Kitabı oxu: «Облако», səhifə 4

И всё же им повезло. Восьмая или девятая остановленная ими женщина в запачканных грязью джинсах оказалась сотрудницей РЭСа. Она и объяснила, что нужный дом будет за последней высоткой, если ехать дальше по грунтовке.

– Спасибо! А кто там живёт-то хоть? – на прощанье поинтересовался у женщины Мишка. Та пожала плечами.

– Бабуля чокнутая. – сказала она, развернулась и отправилась дальше по своим делам.

«Буханка» нехотя вскарабкалась на прокатанную самосвалами и ими же разбитую дорогу и заскрипела по ней, огибая колеи. Миха держал руль обеими руками и ругался сквозь зубы. Димыч сосредоточенно смотрел вперёд, Федяй почему-то икал и никак не мог прекратить эту напасть, а Генку накрыло какое-то непонятное тоскливое ощущение.

– И зде-ся кто-то жив-вёт? – сквозь икоту выговорил Федяй.

Они чуть было не проехали. Потому что смотрели в другую сторону – туда, где был город. Дорога, слегка виляя, уходила в направлении городской свалки, а ещё она как будто отрезала одинокий покосившийся домик на опушке от остального города, оставляя его наедине с надвинувшимся на него лесом.

Неказистый домик с маленькими оконцами – Генке очень хотелось назвать его избушкой – будто одинокий воин бросал вызов тёмной и мрачной стене высоких деревьев. Это ощущение ещё больше усилилось, когда стало понятно, что единственный вход в дом обращён не в сторону города.

Их никто не встречал. Никакой ограды не было. Автомобиль подъехал почти к самому дому, и только когда с поворотом ключа в замке зажигания прекратил тарахтеть двигатель, Генка понял, как здесь тихо. Нет, он знал конечно, что в лесу гораздо тише, чем в населённом людьми месте, но они ведь не входили в лес, да и тишина эта была совсем не такая. В обычном лесу всё равно есть какие-то шорохи, поскрипывают ветки, чирикают птички… Генке показалось, что возвышающаяся перед ними плотная стена деревьев каким-то непостижимым образом просто высосала все звуки из пространства, где стояла избушка.

Откуда-то сбоку, захлёбываясь лаем, к ним бросилась собака. Обычная средних размеров грязно-белая дворняга. Она яростно брехала, но держалась на расстоянии. Псина несколько раз кидалась на них, как будто пыталась не подпустить к дому, и лаяла, лаяла, лаяла. Ошейника на ней не было, но дворняга явно считала это место своим и чужаков не жаловала. Приятели настолько обалдели от этой атаки, что стояли как вкопанные. Никто даже не замахнулся или не попытался залезть обратно в машину. Неизвестно, что пришлось бы делать дальше, но псина вдруг оскалилась, припала к земле, а затем, жалобно заскулив, рванула к грунтовке. Федяй и Димыч растеряно провожали её взглядом, а Миха и Генка рефлекторно обернулись к дому. И Фролову показалось, только показалось, что на секунду ветхий домишко заслонило от них какое-то бесформенное пятно.

Заходить в этот дом никому из них не хотелось. Дверь была не заперта.

Позднее, когда они ехали обратно в город, медбрат Геннадий Фролов поймал себя на мысли, что его товарищи выглядят невероятно бледными, словно бы картонными копиями самих себя. Сам он, наверное, выглядел не лучше. Память сохранила только сухую выжимку фактов, притупив эмоциональное восприятие. Они долго искали её. Генка с товарищами ходили по пропахшим затхлостью маленьким комнатам, где на стенах были развешаны странные амулеты и обереги, а окна занавешены каким-то тряпьём. Воздух в доме был тяжёлым, буквально ощущался кожей, давил со всех сторон.

Они нашли старушку в крохотном тёмном чулане. Скрюченное сухое тело, разинутый как будто в крике рот, перекошенное лицо и большие светлые глаза… По ним Фролов её и вспомнил. Димыч предположил инсульт, что было не так уж и значимо – вскрытие в таком возрасте делают только, если подозревают криминал. Да и почему-то казалось, что всё это уже неважно и не нужно.

Пока ехали назад, Генку не покидало ощущение, будто он упустил что-то очень важное. Увидел, но не понял или забыл. Все они что-то увидели и позабыли в том доме. И ещё он никак не мог понять, что старушка делала в чулане? Что-нибудь искала? Или пыталась спрятаться? Через неделю он уволился со «скорой». Не мог больше. Понял, что теперь боится ездить на вызовы.