Kitabı oxu: «Багровые волны Чёрного моря»

Да, нужно выдавливать из себя по каплям раба, обязательно нужно. Но перед этим надо выгнать обезьян. Обезьяны сидят внутри нас. Когда глаголет мудрость – они затыкают нам уши. Когда озаряет истина – закрывают глаза. Когда надо высказать правду – зажимают рот. Обезьяны управляют нами, подменяя логику, знания, добродетели бездумной активностью и тупым фанатизмом. Собравшись в стаи, люди-обезьяны крушат всё вокруг. Они убивают подобных себе. Они скачут на могилах предков. Они не знают жалости. После них лишь вытоптанная земля. После них только прах.

От автора

История, описанная в романе, не является вымышленной. Канва сюжета опирается на летописи и легенды, дожившие до нашего времени. Если кто-то скажет, что такого не могло быть – это его право. Но оглянитесь по сторонам. Мы сами являемся свидетелями событий, которых по сути не может быть. Историю творят люди. Они разные. Каждый со своими способностями, желаниями, намерениями. И не всегда правильными. Таков наш век. Жестокий век. Такой же жестокий, как и все предыдущие. Других в истории цивилизованного человечества пока не было.

Крым второй половины 15 века – это лакомый кусок для жаждущих его проглотить держав-великанов. Им хотели владеть ордынцы, генуэзцы, венецианцы, турки, литвины. Благодаря своему положению полуостров являлся одним из самых богатых регионов мира. Здесь пересекались наиболее важные торговые пути, связывающие Запад, Восток, Север и Юг. Недаром, после завоевания в 1475 году полуострова турками европейцы бросились искать новые маршруты в Индию и Китай. Прямой путь на восток отныне был закрыт Османской империей. В результате потери крымских факторий процветающая Италия быстро превратилась в бедного пасынка Европы. Торговые преимущества получили страны, имеющие выход в Атлантический океан: Испания, Португалия, Голландия, Англия, Франция. Но в 1474 году, с которого начинается наше повествование, главным бенефициаром торговли с восточными странами являлась Генуя – богатейшее на тот момент европейское государство.

Крым был многонациональной территорией. На полуострове жили греки, армяне, славяне, татары, иудеи, готы и итальянцы. Последних русские называли фрязями, а местное население латинянами или франками.

Осознавали крымчане нависшую над ними опасность быть покорёнными могущественным турецким султаном? Думаю, да. Османы взяли приступом Константинополь всего лишь за двадцать лет до описываемых в романе событий. Они покорили Болгарию, Морею, Трапезундскую империю, Сербию и крепко встали на берегах Дуная, угрожая всем задунайским странам. Но Крым, сияющий своими несметными богатствами, стоял во главе списка приоритетов Великого султана. Мехмед Завоеватель лишь выжидал удобный момент, чтобы наложить лапу на золотой полуостров.

Тем не менее, несмотря на нависшую угрозу, жизнь в Крыму шла своим чередом. Элиты занимались привычным делом: торговлей, войнами, интригами и грабежом. Простые же люди жили так, как живут простые люди во все времена. Они рождались, влюблялись, женились и умирали. Правда, влюблялись иногда не в того, в кого надо. Но любовь – это чувство, которое не поддаётся математическому анализу. И психологическому тоже. Любовь способна к сумасшествию, которое рациональный человек воспринять не способен. Любовь – это любовь. И этим всё сказано.

Но хватит толочь воду в ступе. Пора переходить к повествованию. К изложению истории любви, о которой в Крыму ещё долго слогали легенды.

Глава 1

22 июня 1474 года, понедельник
О том, что можно увидеть в Каффе на рассвете

Светает…

Море пока спит. Город тоже. Его не видно отсюда. Только проглядывают флаги самых высоких башен, да белые лопасти мельниц, взобравшихся в поисках ветра поближе к небу. Тишина…

Наконец краешек солнца окрасил свинцовую гладь в багровый цвет. Всё сразу ожило. Вскипели волны. Порыв утреннего бриза напоил морским ароматом прибрежную твердь. По всей округе заголосили петухи. С берега ответили чайки и альбатросы. Светило взошло. Взошло, чтобы вновь окунуть земной мир в нестерпимый зной.

Астерион в последнее время часто приходил на эту каменную гряду. Приходил на рассвете. Именно на рассвете. В эту пору здесь хорошо мечталось. Никто не мешал. Ничто не мешало. Не мешало его ещё детским фантазиям.

Вот он сражается с Гектором у стен Трои…

А теперь отсекает голову Медузе Горгоне…

Убивает ужасного Минотавра…

Дед Влас знал много мифов. Очень много. Жаль не успел рассказать все…

Астер сидел, свернув ноги калачиком, закрыв глаза и подставив лицо новорождённым лучам. Блаженство…

Ещё немного благостной тишины и он вскочит, размахивая мечом, ведя за собой македонские фаланги… Но не в этот раз…

В этот раз всё пошло не так, как всегда.

Неожиданно до Астера долетели обрывки человеческой речи. Парнишка насторожился, лёг и подполз к краю обрыва. Там, внизу, вдоль прибоя продвигался небольшой пеший караван. Он остановился прямо под скалой. Мужчины ловко возвели шёлковый шатёр и тут же удалились на почтительное расстояние. Один из стражников приказал рабам отвернуться.

Так-так-так, интересно. Что дальше?

Происходящее заинтриговало. Вскоре из шатра вышли женщины и развернули широкое белое полотно, закрывшее берег моря от любопытных глаз.

Ух-ты! Красиво.

В следующий момент женщины убрали «парус». Волна странного, ни разу до того неиспытанного томления накрыла парня с головой. Мурашки пупырышками разбежались по конечностям. Сердце словно взбесилось, кровь хлынула в лицо, голова отчалила в нереальный мир.

Господи, чудо!

Дыхание замерло.

Этого не может быть. Это сказка, сон, небыль!

Обнажённое девичье тело светилось в воде первозданной красотой, плавно удаляясь от края прибоя.

Наваждение! Это явное наваждение.

Лучи восходящего солнца окрашивали море в волшебный алый цвет. Огромное светило кривлялось на горизонте в муаровых переливах. Нагая дева не могла быть человеком.

Кто в такое время ходит купаться? Из людей никто. Это мираж. Мне это видится. Это причуды моего воображения. Или я сплю?

Астер ущипнул себя.

Больно… Значит, не сплю.

Мираж не исчез. Он продолжал куражиться. А парень продолжал поедать это чудо глазами, забыв, что надо хоть изредка моргать. Он продолжал наслаждаться этой манной небесной. Манной ниспосланной для него одного.

Божественно… Дьявольски божественно. Дьявольски… Это соблазн того же рода, что и яблоко из райского сада. Страшно, опасно, но оторваться невозможно.

Отплыв на глубину, девушка стала резвиться, крутясь на месте, переворачиваясь со спины на живот и обратно. Она явно испытывала блаженство.

Астер зажмурился. Ему не стало стыдно. Он испугался ослепнуть. Когда парень вновь открыл глаза, купальщица уже подплывала к берегу. Женщины вновь натянули полотно. Но на этот раз с высокой скалы наблюдателю было видно всё. Дива аккуратно встала на прибрежный валун и принялась выжимать воду из своих густых волос абсолютно белого цвета.

Что за картина? Господи! Что за чудо? Афродита, вышедшая из пены морской. Миф, воплотившийся в реальность.

Увиденное пронзило Астера до глубины души. До самого сердца. Оказывается, явь чудесней самых сказочных мифов.

Герои его детских фантазий тут же собрали свои манатки, построились в колонну и дружно отмаршировали в теневую часть мозга.

Голова слегка кружилась, опьянённая невероятным видением.

Нет, нет! Не торопись. Замри волшебное мгновение!

Но наслаждение оборвалось так же неожиданно, как и началось. Его прервали в самый неподходящий момент. Прервал тот, кто лизнул Астера в ухо и ткнулся мокрым носом в щёку. Наблюдатель вздрогнул, но увидев верного пса, сделал попытку досмотреть чудесное видение до конца.

– Лежать, Султан! Лежать! – скомандовал он, похлопав ладошкой по земле.

Но Султан был безумно рад, что нашёл хозяина и требовал похвалы. В возбуждении пёс завертелся и принялся облаивать, заставляя встать на ноги.

– Султан! – в досаде прошипел Астерион.

Но было уже поздно. Девушка испугалась, прикрыв руками свои прелести. Служанки нервно потянули полотно как можно выше, безнадёжно запутавшись в нём. А вооружённые слуги, вскинув головы, тыкали в вершину скалы пальцами. Ничего хорошего это «тыканье» не предвещало.

Пришлось ретироваться. Астер засверкал пятками, выбивая пыль из выжженного зноем склона. Султан весело лаял, прыгал и путался под ногами, считая, что хозяин затеял очередную весёлую игру.

Внизу беглеца поджидал братишка.

– Молодец, Султанчик, сразу нашёл! – Коста похвалил собаку, потеребив за загривок, после чего обратился к Астеру: – Меня папка послал.

Когда они вернулись домой, отец, словно кит, фырча и брызгаясь, умывался во дворе. В конце процедуры он попросту погрузил в кадку всю голову. Разогнувшись, резко крутанул мокрой шевелюрой и рыкнул от удовольствия:

– Бр-р-р! Хорошо.

Дверь хлопнула и из дома с корзиной грязного белья вышла мать. Она была предельно сосредоточена. Увидев Астериона, устало проворчала:

– А тебя, где черти носят? С этого что ли пример берёшь? – уничижающий взгляд скользнул в сторону мужа. – Завтрак давно остыл.

Сказала, гордо осанилась и ушла.

Отец крикнул вслед:

– Биата, хватит всем настроение портить!

Женщина не отреагировала.

– Ничего, отойдёт, – отец тут же переключился на «блудного» сына, облобызав его счастливой улыбкой: – Всё будет хорошо. Теперь мы заживём по-новому. Массарии заказали 100 больших кувшинов по 5 аспров¹ каждый. Э-э-эх! – отцовская рука активно взъерошила кудри Астериона. – Шуруй завтракать! Братья уже пошли глину месить.

Пять аспров – хорошая цена за кувшин. А пятьсот за сто кувшинов – мечта любого гончара.

Глава 2

23 июня 1474 года, вторник
О нобилях, консуле и сером кардинале

Накануне главного летнего торжества Каффа преобразилась. Всё было выскоблено, отмыто, прибрано. Мощёные улицы засияли первозданным блеском ловко подогнанных друг к другу каменных плит. На крепостных башнях затрепыхались праздничные знамёна. Вычищенные фонтаны заискрились переливами родниковой воды. Часы на башне Криско, неизменно вызывающие гордость у каффинцев, украсились полотнищами в цветах генуэзского флага. Всё было готово к празднованию Рождества Иоанна Предтечи.

На широкой террасе четвёртого этажа помпезного консульского дворца обедали: сам консул – Антониотто да Кабелла, его правая рука Оберто Скварчиафико и Андреотто ди Гуаско, крупнейший землевладелец Газарии². Да Кабелла к этому времени провёл на посту консула всего лишь два месяца. Но, в принципе, такой малый срок ничего не значил. Несведущих в делах черноморских колоний на эту должность не назначали. По установившейся традиции консулами становились хорошо зарекомендовавшие себя управленцы из обоймы местных нобилей³. Ни у кого из них не было никакого вводного периода. И срок консульского правления в один год не казался урезанным. Все они впитывали колониальный порядок вещей с молоком матери. Впрочем, Антониотто да Кабелла представлял собой явное исключение из этих традиций. Он был первым консулом неместного разлива. Каким образом обычный генуэзский купец, торгующий в метрополии тканями, получил должность консула, навсегда осталось тайной за семью печатями. Но дело не в этом. Антониотто кроме всего прочего оказался безынициативным и недалёким человеком. Человеком, достойным разве что сочувствия. Пришлому консулу для завоевания доверия местной элиты следовало сразу проявить себя в качестве умного и волевого руководителя. Но новый консул за два месяца даже не удосужился разобраться в хитросплетениях сложных взаимоотношений: Крымского ханства и генуэзских колоний; генуэзцев, греков и армян; княжества Феодоро и Газарии. Он не мог понять, какая власть у татар принадлежит хану, а какая карачи-беку⁴. Всё это для него являлось жутко непонятной китайской грамотой. Все попытки разобраться вызывали у Антониотто острую мигрень, раздражение и ничего более. Поэтому авторитет нового консула в Каффе был не выше уровня Чёрного моря. И это при том, что его кабинет находился на четвёртом этаже консульского дворца, построенного на самом высоком городском холме.

Тем не менее, да Кабелла продолжал успешно исполнять свою миссию. Так считали протекторы⁵ Банка Святого Георгия в Генуи – хозяева крымских колоний. Но местные жители знали точно – фактически Газарией правил другой человек. Звали его Оберто Скварчиафико. Он происходил из местной благородной фамилии, предки которой перебрались в Крым на заре генуэзской колонизации. Оберто слыл серым кардиналом. В его руках была сосредоточена вся реальная власть. Скварчиафико официально занимал должность одного из двух массариев, распределяющих финансовые потоки Каффы. Правда, вспомнить навскидку фамилию второго массария мало кто мог. Все его знали только исключительно по подписи на документах. Многие даже считали, что второго массария и вовсе не существует, а обе подписи ставит Скварчиафико. Кроме этого, Оберто возглавлял совет провизоров и старейшин колонии, в функции которых входил контроль за торговлей и строительством. Вы понимаете, что это такое… Но и это ещё не всё. Он являлся генеральным синдиком городского суда. Другими словами, в руках серого кардинала находилась как судебная, так и исполнительная власть. Поговаривали, что и главная печать Газарии хранилась на постоянной основе не в сейфе консула, а в кармане камзола серого кардинала. Поэтому к предыдущему перечню можно добавить и представительную власть.

Антониотто да Кабелла считал, что ему очень повезло – рядом с ним оказался такой умный и деятельный помощник.

Оберто действительно был именно таким. Сам он уже побывал в кресле консула в 1471 году. А теперь его имя возглавляло официальный список соискателей на эту должность в следующем 1475. Все и в самой Каффе, и в далёкой Генуе знали, что человека, лучше разбирающегося в делах колоний, попросту нет. Его боялись и уважали. Преклонялись и презирали. Но для решения серьёзных вопросов обращались только к нему.

Гостем консульского дворца сегодня был старший из братьев Гуаско. Эта семейка прославилась своей алчностью и жестокостью по всему полуострову. При помощи личной армии эти каффинские феодалы нагло отжимали земли у свободных крестьян, превращая их в рабов. При этом Гуаско не волновало, кому подчиняются захваченные селения: генуэзским городам или соседнему княжеству Феодоро. Плевать всесильным нобилям было и на этническую принадлежность тех, кто попал в кабалу. Их рабами становились греки, готы, армяне, славяне. С недовольными и несогласными расправлялись скоро и жестоко. Повсюду были возведены виселицы, позорные столбы и тюрьмы. Всё это вызывало негативную реакцию даже в среде генуэзской элиты.

Насытившись едой и пригубив бокал с густым крымским вином, консул обозначил на лице дежурную улыбку.

– Дорогой маркиз, как вам мой повар? – обратился он к Гуаско.

– Просто восхитителен! – Андреотто откинулся, заняв удобную позу в драпированном парчой кресле. – Винодел тоже отменный, – он отхлебнул изрядную порцию из золотого бокала и перед тем, как сглотнуть, демонстративно прополоскал рот. – У-у-у…

– Я перекупил этих волшебников в Генуе у одного разорившегося герцога, не стану называть имя, чтобы не позорить его. Герцог держался за них до последнего. Теперь вам понятно, из-за чего. Согласитесь, в этом есть смысл.

Андреотто всем видом показал свою солидарность. Консул продолжил:

– Надеюсь, увесистый кошелёк с моим золотом поправит его дела, – да Кабелла самодовольно улыбнулся.

Оберто, неоднократно слышавший историю про повара и винодела, решил прервать пустую болтовню:

– Мы тебя, друг мой, пригласили не только для того, чтобы насладиться высокой генуэзской кухней.

Гость качнул головой:

– Да, уважаемые, я весь во внимании.

Консул неожиданно хлопнул себя по лбу:

– О, господи, я совсем забыл! Супруга просила помочь выбрать платье на сегодняшний праздник.

Скварчиафико отреагировал спокойно, а Гуаско проводил консула уничижающей ухмылкой.

Оберто тут же изложил суть:

– Дело в том, дорогой Андреа, что наш наипротивнейший «друг» из Солдайи⁶ прислал письмо, – при этих словах ни один мускул не дрогнул на его лице.

Всё говорило о том, что разговор предстоит серьёзный. Но Гуаско трудно было напугать. Он язвительно парировал:

– Ему, видимо, заняться нечем. Четвёртый год правит Солдайей – скучно. И явно мнит себя в этом кресле, – Андреа кивнул на кресло консула.

Скварчиафико, уловив жест гостя, встал и привычно пересел в кресло хозяина кабинета. После этого позвонил в колокольчик.

Тут же на зов, блестя золотой вышивкой бархатного камзола, явился седовласый консульский щитоносец. Держа в руках серебряный поднос, он с неподражаемым достоинством проследовал к столу. Серый кардинал небрежным взмахом руки перевёл стрелки на гостя. Слуга развернулся к маркизу и предложил взять письмо.

В письме консула Солдайи Христофоро Ди Негро говорилось о незаконном захвате братьями Гуаско деревень Скути и Тасили. Ди Негро пенял, что братья продолжили скорбную традицию своего недавно почившего отца, отжавшего в свою пользу 18 деревень, значительная часть которых территориально подчинялась администрации Солдайи. Ди Негро жаловался: «Мало того, что после такого наглого захвата жители всех этих сельских угодий перестали исполнять повинности в пользу Солдайи, так ещё семья Гуаско беспардонно взяла на себя функции колониальной администрации, обложив население незаконными налогами, верша при этом собственное правосудие, которое больше напоминает самоуправство и варварскую тиранию». Ди Негро просил консула всей Газарии разобраться в этом вопросе и приструнить зарвавшихся феодалов. В противном случае он оставлял за собой право самому употребить власть: снести построенные тюрьмы, виселицы и позорные столбы, освободить жителей захваченных деревень. Также Ди Негро пригрозил обратиться к протекторам банка Сан-Джорджио⁷ – собственникам причерноморских колоний.

Ознакомившись с письмом, Андреотто усмехнулся:

– А немного ли этот выскочка на себя берёт?

Ожидая поддержки, он уставился на Оберто. Но тот лишь пожал плечами:

– Не знаю. Нам-то к чему все эти проблемы?

Гуаско впал в подобие ступора:

– Как? – он не мог подобрать нужные аргументы. Наконец нашёлся: – Неужели наш консул, поставленный сюда служить делу процветания не только Банка Святого Георгия, но и всех достойных граждан Генуэзской республики, позволит шантажировать себя какому-то зарвавшемуся ничтожеству? Кто он такой? Кем он себя возомнил?

Скварчиафико резонно поправил феодала:

– Ди Негро – консул второго по величине города Газарии. Заметь, он назначен Генуей, а не нами. И, хотя Ди Негро подотчётен нашему уважаемому консулу, он имеет право докладывать протекторам Банка напрямую. И к его мнению там прислушиваются. Именно поэтому он сидит в своём кресле уже без малого пять лет. Хм, мы с тобой ничем подобным похвастаться не можем.

Андреа на некоторое время заткнулся, пытаясь собраться с мыслями. Наконец оживился, резко сменив манеру общения:

– Многоуважаемый, достопочтенный господин… э-э-э массарий, – обратился он с высокопарной учтивостью к заместителю консула, – я совсем забыл о поручении, которое мне дали ваши благодарные подданные. Сегодня, в канун великого праздника, делегация именитых граждан специально прогулялась по нарядным улицам. И… их восторгам не было предела. Никогда ещё наш город не выглядел столь… процветающим, столь… грандиозным и столь сияющим. Своей красотой он затмил не только Геную, но и оба Рима. Все горожане испытывают истинное наслаждение жить под сенью вашей справедливой мудрости. Они настолько были впечатлены преображением города, что тут-же собрали кое-какие средства на дальнейшее развитие города.

Он вскочил с кресла, достал из кармана плотно набитый монетами кошель и с глубоким поклоном протянул его массарию:

– От всей души!

Скварчиафико не смог сдержать улыбку, оценив изощрённый сарказм собеседника:

– Разве что, на развитие… Ну что с вами делать? Ладно, положи на стол, – проследив за действиями гостя, серый кардинал неожиданно сухо добавил: – Только я думаю, что этой суммы не хватит для истинного процветания. Надо её умножить…, – он визуально смерил размер кошелька, – скажем так, раза в четыре.

Андреа недовольно качнул головой:

– А не слишком ли сильно будет процветать наш город? Может, двух кошелей хватит?

Оберто сделал долгую паузу, наслаждаясь содержимым бокала. Наконец выдал:

– Возможно, хватило бы и двух. Но я слышал, что твои оргузии⁸, дорогой маркиз, сожгли донжон синьора Лусты, а вместе с ним мельницу и маслобойню соседней деревни.

Гуаско нервно вскочил и, не сдержавшись, выпалил:

– Какой «донжон»? Какие «маслобойни»? Пара овчарен, да сарай. А шуму-то, шуму! И вообще, Дербиберди, – Гуаско с трудом выговорил имя синьора Лусты, сплюнув при этом, – тьфу ты, только дьявол мог придумать такое имя… Этот Дербибиберди не наш человек. Он человек князя Готфии Сайкуса⁹! Ди Негро не может вменять мне это в вину! Это не его территория.

Скварчиафико отреагировал спокойно, жестом пригласив гостя вернуться на место:

– «Может». Ещё как может. Даже я могу. И протекторы банка могут. Сайкус теперь наш союзник. Война с ним никому не нужна. Да и стоит любая война гора-а-аздо больше двух кошелей, – он сделал ударение на «гораздо». – Кто за войну платить будет?

Андреотто нервно дёрнулся и рыкнул. Но промолчал. Серый кардинал продолжил:

– Если протекторы узнают об этом инциденте – они будут в бешенстве. А если об этом узнает Мехмед¹⁰ – то подумает: «А не воспользоваться ли распрями в стане крымских союзников? И не прикарманить ли мне жемчужину Понта?»

Гость только сверкнул глазами.

Скварчиафико подытожил:

– Вот и подсчитай, сколько стоит «полное процветание нашего города».

Гуаско глубоко вздохнул и понуро кивнул:

– Я думаю, народ скинется, – он расслабленно плюхнулся в кресло, хлебнул вина и спросил: – А как нам быть с Ди Негро?

Серый кардинал поинтересовался:

– Бумажки есть? Хоть что-то?

– Естественно! Вот такущая пачка, – для наглядности Андреа продемонстрировал предельное расстояние между большим и указательным пальцем. – В основном коллективные прошения крестьян взять их под нашу опеку. Теперь они счастливы, – маркиз в притворно-патетическом порыве дёрнул головой: – Так счастливы! И это понятно. Исчезли все проблемы, от которых селяне страдали. Так страдали! Мы заботимся о них, кормим, поим, одеваем. Крестьяне пребывали в полном невежестве и даже толком не понимали, сколько им сеять и куда девать излишки. Мы их пожалели не из-за выгоды, а исключительно ради христианского человеколюбия. Благодарный народ это ценит. Так ценит! Въезжаем в деревню – сапоги вылизывают. Так им подфартило. Так подфартило! А что до тюрем… Так законов без наказания не существует…

Скварчиафико перебил его многословие:

– Хорошо, мне кажется, что мы решим ваши проблемы. Всё же верховный консул сидит в Каффе, а не в Солдайе, которой руководит Ди Негро. С этим пока всё, – он в раздумье поджал губу: – Хм, у меня к тебе есть маленькая просьба.

– Весь во внимании, – чуть склонил голову Андреа.

– Наш новый консул хочет наладить торговлю с Московией. Но путь туда не безопасен. Можешь помочь казаками? Все знают, что у тебя на службе целая армия.

Гуаско аккуратно постучал друг о друга растопыренными пальчиками ладоней:

– Да…, путь туда не близкий. Дикое поле. Там и казаки, и татары всех мастей, и ещё бог весть кто. Лихих людишек пруд пруди. Они никому не подчиняются. Рискованное мероприятие. Если не секрет, чем торговать собрались?

Оберто без особого желания поделился планами:

– Скажем так, меха в Европе поднялись в цене. Зимы в последнее время уж больно холодные.

– Меха – это хорошо. В Московии этого добра валом. И цены бросовые… А не боишься, что московский князь заерепенится?

– Там сейчас Иван правит. Недавно он отправлял послов в Рим и согласился на унию наших христианских церквей. Папа в ответ устроил его свадьбу с Софьей Палеолог.

– Слышал. И что с того?

– Он после этого прозвал себя цезарем. Молодой Иван резво укрепляет государство. Земли собирает. Орде противостоит. Привечает наших строителей и оружейников. Богатой становится Московия. Богатой и сильной. А в сильном государстве торговля обязана процветать. Я думаю, он это понимает.

– Понимать-то понимает. Но я бы не связывался со склавинами¹¹.

Серый кардинал ухмыльнулся:

– Склавинов презираю. Но золотые дукаты¹² не имеют национальности. Истинный купец способен торговать даже с дьяволом.