Kitabı oxu: «Инквизиция: Дева и приор»

От автора:

Прежде чем перейти к основному материалу, считаю необходимым разобрать несколько устойчивых заблуждений об Инквизиции, которые искажают её исторический образ.

Миф первый: Инквизиция занималась исключительно охотой на ведьм.

Распространено мнение, будто главной задачей Инквизиции было преследование колдовства, а её символом стала книга «Молот ведьм». Однако это грубое упрощение.

Во-первых, «Молот ведьм» (1487) часто воспринимают как «руководство по пыткам» или женоненавистнический манифест, хотя на деле это был скорее юридический трактат – инструкция для инквизиторов, регламентирующая процедуру следствия. Основным методом дознания являлся допрос, в ходе которого инквизитор выявлял противоречия в показаниях подозреваемого. Часто применялись теологические диспуты, где опытные богословы уличали еретиков в ошибках.

Во-вторых, вопреки расхожим представлениям, процессы против ведьм составляли ничтожную часть деятельности Инквизиции. В то время как в XVI–XVII веках светские суды отправляли на костёр тысячи обвинённых в колдовстве, церковные трибуналы избегали таких дел – отчасти из-за строгих требований к доказательствам.

Миф второй: миллионы сожжённых и пытки как норма.

Популярный образ Инквизиции – кровавая машина, без разбора уничтожавшая «еретиков». Однако:

– Пытки применялись лишь в ~2% случаев (по сохранившимся документам), и даже тогда их использование жёстко регламентировалось.

– Большинство дел заканчивались покаянием или отлучением, а не казнью.

Конечно, это не означает, что репрессий не было. Но масштабы «сильно преувеличены» позднейшей пропагандой, особенно в эпоху Просвещения, когда критика христианства стала интеллектуальной модой.

Я не отрицаю отдельных мрачных эпизодов, таких как:

– «Процесс Галилея» (1633), где учёного заставили отречься от гелиоцентризма;

– «Казнь Джордано Бруно» (1600), который был осуждён не за науку, но за еретические теологические взгляды.

Эти события – часть нашей коллективной памяти, и помнить о них необходимо, чтобы не повторять ошибок прошлого. Однако история требует точности: Инквизиция была сложным институтом, а не карикатурным «сборищем фанатиков».

Важно! Данная серия историй «Инквизиция» разворачивается сразу после событий романа «Восхождение в бездну», поэтому в ней не исключена огласка на предысторию.

Интермеццо.

Осень. Твердыня Адма.

Все Твердыни «павшей империи» выполнены по одному шаблону. Центральная башня – Донжон, сложена слоями этажей. Верхний – занимает Приёмный зал, где сейчас за закрытыми дверями на аудиенцию к апостольскому нунцию Мастема напросился инквизитор Саммаэль.

Он пришёл не один, с ним Конрад Мракобес. По хмурому выражению лица второго, видно, что его не отпускает глубокое чувство обиды за недооценённые труды по организации и проведению Монфокон намедни. Он стоит возле Саммаэля как его молчаливая тень – невольник собственных истязаний.

– Позвольте, Отче? – начал Саммаэль, но в разрешении он не нуждается, такт единственное что требуется соблюдать в данных стенах зала.

– С чего бы и не позволить, позволяю, – широко оскалился нунций, пытаясь не смотреть на прислужника с кувшином. Таким образом он торопится освободить свой кубок от алтарного вина, дабы этот босоногий мальчик наполнил его вновь. – Что у тебя Саммуэль?

– Почему она?

– Почему она что? – нунций наконец-то оторвался от наблюдений за наличием алтарного вина в кубке и его взгляд удосужил своим вниманием обоих инквизиторов. – Если ты пытаешься вступиться за инквизитора Десу, то рискуешь пасть в немилость мою…

– Но Ваше преподобие… – попытался настоять Саммаэль, но тут же был наглым образом оборван в своём обращении.

– Слишком много сомнений у тебя, Саммуэль, – нунций взмахнул кубком, выплеснув остатки вина. Это заметил прислужник и босыми ногами поторопился к каменному трону. Всем видом показывая, что знает, как это попасть в немилость и изо всех сил старается впредь не совершать ошибок. – Хочу напомнить, ты сам предложил отправиться на марш в очаг истины, да бы познать мотивы Люцифера.

– Каюсь, повинен в этом, но замысел был не по одиночке разбрасываться инквизиторами, – в твёрдости слов Саммаэля нет даже ноты сомнений. Он как никогда решительно настроен получить ответ от нунция Мастемы.

– Остынь, Саммуэль, – пригубил обновлённое вино в кубке. – Она никогда не будет одна, с ней верный приор и орден «Тамплиеров», как псы за сучкой во время течки, хоть на край земли…

– Не мне поправлять Ваше преподобие, – голос Саммаэля стал твёрже обычного. Он направленно остановил оскорбительные речи нунция Мастемы. – Речь идёт об инквизиторе, моей сестре, – неожиданно даже для себя, Мастема по истине услышал голос Саммаэля и то с чем он пришёл к нему.

– Именно, – усмехнулся в ответ тот и в очередной раз решил смягчить углы надвигающейся дискуссии. – Между нами, Саммуэль, мне не по душе сама идея, что дева стала инквизитором. Да вам всем должно быть обидно, что вровень мужу стала дева, – громко отхлебнул из кубка. – Быть равным инквизитору – это одновременно быть чем-то большим чем просто человек, не говоря уже про женщину… – за своим нарциссизмом, нунций не замечает простых истин, которые требуются в общении и упускает самое главное, а именно – очередное предупреждение от инквизитора. – Женщина в образе своём порочна. Её узкая талия, крепкие бёдра и пышная грудь, всё её тело просто кричит дабы стать матерью, – он вновь вытянул кубок перед собой, будто хочет сказать тост. – Взгляни на себя Саммуэль, вся твоя защита ни что иное как проявление слабости, – после этих слов нунций встал с каменного трона, но сделать шаг с пьедестала не решился. Он понимает, что лучшая защита – это нападение. Но всё же вести переговоры с возвышенности лучше, чем спуститься и быть поражённым в неравном бою. – Уясни, инквизитор, красота слепит смотрящего – сплетает перед его глазами завесу благодати или великолепия, соблазняет сердце обещаниями надежды. Первое из сих упоений суть погибель, второе – ложь, и оба они сотворены ересью, дабы опутать душу праведника усладительными тенетами (сетями), пока мир вокруг него беспрепятственно гниёт, пылает и кровоточит, – на этой эмоциональной ноте, он добавил трагичности показательно швырнул кубок в сторону. – Тот, кто лелеет красоту, заигрывает с разложением, но те, кто создают, распространяют и воплощают собой её обманы, причисляются к опаснейшим еретикам, – он замер в образе мудрого лидера в затихающем звоне кубка после падения на каменный пол. Звон постепенно угасает и переходит в тонкий писк.

– Она есть инквизитор и этот марш в одиночку не пройти никому из нас, – нунций уже успел поверить в свой триумф, но слова инквизитора прозвучали так же твёрдо, как и в начале разговора ни на окта́ву не ослабив хватку.

– Да, она есть инквизитор и это её испытание. Пусть докажет, что равна мужу иначе, в чём её великий замысел как не в продолжении рода человеческого – стать матерью.

– Разве долг крестового похода не состоит в том, чтобы вобрать все разрозненные осколки человечества, даже его самые заблудшие души, а не наоборот?

– А разве камерарий не достаточно чётко выразился, что хочет, чтобы Его самый преданный легион привёл этих заблудших детей к просвещению? – нунций улыбнулся и вновь сел на каменный трон, однобоко считая себя триумфатором в этой перепалке. Но с высока своего тщеславия, он даже не подозревает, что их конфликт уже практически достиг апоге́я (максимума). – Разве ты не хочешь возглавить тот самый легион, под чьей эгидой свершится праведное деяние? – широко оскалился нунций и тёмные тени пали на его глаза, ошибочно принимая свою правоту за прозрение неизбежного будущего. – Но извини, для этого тебе придётся замараться кровью и не только кровью еретиков…

– Я в первую очередь посланник церкви, а уж потом неотъемлемая часть оружия веры. Но чтобы стать Светом в грядущей тьме, я обязан облечься грехом и мой грех – справедливость.

– На том и остановимся, инквизиторы, – не скрывая своей улыбки, нунций хлопнул в ладоши, давая понять, что аудиенция закончена. Но стоило только инквизиторам покорно откла́няться, как нунций швырнул в спину слова, как подачку нищим. – Да, кстати, Конрад, отдельное спасибо за Монфокон…

– Благодарю, Отче, – поклонился инквизитор в ответ, и не скрывая радости, неожиданно для себя почувствовал слабое тепло в районе сердца. Как касание Создателя к душе, тепло благословения одарило его внутренним светом, в котором он нуждался сейчас больше всего.

– Но, всё же, ты мог и постараться… – высокомерно закончил Мастема, потушив всё то тепло, что возродило надежду в сердце инквизитора.

Открыто ненавидя его всем сердцем, Конрад ничего не ответил, он молча покинул Приёмный зал Твердыни Адма в след Саммаэлю. Уходя, он продолжал слышать эхо захлёбывающегося смеха самовлюблённого апостольского нунция Мастема.

Действие 1. Деса.

1. Твердыня Адма.

Осень.

В новых владениях Инквизиции так резко всё поменялось. Декаду дней тому назад на каменном троне Твердыни Адма диктовал свои порывы апостольский нунций Мастема, теперь же на нём восседает инквизитор Саммаэль. Хмурый как самый тёмный день «павшей империи». Его лицо заметно изменилось с появлением в центре Приёмного зала гроба с телом инквизитора Конрада Мракобеса. Глубокие морщины поразили ему лицо, он навсегда забыл, как это улыбаться, а если даже и делает это, то глаза оставались беспристрастны.

– Ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты, – разлетелся холодный голос Саммаэля с пьедестала каменного трона, когда увидел точёный силуэт девы—инквизитора на входе в Приёмный зал. – Деса, ты – будущее Инквизиции…

– Позволь узнать, к чему такая важность в сей траурный час? – она осекла его вступительную речь и как никогда изящно вошла в Приёмный зал. Дочь аристократа, что пошла против традиций своего Дома, но по воле своих амбиций остриглась в монахиню. Та чьё влияние прорастает корнями в вере, как и её собственная Слава, о которой шепчутся все посвящённые.

– Может ещё не так явно видно, но мы оказались в преддверии великих свершений, сестра. Ты и я, большую часть своей жизни мы провели в борьбе за веру, а остаток нам суждено провести в сражениях за её целостность.

– Ты позвал меня, чтобы напомнить об этом?

– Ты не изменяешь себе, всё так же проницательна. Задаёшь вопрос, хотя уже знаешь ответ, – Саммаэль взволнованно встал, как только она приблизилась к пьедесталу с гробом тела Конрада. С её появлением Приёмный зал наполнился цветочным ароматом, но Саммаэль его не ощущает. Он по привычке попробовал воздух на вкус и почувствовав сладость на кончике языка и улыбнулся. – Ты находишься здесь потому, что тебя призвали, потому, что вся твоя жизнь вела тебя сюда.

– Допустим, на то воля Создателя, но почему я через тебя узнаю об этом?

– Потому что именем апостольского нунция Мастема, на меня возложил сие полномочие и нет повода сомневаться в моих словах…

– Так и есть, брат, – она остановилась возле гроба и намекая на что-то косвенное, её взгляд застыл на бледном лице мертвеца. – Ты никогда не давал причин к сомнениям. Всегда такой уверенный, всегда такой сдержанный, даже в гневе непоколебим. Но верность в эпоху ереси сложно измерить. Нельзя посмотреть в лицо союзнику и понять друг он или враг. А в череде минувших событий, свершения о которых я слышу от тебя сводятся к одному лишь «очищению».

– Лишь потому, что мечты о мире тщетны, сестра, – Саммаэль продолжает стоять и терпеливо ждать, когда она дойдёт до него. – Еретики жаждут огня отпущения, и мы те, кому предстоит начать «очищение».

– Аминь, брат, – Деса вновь посмотрела на Саммаэля, что так жадно ищет её внимания.

– Поверь мне, они не будут бояться и добровольно пойдут на огонь, потому что знают, что мы очистим их души. Ибо всё это замысел Создателя и только нам суждено творить праведные деяния.

– А какова роль в сием замысле у меня? – лёгкая улыбка в уголках её губ, намекнула на глубину важности этого вопроса и ответ не заставил себя ждать.

– Это правильный вопрос, – наконец-то Саммаэль осмелился сойти с пьедестала и стать ближе к ней. Каждый последующий шаг даётся ему труднее, так как он понимает куда отправляет её. – Тебе, сестра, дарована роль пройти тропой восстания Люцифера и дойти до очага истины – города Шеол. Первой из нас постичь истинные мотивы и на себе ощутить всю их мощь, – он подошёл к гробу и смиренно положил свои руки на его бортик. – Я завидую тебе и прискорбно жалею, что меня не будет с тобой в момент кульминации твоего торжества прозрения… – Деса оборвала его усмешкой, что так небрежно отобразилась на её прекрасных устах.

– Мне будет достаточно, если ты просто скажешь, что сожалеешь, а не вот это всё…

– Деса, – он сделал паузу на тяжёлый вздох и посмотрел ей прямо в глаза. – Я сожалею…

– Нунций сам выдвинул меня на этот марш?

– Только в его власти решать судьбы наши, таков наказ нунция Мастема, – как любой другой половозрелый мужчина его лет, Саммаэль скрывает свои низменные желания продолжая смотреть в глаза Десы. Он тайно вожделеет её и в этом грешен. – Ты же знаешь?

– Значит дела куда хуже, чем может показаться на первый взгляд…

– Сестра, наступит день, когда Крестовый Поход назовут другим именем, но он никогда не закончится.

– Как Томас отнёсся к утрате кровного брата? – словно перестав его слушать, Деса дотронулась до руки покойного Конрада. Ощутив смертельный холод брата. Она вздрогнула, но не отдёрнула руку. Её высокоразвитая эмпатия – дар и проклятье одновременно.

– Как никогда ревностно, – Саммаэль с пониманием наблюдает за состраданием Десы, которое она испытывает, чувствуя предсмертную боль Конрада. Из её закрытых глаз выпали слёзы. Её дар, как проклятие ложится на душу тяжким грузом, оставляя неизгладимый отпечаток. – Он даже не остался на панихи́ду, ушёл на свой марш…

– На него это похоже, – она открыла глаза и отпустила руку. – Мне будет не хватать братьев.

– Нам всем будет не хватать… – Саммаэль опустил взгляд. Он понимает, что остаётся один на один со своим грядущим врагом. Так же, как и Томас в своём походе к могильнику Пондемониума и Деса, что сейчас покинет чертоги твердыни Адма и уйдёт на северо-запад к городу Шеол. – Уверяю тебя, Деса, совсем скоро наступит день, когда они все ужаснуться, глядя на нас с высока своих престолов, когда мы будем поднимаемся к ним с самых низов. В тот день мы высвободим весь заключённый в нас потенциал…

– Брат, – короткой фразой остановила его, – Мы не выносим приговоры и не определяем наказание; мы всего лишь беспристрастные орудия праведности и наш Крестовый поход уходит дальше…

– Аминь, сестра, – он поклонился ей, понимая, что она сейчас уйдёт. – Ступай с миром…