Kitabı oxu: «Неправильный лекарь»

Неправильный лекарь 1

Глава 1

Я проснулся внезапно, от боли в левом боку. Вместо белого потолка ординаторской, где я задремал, устав после долгой операции, облупленные кирпичные своды, поросшие флагами паутины и пушистой плесенью, больше подходящие для старого подвала в доме довоенной постройки. Тусклый свет от странного вида лампы, находившейся в дальнем углу, едва озарял убогое помещение. В дополнение ко всему тошнотворный вязкий запах сырости, плесени и крысиного дерьма.

Судя по ощущениям, подо мной сырой прелый дощатый настил. Где это я, чёрт возьми? Как я здесь оказался? Я же точно не пил на дежурстве, это не моё. Кто-то подмешал снотворное? Да ну, бред, кому это надо? И это совсем не похоже на подвал нашей больницы. Попытался шевельнуться и боль в боку резко усилилась, заставив меня застонать.

– Ну что, тварь, ожил? – раздался слева язвительный, полный ненависти голос. Я повернулся на звук и увидел странный силуэт в тёмном проёме. – Просто я не попал тебе в сердце с первого раза, рука чуток дрогнула. А потом решил, что ты должен сначала помучаться и покаяться в своих долбаных согрешениях, а потом уже можно будет и прикончить.

– Я не понимаю, о чём вы, – прохрипел я чужим голосом и это меня очень напрягло. Словно говорил не я, а кто-то другой. – Вы родственник кого-то из моих пациентов?

– А ты меня, дерьмо собачье, даже не припоминаешь? – незнакомец подошёл ближе, и я смог его рассмотреть, насколько позволяло освещение. Высокий рост, гордая осанка, дорогущий костюм немного странного покроя, словно под старину, и перекошенное от злости холёное лицо, обрамлённое аккуратно уложенной копной тёмных волос. Явно человек богатый, а не уличная шантрапа, возможно артист.

– Не узнаю, а должен? – прохрипел я и поднял руку, чтобы лампа не светила в глаза и не мешала рассмотреть своего собеседника. Рука также была не моя, как и голос, по внутренним ощущениям похоже, что жизнь откатилась назад и мне снова двадцать. Рукав из очень благородной ткани очень схож с костюмом незнакомца. – Да что здесь в конце концов происходит? Это что, сон?

– Ага, сон! А теперь проснись, гад ползучий! – с этими словами он зарядил мне кулаком в область раны чуть левее сердца, прострелила дикая боль, перехватило дыхание.

Как и все нормальные люди я очень не люблю боль. Когда он замахнулся ещё раз, я закрылся согнутой левой рукой, максимально напрягая мышцы. Во время удара его лицо оказалось достаточно близко, и я решил действовать наверняка, резко ударив нападавшего костяшками пальцев в кадык. Сохранившийся рефлекс с занятий единоборствами в юности. Как раз тот самый случай, когда можно использовать запрещённый приём.

Незнакомец схватился руками за горло, резко отпрянул и захрипел, выпучив на меня ошарашенные глаза. Я пытался вспомнить, кто это, но никаких зацепок, так, что-то смутное. Одно только ясно, ничего хорошего с его стороны ждать не приходится. Пора позаботиться о своей безопасности. В подтверждение моих мыслей в его правой руке блеснул кинжал, левой он так и держался за горло, продолжая судорожно откашливаться, что было мне на руку, полностью сосредоточиться на нападении в таких условиях довольно сложно.

Помирать никак не хочется, несмотря на не вяжущуюся с реальностью ситуацию. Адреналин помог временно игнорировать боль в ране, я резко сел, развернувшись лицом к противнику, и встретил его ударом ноги в живот на противоходе. Получилось неплохо, он отлетел назад на пару метров, согнувшись пополам и потеряв по пути изящный клинок. С таким грабители не ходят, он словно из музея.

Пока он не очухался, я ринулся навстречу, игнорируя боль в боку, и повторил удар, стоило ему начать выпрямляться. Из прохода слева послышался тяжёлый топот ног, скорее всего кто-то бежал ему на помощь. Из темноты вынырнул полноватый невысокий парень с растрёпанными умеренно длинными сальными волосами. Его лицо выражало крайний испуг, очки в тонкой оправе перекосились на взмокшем от бега лице. Парень быстро оценил ситуацию и бросился ко мне, вытянув руки вперёд и пытаясь меня остановить.

– Бросьте вы его, Александр Петрович, бросьте! – заверещал он. Почему-то я сразу догадался, что это скорее мой приятель, чем моего оппонента. – Только ещё больше проблем себе наживёте!

– Он хотел меня убить! – прорычал я, пиная для наглядности валяющийся на полу кинжал.

– Сюда уже бегут полицейские, нам надо уходить! У вас рана, у него кинжал, он будет виноват, а не вы, идёмте же!

Я на всякий случай пнул пытавшегося встать моего пленителя, чтобы он покатился по полу. Пухлый парень тащил меня за руку по подвалу. Мы миновали два небольших тёмных зала и через перекошенную дверь ворвались в подъезд, а оттуда выскочили на улицу. Ну как на улицу, двор-колодец, как в Питере. В хрен знает скольких километрах поблизости от моей больницы нет ничего подобного. Ни хрена не понимаю.

– Постой-ка, – остановил меня пухлячок, когда мы уже изрядно попетляли по дворам. – Дай посмотрю, что там у тебя.

Парень прижал меня спиной к стене возле входа в подъезд, опасливо осмотрелся и бесцеремонно начал расстёгивать на мне одежду. Я был настолько в шоке от происходящего, что даже не стал препятствовать. Подспудно я догадывался, что он хочет посмотреть мою рану. Он отлепил от меня промокшую кровью рубаху и покачал головой. Я глянул в том же направлении и увидел, какое у меня молодое крепкое тело. Не качок, но точно спортсмен типа гимнаста или пловца. Полный отвал реальности. Всё портила кровоточащая колото-резаная рана в четвёртом межреберье по передней подмышечной линии. Сильно далеко от сердца, но и с такого угла по идее можно попасть если хорошо постараться.

– Ладно, не так всё плохо, – пробормотал парень. Не знаю, кого он больше успокаивал, меня или себя. – Главное в сердце не попали. Я конечно не такой мастер, как ты или твой отец, но попробую помочь.

С этими словами он прижал к продолжавшей кровоточить ране свою ладонь. Вначале появилось тепло, потом начало прилично жечь, словно там забыли горчичник, я поневоле зашипел.

– Сейчас, родной, потерпи немного, – сказал он. По его лицу от напряжения обильно побежал пот, словно мы не в тёмной подворотне торчим, а в бане.

Я закрыл глаза и постарался расслабиться, насколько это возможно. Этот странный человек зла мне точно не хочет, а я не в том состоянии, чтобы мешать ему творить добро, хоть оно и выглядело крайне непривычно. Спустя минуту побледневший и обессиленный толстячок убрал свою руку, ставшую внезапно холодной, вытер платком с вышитыми вензелями лицо, потом окровавленную руку и поморщился от испорченного вида до этого идеально белой ткани.

– Ну вот, так лучше, – довольно улыбнулся он, оценивая конечный результат своей работы. На месте раны была лишь подсохшая корка, кровь на коже засохла, но никуда не делась, как и с пропитанной насквозь просторной белой рубахи, длинного пиджака, скорее сюртука, если память мне не изменяет, как такая одежда называется. – Застёгивайся и валим отсюда.

– А зачем мы вообще убегаем? – решил я уточнить, не без труда справляясь с многочисленными пуговицами. Адреналин немного отпустил и появилась слабость от кровопотери. Больше всего на свете хотелось куда-нибудь присесть, а ещё лучше прилечь. Боль, что самое интересное, практически прошла. – Ты же сам сказал, что у того придурка нож, у меня рана, он по-любому виноват, тогда зачем вся эта суета с погоней?

– Как зачем? – парень выпучил на меня глаза так, что они чуть не стали больше очков. – Зачем нужна огласка всей этой истории? Пусть он там с ними объясняется, как хочет, а ты здесь теперь вообще не причём. Сейчас им только стоит зацепиться и начнут выведывать о причинах стычки, а тебе оно совсем не надо в такой хрупкой ситуации, пусть лучше не знают. Нет, я к служителям закона всегда со всей душой, ты ж меня знаешь, но дружба всё равно на первом месте.

– Значит какой-то урод собирался меня убить, а если верить его словам, то не убил чисто случайно, типа рука дрогнула. Я, вместо того, чтобы задержать его до прихода полиции и сдать с потрохами, убегаю, как стреляный заяц. Что за хрупкая ситуация такая, из-за которой я должен скрываться, как преступник, а не пострадавший? Где здесь логика вообще объясни мне, мил человек?

– Как-то ты странно разговариваешь, ей Богу, будто подменили, – толстячок смотрел на меня подозрительно. – Словно это не ты, а какой-то не местный пришелец в твоей шкуре. Похоже он тебе не хило по голове приложил до кучи. Дайка я посмотрю.

Когда он ушёл от темы моего необычного поведения к поиску травм моей головы, я немного выдохнул. Штирлиц ещё никогда не был настолько близок к провалу. Похоже, надо меньше болтать и больше слушать. Он протянул руки, чтобы ощупать мою голову, я не стал сопротивляться. На темени справа на самом деле оказалась приличных размеров шишка, болезненная на ощупь.

– Всё ясно, – печально протянул он. – Закрытая черепно-мозговая с выраженными признаками ретроградной амнезии. Ну это нормально лечится, если с умом подойти. Но я такую хитрую технику не осилю, даже не рассчитывай.

– Очень жаль. Ты врач что ли? – не удержался я от вопроса, поздно спохватившись, что это палево. Сам теперь признался, что не знаю, кто он такой.

– Ну да, такой же, как и ты, – ответил парень, всматриваясь мне в глаза. – Только не врач, а лекарь, я всякими там алхимиями и зельями не занимаюсь. Плохи дела у тебя, совсем ни хрена не помнишь. Надо ехать в больницу твоего отца, пусть Пётр Емельянович сам посмотрит, он это должен уметь, а сам ты походу не справишься. Ты бледный совсем, присядь отдохни, а я пока такси вызову.

Так, хоть какая-то полезная информация. Моего отца зовут Пётр Емельянович и у него своя больница. Я тогда получается сын главного врача? Точнее лекаря. Что это вообще за место такое? В голове кавардак, хоть выноси. Я получается умер и попал в другой мир? На рай точно не похоже, там кинжалом убить не пытаются. Хотя, я же понятия не имею, что там на самом деле происходит.

Какой первый вывод из всего? Я попал в другой мир в чужое тело при очень неоднозначных обстоятельствах с риском снова умереть. Вот это заворот кишечника! Читал много книг про попаданцев, но считал это лишь полётом фантазии и способом провести время вдали от реальности. Теперь я сам вдали от реальности. Точнее новая реальность у меня никак не хотела помещаться в голове, а надо как-то уложить и начать приспосабливаться.

Толстячок вытащил из кармана сюртука образца девятнадцатого века вполне современный смартфон с золотистым корпусом. Впрочем, не исключаю, что с золотым, и принялся тыкать пальцем в сенсорный экран.

Диссонанс в образе стоящего передо мной парня больше подходил к антракту в театре, а не обычным уличным событиям. Эта странная одежда никак не ассоциировалась с современными гаджетами. Бр-р-р, так сейчас прошлое или настоящее? Или вообще хрен знает какое время? Кстати об одежде, дорогая ткань лоснилась и переливалась в редких лучах пробивающегося сквозь густые серые облака солнца и отражающихся от окон верхних этажей. Эта одежда очень дорогая, как и брюки, немного старомодные кожаные туфли с пряжками. Ещё один вывод – и я, и мой пока что безымянный дружбан из богатых семей. Жаль нигде нет ни одного зеркала, или окна на уровне лица, хоть на отражение своё посмотреть.

Да ну, бред какой-то. Сейчас этот сон закончится, я проснусь в ординаторской от телефонного звонка и пойду смотреть следующего пациента. Дальше будет всё, как всегда. И почему телефон звонит, разрушая только хорошие сны, а не всякий бред?

– Машина подъехала, Саша, пойдём, – толстячок взял меня за руку и помог встать.

Он назвал меня Сашей? Ах да, я Александр Петрович. От бури эмоций и непонятных событий выскочило из головы моё новое имя. Неплохо было бы узнать ещё фамилию, но можно с этим и подождать.

– А тебя как зовут? – спросил я, когда мы проходили очередную арку, выбираясь из дворов-колодцев. Ну точно, это Питер. Надпись на стене дома гласила “Апраксин переулок”, а там впереди набережная Фонтанки. Мы гуляли здесь с женой несколько лет назад.

– Илья меня зовут, – небрежно бросил толстячок. Потом вдруг резко повернулся и шутливо поклонился, – Юдин Илья Фёдорович, лекарь начального уровня, как и ты. Мы вместе работаем стажёрами в больнице твоего отца, куда мы сейчас и направляемся.

– Илюха, послушай, – начал я, стараясь взвешивать каждое слово, чтобы это не противоречило моей легенде с амнезией, – я реально вообще ни фига не помню. Ты меня хоть локтем толкни, когда отца увидим, чтобы я с ним нормально поздоровался.

– Капец, Саня, тебе совсем наглухо голову отбил этот Воронихин. Придётся с тобой серьёзно повозиться.

Машина, в которой мы катили по вечернему Питеру, прощающемуся с последними редкими солнечными лучами, тоже выглядела совсем непривычно. Странный вычурный симбиоз роскошной кареты и современного средства передвижения, сделанного из пластика и металла. По-моему, ещё и из дерева местами. Но, надо отдать должное, транспортное средство было очень комфортабельным. Это как минимум бизнес класс, если не небольшой лимузин.

Мы проехали по набережной Фонтанки и повернули по Невскому проспекту направо. Ну, по виду, Питер, как Питер, с небольшими отличиями по внешнему виду фасадов, но я же не помню их все с фотографической точностью. Вроде бы всё, как обычно, а вроде немного по-другому, эдакий лёгкий флёр сказочности.

Зато прохожие все, как один одеты в стиле девятнадцатого столетия. Машин на улице много, вид у всех непривычный и это ещё сильнее выбивало из колеи, стоило только представить себе, что я просто в командировке на очередном конгрессе, а не попал в другой мир. Всё-таки попал. Теперь надо мобилизоваться по максимуму и приспосабливаться к новым реалиям. Надо как можно больше узнать об том человеке, кем я по воле судьбы стал. Буду жадно впитывать всё по крохам, но большими глотками.

Темнота опустилась на город довольно резко, что вполне подходило для ранней осени в городе на Неве. Хоть одно приятное обстоятельство, меня забросило в редко посещаемый, но самый любимый город России. Или это скорее всего Российская империя? Не часто встречающиеся на центральных улицах деревья только начали менять зелень на золото и бронзу с пурпуром. Всюду зажглись огни, окрасившие и без того красивый город в сказочные оттенки, глаз не оторвать.

Я старался не пропустить названия улиц, по которым мы проезжали, чтобы хоть как-то начинать ориентироваться. Может мне это и не понадобится и в телефонах здесь есть такие же навигаторы, но, пока я в этом не уверен, буду запоминать дорогу.

Кстати о телефоне, он же должен у меня быть. Я пошарил по карманам, но нашёл лишь искусной работы компактное кожаное портмоне, носовой платок с фамильными вензелями и всё, никакого телефона. Возможно он выпал из кармана в том подвале или Воронихин его забрал и уничтожил. Теперь нет смысла гадать, его нет. Очень жаль, это серьёзно облегчило бы мне задачу. Один только список контактов чего стоит, а ещё и мессенджеры наверняка есть. Можно было понять особенности взаимоотношений со знакомыми бывшему Александру Петровичу людьми. Значит придётся начать новую жизнь без столь ценной шпаргалки. Всё равно надо будет в срочном порядке приобрести новый телефон, надеюсь здесь есть интернет или что-то подобное, уже будет хоть какое-то подспорье.

Проскочив площадь перед Московским вокзалом (на котором я увидел крупную надпись: “Николаевский вокзал”), мы повернули на Суворовский проспект. Примерно через километр свернули направо, табличка гласила “Дегтярный переулок”, затем на Костромскую. Места показались знакомыми. Мне кажется, поверни мы не направо с Суворовского, а налево, выехали бы к Таврическому саду. Будет время – проверю.

Машина притормозила перед относительно небольшим двухэтажным зданием, длина фасада метров сорок, не больше. Вокруг небольшой скверик с кованой изгородью. Над воротами надпись гласила “Лазарет господ Склифософских”. Во как, теперь я и фамилию свою знаю. Это ж надо так было случиться! Мало того, что, попав в другой мир, тоже оказался связан с медициной, так ещё и фамилия какая знаменитая. По крайней мере в моём мире её знают все. Что насчёт этого – проверим.

Таксист остановил у самых ворот, и мы вышли из машины. Из будки на проходной вышел пожилой мужчина в ливрее. Судя по выправке, военный в отставке. Он услужливо открыл перед нами калитку и вежливо поклонился.

– Добро пожаловать, ваше сиятельство, – с важным видом промурчал он, когда мы проходили в калитку. – Александр Петрович, там папенька Ваш с ног сбился, Вас ищет. И телефон, говорит, у него выключен, когда он срочно нужен. Так что будьте готовы, не в настроении он сегодня.

Я ему просто кивнул, не удостоив ответом. Да у меня его просто и не было. О скверном настроении отца по причине моего отсутствия и недоступности здесь знают, наверное, уже и мыши в подвале. Понятно, сейчас будет скандал и меня будут обвинять в том, о чём я понятия ни малейшего не имею. По мере приближения к широкому крыльцу из мраморных ступеней, я волновался всё больше. Да, взрослый человек в теле молодого, но нервы то не железные, каждый шаг по лезвию бритвы.

– Заходи ты первый, – с невинным видом произнёс Юдин и открыл передо мной широкую резную дверь.

Тоже мне, швейцар нашёлся! Вдох и медленный выдох – активируем блуждающий нерв, чтобы успокоить разбушевавшееся сердце, которое норовило выпрыгнуть из груди и убежать по своим делам. Первое знакомство с отцом, да ещё и в дурном настроении. Надеюсь, жизненного опыта общения с тысячами разных пациентов мне должно хватить. И ещё раз медленный выдох, а вот теперь заходим.

Глава 2

– Явился? – ударило в уши бетонным блоком.

Да, реально зол, с трудом сдерживается, если это слово сейчас вообще употребимо. В конце вестибюля стоял мужчина средних лет. На вид не больше пятидесяти, относительно молодое лицо и по большей части седые волнистые аккуратно уложенные волосы, короткие усы с проседью и бородка. Взгляд мечет молнии, руки сложены на груди. Белоснежный халат распахнут, белая сорочка и тёмные идеально выглаженные брюки, дорогое туфли. Всё это я успел оценить, пока шёл к нему навстречу. Без тычка локтя Ильи было понятно, что это и есть Склифосовский Пётр Емельянович, мой отец.

– Что с твоим телефоном? – с трудом сдерживая гнев, спросил он. – Почему я не могу до тебя дозвониться? Шифруешься от всех? Или только от меня?

– Пётр Емельянович, тут такое произошло! – вступился Илья, опережая меня и подходя к нему первым. – На Сашу напали, крепко ударили по голове, тяжело ранили и отняли телефон, он не виноват! Ну правда, ваше сиятельство!

Дружбан говорил так эмоционально, сдабривая рассказ для большей убедительности театральными жестами, что внимание владельца клиники полностью переключилось на него, огонь в глазах немного померк. Кажется, он только сейчас заметил, что левая половина моего сюртука выглядит более тёмной. За счёт цвета ткани кровавое пятно издалека в глаза не сильно бросается, да и свет в вестибюле не слишком яркий, приглушенный, рабочий день подошёл к концу.

– Ты ранен? – уже менее железным голосом спросил отец. Я кивнул. – Пойдём в смотровую, покажешь.

В вечерний час в больнице уже не многолюдно, как в разгар дня, тихо и спокойно. Заканчивающий рабочий день медперсонал учтиво здоровался со мной, но смотрел довольно странно, словно я тут нехило накуролесил накануне, хотя следов погрома нигде не заметил.

Отличалось поведение только одного старика с тросточкой, который посмотрел на меня с грустью и сочувствуем, когда я проходил мимо. Вместо приветствия просто кивнул и пошёл дальше по своим делам. Судя по идеально отглаженному белому халату и брюкам со стрелочками, он тоже лекарь, а не из среднего или младшего медицинского персонала. Это надо запомнить, похоже это самый лояльный ко мне персонаж в стенах этого здания.

Мы прошли по коридору и вошли в просторный кабинет. Белые стены, белая мебель, яркое освещение, всё как положено для добротной перевязочной или манипуляционной. В центре стоит высокая кушетка. Я начал расстёгивать сюртук и рубашку, оглядываясь, куда всё это деть, чтобы ничего не испачкать, испортить такую идеальную чистоту совесть не позволяет.

Отец посмотрел на моё кровавое тряпьё и немного побледнел. Возможно мне просто показалось.

– Из карманов всё вытаскивай, если там у тебя что-то осталось, и кидай одежду в таз в углу, – он подождал, пока я это сделаю и указал на кушетку. – Ложись.

Когда я забирался на высокое ложе, проигнорировав придвинутый невысокий табурет, в ране кольнуло, но не сильно. Зато появилась болезненность, когда отец приложил к ране руку. Илья стоял в дальнем углу, наблюдая со стороны, словно ждал реакции учителя на свою работу. И дождался.

– Ты его подлатал? – недовольно спросил отец, не оборачиваясь.

– Да, ваше сиятельство, – проблеял парень, уже морально подготовившись на всякий случай к основательной трёпке.

– Расслабься, вполне неплохо для начинающего, – успокоил его отец, что сопровождалось вздохом облегчения там в углу. – Кровотечения нет, рана заросла не полностью, но теперь всё в порядке. А ещё остался порез на лёгком. Хорошо, что нож прошёл вскользь, рана поверхностная. До левого желудочка совсем немного не достали. Сейчас я всё исправлю, но надо немного потерпеть, Борис Владимирович уехал в своё загородное имение, уже не будем его беспокоить.

Я молча кивнул, хотя не понял, при чём здесь некий Борис Владимирович, может анестезиолог? Отец глубоко вдохнул, закрыл глаза и под его рукой где-то внутри грудной клетки сильно зажгло, заставив меня зажмуриться и стиснуть зубы. Показывать свою слабость стоном я не буду, хоть и очень хочется. Я физически почувствовал, как от горячей ладони в меня входят потоки энергии, как они с усилием просачиваются через плоть. Что-то подобное уже было, когда Илья меня лечил в той несчастной подворотне, только намного слабее. Ну, вполне ожиданно, раз друг называет себя новичком, отец-то уже опытный лекарь, с солидным стажем.

Воздействие на рану продолжалось несколько минут, в течение которых я взмок, несмотря на то, что здесь было прохладно. А ещё, кажется, прокусил губу. Когда Склифосовский убрал руку, мы оба вздохнули с облегчением. По нему тоже пот тёк градом. Видимо для него это тоже не такая уж лёгкая задача. Или, что более вероятно, просто устал уже за день, это нормальное человеческое свойство.

– Полежи пока немного, – сказал устало отец и направился к раковине, чтобы помыть руки и умыться. – Я пришлю за тобой Виктора Сергеевича, он отведёт тебя в твой кабинет, переночуешь там под его чутким присмотром, а завтра уже видно будет. И о том, что произошло поговорим тоже завтра, и тебе и мне надо отдохнуть.

– Как скажешь, пап, – ответил я, даже не собираясь возражать.

Отец бросил на меня странный взгляд, вытер руки и лицо одноразовым полотенцем и вышел из манипуляционной. Мы с Ильёй остались одни. Друг подошёл ко мне и осторожно взял за руку, словно я его старый больной отец, лежащий на смертном одре.

– Повезло тебе, что он не стал сегодня разборки устраивать, – сочувственно покачал он головой и подмигнул. – А завтра будет новый день, за ночь отойдёт немного. Ты ж знаешь, что человек он не злой. Горячий, вспыльчивый, но отходчивый. Но вляпался ты конечно знатно.

– Да что я такого сделал-то? – с трудом сдерживая раздражение спросил я. Все эти загадки уже в печёнке сидят. Время идёт, а ясности никакой не прибавляется.

– Блин, опять забыл, что у тебя ретроградная амнезия, – хлопнул себя по лбу Илья, отчего его очки перекосились ещё больше, чем обычно. – Тогда выбрось пока всё из головы, отдыхай, утро вечера мудренее. А я с твоего позволения домой побегу, а то меня уже матушка разыскивает, у нас там какой-то званый ужин сегодня. Опять небось с какой-нибудь дочкой подруги знакомить будет, будь они неладны.

– Не хочешь жениться? – улыбнулся я с интересом наблюдая за переменчивым выражением его лица. Сейчас он тяжко вздохнул и завёл глаза к потолку. Не хватало только языком поцокать.

– Да жизнь только начинается, какая на фиг женитьба? – простонал он. – Ещё столько всего надо сделать, столько изучить, столького достичь. Будь моя воля, я бы в больнице круглосуточно торчал, чтобы для начала твой уровень освоить, а потом и дальше развиваться, а мне за месяц всего пару дежурств твой батя даёт. Я же прекрасно понимаю, что это матушка ему накапала, что я устаю сильно и неправильно питаюсь, вот он и не ставит меня дежурным чаще, чем два раза в месяц. Можно подумать, я смогу похудеть, если каждый вечер буду завтракать и ужинать дома. Ты же помнишь, как у нас стол накрывают? А ещё попробуй не отведать какое-нибудь новое блюдо, силком затолкают. Ну вот, тут бежать надо как можно дальше, тогда будет шанс.

– Тебя твоя полнота волнует? – спросил я.

– Меня-то в принципе всё устраивает, – махнул он рукой. – Больше раздражают насмешки, пренебрежение девчонок из разряда тех, что мне нравятся. Твои регулярные подколы по поводу моего толстого зада тоже не внушают оптимизма.

– И что я говорил про твой зад? – удивился я. – Ну не булки спортсмена, конечно, но вполне гармонирует с твоей фигурой, ничего примечательного.

– Опять ты начинаешь? – настороженно спросил он, вопросительно глядя в глаза. Видимо привык находить подвох в каждом слове.

– Успокойся, ничего я не начинаю, – ответил я, спокойно встретив его взгляд и мирно улыбаясь, – говорю совершенно искренне. А если ты очень хочешь это как-то изменить, обещаю тебе помочь.

– Опять заставишь в пять утра туда-обратно по Невскому бегать? – всё ещё не верил в мои благие намерения Илья.

– А что, уже было?

– К сожалению, да. Ну всё, я ускакал, до завтра!

– До завтра, – ответил я, но дверь уже закрывалась.

Я остался в манипуляционной один. Самочувствие вроде вполне терпимое, можно встать и идти, но, раз отец сказал дождаться некоего Виктора Сергеевича, значит так и будет. Мне один хрен торопиться некуда, да я и понятия не имею, где находится мой кабинет, по-любому теперь ждать. А ещё как-то не очень хорошо ходить по коридорам принадлежащего семье учреждения по пояс голым. Мою испорченную одежду давно унесла санитарка, а здесь я даже халата запасного нигде не увидел.

Не успел я как следует погрузиться в свои мысли и переживания по поводу непростой ситуации, в которой я оказался, как приоткрылась дверь и в манипуляционную вошёл тот самый старик с тросточкой. Пока что это второй человек в этом мире, в глазах которого я увидел тепло и сочувствие. Первым, как вы уже поняли, был мой закадычный друг Илья Фёдорович Юдин.

– Ну как ты, Саш? – спросил он, закрывая за собой дверь. Это прозвучало настолько по-семейному, по-домашнему, что моя предварительная симпатия к этому человеку утвердилась, как гранитная опора Литейного моста.

– Главное жив, – улыбнулся я ему, – и почти здоров.

– Ну, насчёт здоров, пока спорный вопрос, – грустно улыбнулся Виктор Сергеевич. Я был уверен, что именно про него и говорил отец, значит имя мне уже известно. – Мне тут Илюша на бегу успел кое-что поведать, но больше надеюсь от тебя узнать. Ты хоть меня-то помнишь?

– Нет, к превеликому моему сожалению, – сразу признался я. Водить этого человека за нос мне совсем не хотелось. Раз так вышло, то лучше познакомиться заново без фиги в кармане и скрещенных пальцев за спиной. – Но, если я ничего не путаю, то Вас зовут Виктор Сергеевич, вы работаете в клинике моего отца, и Вы сегодня дежурите.

– Пока всё верно, Саш, – кивнул он. В глазах появился интерес и надежда. – Сам вспомнил или вычислил?

– Догадался.

– Понятно, – кивнул он, снова погрустнев. – Тогда будем заниматься, восстанавливать всё по крупицам. Борис Владимирович теперь только завтра тебя посмотрит. А сейчас лучше не буду тебя мучить, тебе и правда надо хорошенечко отдохнуть. Дорогу в кабинет сам найдёшь?

Я отрицательно помотал головой, а сам в это время думал, что это за загадочный Борис Владимирович, интересно? У них тут анестезиологи занимаются мозгоправством и помогают восстановить утраченную память?

– Старый я дурак всё-таки, – покачал он головой. – Естественно, что не найдёшь. Тогда я тебя отведу и оставлю, а поговорим обо всём лучше завтра. Может распорядиться, пусть чаю тебе принесут?

– Замечательная идея! – радостно сказал я, осторожно слезая с кушетки несмотря на вполне нормальное самочувствие. Знаем мы такие моменты, когда всё в порядке, а потом закружилась голова, повело в сторону и ты уже валяешься на полу, целуясь с кафелем. Не один раз такое было с храбрыми пациентами и спасало только то, что ты успеваешь их вовремя поймать. – Только мне бы надеть хоть что-нибудь, Виктор Сергеевич. Неловко прямо вот так в коридор выходить.

– Вот же я старый дурак! – хлопнул он себя по лбу. – Пётр Емельянович сказал ведь мне, совсем из головы вылетело. Правда пора на пенсию. Подожди минутку, я сейчас.

Старик насколько мог торопливо вышел из кабинета и вернулся ровно через минуту с медицинским халатом в руке.

– На хоть это надень, а у себя в кабинете оденешься по нормальному, одежды там у тебя в шкафу, как у модника столичного. Как сам? Голова не кружится?

– В порядке.

– Ну тогда пойдём, провожу.

Свет в коридоре остался только дежурный и всё погрузилось в таинственный полумрак. В отличие от всех привычных мне поликлиник и стационаров, здесь напрочь отсутствовали запахи хлорки и других антисептиков, чем обычно моют полы, стены и другие поверхности в медицинских учреждениях. Не ощущался запах лекарств и других атрибутов больницы. Просто чистый свежий воздух с лёгкими нотками осени, которая вдыхала прохладную свежесть в открытые фрамуги окон.

Мой кабинет оказался на втором этаже, куда мы неспешно поднялись по лестнице, повернули направо. Шли молча, мой сопровождающий не стал ни о чём расспрашивать, соблюдая по-видимому наказанный моим отцом охранительный режим, а я не стал доматываться до него, провоцируя нарушить данное обещание. Старик открыл дверь запасным ключом и сразу вручил его мне.

– Сейчас скажу, чтобы чаю принесли и выпечки хоть какой, перед сном полезно будет, особенно после всего.

После чего “всего” он так и не сказал, а пригласительно махнул рукой, потом развернулся и потопал куда-то по коридору. Мой кабинет располагался немного на отшибе, но оказался вполне просторным и очень уютно обставленным. А у нового меня очень даже хороший вкус, хочу я вам сказать, если это именно он занимался обстановкой. Шкафы с книгами, платяной шкаф, большой письменный стол, обитый зелёным сукном, на котором царил идеальный порядок. Для поддержания антуража я не стал включать верхний свет, а предпочёл идеально вписывающуюся в спокойный интерьер настольную лампу. Вот теперь самое то.