Kitabı oxu: «Призраки»

Şrift:

ISBN 978-5-0062-9256-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА 1

Лишь в толпе проявляется индивидуальность, в ней же она и теряется. В интонациях выступающего было ровно столько превосходства, чтобы достало игнорировать ответное омерзение аудитории. В его лице преобладал подбородок, как у английских лордов. Помещение напоминало актовый зал школы или ДК средней руки, только что не хватало тяжёлых и пыльных занавесей по бокам сцены.

– Позвольте всё-таки вопрос, – поднялся крепыш в зелёной майке с иностранной надписью, распластанной на бугорчатой груди, – тут в списке довольно много вещей и для того, чтобы сделать разумный выбор, желательно хотя бы примерно знать, где будет проходить… мероприятие: в лесу, степи, на морском побережье…

– Ну, э.., могу сказать, – лениво и в нос ответствовал лорд, – что это будет Россия, тайга и река.

– Но всё-таки, – не сдавался крепыш, – тайга тайге рознь. Есть лесотундра, где скоро будут заморозки, есть тайга под Ленском, а есть южная тайга, на границе со степью. – Рядом с вопрошающим крепышом сидел точно такой же, только в красной майке, на которой была изображена красотка с обезображенным рельефом образом и согласно кивал головой. «Какие-то браты-акробаты», – подумалось мне.

– Климат, скорее, мягкий, заморозки не скоро. Итак, последний в списке: Хахаль Сергей Сергеевич, пятьдесят пять-тире-шестьдесят лет, здоровье посредственное, сантехник. Какими ещё профессиями владеете?

– Грузчиком работал, сторожем, дворником, чернорабочим…, – медленно заговорил я, вставая.

– Достаточно, – разбрызгивая брезгливость, произнёс лорд, – ваш коэффициент 1,57, ознакомьтесь, пожалуйста, с прейскурантом.

Слегка прихрамывая – отсидел ногу – я отправился к трибуне, успев поймать на ходу несколько взглядов: «Экий Хахаль!»

В маленьком городке, тихом и умытом по утрам, в порядке оптимизации вздумали проводить конкурсы. В том числе и среди сантехников. Конкурировать за тёплое место в кишечнике труб с Матвеичем, едва доживавшим свой век в объятиях с зелёным змием или с Павликом, нагруженным двумя детишками и тёщей, мне было противно. Уволившись с лёгким сердцем, я приступил к поискам новой работы и вскоре наткнулся на объявление: «Конкурс на выживание… в безлюдных местах… кто больше продержится… приз 1 млн. руб.»

– Напоминаю, – продолжал гундосить лорд, – что, согласно условиям конкурса, вы можете объединяться в группы в количестве двух участников. Расстояние между группами не менее одного километра. Выигравшая группа может поделить свой приз …э-э-э согласно коэффициенту трудового участия.

Юмор. Что ты знаешь о труде и участии, лорд и сын лорда? Делить – это значит поровну. 500 тыщ – тоже деньги, можно года два прожить, а там – работа или снова конкурс. И много ли мне осталось? С незнакомыми крепышами конкурировать можно, это со знакомыми – тяжело, а ведь есть ещё и такие, которым и так всё отдашь. Да и не выиграть мне – вон народ какой нахрапистый. Ну, тогда хоть пожить спокойно в лесу, на дармовом питании. Судя по лордовому объяснению – Забайкалье, Даурия, прозрачнейшие места. Только вот прейскурант строг:

Ружьё – 700 пунктов;

Собака – 700 пунктов;

Дом разборный – 600 пунктов;

Спиннинг в сборе (или удочка) – 600 пунктов;

Палатка – 300 пунктов…

патроны, снасти, провизия, инструмент, посуда…

Всем сразу даётся 1000 пунктов, плюс коэффициент за немощность, у меня получается 1570. Без собаки в незнакомую тайгу я не сунусь, плюс спиннинг, минус палатка – если обойтись шалашом – да ещё блесны, топор, мелочь всякая. На ружьё никак не хватает. Плохо без ружья. Сам-то ладно, а на собаку макарон не напасёшься. Хотя путная собака сама себе пропитание найдёт. Может, напарника взять? Или лучше – напарницу! Вон сидит какая – пышная, кровь с молоком, с цыганскими глазами! С такой и в палатке тепло, и у костра весело. Эх, поздно, подвалил какой-то, рыжий, на орангутана похож – руки ниже колен. Так и смотрит на мою цыганочку, так и смотрит! Точно, сожрёт, когда припрёт голод! Что ж я такой нерасторопный-то! Ладно, ещё раз: собака – 700, спиннинг, топор, блесны… опять сбился! – Люди, нет ли у кого счётной машинки!?

– У меня есть. Если с собою возьмёте.

Как из-за угла подкралась. Хотя в углу сижу я, и всё у меня как на ладони. Девица, лет 20-ти, светлые волосы, конопушки, глаза опущены, в руках прейскурант и мобильный телефон. Я встал и обошёл её вокруг. Из сплюснутого, как у восьмиклассника-отличника, зада – две тонкие ножки, ручки-спички, сзади из-под кофты выпирают лопатки, спереди – ничего. Получился человечек. Детский сад какой-то.

– Меня зовут Лена. У меня тоже коэффициент 1,57. И ещё у меня два условия.

– Какое же первое? Свадьба только после секса?

– Ну и шутки у вас, дедушка!

Она подняла глаза: большие, светло-зелёные, в каждом маленькая точка, в каждой точке – взрыв ярко-белого света. Дедушка. Что и говорить, человек частенько считает себя моложе, чем это выглядит со стороны. Главными достопримечательностями моего лица являются борода и нос, остальное либо малозаметно, либо скрыто морщинами. Да и сутулюсь я в словах и осанке.

– Первое условие – душ, второе – не лезть в душу, – просто сказала Лена.

Этого оказалось достаточно, хотя, наверное, хватило бы и одних глаз. «Лишь бы не оказалась неврастеничкой – легко по такому-то телосложению…", – думал я, выискивая в прейскуранте душ. Он стоил 100 пунктов, – «лишь бы…»

– Я не неврастеничка, просто очень стройная.

– Откуда ты…

– Так вы же шёпотом колдуете! – она села рядом и, щекотнув волосами меня по щеке, заглянула в список:

– О, собака, это здорово! А почему вы не хотите дом?

– Раз уж скидываемся, возьмём палатку. Видишь ли, этот лорд, – я кивнул головой в сторону трибуны, – изволил сказать, что нас всех высадят в одном месте, откуда мы и пойдём искать себе стоянку. Неизвестно куда и сколько. С вещами на горбу. И с домом. И с душем. Хотя там есть речка.

– Душ я понесу сама. Не люблю холодной воды. Странно, что вы назвали его «лорд», а я про себя – «лошадь».

– Я тоже не люблю холодной воды. И слишком хорошо отношусь к лошадям.

– А я, представляете, совершенно не знаю лордов. Ладно, давайте выбирать и считать – так интересно!

Ленка обладала явно выраженными шизоидными чертами характера – она легко возбуждалась, развивая кипучую энергию и резко угасала, замыкалась в себе, где находила неисчерпаемые запасы грусти. Благодаря одной из таких вспышек активности мы стали обладателями хороших собаки и палатки.

Что касается собаки, то я бы согласился на любую, выданную организаторами – лишь бы знала Главный собачий секрет. На Ленкин вопрос – что за секрет – я ответил, что нам его знать невозможно, только собакам. А ещё лошадям, птицам, деревьям, ручьям, солнцу и ветру – вообще, всем, отношение кого к людям не определяется возрастом, красотой и богатством тех. Всем, значит, кроме людей.

– Я тоже хорошо отношусь к некрасивым бедным дедушкам, но у моих знакомых есть чистопородная восточно-сибирская лайка – зверовой, как они говорят, линии – которая бегает на даче, измеряя периметр забора и плачет от тоски по своему секрету. Что немаловажно, мы с ней дружим, – сказала Ленка.

Палатка – другое дело. Хотелось такую, какая по сердцу мне, а не лошадиному лорду или кому-то там ещё. И Ленка пробила доморощенную палатку, отчасти, наверное, оттого что организаторам было наплевать, так как с палаткой ехали мы одни! Но при набивке рюкзаков палатку внимательно осмотрели: ничего особенного, обычная двушка из какой-то толстой марли, только тент – большой, плотный, с пластиковыми окошками по бокам.

Рюкзаки – казённые, но качественные, с поясом по пузу, не станки. Мой оказался килограммов за 30, Ленкин – около 20-ти; всё там, от патронов до туалетной бумаги. Ещё будут ружьё и треклятый душ – выдадут на месте.

Летели с подмосковного аэродрома самолётом неизвестной марки, с закрытыми иллюминаторами, как кошки в мешке – чтобы не запомнили дорогу и не сбежали домой. Один раз садились на дозаправку. Общее время полёта – часов 8, но это очень неточно, потому что часы и гаджеты у всех отобрали. Сидели от всех других отдельно, и все другие тоже. Ленка куксилась и гладила собаку. Собаку звали Дамка – настоящее охотничье имя – рыжая, с белыми грудью, чулками и кончиком завёрнутого на спину хвоста. Она смотрела на Ленку умными и терпеливыми глазами. Дамке хотелось писать.

На захолустном аэродроме ожидали вертолёт. Все, кто хотел, пописал и покурил. Было раннее утро, над тайгой висел печальный сумрак. В последний раз предложили тем, кто передумал, отказаться от конкурса, с уплатой, конечно, расходов. Никто не отказался, но глаза у всех были как у Дамки. Куда меня несёт? Сколько раз в жизни было: стоишь на перепутье и выбираешь дорогу. Как впоследствии оказывается, худшую, но единственно возможную для меня. Потом кормили гречневой кашей с тушёнкой, в последний раз.

В вертолёте сидели по бортам, поэтому вдоволь насмотрелись друг на друга. Справа от Ленки оказалась причудливая парочка: дедушка с бабушкой лет семидесяти. Их огромные рюкзаки были приторочены к двухколёсным тележкам – с такими ходят в магазин, чтобы взять пива на всех. У ног их лежал благородной меди ирландский сеттер по имени то ли Изольда, то ли Джульетта, не помню – тоже, получается, дамка. Обе дамы прекрасно снюхались и всю дорогу пролежали нос к носу, изредка бросая на хозяев виноватые взгляды. Больше собак ни у кого не было. Я был рад, что Ленка общается с людьми, на фоне которых я не окончательная развалина. Потом она рассказала мне, что старики взяли домик, две удочки и душ!, на всё остальное – а коэффициент у них почти 2 – приятные бытовые мелочи и еду и были уверены, что прекрасно проведут время и выиграют миллион.

Прямо напротив нас расположились браты-акробаты. Их вид вопил о целеустремлённости и отсутствии сомнений. Что-то мне подсказывало, что эти долго не протянут. Слева от них – орангутан с пухлой цыганкой. Цыганка была грустна, орангутан чем-то сосредоточен. Дальше – два некрупных мужичка очень хитрого вида. С другой стороны от акробатов – задумчивая женщина мужской наружности, по всей видимости, без пары. А вот напротив неё, то есть рядом со мною, слева, совсем наоборот: два молодых человека, лет 25—30, симпатичные, модно небритые, стройные, очень пластичные в движениях – пожалуй, излишне пластичные. Познакомились. Миша и Митя (я про себя сразу – Миша и Маша). Видимо, подслушав мои мысли, Миша или Митя – я сперва путал – задорно возразил: да, они любят друг друга, ну и что? – Ничего, – ответил я, – любовь всегда лучше, чем наоборот. Проникнувшись такой толерантностью, влюблённые сразу назначили меня гуру, стали спрашивать, что и как, обещали всегда держаться рядом и даже начали немного кокетничать, чем отвлекли меня от дальнейших смотрин.

Вертолёт летел в сторону солнца. В иллюминаторах зеленела тайга, поблёскивали голыми коленками скалы, грязной мешковиной торчали неровные заплаты степи.

Когда сели, дело подходило к полудню. Жарко. Со юга нас обнимала река, блестя так, что другой берег невозможно было разглядеть. С противоположной стороны обратным к реке полукругом изгибался лес, слева он, видимо, встречался с рекой километрах в пяти, справа – ещё дальше. А вокруг была степь, ровная, жёлто-бурая, только вдоль берега тянулась цепочка жидкого тальника. Все подошли к реке. Она текла справа налево, плавно, мощно, вода была прозрачна, светла и холодна.

На берегу лежали разборные домики – семь одинаковых кучек из брусьев и фанеры и одна кучка поменьше: два душа – наш и хозяев Брунгильды. Сопровождающее лицо похмельного вида под расписку выдало ружья (ТОЗ-34, двустволка-вертикалка, 12 калибр, довольно потёртые), по одной хитрой коробочке с кнопкой на каждую команду и прощальный инструктаж: «Кнопку нажимать только в крайнем случае, для экстренного вызова, иначе оплатите рейс вертолёта. Или – если решили сняться с конкурса. Всем советую держаться окрестностей реки и не оставлять имущество», – он указал рукой на разборные домики, -«на ночь без присмотра. Удачи, тур-ристы!»

Вертолёт закрутил ушами, наморщил реку и улетел. Сразу после этого мрачный мужик, сидевший в вертолёте от всех в стороне, надел рюкзак, повесил на шею ружьё и ушёл вбок, куда-то в степь. На берегу остались семь пар и женщина-одиночка, пятнадцать человек, освещённых солнцем.

Степь душно и горько пахла полынью. Солнце чуть склонилось к западу, его по кругу облетала мощная птица, мало уступающая в размерах вертолёту – может быть, степной орёл. Положение взывало к соображениям. Жить в степи – гиблое дело, главным образом, из-за отсутствия дров. Нужно добираться до леса. Восемь команд, не ближе километра друг от друга, а удобных мест для стоянки много не будет. Тем более – лучших. Имущество оставлять нельзя, а под рюкзаками домики с собою не попрёшь. Мы с Ленкой, бездомные, оказались самыми мобильными, но я сидел, курил трубку и неотрывно смотрел на реку.

Первыми опомнились акробаты. Они разворошили ближайший к ним будущий домик, уложили рядком брусья на ровном месте и стали прибивать к ним листы фанеры. Следом за ними спохватились два хитрых мужичка, потом дошло до всех. Закипела работа. Орёл с гневным криком улетел прямо в солнце.

Акробаты остроумно распилили вдоль самый маленький кусок фанеры, задуманный, видимо, дверью – это будут вёсла. Хуже и медленнее всего дело шло у стариков-сибаритов, хотя Дездемона во всю мочь помогала им лаем. Миша и Митя о чём-то бурно совещались с Ленкой, рисуя руками в воздухе формы, напоминающие обводы бригантины. Дамка насмешливо наблюдала за стройплощадкой. Мне всё больше нравилась эта собака. Наконец, был выслан парламентёр.

– Мими спрашивают: мы так и будем сидеть? – грозно спросила Ленка.

– Как хорошо и ласково ты придумала: «Мими», везёт им. Лично я сейчас встану и начну оказывать посильную помощь тем, кто в ней нуждается.

– Тогда начни с меня. После чего можно будет поговорить о ласке. Мими готовы предложить свой дом и нам в качестве плавсредства.

– Мы остаёмся здесь, – сказал я, снял рубашку и ботинки и пошёл помогать одинокой женщине таскать стройматериалы. Старичкам я с сожалением распилил надвое дверь.

Первыми отчалили акробаты. Плот держал неплохо, только матросы работали вёслами немного вразнобой. Медленно поворачиваясь вокруг своей оси, пионеры скрылись за камышами. Потом прорвало: пошла основная стая. Некоторые срезу выгребали на середину реки, чтобы подхватить течение. Плот одинокой женщины, похожей на мужчину, мы волокли к реке с ней вдвоём. Прощаясь, она сказала грубым голосом: «Спасибо. Коснётся.» и крепко пожала мне руку. А стариком провожали все вместе. Две маленькие фигурки, два огромных рюкзака и плачущий лай Эсмеральды. Я достал из кармана носовой платок и помахал им вслед.

Наступил мой черёд. Пытаясь оттянуть час расплаты, я повозился в волосьях земли, отыскал десяток потерянных в спешке гвоздей, две дверные петли, сунул их в кармашек рюкзака, потом помылся в реке до пояса, оделся, сел на мимишный домик, закурил и обратился лицом к судьбе.

– Почему, Сергей Сергеич, все уплыли, а мы остались!?, – спросили Мими, вложив в интонацию невозможную горечь.

– Вам, кровным детям цивилизации, я ответил бы просто: потому что вы не такие, как все. Остальное, менее существенное, вы сможете узнать из показаний, которые я сейчас буду давать старшекласснице.

В Ленкиных глазах взорвался целый арсенал. И тотчас же с той стороны, куда ушла регата, раздался выстрел, потом второй.

– Наверное, по уткам палят. Здесь река от нас – на юго-восток, там – я показал мундштуком трубки на изгиб реки вниз по течению, упиравшийся в лес – уже на востоке, что дальше – непонятно, а если признать самой вероятной схемой стоянки край леса, обращённый к реке – для конца августа ориентация не вполне подходящая. Дальше. Фанера с удовольствием намокает, потом коробится при сушке. Ещё – нас слишком много. Гонка на плотах по незнакомой реке – увлекательное занятие, но пряников не хватит на всех. И самое главное. Как-то всё подозрительно: лес далеко, река, куча стройматериалов, которую враз не перенести – как будто кто-то подталкивает: строй плот! А когда меня подталкивают, я упираюсь.

Дамка подошла и села у меня в ногах. Мими озадаченно кивали. Ленка потихоньку оттаивала ртом:

– А какой, всё-таки, план действий?

– Остаёмся здесь, правда, на ночь придётся разойтись на километр, согласно правил. Завтра с утра идём вверх по реке до леса, находим места стоянок, перетаскиваем домик. А сейчас – дрова, костёр, ужин.

У меня зудело между лопатками, когда я видел, как на поверхности воды то там, то сям расходятся круги – будто кто-то тыкал снизу пальцем. Я вытащил из рюкзака спиннинг – шимановский минителескоп, 7—21, не пожадничали организаторы – катушку, коробку с блеснами, прицепил мепсовскую нулёвку с чёрной наклейкой. Закатное солнце позолотило воду и степь на противоположном берегу. Кубышки роняли в воду жёлтые лодочки тронутых тленом лепестков, лодочки не могли проплыть сквозь ощетинившийся копьями строй камышей, тыкались в них пугливой стайкой.

Я наловил десятка полтора небольших – грамм по 150 – хариусов. Мими наскребли сухого тальника для костра, Ленка упорствовала по хозяйству, Дамка помогала всем по очереди. Поужинали варёной рыбой с сухарями, заварили чай. За чаем я рассказал легенду о Чёрном туристе, хотя меня никто не просил. Мими сказали, что с этого момента ночью спать не будут, только днём. А Ленка – что когда ей снятся кошмары, она падает с кровати. На кто попало. Потом смотрели на звёзды. Их было так много, что казалось, что мы накрыты медным тазом. Я люблю наше небо, над средней полосой, где звёзд намного меньше и больше места для бесконечности.

Уже в темноте мы с Ленкой честно отошли на две тысячи шагов вверх по течению, поставили палатку без тента и завалились спать. Дамка пристроилась с нами, в ногах, настороженно прислушиваясь к оптимистичной песне комаров снаружи.

Утром, едва начало светать, я беспощадно растолкал их обеих, мы собрали палатку, умылись и поплелись назад. Было холодно. Один из мимишек спал на куске фанеры, полностью завернувшись в одеяло, второй сидел у потухшего костра с ружьём на коленях. И тоже спал. Дамка подбежала первой и поздоровалась. Сторож схватился за ружьё.

– Не стреляй, пожалуйста, Митя, это мы, – попросила Ленка. С утра она была очень ласкова, как новорождённый ежонок, у которого ещё не отвердели колючки. Проснулся Миша.

Взяв у Мити ружьё, я увидел, что патронов в стволах нет. Оставалось только пожать плечами:

– Убийственное психологическое оружие! Мими, Ленка и Дамка! Предлагаю отложить завтрак до счастливых времён, которые, как всегда, впереди и – в путь! День будет тяжёлым.

Как в воду глядел! Я вообще заметил, что человек, который помногу смотрит в воду, обладает неким даром прорицания.

За чаем разговор зашёл об оружии и прилагающихся к нему опасных животных.

– Кто нас сможет поубивать и поесть, ну, кроме Чёрного туриста, конечно? Волки там, медведи… И что в этом случае нам делать? – так поставила вопрос Ленка.

– Волки могут, но вряд ли захотят, скорее всего, мы их даже не увидим. То же рысь. Просто Дамку не стоит далеко отпускать. Не стоит наступать на хвост гадюке и раскидывать вокруг стоянки остатки пищи, особенно мясной, даже тухлой. Увидев лося или стадо кабанов, стоит уступить им дорогу. В одном из стволов всегда стоит держать патрон с пулей, а то и в обоих.

Про медведей я ничего не сказал, потому что сам их боюсь. Мы шли гуськом, первая Дамка, за ней Ленка с палками для душа, похожими на копья, в руках, потом Мими, я последним. Росы почти не было. Поднимающееся солнце подсвечивало фонариком спины идущих впереди.

Чем ближе подходили мы к лесу, тем отчётливей раздавались сладострастные возгласы мимишек, которые никак нельзя было отнести к Ленкиным ногам, торчащим из-под рюкзака. Место действительно было красивым. По зелёному пригорку взбегали вверх берёзы, сперва редкие, потом прибавляясь в числе, таволга, уже отцветшая, держала свои сомкнутые кулачки., на кустах шиповника висели многочисленные ягоды, розовеющие бочками. Вся эта пастораль метров десять не доходила до реки, сменяясь камнями, в камнях, мурлыкая, струился ручей. Всё это было густо освещено солнцем. Дамка быстро поймала в траве за хвост какую-то ящерку и положила его к нашим ногам.

– Фея, – произнесла Ленка. – Все удивлённо посмотрели на неё. – Не хватает феи, которая вылезет из кустов с подарками для всех.

– Вот и первый недостаток. Должны быть ещё, – я закинул за спину ружьё, невесомое после рюкзака, – пойду искать место для второй стоянки.

– Я тоже могу пойти, – уверила меня Ленка.

– И мы, – Мими.

То же самое промолчала Дамка.

– Нет. Всем отдыхать, готовить завтрак, искать недостатки и грибы. Надеюсь, я скоро.

Прекрасно одиночество, отмеренное нужными дозами. Особенно – если мерка в твоих руках. Лес отчётливо ограничивался крупными острыми камнями, ближе к реке камни становились мельче и глаже. Я шёл у самой воды и считал шаги. Среди берёз появились ёлочки, сперва по одной, потом компаниями. На противоположном берегу степь тоже сменилась лесом, но там над каменной осыпью, в тени, в плотном строе равнялись угрюмые ели. Впереди на берегу кто-то стоял, большой, толстый и страшный.

Подойдя поближе, я увидел, что это камень, выше меня ростом, почти круглый. Я назвал его Хрюнделем за явно выраженный пятачок и общее неприветливое выражение лица, с которым он посмотрел мне в спину. Хрюндель остался на 837-м шагу.

Река почти не петляла. Попадались заливы с осокою и аиром, некоторые даже с обратным течением. Полцарства за спиннинг – кто понимает, не осудит меня!

Где-то на полутора тысячах шагов берёзы сменились осиной с ольхою. Многие осины торчали сухими, валялись как попало на земле, оплетённые подлеском из рябинника. Потом лес чуть приподнялся над рекой и отдалился, вместо осин появились сосны. По дороге мне встретились два ручья. Отмерив 2000 шагов, я прекратил счёт, когда увидел впереди, в бурой каменистой осыпи, что-то блестяще-выпуклое. Это оказалась голая скала, похожая на лоб без лица, причём лицо лежало выкрошенным тут же, внизу, получалось, что лоб как будто нависал над всем берегом.

Я назвал скалу Ум. За Умом открылась чуть выдающаяся к реке площадка, на которой росли три огромных лиственницы. Под площадкой в реку впадал довольно большой ручей, выше, метрах в 50-ти, река пенилась в перекате. Я полез наверх.

Общий перепад высот между рекой и площадкой был метров 12, и это при двадцатипятиметровом, примерно, расстоянии. Самый последний уступ оказался крутоват, пришлось хвататься за какие-то свисающие корни. Две лиственницы росли близко друг от друга почти в центре площадки, третья – чуть в стороне, ближе к лесу. Сама площадка была метром тридцати шириною, слева – кусты рябинника, справа – обрыв и Ум, прямо – смешанный лес. Под лиственницами – вездесущий лабазник, в июне здесь, наверное, можно задохнуться от ароматов.