Kitabı oxu: «Лицей 2025. Девятый выпуск»

Сергей Калашников, Мария Романовна Затонская, Анна Бабина, Светлана Павлова, Анна БаснерЮлия Крылова və başqaları

Şrift:

* * *

Упомянутый в книге Олег Тиньков в соответствии с российским законодательством признан иностранным агентом или лицом, выполняющим функции иностранного агента.

В логотипе премии “Лицей” используется гравюра В.А. Фаворского “Пушкин-лицеист”, 1935 г.

В оформлении переплёта использованы рисунки Арсения и Леонида Тишковых

Обращение Генерального директора АО «ЛОТТЕ РУС» Мортена Бундгорда Андерсена

Дорогие друзья,

талантливые авторы,

вдохновлённые творцы!

Девятый выпуск литературной премии «Лицей» имени Александра Сергеевича Пушкина – это не просто сборник текстов, это живой диалог поколений, смелый эксперимент, искренний разговор с миром.

Каждая строчка, присланная на конкурс, – это частица души, отважный шаг навстречу читателю, попытка сказать то, о чём нельзя промолчать. Вы – молодые прозаики и поэты – не просто пишете, вы создаёте новые миры, находите неожиданные слова для вечных тем, дарите нам, читателям, возможность увидеть привычное иначе. И в этом – ваша сила, ваша магия.

Ваши тексты – это не чернила на бумаге. Это – нервные импульсы, зашифрованные послания, крики и шёпоты, которые кто-то, листая страницы, примет как свои. Вы не сочиняете. Вы разгадываете мир и оставляете нам, читателям, подсказки.

Спасибо вам за смелость, за честность, за доверие к слову. Литература начинается там, где есть мужество быть собой, и вы доказали, что обладаете этим качеством в полной мере. Пусть ваши тексты находят отклик, пусть каждая новая страница приносит радость открытия, пусть ваши имена звучат всё громче.

Пускай премия «Лицей» станет для вас новой ступенью, а ваши творческие пути будут долгими и счастливыми. Вперёд, к новым историям, к новым стихам, к новым победам!

Генеральный директор АО «ЛОТТЕ РУС»

Мортен Бундгорд Андерсен

Похищенные у стихии и приведённые в гармонию звуки

Мы умираем, а искусство остаётся.
Его конечные цели нам неизвестны
и не могут быть известны.
А.А. Блок «О назначении поэта»

Шестого июня, в день рождения Александра Пушкина, чьё имя носит премия, на Красной площади традиционно были названы имена лучших молодых поэтов и прозаиков – лауреатов девятого сезона премии «Лицей». За эти годы «Лицей» из единственной российской премии для молодых авторов превратился в одну из самых престижных наград страны. В 2025 году в секретариат премии поступило 2028 заявок из 298 городов России и 28 стран мира. 338 претендентов на одно призовое место!

Популярность и качество премии подтверждают и издательства, которые забирают в свои портфели произведения «лицеистов» уже на этапе длинного списка. Многие финалисты и лауреаты премии «Лицей» хорошо известны не только профессиональному сообществу. Книги Аси Володиной, Екатерины Манойло, Ислама Ханипаева, Варвары Заборцевой, Алексея Колесникова, Анны Чухлебовой и многих других выходят в лучших издательствах России, они – желанные гости книжных фестивалей и многочисленных литературных событий по всей стране. Рад, что для молодых талантливых авторов «Лицей» действительно стал трамплином в большой мир, мир читательской любви и признания коллег по «цеху».

Думаю, членам жюри девятого сезона премии «Лицей» – писателю, профессору Санкт-Петербургского государственного университета, директору Музея Владимира Набокова Андрею Аствацатурову (председатель жюри); прозаику, финалисту премии «Большая книга» Дарье Бобылёвой; писателю, поэту, главному редактору «Литературной газеты» Максиму Замшеву; поэту, прозаику, лауреату восьмого сезона премии «Лицей» Анне Маркиной; редактору, эксперту образовательных программ арт-кластера «Таврида» Алексею Портнову и литературному обозревателю Елене Чернышёвой – было очень непросто сделать свой выбор. Но уверен, им было интересно: произведения «лицеистов» – это всегда погружение в мир современной молодой литературы. В этом году жюри отметило специальными дипломами двух финалистов: поэта Артёма Ушканова «за смелость проследовать путём Данте» в его «Больничной поэме» и Варвару Заборцеву со сборником малой прозы «Марфа строила дом» – «за умение слышать и понимать других».

Первое место в номинации «Поэзия» занял Сергей Калашников из города Павлово Нижегородской области со сборником стихотворений «А вот они». В стихах Калашникова можно найти и чеканный ритм пастернаковских поэм, и отсылки к произведениям футуристов начала ХХ века. При этом его поэзия живая, выстраданная и отражает сегодняшнее время. На втором месте – сборник стихотворений «Светочувствительность» Юлии Крыловой из Москвы. Это зрелые и местами неожиданные стихи, с метафизикой и множеством деталей, лаконичные и цельные, очень личные и отстранённые одновременно. Третий приз получила Мария Затонская из Сарова. Её сборник «Свидетель» наполнен символизмом и недосказанностью, остротой мировосприятия, чуткостью по отношению к языку, к слову и к жизни.

Первое место в номинации «Проза» заняла Светлана Павлова (Москва) с романом «Сценаристка». Крепкий, динамично развивающийся сюжет, отличные диалоги, яркие и живые персонажи – уверен, читатели полюбят этот роман. Второе место – у Анны Баснер (Москва) за повесть «Последний лист». Писательница мастерски выстраивает сюжет, ювелирно работает со словом и стилем. Семейная история, полная тайн, поступки и компромиссы, целью которых было благо, а результатом оказались боль и разочарование. Третье место жюри отдало Анне Бабиной из Санкт-Петербурга за роман «Знаки безразличия». Можно ли выйти победителем из схватки со злом, когда на его стороне всеобщее безразличие? Когда серия убийств потрясает маленький город, главная героиня пытается защитить безвинных. Детектив, леденящий кровь, но одновременно – глубокая, человечная история о неравнодушии.

Представляя читателям произведения лауреатов девятого сезона «Лицея» – глубоко личные и очень разные, во всём многообразии жанров и форм, – отмечаем, что авторов интересуют и волнуют поиск и изучение корней, осознание собственной идентичности (семейной, профессиональной, личностной, исторической, поколенческой). Они взрослеют: осмысляют социальные и исторические закономерности, ищут сюжеты, героев, язык, способы повествования, которые бы позволили им уже сейчас зафиксировать то, что ещё не стало историей. Без преувеличения можно сказать, что за ними – будущее русской литературы. Открывайте для себя новые имена и истории! Наслаждайтесь свежестью и многогранностью молодой литературы!

Неизменная благодарность за поддержку и творческое сотрудничество южнокорейской компании «ЛОТТЕ», Российскому книжному союзу, Литературному институту им. А.М. Горького, «Российской газете», «Литературной газете», а также нашим информационным партнёрам во главе с информационным агентством ТАСС. И, конечно, всем неравнодушным – литераторам, критикам, издателям, библиотекарям – всем ценителям отечественной словесности.

Владимир Григорьев

Обрести своё «я»

Знакомясь с прозой молодых российских авторов, финалистов премии «Лицей», я вспоминал, как начинали классики ХХ века: Хемингуэй, Набоков, Апдайк, Томас Манн, Булгаков. В их первых опытах проступала безоглядная смелость, граничившая с дерзостью, вызывающая неуклюжесть, мощная художественная интуиция, заряжавшая слово невероятной энергией. Их тексты фиксировали мучительный психологический и философский поиск, этап перехода, ситуацию становления писателем, когда постепенно исчезает инфантильный эгоцентризм и ты позволяешь языку, а вместе с ним и традиции тобой овладеть. Молодой писатель всецело занят современностью, потоком богатой жизни, которая его окружает, однако прошлое, ушедшие исторические эпохи уже начинают обретать отчётливые контуры в его образах и сюжетах. Он ещё пребывает во власти травм, психологических, социальных, эстетических, захватывающих его художественную материю, но тем сильнее звучат в его текстах насущные вопросы: что есть человек? каким способом, каким внутренним усилием ему удаётся обрести своё «я» и его не потерять?

Очень скоро этап становления проходит, и наступает зрелость. Темп творческого процесса замедляется. На смену интуициям воображения приходит мастерство, овладение приёмами. Современность перестаёт быть дикой, обнажённой и накрепко связывается с историей. Исследование травм, любование ранами сменяется сдержанным раздумьем. Формируется связная картина мира, и с ней является мировидение, оптика, позволяющая сочинять внятно и размеренно. Приходит успех, а возможно, и премии, награды. Но что-то, когда ты наконец обрёл статус писателя, теряется. Что-то важное, неуловимое, едва ли способное вместиться во внятную письменную речь.

В текстах лауреатов премии «Лицей» я различаю свидетельства этого процесса. Прежде всего, их безусловная заслуга – пристальное внимание к современности. Российская литература последних двух десятилетий большей частью пренебрегала современностью и была занята преимущественно историческим прошлым. Наши ведущие авторы как будто редко говорили о текущем моменте, который, вероятно, до последних лет виделся им летаргическим безвременьем. Впрочем, это была лишь уловка. Писатели предъявляли нам настоящее, хоть и косвенным манером, используя знаки прошлого. Мемуаристы, вопреки расхожему мнению, всегда рассказывают о том, что чувствуют сейчас, а не о том, что чувствовали когда-то. В прозе лауреатов премии «Лицей» этой уловки нет. В ней присутствует жизнь именно здесь и сейчас: её реалии, её реквизит, её физиология. Современность скрупулёзно исследуется и обретает собственную речь. Но, что существеннее, «лицеисты» не забывают о прошлом, которое в их текстах неумолимо о себе заявляет.

Не менее важная черта творчества в текстах лауреатов премии «Лицей» – психологизм. Русская классическая литература, как известно, достигла вершин в исследовании глубины человеческого духа, и «лицеисты» в этом смысле оказываются наследниками её традиций. В их прозе психологические коллизии ни в коем случае не вытесняются сюжетностью. Они разнообразны, интересны, динамичны, равно как и сами персонажи, которые выглядят не картонными, а живыми и многомерными. Читатель может с ними поговорить, похлопать их по плечу, осудить или одобрить.

Настоящий сборник предлагает читателям три прозаических текста. В романе Светланы Павловой «Сценаристка» основным триггером сюжета оказывается травматичный страх заразиться ВИЧ. Однако он не парализует героиню, а, напротив, отворяет для неё дверь в прошлое, откуда являются колоритно выписанные мужские и женские персонажи. Перед читателем разворачивается серия увлекательных, энергичных фрагментов. Следуя выбранному чёткому ритму, Светлана Павлова создаёт аскетичную, жёсткую прозу, избегая многословия и ненужных украшений. Проблематика, рождённая экзистенциальной тревогой, вращается вокруг идеи тотальной дискоммуникации людей. Персонажи не слышат друг друга и неверно друг друга «прочитывают». Примирения, адаптация к другому невозможны – в противном случае личность себя теряет. Напряжение в романе Светланы Павловой неуклонно возрастает и достигает своей кульминации в финале, где героиня приходит к согласию с собой, со своей сущностью.

Повесть Анны Баснер «Последний лист» отчасти обыгрывает те же мотивы, хотя выполнена она в совершенно иной стилистической манере. Психологические и социальные коллизии здесь уложены в яркие, пластичные образы, сильные метафоры, раскрывающие в духе Набокова незаметные связи между вещами. Перекличка времён усиливает драматическое напряжение, заставляя героиню задуматься об острых экзистенциальных вопросах: как победить абсурд и агрессию окружающей жизни? как остаться собой в ситуации, когда невозможно сделать выбор и принять ответственность за своё существование, не перекладывая её на других? Героиня на протяжении повести стремительно взрослеет и в финале обретает сходство с идеалом, завещанным Альбером Камю, – бунтующим человеком.

Анна Бабина в романе «Знаки безразличия» помещает свой художественный материал в строго выверенные рамки самого массового жанра – триллера. Расследование серийных убийств разыгрывается здесь в декорациях кампусного романа с реалиями современной академической жизни – основным местом действия оказывается небольшой провинциальный университет, студентки которого на протяжении многих лет становятся жертвами маньяка. Анна Бабина грамотно выстраивает интригу, усиливая с каждой страницей напряжение, как и положено в триллере. Однако острота сюжетных коллизий нисколько не мешает ей создавать психологически убедительные характеры. Расследуя преступления, заглавные персонажи романа оказываются в ситуации серьёзного выбора. И здесь они болезненно переживают старые психологические травмы, неустроенность собственных жизней и некоторый разлад с окружающим миром. В финале в мир возвращается долгожданная гармония, но она не снимает сложность проблем, которые терзают персонажей.

Проза финалистов премии «Лицей» представляется мне чрезвычайно занимательной и многообещающей. Умение решать сложные художественные задачи впечатляет. Надеюсь, что наш читатель по достоинству оценит эти интересные и талантливые тексты.

Андрей Аствацатуров,

председатель жюри премии «Лицей-2025»

За время существования премии «Лицей», а это уже почти десятилетие, многое изменилось. И хотя поэзия в целом по-прежнему переживает сложные времена, будучи оттеснённой на задворки книжного рынка, ситуация начинает перестраиваться. Ведут к этому и глобальные потрясения, которые переживает наше общество (людям нужен проводник через запутанные эмоции, стрессы и перегруженное информационное поле, в роли которого поэзия может выступать), и меры поддержки – такие, как премия «Лицей», книжные фестивали, гранты на творческие программы.

Но важную роль играет и само творческое поведение писателей. В нулевые годы поэтическое пространство раскололось – в нём, разумеется, находилось место самым разным проявлениям, поэтикам, интересам, но глобально оно разделилось на два противоборствующих лагеря: замкнутые профессионалы, которые все как один метили в вечность, но в моменте ощущали себя забытыми и ненужными, и молодые представители (чаще – представительницы) сетевой лирики, что собирали концертные залы, давали интервью глянцу, но не имели заметной художественной ценности с точки зрения первых. Эти два образных представления проплыли и через десятые годы – к тому моменту подросло поколение сегодняшних тридцатилетних. Формировалось оно в бесконечной системе семинаров и писательских форумов, которые вели в основном редакторы толстых журналов. Туда приезжали с блоком сигарет, обязательным любовным интересом, канистрой коньяка и ощущением собственной избранности и одновременно отверженности. Журналы и сами переживали кризисные времена – они тосковали о прошлом: о миллионных тиражах, о том, как они когда-то печатали классиков, о налаженной системе сбыта, канувшей в лету. Что они могли сообщить молодым людям, и так травмированным девяностыми? В общем-то, ничего обнадёживающего: мы не сдаёмся, мы вместе, но мы заброшены на окраину неприятного капиталистического мира. И образ вечно страдающего поэта, который от нелюбви (как тотального ощущения такой заброшенности) только и делает, что мучается на этом свете, неважно, пишет он понятную силлаботонику или эпатажные телесные верлибры, продолжал укрепляться.

В двадцатые годы мироощущение молодых поэтов меняется. То ли дело в том, что в литературу пришло новое поколение, которое не застало распада СССР и бандитских девяностых, – они умели прислушиваться к себе и оставаться в ладу с окружающим миром (таковы, например, стихи Василия Нацентова и Варвары Заборцевой – лауреатов прошлых лет). То ли в том, что в обществе наконец заговорили о здоровье и избывании собственных травм, и педалирование локальной несчастности перестало быть модным. То ли на фоне военных действий личное горе стало ощущаться как локальное, и авторы наконец решились посмотреть не только внутрь себя, но и вокруг. Российская поэзия вдруг стала более гостеприимной для читателя – она, разумеется, по-прежнему черпает и из тёмных уголков души, но в ней проявляются и другие оттенки, в том числе сострадание к себе и чужим. Поэзия перестала впадать в крайности, возводить в культ страдание. В ней уже не чувствуется прежней болезненной спаянности по лагерям, изданиям и группам, но и не происходит борьбы между творческими представлениями. Водораздел теперь проходит по ценностным ориентирам, политической и человеческой позиции авторов. Постепенно уравновешиваются фланги – стирается деление между интеллектуальными и эмоционально доступными текстами. И в премиях всё чаще побеждают молодые профессионалы – люди с литературной биографией, выучкой, жизненным опытом и определённой репутацией. Их стихи, с одной стороны, понятны обычным читателям или блогерам, с другой стороны, цепляют коллег, которые могут оценить их тайное устройство. Такова вся тройка победителей этого сезона.

Мария Затонская публиковалась почти во всех толстых журналах, отмечена несколькими премиями и стипендиями Форума молодых писателей Фонда СЭИП, а также является главным редактором журнала «ПРОЛИТКУЛЬТ». Юлия Крылова вела рубрику о современной поэзии в журнале «Лиterraтура», получала стипендию Союза писателей Москвы, и у неё вышла книга в «Воймеге», одном из самых заметных поэтических издательств. Сергей Калашников окончил Литературный институт им. А.М. Горького (по итогам дипломной работы издательство Литинститута выпустило его книгу) и тоже публиковался в журналах.

В стихах Сергея Калашникова подкупает музыкальность, свежесть интонации и творческая свобода. Всё это, случается, пропадает с филологическим образованием и взрослением поэта, так что особенно ценно, когда Литинститут не закрепощает поэтику, а позволяет ей обрести разнообразие. Калашников разрешает себе дурачиться, экспериментировать, отдаваться музыкальному потоку и с подростковым любопытством следить, что из всего этого получится. Вот он начинает стихотворение с перемешивания букв в первой строке: «когад я ыбл тогад бюльов ылба / твоё лицо мне снилось и казалось». Вот он вводит в контекст то сленговое словечко, то образ из мема: «ощущая воздействие литерали всего / составляя деепричастный отказ от прав / я выходил смотреть новокосино / было тревожно. в этой одной из глав», «столетия, минуты, правда, честь, / и даже денчик, не успевший слезть – / всё скоро обретёт формат былин / и мир замрёт. и мы покончим с ним». Он позволяет себе закончить то странноватым аграмматизмом, то переписочным «ахаха»: «и плачет, до чего нелепый вид / как твой любимый? умер или спасся? / январь, в подсобке радио язвит / и всё. стихи бумагой пахнет мясо» или «люди куда-то шли, и наверняка / не успевали, может ты зря спешишь / я уставал смеяться и всем мешать / солнце всходило наискось, ахаха». Именно эта обаятельная разнузданность, слэмовость и лёгкая безуминка обращают на себя внимание. В этом смысле высшей точкой подборки предстаёт текст «я опроверг теорию теорий», где с цепкостью и остроумием Калашников выдумывает самые разные теории, жонглируя при этом формальными приёмами – переходя от белого стиха к рифмованному, смешивая лексические и смысловые пласты, обретая гипнотическое звучание на повторах. Всё здесь живёт и развивается:

– теория уныния
мне грустно и хочется всю жизнь лежать в снегу

теория ненужности дефисов

– теория уместности собак

– теория о нераскрытых смыслах
она про то что так вам и сказал

– яироет хынтарбо йинасипан

– теория ежей
представьте: ёж
– теория звонков и отражений
в ней портят то что вовремя крадут

– теория рерайтов
о рерайтах

– теория фашистов
бог фашист

– теория влияния повторов
на психику. часть первая: повтор

– теория влияния повторов
на психику. вторая часть: повтор

У Юлии Крыловой, пожалуй, самая разнообразная поэтика среди финалистов. В отличие от Калашникова, который опирается прежде всего на сценическое звучание, Крылова ближе к негромкой журнальной лирике. Её стихи несут в себе широкий культурный контекст, тематическое разнообразие и техническую ладность. Она пишет как традиционным для русской поэзии рифмованным силлаботоническим стихом, так и верлибром. Такую поэтику можно назвать постакмеистичной. Её образуют точные бытописательные детали, которые несут большую символическую нагрузку: например, чемодан, «похожий на гробик», в стихотворении про заболевшего ребёнка передаёт дикий родительский страх, не называя его: «Ангина, ночь и горло всё в Люголе. / Дитя не то что истину глаголет – / молчит. Родители кричат. / Отцовский чемодан стоит в прихожей, / на гробик детский сбоку так похожий, / поставлен в середине аккурат». Крыловой свойственно тихое ахматовское внимание к людям и природе: «Здесь с кладбища захваченная ива / внезапно прижилась и бересклет / раскрыл свой клюв, впитавший летний свет, / куриной слепотой стал, говорливой». Но это не отменяет проскальзывающей иронии, которая удивляет и на которой может строиться образ всего текста. Так элегантное стихотворение про пылесос втягивает в себя ворох литературных ассоциаций (тут и Гончаров, и Тургенев, и Чехов, и Достоевский):

Движутся в комнате
только стрелки часов в кармане,
от фамильного чайника
согревающий белый пар;
завернувшись в шлафрок
цвета высушенного шафрана,
крепостного звать будешь:
«Захар-Захар!»
Шумно шаркая явится
белобрысый шайтан-машина,
бакенбардами-щётками
заметающий всякий сор,
как Герасим молча,
просканирует господина,
словно Фирс позабытый,
он укатится в коридор,
а представь, он себя
Смердяковым вообразил и,
логике подчиняясь,
как безликому божеству,
как в семнадцатом,
барин, поднял бы тебя на вилы,
словно временем скорым
скошенную траву.

Главные черты поэзии Марии Затонской – чуткость и чувственность. Хотя при слове «чувственность» часто представляется что-то раскрепощённое, женское, телесное, у Затонской чувственность иная – это, скорее, желание глубоко прислушиваться к миру и к себе, пропускать через собственное эмоциональное восприятие каждую малость мира, каждую его подробность: «голые ветки в которых хрустели синички», «Зимний дым из трубы длинен, горизонтален, / звёзды тонкие, как ушко игольное», «Это снег в пансионате, / это человек в ботинках / ходит по тугим сугробам / и печаль свою хрустит…» Лирическая героиня пытается вникнуть в неуловимое, от чего шум жизни нас постоянно отодвигает, словно слушанье происходит с далёкого края поля: «какие приглушённые леса / сюда въезжаешь время узнавая / и человек на том конце полей / вникает в исчезающие звуки». При всей внешней лёгкости такие стихи требуют большого мастерства и отточенности словоизбирательного аппарата. Только кажется, что «хрустящие» синички – это просто, на самом деле они требуют многих лет художественной настройки. Поэтика Затонской напоминает тонкую паутинку в утреннем лесу с росой и солнцем – что-то очень хрупкое и невесомое на первый взгляд, но, бывает, приглядишься, замрёшь и увидишь в ней всю её сложность и через неё – красоту бытия.

Дед не касается её платьев:
это последнее, что осталось
после раздачи кастрюль, полотенец,
колготок капроновых в мелкую сетку,
она в них, наверное, сильно мёрзла.
А вот это зелёное в крупный цветок
я всегда говорила, что заберу,
и она обещала:
вырастешь и наденешь,
и лето замерло за окном,
и до дома идти пять минут пешком.

Радостно, что премия «Лицей» и в целом литературная среда открывают широкой аудитории новый образ поэта, для которого существует не только он сам с его болью, страстями и метаниями, но и другие люди, природа, общественные механизмы. Объекты, что притягивают внимание автора, могут быть совершенно разными, но они перестали быть одной общей свалкой, к которой все гурьбой бегают разбирать ржавые гвозди. Разные техники сосуществуют рядом, иногда даже – в поэтике одного автора. Литература больше не состоит из постмодернистской иронии и обесценивания, а позволяет себе всё сразу – и нежность, и игру, и печаль, и надежду. В последние годы поэзия, словно вышедший из депрессии человек, разрешает себе просто существовать, без бесконечной вины и стыда, она не предъявляет к себе невыносимых требований, что, пожалуй, в некоторой степени освобождает её.

Анна Маркина,

член жюри