Kitabı oxu: «Девки гулящие 2»
Глава 1 Объявление мобилизации
Точной хронологии событий попаданец в Ваньку Воробьева не знал.
Помнил, что начнётся всё где-то летом одна тысяча девятьсот четырнадцатого года. Даже месяц в его голове из школьной программы не отложился.
Каждое утро, когда появлялись свежие газеты, искал на первой полосе – случилось уже? Нет. Слава Богу – ещё денёк мирной жизни…
Однако, всё хорошее когда-то кончается, а приходит и чёрная полоса – прозвучали выстрелы в Сараево, застрелили наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его супругу герцогиню Софию Гогенберг. Как и во времени попаданца сербский гимназист это учинил.
Австро-венгерский орел грозно крыльями захлопал, острые когти выпустил и объявил Сербии войну. Сначала ультиматум был, но сербы его отклонили – на поддержку России понадеялись.
Заворочался и русский медведь, на задние лапы встал, рыкнул страшно…
Император российский мобилизацию объявил.
Ванька Воробьев газетный лист с Указом «О призыве нижних чинов запаса армии и флота в губерниях, областях, уездах Европейской и Азиатской России» несколько раз внимательно просмотрел. Не пропустить бы чего. Всё, что относится к Вятской губернии даже карандашиком подчеркнул.
Самому то ему нечего переживать – загодя он к этим событиям готовился. Запасся соответствующими медицинскими заключениями о собственной негодности к военной службе. Хорошо это или нет – посмотрим на развитие событий, но погибнуть на фронте ему как-то не хотелось…
Про Вятскую губернию в газете было прописано, что призываются на действительную службу согласно действующему мобилизационному расписанию от одна тысяча девятьсот десятого года нижние чины запаса из Вятского, Глазовского, Орловского и Котельнического уездов. Про остальные семь уездов губернии пока ничего не было сказано, а может и сам Ванька что просмотрел.
Кто, о чем, а вшивый о бане. Помнил попаданец, что в России проводы в армию – это прежде всего пьянка. Ну, а как напьется российский мужик – его частенько на баб тянет. Примут на грудь будущие воины и ломанутся в Ванькины заведения. Перспектива на войне туманна, так что напоследок могут призванные так погулять, что от публичных домов одни угольки останутся и бабы из заведений на лоскутки, порванные.
После того, как Ванька от «Парижа» избавился, квартировал он у Марии на Больше-Хлыновской. Незаконно это, но кто сейчас законы буква в букву соблюдает. Ну, если дурачки какие только.
Послали за Федором. Ему сейчас предстоит дома терпимости на режим военного времени переводить.
– Садись. Разговор к тебе будет, – начал Ванька с Федором немного издалека.
Тот кивнул, голову от нового модного картуза избавил, на венском стуле разместился. Стул скрипнул, но устоял. От спокойной жизни в последний год Федор раздобрел, почти пуд прибавил. Не дело, это конечно. Ванька Федору не раз уже пенял, но тот всё только отговаривался… В возраст мол он входит, с батькой у него так же было.
– Сам сейчас в Котельнич поедешь. За заведением нашим проследить надо. Не пострадало бы оно во время призыва. Ставни затворите и сидите тихо. Работу, конечно, не прекращать, но опасаться. Стражей порядка, кому мы там деньги платим, тоже подтяни, – инструктировал Ванька Федора.
– Прямо сейчас ехать? – уточнил Федор.
– Что, у тебя какие-то ещё неотложные дела есть? – несколько резковато оборвал его Ванька.
– Нет вроде… – вставая проговорил Федор.
– Сядь. Я ещё не закончил. – указал на стул Ванька.
Стул ещё раз скрипнул. В этот раз сильнее.
– В Глазов Ивана пошлёшь. Он, вроде, у нас понадежней, а в Орлов – брата его старшего. Пусть помогают там нашим бабам. Справятся? – уточнил у Федора Ванька.
Федор на секунду задумался.
– Должны. Мужики тёртые, – поддержал решение Ивана Воробьева Федор.
– Сам я здесь останусь. Ежели что – телеграфируй. Поезжайте прямо сейчас, не тяните, – закончил Ванька.
После разговора с Федором Ванька сестрам ещё распоряжения отдал и решил немного по городу пройтись. Не сиделось ему на месте. Вон какие события начались – теперь только держись. Завеяли вихри враждебные.
На улицах Вятки народа было больше чем обычно. Не одному Ваньке дома не сиделось. Сбивались в кучки, что-то бурно обсуждали. Что-что? Понятно – о событиях в мире говорили, о возможной войне, о мобилизации. События почти десятилетней давности вспоминали. Много чего тогда не совсем ладно получилось.
На домах флаги России и Сербии появились. Первые-то ладно, а вот сербские – откуда взяли? Быстро реагируют владельцы магазинов на появившийся спрос.
Всколыхнулась жизнь российской глубинки. То ли ещё скоро будет. Вот объявят о вступлении в войну, тогда и начнётся…
У Спасского собора что-то уже толпу напоминающее. Кто-то опять же сербским флагом размахивает, а там вот отечественный гимн петь пытаются…
Представители еврейской общины тут уже тоже присутствие своё обозначили – не отстают от народных масс, держат носы по ветру.
Полиции много, начинаются у господина полицмейстера веселые денечки.
Вдоволь нагулялся Ванька по улицам города. Погода позволяла.
Пьяных всё больше встречаться ему стало – пора и на Больше-Хлыновскую в осаду садиться…
Глава 2 События в Котельниче
Наверх, о товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!
Поезд из Вятки шел согласно расписанию, сейчас ещё только перед мостом через одноименную реку находился, Котельнич на горизонте маячил, так что Федор из Бакулей слов «Варяга» пока не слышал, хотя его на котельничском перроне весьма громко распевали…
Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
Наверх якоря поднимая.
Готовятся к бою орудий ряды,
На солнце зловеще сверкая.
Горланили «Варяга» мобилизованные из Котельничского уезда. Призывали их в армию из-за конфликта с Австро-Венгрией, но почему-то поющих не смущало, что данная песня написана на стихи самого что ни на есть австрийского поэта Рудольфа Грейнца. Не знали они, скорее всего, происхождение песни, а то как-то не политкорректно получалось…
Из пристани верной мы в битву идём,
Навстречу грозящей нам смерти,
За Родину в море, открытом умрём,
Где ждут желтолицые черти!
Этот куплет из множества пьяных глоток Федора уже хорошо по ушам ударил. Его вагон как раз перед деревянным зданием вокзала остановился. Всё правильно – не добралась ещё до этих строчек цензура. Запретили его распевать немного позже. Япония-то объявила войну Австро-Венгерской империи, когда? Правильно – только двадцать пятого августа. У нас же пока июль и подданные Российской империи про желтолицых чертей имеют право петь. Не стали ещё Россия и Япония в мировой войне союзниками.
Свистит, и гремит, и грохочет кругом
Гром пушек, шипенье снаряда.
И стал наш бесстрашный, наш верный «Варяг»
Подобьем кромешного ада!
Пушки в Котельниче не стреляли, но свиста, грома и грохота хватало. Кромешный ад пока не начался, он чуть позже будет. Федор бочком-бочком с перрона поспешил убраться и к месту своего командирования двинулся. Улицы были заполнены пьяными мобилизованными. В основном из крестьян. Почти шесть тысяч их сегодня по улицам небольшого уездного центра шарашилось. Сначала разграбили магазин Бабинцева. Чуть позже до магазина Зубарева добрались. Его тоже разгромили.
Шесть тысяч ведер спиртного совершенно бесплатно в распоряжении мобилизованных внезапно оказалось. Это почитай по ведру на душу – пить не перепить…
В предсмертных мученьях трепещут тела,
Вкруг грохот, и дым, и стенанья,
И судно охвачено морем огня –
Настала минута прощанья.
Моря огня пока не было, а вот под ногами белело. Как будто среди лета снег выпал. Мобилизованные пока до водки добирались, по ходу дела в магазине Бабинцева растащили и разбросали писчебумажного товара на семь тысяч рублей. Сейчас он и шуршал под ногами Федора из Бакулей. Можно было что-то и поднять, но не до того Федору было. Ему бы скорее до публичного дома добраться и там оборону от гуляющих чудо-богатырей организовать. Не стал Федор бумагой запасаться.
Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
Кипящее море под нами!
Не думали мы ещё с вами вчера,
Что нынче уснём под волнами!
Спящие по дороге Федору встречались. Не у всех организм обильное потребление алкоголя выдержал.
Между тем толпа призывников перестала быть управляемой. Местные власти поделать с ней ничего не могли, силы полиции были незначительны. Пьяная орда двинулась к магазину Лебедева. Вооруженная полиция и стражники данную торговую точку всё же чудом отстояли и на какой-то момент остановили пьяных бунтовщиков…
Длился этот момент не долго. Мобилизованным оружие пока не было выдано, так они камни начали использовать. На углу Московской и Троицкого переулка ими чуть жизни помощника исправника Мазунина не лишили.
Не помогли и водометы. Мобилизованные хоть и пьяны были, а сообразили шланги перерезать.
Не скажут ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага,
Лишь волны морские прославят вовек
Геройскую гибель «Варяга»!
О событиях в Котельниче было доложено губернатору. Экстренным поездом на помощь местным властям был направлен начальник жандармского управления и тридцать вооруженных стражников.
В бунтовщиков начали стрелять, но сразу навести порядок не получилось. Даже железнодорожное движение через данную узловую станцию было нарушено.
Девять человек было убито, двенадцать ранено. Разбитые носы никто не считал. Да, четверо ещё запились, не получилось у них проснуться…
Федор подоспел вовремя – Ванькины заведения в Котельниче почти не пострадали. Косметический ремонт – вот и всё. Легко отделались. Ну, а несколько синяков и порванную рубаху Ванька Федору компенсировал.
Глава 3 Боец невидимого фронта
Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги…
Кто-то приписывает эти слова Наполеону I, кто-то – теоретику военного искусства графу Раймондо Монтекукколи, а шибко начитанные и знакомые с сочинением «Часы досуга» итальянского автора Людовико Гвиччардини – маршалу Джан-Джакопо Тривульцио. Именно эти три вещи нужны ему были для завоевания Миланского герцогства.
Да Бог с ним, кто бы это не сказал – всё равно прав он был абсолютно…
Деньги нужны не только для содержания армии, они и сами по себе воевать могут. Напечатал денежных знаков своего супротивника и нарушай себе его денежное обращение, бейся с ним за его же счёт.
Те же поляки и шведы воюя с Россией в семнадцатом веке, ой сколько поддельных копеечек-то начеканили. Войска свои содержали, а ещё и казну хорошо пополнили.
Российская империя тоже этим грешила. В начале девятнадцатого века во время войны с Турцией поддельные куруши выпускала для использования их российской армией на территории княжеств Молдова и Валахия.
Наполеон, о котором сегодня уже вспоминали, пытаясь победить Россию печатал её фальшивые купюры в Дрездене, Варшаве и даже в Москве в районе Преображенского кладбища.
Во времена Ваньки Воробьева в Вене в Военно-географическом институте австрийцы поставили на поток производство российских кредитных билетов десяти, двадцати пяти, пятидесяти, ста и пятисот рублевого номинала. Первая партия увидела свет уже в мае четырнадцатого года. Не стены они ими собирались оклеивать, а на территории Российской империи менять их на реальные блага и ценности.
Качество подделок было отменное. Основная проблема – сбыт, особенно пока война не началась. Потом уж – рассчитывайся ими с населением захваченных территорий, а пока границы в целости и только контрабандой эти фальшивки на территорию Российской империи из Австро-Венгрии можно доставить. Причем, не кубометрами, а понемногу, в чемоданах с двойным дном…
Доехал такой чемодан и до Вятки. Перед самой что ни есть суетой мобилизационной. Господин был при нём, одной весьма распространенной в России бедой страдающий.
Пить он ещё дорогой начал, а в Вятке продолжил.
Ванька Воробьев от правил своих и сейчас не отступал. Раз в неделю сестрицы к нему для отчета собирались, о текущих делах докладывали, заработанное девками из домов терпимости сдавали.
Сначала чай со всякими вкусностями пили, а потом уж и о делах беседовали. Сегодня Ванька сестер пирожными от Якубовского угощал. Сам-то Якубовский ещё в прошлом году скончался, но Спиридон Ситников его дело со всем старанием продолжал. На столе сейчас были и «Гимназистка», и «Наполеон», и «Шманка», и «Картошка» …
Сорок восемь видов пирожных кондитерская фабрика на Вознесенской готовила – было из чего выбрать. И как готовила – за красивые глаза Большую золотую медаль и Почетный крест на Всемирной выставке в Париже не дадут…
– Ванечка, тут дело такое… – Прасковья уже за чаем к Ивану обратилась.
Ванька ей кивнул. Говори мол. Что-то у неё важное, даже чай не допила, не утерпела.
– Постоялец странный у меня почти неделю как появился. Не в номерах где остановился, а как к нам с вокзала заехал – так и живет. Ночью с девками кутит, до обеда спит, а потом каждый день по соборам и церквям ездит, ещё и девок с собой берет. Откупит сразу на сутки и с ними катается, – продолжила Прасковья.
– Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься, – вмешалась в разговор Александра.
Ванька на нее строго взглянул – не лезь в разговор старших.
– Что, странного-то? Не кутили у тебя по неделе раньше? – сразу пол «Картошки» Ванька откусил и чая отпил после сказанного.
– Всяко бывало, – согласилась Прасковья.
– В чем дело тогда? – продолжая жевать «Картошку» уточнил Ванька.
– Денег у него много. Всё новенькими билетами по десять рублей, – ответила Прасковья.
– Нам-то от этого какая печаль? Рассчитывается он с тобой правильно? – так пока и не понял проблемы Прасковьи Ванька.
– Так-то оно так. Со мной правильно. Только девок он каждый день то туда, то сюда за покупками посылает с этими десятирублевыми билетами. Купить что по мелочи просит, а сдачу ему полностью вернуть. Её у него уж с пол чемодана накопилось. Из её мог денег им давать, а он всё новенькими и новенькими, – поделилась своими подозрениями Прасковья.
– В лавках с этими деньгами всё хорошо? – отставил в сторону чашку Ванька.
– Всё хорошо, и в магазинах, и на базаре. Везде, куда девок посылал, – ответила Прасковья.
Так, похоже от блиноделов человечек. Вот, не было печали… Не надо нам таких гостей…
– Хорошо, что сказала. Федор сейчас в Котельниче. Кто у тебя от него? – начал инструктировать Прасковью Ванька.
– Анисим, – коротко проинформировала Ваньку Прасковья.
– Мужик он дельный. Пусть кого-то подговорит с гостем тем свару устроить, а там вызовите полицию и от него избавьтесь. Похоже, деньги фальшивые ваш гость сбывает, – всё по полочкам Ванька разложил.
Как сестры расходиться стали, Ванька Марию задержал и велел ей господину полицмейстеру про того гостя информацию передать. Пусть не кто попало его из дома терпимости у Прасковьи забирать будет, а доверенные его люди. Там уж у себя затем они пусть и колют гостя. Может что у них и выгорит.
Выгорело. Господин полицмейстер опять же через Марию Ваньке поклон и благодарность передал.
Так сам того не желая Ванька в ещё неначавшейся войне с австрийцами участие принял, один из ручейков сбыта их фальшивых денег перекрыл. Гибридные войны-то не в двадцать первом веке придумали, с испокон веков они велись. Вот и попаданец на такой побывал, ничего в этом нет удивительного.
Глава 4 Про охотников
Семьи у вятчан во времена Ваньки Воробьева большие, да и знаются они до седьмой воды на киселе. Как праздник, свадьба, похороны или ещё какое событие – родственников и гляден полон двор…
Вот и в эти дни, если в Болотовской или в Бакулях, а также в Стулове мобилизовали кого-то из мужиков в армию, то точно Ваньке и сестрам они по родству. Дальнему, ближнему – какая разница, садись на лошадку и приезжай. Проще на это время в родительский дом в Болотовской переехать, чем с Больше-Хлыновской туда-сюда мотаться.
Ванька, Прасковья, Евдокия, Мария и Александра теперь по разряду дальних гостей идут. Это те, кто рядом в деревнях живут – ближние гости, а Воробьевы – уже дальние. Им и почету больше, место за столом лучше, рюмка полнее…
У Ваньки в правом подреберье уж покалывать стало после такого гостеприимства, но до дна пить налитое приходится – нельзя хозяев обидеть, тем более на проводах в армию. Традиция – она нерушима.
Девки в домах терпимости у сестер теперь в две смены работают. Днем подарки уходящим в армию шьют, а уж вечером и ночной порой – по специальности. В солдаты у Ваньки много родни уходит, а каждому и кисетик с вышивкой изладить надо, и другие нужности. Табачок-то в кисете из лавки будет, а сам он должен быть от души, ручной выделки…
Хотя, некоторые самосад покупному предпочитают – крепче и дешевле. Своими руками выращен, а не за копеечки куплен.
Только всех проводили, молочком парным немного печень поправили – опять двадцать пять…
Анисим, что у Прасковьи в вышибалах, с мятым газетным листом явился, стоит, с ноги на ногу переминается. Дело у него к Ивану.
Высочайшее повеление в той газете опубликовано. О приеме охотников в сухопутные войска. Заведениям Ваньки от этого ущерб, а ведь не откажешь. Отпускать Анисима придётся в армию, его правда и право – не желает он за бабьими юбками в сложное для державы время отсиживаться.
Нужны России добровольцы, ни одна война у нас без них не обходится. Благословил Ванька Анисима, а сам оставленной газетой занялся.
Повелевал нынешний российский император охотниками принимать лиц, подлежащих воинской повинности, но ещё не являвшихся к исполнению таковой. Могли охотниками идти и имеющие отсрочки, и освобождения по разным причинам. Добровольно принимались в армию сейчас и состоящие в ополчении второго разряда, а также лица, на которых не распространялось действие Устава о воинской повинности и отставные нижние чины.
Не принимали охотниками тех, кому ещё не исполнилось восемнадцати лет или уже перешагнувших рубеж в сорок три года, лишенных всех прав состояния или всех особенных прав и преимуществ, лично и по состоянию присвоенных, состоящих под уголовным судом или следствием и подвергшихся по судебному приговору наказанию, сопряженному с лишением права поступать на государственную службу. Воры и мошенники ещё не могли пойти добровольно в армию. Не имели они такой гражданской привилегии.
Если Ваньке Воробьеву пришлось вопрос о добровольном вступлении в армию с одним Анисимом решать, то вятскому губернатору Андрею Гавриловичу Чернявскому было гораздо труднее.
В Вятской губернии нашлось немало охотников, изъявивших своё желание служить в армии, неподходящего возраста и состояния здоровья. На призывные участки шли несовершеннолетние и негодные к службе по болезни, им там отказывали, а они и писали прошения прямо на имя губернатора. Со всеми надо было разобраться, никого не обидеть. Ещё и из вятских тюрем начали поступать просьбы о зачислении в армию…
Ещё и из столицы бумаги одна за одной поступают – срочно, секретно, безотлагательно… Эх, часов бы пять-шесть ещё в сутки добавить, но не получается.
Да ещё и пить без меры народец стал. Традиция, у них видите ли такая… Донесения вон поступают – закупают активно и без меры спиртное, в Яранском и Уржумском уездах некоторые даже собственное имущество распродают и на эти деньги алкоголь приобретают. Самогон во всю гонят, настойку перцовки, имевшуюся в свободной продаже, употребляют внутрь совсем не в медицинских целях. Киндер-бальзама, одеколона, гофманских капель и лака днём с огнем в продаже не найдёшь… Черемисы кумышку опять варить принялись. Как они только её пьют? Приходилось Андрею Гавриловичу как-то видеть свежую, парную кумышку – беловатого цвета, скорее жидкую кашицу напоминает, в которой плавает какая-то шелуха и частички муки. Самое главное – процеживать кумышку нельзя, от этого, так верят вятские черемисы, утратит он свою силу. А запах? Смесь сивухи, горелого хлеба и дыма… Русскому питуху такое не по вкусу.
Что это Андрею Гавриловичу кумышка на ум пришла? Устал он сегодня сильно и надо ему сейчас коньячку употребить. Это весьма правильно будет…
Глава 5 На золото больше бумагу не меняют
В момент появления попаданца из девяностых во времени Ваньки Воробьева валюты крупнейших стран мира были привязаны к золоту. Всем было всё ясно и понятно – один российский рубль золотом был равен одной десятой английского фунта стерлингов, половине доллара Северо-Американских Соединенных Штатов, двум германским маркам, двум с половиной французским франкам.
Попаданец помнил, что, то ли с началом мировой войны в 1914 году, то ли в её ходе бумажные деньги перестали обменивать на золотые монеты, в большинстве воюющих стран наблюдалась инфляция, росли цены, люди лишились накоплений… В выигрыше оказались те, кто имел монеты из благородных металлов, а не раскрашенные бумажки. У него в девяностых так же было.
Загодя он готовился к этому, сестрицы по составленному им графику меняли бумажные рубли на золотые. Объявленная мобилизация и проводы ближних и дальних родственников, а также односельчан в армию внесли коррективы в этот процесс, сейчас у Воробьевых на руках имелось довольно много купюр с портретами правящих в разное время персон из Дома Романовых.
Двадцать седьмого июля Александра с утра под охраной молодцев Федора была отправлена в банк. Сам Федор при сем мероприятии присутствовать не мог – он пока ещё на охране Ванькиных заведений в Котельниче находился.
Вскоре Александра вернулась на Больше-Хлыновскую…
– Ванечка, не меняют они денежки. Говорят, что нельзя им. – протянула Александра увесистый пакет Ваньке. Как был он тесемочкой перевязан, так и остался.
– Что, опять поддельные нашли? – грустно пошутил Иван, а сам то уже понял – лавочка закрылась. Проводили земляков с почетом в армию, а сами на бобах остались. Не делай добра – не получишь и зла. Много желтеньких десяток и пятерок не заняли своё место в его железном сундучке. Нет, он и от пятнадцатирублевок, и от монет достоинством в семь рублей пятьдесят копеек тоже не отказывался, но их очень редко в банке удавалось получить. Те и другие только в девяносто седьмом году чеканили. В прошлом уже получается девятнадцатом веке.
– Закон, говорят, новый вышел. Нет больше обмена на золото. Когда снова будут менять – не сказали, – закончила отчитываться перед Ванькой Александра.
– Собирай быстро сестер. Я вас тут ждать буду. Пусть всё бросают и идут – разговор серьезный к вам имеется. – поломал Ванька планы Александры. Она уж чай себе из заварочного чайничка налить хотела, но чашку даже трогать после слов Ивана не стала. Хлопнула дверь. Простучали башмачки по лесенке.
Россия как государство, мудро и своевременно перед началом большой войны защитила свои золотые запасы. В день, когда Александре не поменяли на золотые монеты её бумажные деньги, начал действовать закон «О некоторых мерах финансового характера ввиду обстоятельств военного времени». Много чего он в себе содержал, а в том числе и приостановку размена кредитных билетов на золото. Народ российский, конечно, в очередной раз пострадал, так на то он и народ, чтобы терпеть трудности и несчастья в интересах державы…
Чуть позже, по тому же пути пошла и Германия. Её золотой запас был меньше российского в два с половиной раза. Не стали менять бумажные марки на золотые в день объявления Германией России ультиматума, и весьма разумные немецкие обыватели ещё успели за последнюю неделю июля опустошить подвалы Рейхсбанка на сто три миллиона марок золотом.
К пятнадцатому году от размена бумажных купюр на золото отказались все европейские государства. Единственной страной, не приостановившей действие золотого стандарта остались Северо-Американские Соединенные штаты.
Кстати, если бы двадцать седьмого июля одна тысяча девятьсот четырнадцатого года все россияне и иностранцы, имеющие российские купюры, их обменяли на золото, то его в государственных хранилищах ещё довольно много бы осталось. Не обеспеченных золотом бумажных денег тогда в России не было, это чуть позднее их очень много напечатали. Война требовала денег, денег и ещё раз денег…
В считанные дни в России, в том числе и в Вятке, золотые монеты исчезли из обращения, а ведь ещё в июне в империи их было в обороте на четыреста шестьдесят четыре миллиона рублей. К концу четырнадцатого года редко стала встречаться и полноценная серебряная монета – рубли, полтинники и четвертаки с профилями императора. Разменное серебро ещё ходило, а вот меди стало даже больше. К концу пятнадцатого года монеты население припрятало до лучших времен, а обращались сплошь банковские кредитные билеты и денежные суррогаты в виде разменных марок и казначейских знаков.
У Ваньки Воробьева и его сестер это всё было ещё впереди, а пока вятчане на площадях и у соборов текущие события обсуждали, решил Ванька провернуть ещё одну комбинацию. Нет, ничего криминального, но всё же…
