобразил интерес к ней наилучшим образом, и, несмотря на то что его сексуальные предпочтения никогда не были секретом, Кейли каким-то образом купилась на это, дразнящим движением поднимаясь пальцами по его бедру.
Был Зев Уинтерс, актер-вундеркинд и непревзойденный охотник за юбками, украшающий почти все фильмы Курта (включая предстоящий – «Ночь нежна»), и его новая (третья) жена Сара с нормальным, общепринятым призванием юриста. Лила подозревала: факт, что он смог захомутать такую женщину, был вероятным признаком того, что его роль лотарио4 все еще в силе. Впрочем, Сара была не только хорошенькой, но и казалась чертовски умной, а посему наверняка не задержится здесь надолго. Хотя Зев был невероятно обаятелен, он никогда не умел держать член в штанах.
В остальном все как всегда. Большинство из них сногсшибательны, в изысканной одежде от кутюр, с утонченными телами, головокружительным богатством, почти мерцающим на коже. Одни быстрее, другие элегантнее, третьи очаровательнее. Но, несмотря на эти небольшие различия, все они, затаив дыхание, взаимно притягивались, кружась вокруг магнетического сияния друг друга, урча от гордости за компанию, в которой оказались, и тем не менее жаждущие взобраться на самый верх. Глаза влажные и блестящие, смех звонкий, руки горят, зубы сверкают. Они были бешеными, все до единого. И все же сегодня вечером, как и всегда, Курт и Лила стояли особняком, их боготворили, ибо в глазах всего мира они были королем и королевой киноэкрана.
Когда Лила возвращалась в зал, чья-то рука быстро обхватила ее за талию, и, вскрикнув от восторга, она оказалась на коленях у Фредди.
– Моя героиня, – проговорил он, целуя ее в сливовые губы.
Она обвила руками его плечи.
– И ты, мой герой, всегда бросаешься спасать положение?
– Дорогая. – Он указал на ее задравшиеся ноги, на сочную, румяную толпу перед ними. – Миссия выполнена.
– Боже мой, Лила, эта вечеринка такая очаровательная!
Она оглянулась на Кейли, болезненно улыбаясь. Милашка все еще рассчитывала нынешним вечером отвезти бедного Фредди к себе домой. А Лила, очевидно, была помехой. Поддразнить ее оказалось слишком заманчиво.
– Знаете, кто очаровательный? – проговорила Лила и снова поцеловала Фреда, долго и медленно.
– Извините, мисс, вы щупаете мою игрушку, – крикнул Курт с дальнего конца стола.
Лила запрокинула голову с гортанным смехом, и остальные за столом присоединились к ней, их взгляды метались между великолепной парой. Наконец-то начался заключительный период.
– И кем, скажите на милость, это выставляет меня, мистер Ройалл? – спросила она, сверкая глазами.
Его губы изогнулись в подобие улыбки.
– Ну, моей музой, конечно.
