Kitabı oxu: «Рассеивая сумрак. Бессонная война»
© Сэм Альфсен, 2023
© Тимошина А., иллюстрация на обложку
© ООО «Издательство АСТ», 2024
* * *
Пролог. Танец дня и ночи
Память – самое тяжкое бремя,
Что бывало на наших плечах.
Под накидкой твоей – звёзд система,
Её свет я храню в рукавах.
Долгожданный момент единения
Горькой правдой осел во рту:
Корабли потерпели крушение —
Не осталось живых на борту.
Дребезжали металлические трубы. Бой барабанов, обтянутых кожей, задавал ритм. Свистели и гудели духовые, жалобно завывал многоголосый хор.
Амфитеатр ломился. Зрители хлопали в ладоши и гремели бубнами. Выстроившаяся по краям сцены стража била копьями в щиты. Сотни звуков сливались в какофонию, от которой дрожали барабанные перепонки.
Несколько танцовщиц в длинных туниках, расшитых золотом, плясали на сцене. Сходились и расходились, то встречаясь, то вновь расставаясь под воодушевлённые крики толпы.
Однако стоило глубокому и одновременно высокому звуку пильки1 сорваться со струн, как на сцену выступил юноша. Толпа притихла, завороженно воззрившись на него.
Одетый в одну лишь белоснежную накидку, перекинутую через шею и соединённую фибулой на плече, он остановился в центре, склонив голову. Танцовщицы закружили вокруг, завели хоровод, в такт безумной музыке поднимая руки к ночному небу и плавно опуская их вдоль тел. Их головы грациозно тянулись к центру, они шаг за шагом сужали круг, пока не заиграли флейты.
Факелы мерцали на сцене, освещённой огнями и светом звёзд. Невыносимо сладко благоухали раскинувшиеся вокруг амфитеатра кусты жасмина. Пьянящий запах молодого вина сплетался с ароматом цветов.
Юноша, чьи плечи были надёжно укрыты длинными белоснежными волосами, начал танцевать. В сравнении с нежными взмахами женских рук его движения были грубы, но точны: они напоминали сражение с невидимым зверем. Необыкновенно быстро и ловко он переставлял ноги, его босые стопы скользили по сцене в узком кругу танцовщиц; грациозно склоняясь к земле, он, как змея, замелькал под бесконечно поднимающимися и опадающими руками, которые теперь стали подобны прутьям темницы. Как вода через пальцы, он ускользал, танцуя меж них, пока не выбрался к краю сцены.
Раздалась барабанная дробь. Двигаясь всем телом, плечами и бёдрами, стоя спиной к зрителям, он наклонялся назад до тех пор, пока зрители не разглядели его лицо и выгнутое тело. И только тогда они заметили белую маску на его лице с эмблемой дневной звезды, вышитой золотом.
Его руки сплетались над грудью, изгибаясь в воздухе. Танцовщицы разошлись по краям сцены, а затем из-за занавеса вышел ещё один мужчина. Его волосы были черны, как и его накидка, а на тёмной маске поблёскивал полумесяц ночной звезды. Однако он не танцевал – под радостные крики и вопли зрителей он обнажил меч, направив его на танцора.
Юноша в белом выпрямился, уловив усилившийся бой барабанов. Разворотом он склонился к краю сцены, пальцами ноги подбросив лежавший там меч в воздух. Поднявшись, он поймал его, чтобы начать бой.
Сражение Дня и Ночи – бой первых духов. Разыгрываемая религиозная сцена была до того реалистичной, что на трибунах кто-то то и дело ахал и вскрикивал от восторга. Меч ночного танцора не плавно опускался, а рубил, намереваясь пронзить соперника. Однако дневной танцор продолжал выплясывать вокруг своего врага, парируя все его удары выпадами, а затем медленно и плавно уходил вбок, заставляя его крутиться на месте. Противник рассвирепел и бросился на юношу в белом, но тот снова уклонился. Под хохот толпы ночной танцор чуть не врезался лбом в одну из колонн сцены.
Темп музыки ускорился, танцовщицы вновь сплелись в завораживающем танце у занавеса. Когда ночной танцор вновь бросился на противника, взметнув свой меч, его горло перерезали. Алая кровь брызнула на сцену, испачкав пол и белоснежные одеяния дневного танцора. Герой же, олицетворявший Ночь, упал замертво на глазах у нескольких тысяч зрителей.
Толпа заревела. Вскакивая с мест, каждый кричал и воздавал хвалу и молитву герою, игравшему День. Однако сам танцор, наблюдая за расползавшейся на сцене лужей крови, выругался на чужом языке, швырнул свой окровавленный меч наземь, а затем быстрым шагом покинул сцену.
Редчайшие цветы – лилии, астры, гвоздики, нарциссы и гиацинты – полетели на сцену, в спину удалявшемуся танцору. Музыканты на секунду прервались, но затем продолжили играть с бо́льшим энтузиазом. А что им оставалось, если танцор покинул сцену?
На секунду растерялись и танцовщицы, но затем змейками закружили по сцене, перепрыгивая через растянувшийся на сцене труп и лужу крови.
Праздник продолжался. Но не для всех.
За занавесом была небольшая площадка. Там танцор сбросил маску дневной звезды, а затем направился к одному из ходов, уходящему с закулисья под землю. Через несколько минут он услышал поспешные шаги за спиной. Ещё один юноша бежал за ним и звал:
– Господин! Господин! Молодой господин!
Танцор развернулся. Нахмурившись, он молча уставился на подоспевшего мальчишку.
– Молодой господин… – в который раз обратился он, а затем, сглотнув, продолжил: – Как вы?
– А как я должен себя чувствовать? – взметнув бровь, очень медленно проговорил танцор, чувствуя, как заплетается язык. Понимая, что теряет контроль над собой, он поспешно развернулся и направился дальше, прочь от амфитеатра, всё глубже погружаясь под землю.
– Вам… подать трубку? – неуверенно пробормотал юноша, стараясь не отставать от своего господина. Он на ходу сунул руку в суму, надеясь выудить из неё всё необходимое.
– Да.
Прежде чем покинуть амфитеатр, танцор ударил кулаком по облицовке. Мрамор разошёлся длинными трещинами, а затем и вовсе посыпался крошкой на землю. Арка задрожала. Танцор продолжил путь, но не в город, а, минуя взволнованных зрителей, углубился в сад.
Ступая босыми ногами не по камню, а по траве, он пытался найти в себе силы, чтобы пережить это. Сегодня он… перерезал глотку своему спасителю.
Когда молодой господин наконец остановился, они находились глубоко в саду. Кипарисы и тополя окружили их, а красиво остриженные кусты жасмина и лавра спрятали от чужих глаз. Мраморные фигуры могучих воинов в звёздном свете не вдохновляли, а пугали мертвенной белизной и застывшими глазами.
Молодой господин медленно сполз на землю и прислонился к кусту. Ароматные цветы оплели его голову, а он уставился в небо, усеянное мириадами звёзд.
Его подопечный поспешил сесть рядом и набить трубку, а затем пальцами стал греть табак. Передав дымящую трубку в подрагивающие руки господина, он проговорил:
– Вы… ни в чём не виноваты. Его всё равно ждала смерть за расправу над принцем Кроу. Пускай сонийская знать превратила это в развлечение для зевак, но так он меньше мучился и с лёгкостью покинул нас.
– Оа́ннес, я убил того, кто спас меня, – не выпуская металлического кончика трубки изо рта, напомнил молодой господин.
– У вас не было выбора. Вам его не оставили.
– Это пляска на костях. Это…
– Дикость и мерзость. Вы уже говорили. Но вы ничего не можете сделать с традициями сонийцев. На этом празднике героем, играющим Ночь, является приговорённый к смертной казни. По их обычаям это считается милостью со стороны господ…
– С каких пор смерть может считаться милостью?!
– Господин Нуска… я не это имел в виду.
– Я не хочу жить в этих обычаях. Мне мерзко. Я больше не могу.
Нуска прикрыл рукой лицо, растирая веки. Едкий дым обжигал глаза, приближая его срыв. Табак уже давно плохо успокаивал господина, и Оа́нн об этом прекрасно знал. Всё, что оставалось подопечному Нуски, – это отсесть подальше и наблюдать.
Сначала Нуска подскочил к одной из статуй и, использовав дэ, отломал одну из мраморных рук, а затем этой же рукой… стал крушить другие статуи.
Камень бился о камень. Отколов одну конечность статуи, он брался за другую, продолжая ломать. Мраморная крошка стояла в воздухе взвесью. Светлая энергия вспышками освещала тихий ночной сад. В любой момент могла подоспеть стража и увести молодого полуголого господина, который решил уничтожить королевскую собственность. Однако Оанн поднялся с места лишь для того, чтобы подобрать дымящуюся трубку с травы и потушить её пальцами левой руки. Со вздохом он снова опустился на колени и продолжил вслушиваться. Если подоспеет стража, им надо будет как можно скорее убраться.
Однако Нуску это явно не беспокоило. Он уже забрался в фонтан с одной из отломанных у статуй ног. Размахивая ею, как мечом, он пытался расколотить статую на верхушке пятиярусного фонтана. Возможно, это было бы не так страшно, если бы статуя вдруг… не шевельнулась.
Словно тень отделилась от статуи обнажённого воина, взметнувшего над головой копьё. А затем молодой господин свалился прямо в каменную чашу, а сверху на него рухнул… мужчина в чёрной накидке и маске с полумесяцем.
Он тут же поднялся. Выбравшись из фонтана, мужчина отвернулся, сбросил одну маску и заменил её на другую – на маску страшного рогатого чудища. А затем подал руку ошарашенному Нуске, растянувшемуся в воде.
– Я снова напугал вас. Прошу прощения.
Оанн вскочил на ноги. Нет, только не это! Что этот человек творит?! Как он сюда попал?! Уже неважно! Выжил и выжил! Но зачем он показался молодому господину именно сейчас, когда тот в таком состоянии?! Неужели хочет умереть ещё разок?! Оанн уже бросился на выручку, но не успел.
Нуска протянул руку, взявшись за ладонь странного незнакомца. А затем, вместо того чтобы выбраться из воды, со злобным животным рычанием повалил в фонтан и его.
В ход шло всё: кулаки, ноги, даже конечность несчастной статуи, однако незнакомец терпеливо сносил удары. Тогда Нуска принялся просто душить его под водой, выкрикивая:
– Я, th’are, уже прикончил тебя! А раз так, то сдохни!
Несмотря на все старания Нуски во второй раз убить своего спасителя, они не увенчались успехом. Поэтому вскоре молодой господин выбрался из фонтана и прислонил руку к груди, явно намереваясь обнажить оружие дэ.
Оанн сглотнул. Не то чтобы его сильно волновали возможные разрушения или труп этого незнакомца, но Нуске ни при каких обстоятельствах нельзя было показывать своё оружие. Поэтому Оанн всё же подскочил к своему господину, мягко взявшись за его руки и мешая это сделать.
– Господин, пожалуйста, опомнитесь! Как бы он вас ни злил, но этого делать нельзя!
Тогда прилетело уже и Оанну – он покатился наземь с разбитым носом. Встать снова он не решился, поэтому продолжил круглыми от страха глазами наблюдать за перепалкой двух героев, всего час назад игравших на сцене амфитеатра День и Ночь.
Один всё ещё был в белом, второй – в чёрном, их завораживающая схватка продолжалась.
Несмотря на это, кажется, ночной танцор решил не придерживаться сценария. Он медленно выбрался из фонтана, кругом обошёл готового к битве Нуску, а затем сказал:
– Успокойтесь. Я жив, вы не могли меня убить. Этот кошмар закончился.
– Нет. Я уже убил тебя. То, что ты не умер, не делает мне никакой чести, – злобно бросил Нуска в ответ. Его руки напряглись, но он пока не спешил ввязываться в драку снова.
– И всё же мы разыграли отличное представление. Народ доволен, судьи тоже. И мы оба живы. Чем вы недовольны?
– Собой, – огрызнулся Нуска и отвёл взгляд, а его руки медленно опустились. Несмотря на колкий ответ, он решил не продолжать, раз не встретил должного сопротивления.
Молодой человек в чёрной накидке и маске ещё раз обошёл Нуску по кругу, а затем опустился перед ним на колени. Взяв его руку в свои, он снова заговорил:
– Я могу вас забрать отсюда. Вам не придётся больше участвовать в этих играх, больше похожих на побоища.
– Я не просил о помощи.
– Вам не придётся больше терпеть рабское положение.
– Я не говорил, что меня это не устраивает.
– Вы сможете вернуться домой.
Нуска зажмурился. Яркая вспышка вырвалась из его тела, а человек в чёрном отлетел в кусты. Тогда молодой господин распахнул глаза, подошёл к незнакомцу ближе и, склонившись над ним, спросил:
– Как, ты говорил, тебя зовут?
– Риннэ.
– Риннэ, я здесь по своей воле. Я хочу остаться здесь, и здесь моё место. Даже если мне не нравятся местные обычаи, даже если я не выношу эти кровавые представления, я не могу уйти. Уже несколько лет я – раб, у меня не может быть своих желаний и воли.
– Но они есть.
Нуска нахмурился. Подняв ногу, он наступил на грудь развалившегося перед ним Риннэ.
– Тогда, может, ты войдёшь прямо во двор короля и скажешь ему об этом? Сообщишь во время праздничного пира, что у рабов, оказывается, есть воля?
Удивительно, но Риннэ улыбнулся. Его глаза блеснули, а он, даже лёжа придавленный к земле, вновь протянул Нуске руку.
– Если вы хотите, я так и поступлю. Пойдём сейчас или на рассвете?
Нуска расхохотался. Бросив Риннэ валяться под кустом, он стал вышагивать вокруг фонтана, размахивая руками.
Возможно, эта странная сцена продолжалась бы и дальше, но острый слух Оанна уловил тяжёлую поступь.
– Господин! Господин! Сюда идёт стража!
Нуска ещё несколько раз грязно выругался и сощурился. Как бы он был рад разделаться с этим бессмертным трупом прямо здесь! С тех пор как он появился, на голову Нуски сыпались одни беды. Если бы не Риннэ, ему бы не пришлось участвовать в этом празднике, наряжаться в эти постыдные одежды и кого-то убивать! Почему этот навязчивый незнакомец не может просто взять и исчезнуть, как плохой сон?!
Однако Риннэ думал иначе. Схватив Нуску за руку, он снова поволок его неизвестно куда. Какое-то время они бежали через сад, а затем, перепрыгнув через живую изгородь, помчали по аллее. Стройные кипарисы слева и справа походили на решётку. Даже приятный запах хвои, ударивший в ноздри, не смог перебить это ощущение. Нуска оттолкнул Риннэ, пролез между податливых кипарисовых веток и, смахнув с головы пару шишек, побежал к улицам.
Нагнать Нуску этот странный мужчина смог только за пределами города. Запыхавшийся молодой господин склонился над землёй, хватая ртом воздух. Пот лился с него ручьём, а ноги дрожали от усталости. Однако Риннэ хоть и не настаивал на своей компании, но и не спешил уходить.
Они застыли друг напротив друга. Каменистая почва и сухая трава уходили вдаль, стелясь в звёздном свете длинной жёлтой тропой. В округе не было ни деревца, ни пещеры, ни единого места, где можно было бы укрыться от цепкого взгляда незнакомца.
Дождавшись, пока Нуска восстановит дыхание, он вновь заговорил:
– Почему вы так не хотите возвращаться?
Нуска выпрямился. Наученный у местных ораторов, он медленно и спокойно ответил:
– Есть сотни причин покинуть это место, но есть тысячи причин не возвращаться домой.
– Кто хочет – ищет способ, кто не хочет – ищет оправдание, – парировал Риннэ.
– Существует только один путь к счастью – перестать беспокоиться о вещах, которые не подвластны нашей воле2, – ответил Нуска.
– Что заставляет вас думать, что всё происходящее не подвластно вашей воле?
Нуска вздохнул. Он бы с радостью и дальше просто перекидывался избитыми сентенциями, а не думал о том, какие душевные терзания вынуждают его это говорить. Однако, как он догадывался, Риннэ не был человеком. А значит, ему можно сказать немного больше.
Вскинув голову, Нуска свистнул. Чёрный ворон, сверкнув синими глазами, тут же опустился ему на плечо. Только тогда молодой господин произнёс:
– Удовольствие и спокойствие – это благо, но не когда оно вызывает раскаяние, – снова процитировал Нуска и опустил взгляд к своим ободранным ногам. Его ступни, привыкшие за последние годы к мягкой обуви, резала даже сухая трава.
– Что заставляет вас раскаиваться?
Риннэ медленно подошёл ближе. К удивлению Нуски, ворон тут же перепрыгнул на плечи этого создания. Птица начала тереться о него головой, жмурясь, как котёнок.
– Всё то, что было там, – буркнул Нуска, а затем отвернулся от собеседника и уставился на северо-запад.
Теперь они стояли вдвоём посреди каменистой пустоши и наблюдали за россыпью звёзд над морской гладью. Небо сливалось с водой, отражая мерцающие огни светил, а волны несли их к берегу. Казалось, выйди на берег да подбери пару выброшенных на песок звёзд. Но Нуска не двигался с места, его одолевали сомнения. Он снова перевёл взгляд на Риннэ и спросил:
– Кто ты?
– Риннэ.
– Ты не человек.
– Верно.
– Кто управляет тобой?
– С чего вы решили, что всеми кто-то управляет? Я хоть и не человек, но у меня есть своя воля. Можете ли вы похвастаться тем же?
Нуска нахмурился и отвернулся, продолжив наблюдать за волнами, накатывающими на берег.
– Может быть, это и есть мой выбор – быть запертым в клетке и не иметь своей воли вовсе.
– Местные ораторы плохо на вас влияют.
– Верно. Я несу полную чушь. Не может быть воли в том, чтобы лишиться её. Я согласен с тобой. Но что ты можешь мне предложить?
– Бегство.
– Я уже бежал однажды, но из свободного бедняка превратился в раба.
– Я могу предложить вам большее. Не только свободу, но и уверенность в завтрашнем дне. Если вы столкнётесь с тем, чего боитесь, то сможете понять, от чего бежали. Сейчас же вы прячетесь, не зная зачем, и страдаете, не понимая причины.
Нуска покачал головой. Он не знал почему, но общество этого странного существа было ему приятнее общества любого сонийца. Возможно, потому, что уже некоторое время они беседовали на скиданском, а Нуска даже не заметил, когда перешёл на родной язык.
Но Риннэ, видимо, не хотел молча стоять и ждать наступления утра. Он обошёл Нуску, скрыв от него вид на море за своей страшной маской. Затем он медленно снял её, а Нуске открылась уже знакомая картина: страшные шрамы и бледный слепой глаз.
– Скидан нуждается в вас, а вы нуждаетесь в Скидане. Вы можете избавиться от собственных кошмаров и спасти от кошмара всю страну.
Нуска знал, что он скажет дальше. Поэтому заткнул уши руками, но шёпот обжёг его пальцы, а слова – сердце:
– Вы должны вернуться домой.
Глава 51. Южная столица
Обжигающая звезда, жаркое время. Горячий воздух и запах раскалённого песка. Именно так Нуску встретила Арцента. Только вот сам лекарь… тоже преподнёс городу некоторые сюрпризы.
– Эй, ловите его! Вон он!
– Опять?! Да сколько можно!
– Быстрее, на этот раз он уволок сразу два кувшина!
– Бездна!
Нуска быстро мелькал меж однообразных жёлтых построек. Догнать его не смог бы ни один стражник в Арценте, а потому он, не особо напрягаясь, насвистывал под нос мелодию и двигался широкими прыжками, иногда одним скачком взбираясь разом на невысокую крышу.
Жарко. Очень жарко. Лекарь обливался по́том, вслушиваясь в удаляющиеся крики. Волосы намокли и слиплись, а лёгкие светлые одежды уже давно облепили тело.
Скользнув с крыши вниз, в переулок, Нуска сразу же ввалился в приоткрытое окно и покатился по полу, прижимая к груди два кувшина с… конечно же, вином!
Однако удача лекаря, как всегда, быстро отвернулась от него: упал он прямо в ноги примостившемуся у стола арценту. Тот чуть было не выронил из рук собственную глиняную чашу, наполненную терпким напитком, его лицо вытянулось, а в глазах блеснула ярость.
– Аха-ха… Жамин, Жамин, прости, не ругайся, ладно? – давясь от смеха, проговорил Нуска и поднялся с пола. – Я поделюсь с тобой! Ладно, да? По рукам?
Нуска лукаво и даже немного заискивающе улыбался, смотря на застывшего перед ним мужчину. Это был именно тот арцент, который сопроводил его из Эрьяры прямиком в Арценту: высокий и тонкий, как девица. Волосы Жамина отливали медью и кудрями спадали на плечи, обрамляя и без того мягкие черты лица. Тёмные глаза казались омутами, полными безудержной агрессии, однако пушистые ресницы так неудачно обрамляли их, что испугаться взаправду не выходило.
Нуска с той же ласковой улыбкой поднялся и, сократив дистанцию, запрокинул голову только для того, чтобы кратко коснуться губами щеки мужчины. Это было традиционным приветствием в Арценте, но Жамин каждый раз так смешно шарахался, что лекарь не мог удержаться от того, чтобы не поддеть торговца, преисполненного чувством собственного достоинства.
– Нуска, ты опять…! – только и успел возмущённо выдать он прежде, чем спрятаться за длинным обеденным столом.
– Нуска опять! – согласился, не увиливая, лекарь, тихо смеясь и вскидывая руки с двумя тяжёлыми глиняными кувшинами. – Но кто виноват, что ваши законы не позволяют продавать алкоголь сурии младше двадцати лет?! Эти правила что, ввёл какой-то наместник-аскет?!
– Мы уже обсуждали это! Живёшь в Арценте – подчиняешься законам Арценты! – отрезал Жамин, хмуро уставившись на украденный товар. – Как мне вести дела в городе, если мой жилец ворует у других торговцев?!
– Я не арцент! Если вы сходите с ума, выпив чашу вина, то я в чём виноват?! – парировал Нуска, одновременно медленно отступая к двери, желая поскорее спрятать добытое в недрах своей комнаты.
– Верни всё обратно! Верни украденное! – запальчиво стал повышать тон Жамин и стукнул кулаком по столу. От этого удара искры так и полетели по комнате, только вот торговец всё ещё не выглядел устрашающе, скорее он походил на насупленную сестрицу.
– А вот и нет! – со смехом отказался Нуска и уже вбежал в дверной проём, но… вновь оказался чересчур неудачлив.
Именно в этот момент на шум пожаловал третий жилец небольшого глиняного домишки: совсем юнец, коим и лекарь был совсем недавно. Двое столкнулись, и Нуска, успевший развить приличную скорость, повалился на пол.
Внешность того была так чудна, как его имя и поведение, что лекарю было тяжело иметь с ним дело и даже просто находиться рядом под одной крышей. И сейчас ему посчастливилось приземлиться на него.
Нуска был не дурак: при падении он возвёл руки к потолку, спасая кувшины от неминуемой гибели, но именно из-за этого столкнулся прямо нос к носу с вошедшим.
– А… Ох… Оанн, ты это, кхм… Прости! – быстро проговорил Нуска и, вымученно улыбнувшись, сразу же поднялся.
Мальчишка, которому только стукнуло шестнадцать, покраснел как переспевшее яблоко. Он мелко задрожал, видимо, ещё и больно ударился спиной при падении, но не издал ни звука. Его необыкновенные каре-синие глаза в этот момент походили на два блюдца.
– Оаннес, немедленно останови его! – успел только услышать Нуска, скрываясь в проходе.
– Брат, я…! – вскричал в ответ юноша дрожащим голосом, но было поздно.
Конечно, этот задохлик не мог даже мечтать о том, чтобы встать у лекаря на пути. Даже Жамин не смог бы противостоять Нуске: не только из-за разницы в силе, но и в ранге.
Этим Нуска и пользовался день ото дня, безобразничая в столице огненных магов и злоупотребляя гостеприимством двух братьев-торговцев.
Спрятавшись в своей комнате, больше похожей на каморку с голыми стенами, лекарь устало вздохнул, опустился на постеленный на пол матрац и пристроил рядом кувшины.
Глиняные дома арцентов отличались простотой. Гладкие стены, иногда испещрённые трещинами, ничем не украшались, но днём дарили прохладу в этом h’aidgel3 жарком городе. Иногда, когда приходилось выходить днём на улицу, лекарь думал, что оказался в занявшемся кострище, – до того здесь было жарко. Но звезда продолжала палить, обжигая кожу, словно не слышала мольбы спешащих по своим делам жителей.
Нуска не ждал: молча откупорил один из сосудов и наполнил чашу, которая так кстати оказалась на низком деревянном подносе у матраца. Казалось, что лекарь сдался, прекратил всякие попытки сбежать и вернуться в столицу, но… это было не так. Просто Нуска поумнел.
Только оказавшись в городе, он, конечно же, предпринял несколько попыток, но всё было бесполезно. Пройти через стражу могли лишь подписавшие военный контракт добровольцы, направлявшиеся на фронт. Нуска же никоим образом не походил на смуглых, темноволосых и темноглазых арцентов. Даже сейчас, проведя на юге по меньшей мере месяц, он почти не загорел, лишь содрал с себя несколько слоёв кожи.
И сейчас, сидя на закате дня в своей тёмной комнатушке, Нуска смотрел в маленькое резное окно на окрасившееся в красный небо и распивал вкуснейшее местное вино.
Он был в ловушке. Син поймал его, сковал цепями своего влияния, но… ненадолго. Все эти дни лекарь искал… искал одного человека, внешность которого запомнил смутно, но слава о котором разошлась далеко за пределы Арценты.
Словно из тумана вновь всплыли старые воспоминания:
«Если будет нужна помощь, то всегда обращайся ко мне или в дом Герье. Буду рад встрече, если вдруг решишься посетить Арценту…»
– Жеро. Жеро Герье, – вслух повторил Нуска и нахмурился.
Он запомнил того арцента совсем не из-за его внешности или знатного рода. И даже не потому, что тот прямо на глазах у многотысячной толпы превратил лицо Ив в кровавое месиво. Навык, которым он воспользовался, был настолько ужасающим, насколько и восхитительным. Неповторимый аромат выжженного дотла цветочного поля теперь преследовал Нуску во снах.
Когда шум внизу стих, лекарь услышал шаги. Вскоре в его комнату постучались, но Нуска уже и без того ожидал гостя.
– Проходи, – повысив голос, разрешил лекарь, залпом опрокидывая в рот очередную чашу кисло-сладкого напитка.
Нуске потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к своему положению в этом доме. И Жамин, и Оанн были обыкновенными торговцами и довольно слабыми сурии, а потому и ранг их был соответствующим – тарки. И лекарь, который уже долгое время официально именовался сурии, являлся для них своего рода «господином». Они не могли ни указывать Нуске, ни врываться в его комнату без предупреждения. Поначалу лекарь растерялся от внезапно свалившихся на его голову почестей, но затем очень быстро научился пользоваться своим положением.
Дверь отворилась, и в комнату медленно вошёл скромный юноша, на которого Нуске совсем недавно пришлось, в прямом смысле этого слова, свалиться.
– М-молодой господин… Я смог узнать, где находится поместье Герье, – смущённо пробормотал мальчишка, потупив взгляд. Оанн так и застыл в дверях, не решаясь пройти.
Но вот Нуска не горел желанием распространяться о своих планах. Если Оанн простоват, то вот Жамин… хоть и был слаб, но далеко не глуп. Он бы быстро разузнал, что́ Нуска задумал, а затем воспользовался бы связями, чтобы свести все старания лекаря на нет.
Нуска тут же вскочил на ноги и, приблизившись вплотную к вошедшему, захлопнул дверь за его спиной. Однако лекарь вновь оказался нос к носу с мальчишкой, который тут же отвёл взгляд.
И что не так с этими двумя? Почему в городе, где все только и делают, что лобызают лица друг друга, эти двое боятся даже подходить к кому-то ближе, чем на расстояние вытянутой руки?
– Проходи. Мне бы не хотелось, чтобы Жамин что-то узнал, – шёпотом сказал Нуска и улыбнулся.
– А… да, – кивнул юноша и тут же скользнул за спину лекаря, направляясь к матрацу и аккуратно присаживаясь на краешек.
Нуска лишь ненадолго задержал взгляд на госте, а затем уставился в стену. Если Син обладал лицом, от которого глаз было невозможно оторвать, то этот молодой арцент был наделён обликом столь необыкновенным, что рассматривать его можно было часами. Так как это не считалось нормальным даже в свободной в выражении чувств Арценте, Нуске приходилось каждый раз смотреть куда-то вдаль или же под ноги.
Мальчишка был юн, лёгок, как стебель вереска, но зажат и жёсток в своих словах и жестах, как кремень. И он не был чистокровным арцентом. Тайна его рождения до сих пор была покрыта для Нуски мраком, но… Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что этот ребёнок стал результатом любви между арценткой и фасидцем.
Глаза его были пегими, как и кожа. Радужки цвета ореховой скорлупы были покрыты синими пятнами; словно испачканные, они блестели и часто искрились от влаги. Мальчишка прятал под одеждой руки и шею, но, несколько раз побывав с Оанном в бане, Нуска узнал, что тело его подобно глазам: смуглая кожа была покрыта белыми островками на конечностях и спине. И волосы, блестящие и золотистые, как у сифов, мягкими прядями спускались на плечи и завивались на концах.
В сравнении с ним даже Нуска уже не выглядел шуткой природы.
– Оанн, выпьешь? – не задумываясь, предложил лекарь, усаживаясь рядом и наполняя для себя чашу. – Я бы хотел отблагодарить тебя за помощь.
– О, нет-нет, ни в коем случае! Мне нельзя ничего крепкого ещё четыре года! – с ужасом в глазах запротестовал юнец и смял тонкую ткань шаровар. Оанн уже долгое время сидел, сложив ноги под собой и цепляясь пальцами за собственные бёдра.
– Хах, как скажешь… Хотя не думаю, что ты смог бы что-то натворить. Разве твоё оружие дэ – не музыкальный инструмент?.. – с улыбкой начал разглагольствовать Нуска, не желая сразу переходить к животрепещущей теме. Было бы как-то некрасиво расспросить юношу, а затем сразу выпроводить его вон.
– Это не важно. Помутнение рассудка от этого приятной вещью не становится, – отчаянно замотал головой Оанн и даже отсел подальше, словно боясь, что хулиганистый лекарь сейчас начнёт вливать в него отраву силком.
Нуска только вздохнул. Да разве он даже в те же шестнадцать был таким размазнёй?
– Хорошо, как скажешь, – спокойно согласился лекарь и пожал плечами. Ему же больше достанется.
– Молодой господин… – шёпотом затараторил Оанн, видимо, желая поскорее покинуть покои Нуски. – В западной части города есть потайной ход. Он никем не охраняется, а потому пробраться туда будет несложно. Под землёй вы сможете пройти за пределы первых ворот. Там расположен большой особняк из кирпича, огромное здание в форме пирамиды – это и есть дом Герье. Но… говорят, они не принимают гостей. И вообще не желают общаться с кем-либо, кроме ближайших знакомых, так что…
– Да-да, конечно, все аристократы высокомерны и держат других за скот. Это не новость для меня, Оанн, – хмыкнул Нуска, вглядываясь в полупустую чашу и тут же осушая её. Затем он продолжил: – Я всё равно пойду туда. Мне нужна поддержка. И… я должен покинуть Арценту во что бы то ни стало.
– Но разве вам так плохо здесь, господин Нуска? Почему бы и не остаться? Брат, конечно, иногда бывает вспыльчив, но…
– О, нет-нет! Ха-ха! – Нуска даже не сдержался и рассмеялся. – Твой брат – просто прелесть. Да и… торговцы, и все, кто зарабатывает золото трудом и умом, намного лучше любого vevih`al4 аристократишки. Те получают золото из казны только за свой статус да прожигают оставшееся от родителей наследство. Я бы предпочёл вашу компанию любой другой.
Нуска ухмыльнулся и скосил взгляд на Оанна, но в который раз пожалел об этом. В глазах юнца поблёскивали слёзы, а на устах играла невинная улыбка. Кажется, он был расстроен и растроган одновременно. Лекарь кашлянул и вновь отвернулся – не умел он разговаривать с такими людьми. Как и с женщинами, детьми, да и всеми, кто так бурно выражал свои эмоции…
– Тогда останьтесь с нами. Вы ведь уже даже начали неплохо зарабатывать, подлечивая местных, – продолжил уговаривать мальчишка, смяв ткань своих свободных штанов так, что та сложилась гармошкой. – Зачем вам… отправляться на войну? Раниться, подвергать себя опасности и… и у-убивать…
