Kitabı oxu: «Обещание острова»

Софи Таль Мен

Şrift:

Published by arrangement with SAS Lester Literary Agency & Associates

Издательство CORPUS ®

* * *

Восхитительная история о том, как из простой доброты рождается сила.
LA VIE

* * *

Моему отцу, который, сам того не подозревая, подсказал мне эту историю.

Часть первая

Если видишь все в сером цвете, отодвинь слона.
Индийская пословица

Глава 1

Алексис заметил на багажной ленте свой рюкзак, или, точнее, блестящий бесформенный ком, замотанный в пленку и облепленный скотчем с отметками таможни – доказательство того, что его проверяли много раз. Он показался ему нелепым рядом с плывущими по ленте огромными чемоданами, и Алексис едва от него не отвернулся. По сравнению с тоннами накопившихся за последние восемь лет воспоминаний рюкзак выглядел совсем тощим. Какого черта было везти несколько поношенных шмоток, если он выбросит их сразу по приезде? И вообще, какого черта было возвращаться, если его не ждут? «Абсурд», прошептал он пару-тройку раз, на автомате шагая к железнодорожной станции. Алексис так устал, что все равно не мог размышлять. Он вернулся домой, не имея ни цели, ни планов. Безрадостное возвращение. Так курица с наступлением темноты семенит в свой курятник.

Молодой человек не обращал внимания на проявления радости вокруг, на поцелуи и объятия и, опустив голову, брел по коридорам аэропорта. Он был доволен, что никого не предупредил о своем прилете. Он представил себе выстроившийся в Руасси почетный караул и счел его совершенно неуместным. Суетным и не соответствующим тому, что он пережил. Честно говоря, он недолюбливал торжественные встречи. Ему не нравилось ни возбуждение, ни любопытство, какие возвратившиеся вызывают у некоторых встречающих. К этому он не был готов. В первые месяцы после отъезда, вспоминал он, сестра Валентина – единственная оставшаяся у него родственница – упрекала его за то, что он ничего не сообщает о себе. Она даже завела для него блог, чтобы спровоцировать брата на общение. «Это не займет у тебя много времени, – убеждала она. – Просто иногда выкладывай фото». Однако она очень быстро поняла, что он не будет ничем делиться, и с тех пор уважала его молчание. Достаточно было изредка давать о себе знать. Позвонить, чтобы она могла рассказать о том, что произошло в его отсутствие: например, что она вышла замуж за человека, о котором он никогда не слышал, или о свадьбах его бывших подружек, которых он успел напрочь забыть, о ее работе бухгалтером в местном стартапе, о смерти дальней родственницы, разорении соседа, рождении племянников, ну и детей его бывших девушек, естественно. Такой вот отчет о бурной жизни, которая могла у него быть, если бы он не уехал. Он же говорил очень мало, что расстраивало Валентину. Как он мог описать свою повседневность и при этом не обеспокоить ее? Не шокировать. Это же не только история путешествия, экзотических знакомств, красивых пейзажей. Его гуманитарные командировки по всему миру заводили его туда, куда никто не ездит, в самые отдаленные, самые враждебные, самые опасные места планеты. Сейчас он знал, что насилие, страх, смерть существуют повсеместно. Что жизнь, к несчастью, не всюду и не для всех имеет одинаковую цену.

Сегодняшний бородатый тридцатилетний мужчина, вцепившийся в поручень, чтобы не упасть в битком набитом вагоне электрички, не имел ничего общего с молодым, хорошо одетым и полным энтузиазма реаниматологом восьмилетней давности. В нем поселилась новая серьезность, и на мир он смотрел более мрачно. Он уже знал пределы своих возможностей врача и мужчины. Закалился, научился выживать, бороться, проявлять упорство. Лечить, почти не имея средств, облегчать боль. И признавать свою беспомощность. Как после всего этого совершить мягкую посадку? Совсем недавно пассажирка с соседнего кресла едва удержалась от аплодисментов, когда самолет без толчков коснулся бетона взлетной полосы. Женщина облегченно улыбнулась ему, как если бы сочла его напряженный вид свидетельством боязни перелета. Но Алексис продолжал сидеть, сжав зубы, потому что в воображении по-прежнему оставался в бейрутском госпитале, за тысячи километров от родных мест. Пациент, один из многих. Инвалид войны, изувеченный бомбой и срочно эвакуированный в соседнюю страну. Кочевник, которому была доверена рискованная миссия – самоубийственная, можно сказать, миссия, – и он не сумел ее завершить. У него в памяти хранилось столько картин, столько гнева и угрызений совести. И столько грусти, когда он думал обо всех, кого потерял.

Сколько времени ему понадобится, чтобы действительно приземлиться? Что осталось от того Алексиса, каким он был когда-то? Кто он такой сегодня? Человек, разбитый на куски, разбросанные по разным концам света, и с трудом передвигающийся, опираясь на костыль и раскачиваясь вместе с толпой на вокзале Монпарнас. Под куполом резонировали гулкие звуки, и ему казалось, будто его шатает, словно пьяного.

Он слишком резко поднял голову, чтобы свериться с информационным табло, и едва не упал. Последний поезд до Бреста уходил в девятнадцать часов. Если он на него успеет, ему не придется ночевать в Париже. Алексис подошел к билетному автомату и на некоторое время замер, изучая дисплей. Все его жизненные процессы как будто замедлились. И в теле, и в мыслях. Все вокруг как будто заволокло туманом. Что нужно сделать, чтобы купить билет? Ему пришлось несколько раз прищуриться в попытке разобраться, куда ткнуть пальцем. Он все сделал правильно, и билет, как по волшебству, выскочил из автомата. Теперь все будет так. Если он хочет выжить, пора привыкать листать страницы автоматов – механически, не раздумывая, без эмоций. Находить нужные кнопки и следовать подсказкам. Иначе он пропадет – никаких сомнений.

Глава 2

Состояние Яна в эту субботу нельзя было назвать нормальным. Причина в том, что ему предстояло покинуть остров и он боялся пропустить паром и опоздать на консультацию. Но, главное, его пугало посещение больницы, перспектива оказаться в роли пациента и услышать приговор.

Он уже несколько лет чувствовал, что тело стареет, но это не слишком его волновало. Если в шестьдесят пять лет тебе все дается с трудом, ты больше устаешь к концу рабочего дня, а щиколотки отекают и ноет спина, это в порядке вещей. На днях он даже уснул, не досмотрев до конца фильм, и проснулся глубокой ночью в полной растерянности, сидя на диване. Во время долгой работы врачом он поставил так много тяжелых диагнозов – онкология, безнадежные случаи, – что мелкие недомогания его едва ли не радовали. Давило затылок, словно голова весила тонну, один шип застрял в колене, другой в плече. «Мое тело скрипит», охотно повторял он себе. Но прошлым летом все стало еще хуже. Тело уже не просто скрипело, его заклинило. Им завладела новая боль – более сильная, чем раньше, более настойчивая. Из тех, что проникают в тебя исподтишка и больше не покидают. Маттье, его сын, провел на Груа несколько дней отпуска и сразу обратил внимание на отцовскую походку. Рваный ритм, асимметрия. Вроде бы мелочи.

– Наверное, потянул мышцу.

– Не слишком врачебное определение, папа… Скажи еще, что у тебя ломит поясницу.

– Чушь, все пройдет.

– Как всегда, сапожник без сапог, – грустно прокомментировал сын и не стал углубляться в тему.

Однако, когда Яна скрутило в скалах Локмарья, где он вместе с трехлетним внуком ловил на креветку рыбу, ему пришлось просить у Маттье обезболивающее, чтобы вернуться на берег, и сын не упустил случая этим воспользоваться.

– Купить тебе инвалидное кресло или ты наконец-то решишься собой заняться?

Дедушка скорчил совершенно детскую гримасу:

– Мое бедро…

– Спасибо за информацию, я догадался.

– С этим ничего не сделаешь.

– Напомни мне, пожалуйста… Ты, кажется, врач?

– Да, действительно, но это не мешает мне быть капризным пациентом!

Маттье вздохнул и взял отца под руку, чтобы довести до машины.

– Тебе известно, что в наши дни артроз сустава лечится оперативным вмешательством?

– Не хочу, чтобы меня резали.

На обоих нужно было надавить, ткнуть носом в проблему, чтобы они ее осознали. Это было свойственно и отцу, и сыну. Когда-то Ян предпочел скрыться на Реюньоне, чтобы не делиться своими заботами с близкими, но теперь многолетнее молчание закончилось и они больше не стеснялись говорить друг с другом обо всем и нажимать на больные точки. Отец с сыном на свой лад заботились друг о друге. Это была очень мужская и неловкая забота. Искренняя и без реверансов. И когда сын посоветовал проконсультироваться у Жерара, одного из приятелей и бывших соучеников Яна, хирурга-ортопеда в Бресте, отец послал его к черту. «Жерар… Почему бы заодно не поднять на ноги весь мой курс?» Но постепенно зароненное зерно проросло, чему, впрочем, способствовала и усиливающаяся боль.

В эту субботу он сократил утренний прием и попросил Джо, своего ассистента, закрыть кабинет.

– Ты заметил, док, что сегодня закончил вовремя? – подколол его Джо, постукивая ногтем по циферблату, где часовая стрелка стояла на двенадцати.

– Ага, это первый случай в моей практике, когда я выдержал график, вывешенный на двери.

– Даже не знаю, что мне делать: аплодировать или беспокоиться за тебя… Наверняка дело серьезное, если ты мчишься в Брест на выходные, да еще и во время прилива.

Врач скривился:

– Скажем так: если я не вернусь в воскресенье вечером, вызывай скорую.

– Что происходит? – забеспокоилась мадам Вайян, которая в этот момент вошла в кабинет, вернувшись с рынка с корзинкой продуктов. – Вы заболели, доктор?

– Нет, всего лишь немного заржавел… Хороших выходных!

Доктор поднял руку, прощаясь, и направился к порту. Проследив за ним взглядом, Джо попытался вспомнить, когда его шеф начал хромать. Человек, который никогда ни на что не жаловался. Неровная, заваливающаяся походка, негнущаяся нога. Он стал походить на капитана Крюка¹. И заодно резко постарел.

– А как же мой рецепт? – запричитала мадам Вайян, уперев руки в бока. – Кто мне его обновит?

– Я мог бы постараться, но вряд ли это устроит аптекаршу.

– Ну ты даешь, Джо! – возмутилась пожилая женщина, но не сдержала улыбку.

– Приходите в понедельник… Думаю, так будет лучше.

– Если не умру к тому времени, – ответила она, притворившись недовольной, чтобы он почувствовал себя виноватым.

У пациентов дока, словно у капризных детей, очень быстро появились скверные привычки. Они являлись в кабинет без предупреждения в любое время дня. Записывались на прием ради рецепта на парацетамол или из-за насморка у ребенка. Настаивали на срочной консультации в шесть утра до ухода первого парома или в восемь вечера, после прихода последнего. Звонили посреди ночи из-за приступа тревожности.

С точки зрения свежеиспеченных врачей, Ян был представителем старой школы. Той, для которой медицина всегда на первом месте, воскресенье – единственный выходной, а врач работает в одиночку, а не в медицинском учреждении. У этих докторов часы приема определяются потребностью больных. Они не умеют сказать «нет» и вовремя остановиться. Люсьен, консультировавший на острове до Яна, был той же школы. Он дождался приезда Яна, который появился здесь четыре года назад, и только тогда вышел на пенсию. К тому моменту ему перевалило за семьдесят. Док, которого считали уроженцем здешних мест, был встречен как спаситель, и островитяне уверовали в то, что он их никогда не бросит.

Яну повезло, что его друг и сокурсник, хирург-ортопед из больницы «Каваль Бланш», согласился принять его в субботу днем. Они не виделись десять лет. Несколько новых морщин, немало любовных разочарований, разные профессиональные пути. Но ровно то же удовольствие от встречи и полное впечатление, будто они никогда не расставались.

– Из-за твоих глупостей я пропустил соревнование по гольфу, – проворчал профессор, вместо поцелуя сжав Яну плечи.

– Тем лучше… Здесь плавают на лодках, а не играют в гольф! Я тебе это сто раз повторял.

– Ага, когда член твоего экипажа без предупреждения сваливает на Реюньон, а вернувшись, селится на Груа, хочешь не хочешь приходится поставить крест на регате. Индивидуальный вид спорта гораздо надежнее, если у тебя такие непредсказуемые приятели!

Ян прохромал к стулу и, скривившись, плюхнулся на него.

– Я неустойчивый, Жерар. Так это следует назвать! Я пришел к тебе, потому что стал неустойчивым.

– Долго ты так ходишь?

– С прошлого лета.

– Шесть месяцев! Сколько лет ты еще тянул бы с консультацией, не позвони мне твой сын?

Ян пожал плечами, потом отвел глаза и стал разглядывать мелькающие на экране компьютера рентгеновские снимки.

– Ну и?

– Типичная блокада сустава, деформация головки бедренной кости, остеофиты, сужение суставной щели, – бесстрастно перечислял хирург. – Короче, полноценный коксартроз тазобедренного сустава. Ты не притворяешься!

– Как ты считаешь, внутрисуставная инъекция может помочь?

– Инъекция? Если тебя интересует мое мнение, на этой стадии, старик, лучше уже все отпилить.

Сидя на стуле, Ян отшатнулся. Тактичность друга была ему известна, и все равно последние слова произвели эффект удара электрошокером. Он явственно увидел себя лишенным ноги.

– Можешь не называть меня стариком, я и так уже ощущаю себя одной ногой в могиле, – буркнул он.

– Кончай драматизировать… Будешь скакать козликом по дорогам со своим протезом, вот увидишь. Наступит новая молодость, уверяю тебя.

– Ну, это ты хватанул.

– Подумай о внуке… сможешь снова брать его с собой на рыбалку.

– Похоже, Маттье все тебе рассказал.

– Я, к счастью, время от времени пересекаюсь с ним в операционном блоке и знаю, что у тебя происходит…

Ян показал пальцем на протезы, выставленные на полках.

– А сколько дней должно пройти после операции?

– Как минимум, два месяца.

– Издеваешься? Я не могу закрыть кабинет так надолго.

– Понадобится реабилитация, и ты не сможешь сразу водить машину… Значит, возьмешь кого-то на временную замену.

Ян закатил глаза. Вообще-то в наши дни желающие ненадолго подменить врача на острове не попадаются на каждом шагу. Найти человека, готового приехать на Груа, почти нереально.

Глава 3

Брест. Конечная остановка.

Алексис подождал, пока вагон опустеет, и только тогда встал. Костыль требовал свободного пространства при ходьбе, да он и не торопился выйти на улицу. Пока поезд ехал по Ренну, стемнело и туманная чернота стерла пейзаж. Алексис безуспешно пытался разглядеть Ируазский мост через Элорн у впадения реки в гавань Бреста, марину Мулен-Блан внизу, портовую зону… В результате он так до конца и не понял, что добрался до пункта назначения. Разве темнота не всюду одинакова? С тем же успехом он мог приехать в какой-нибудь городок департамента Мета в Колумбии или в непальскую долину Катманду. Однако моросящий дождь, от которого у него сразу заледенело лицо, лишил его сомнений. Едва выйдя из поезда, он убедился в том, что вернулся в Бретань.

Безразличие пассажиров на платформе подарило ему спокойствие. Незадолго до приезда он посмотрел на себя в зеркале туалета, увидел, каким жалким он выглядит, и удивился, что с такой легкостью растворился в толпе. Дождевым брызгам не удалось ни вернуть цвет его щекам, ни убрать темные круги вокруг ввалившихся мертвых глаз. Из-за шрамов на лице, перебинтованного запястья и загипсованной ноги его наверняка принимали за неудачно упавшего лыжника или невезучего драчуна. Но это при условии, что им кто-нибудь заинтересуется. В большинстве стран, в которых он бывал, Алексис ловил на себе любопытные взгляды. Он привык к тому, что с ним как с иностранцем общаются более-менее доброжелательно. Научился равнодушно реагировать на постоянное внимание и сохранять дистанцию. А здесь все было наоборот. Он чувствовал себя призраком. И этот призрак погрузился в городской пейзаж, одновременно и знакомый, и странный. Как декорации для съемки фильма, освещенные лучами прожектора и политые слабым ручейком воды из пожарного шланга. Привокзальная площадь и ближайшие улицы казались слишком вылизанными, чтобы быть настоящими. Автомобильное движение слишком редкое, прохожие слишком дисциплинированные. Сиамская улица слишком спокойная.

И вот наконец-то, двумя улицами дальше, дом Валентины. Слишком белый. Слишком чистый. Слишком тихий. Настолько, что он даже несколько раз перепроверил адрес в своем списке контактов. Да, все правильно, его он и записал несколькими годами раньше, чтобы отправлять племянникам подарки к Рождеству. Он тогда не понял, насколько это близко к его старой квартире. В ста метрах от сквера, где он встречался на скамейке со своей бывшей и где в хорошую погоду делал институтские задания. В двух шагах от местного бара, где он зависал почти каждый вечер. Справа от продуктового магазинчика. Слева от прачечной-автомата. В общем, в самом центре его прошлого. Алексис посмотрел вверх в поисках настоящего. Нашел на третьем этаже окно, где горел потолочный светильник. А как иначе в четверг вечером в половине десятого? Он легко представил себе сцену: маленькая семья за столом, Дамьен и Орельен в пижамах, кошка мурлычет в своей корзинке. Он расстался с легкомысленной младшей сестрицей, а скоро увидит Валентину – хозяйку дома. Даже не верится.

– Вы кого-то ждете?

Мужчина в деловом костюме, закрывший перед дверью зонтик, с любопытством обернулся, чтобы разглядеть человека, едва держащегося на ногах, точнее, на одной ноге, потому что вторая была целиком в гипсе.

– Моя сестра живет на третьем этаже.

– Валентина? Тогда заходите, – пригласил он и вынул из кармана ключи. – Не стойте под дождем!

В лифте Алексис успел прийти к двум выводам: сосед Валентины с четвертого этажа был, несомненно, очень симпатичным, а заодно очень любопытным, а сестра, чье имя соседу было известно, поддерживала контакты с обитателями дома. Выйдя из лифта, он нажал на кнопку звонка – динь-динь, – чтобы получился сюрприз, но, когда дверь открылась, растерялся, увидев черноволосую головку и вопросительно уставившиеся на него глаза.

– Сюрприз, – неловко пробормотал он.

– Ма-ам, тут за дверью какой-то покалеченный бомж. Да еще и мокрый!

– Что ты выдумываешь, Орельен? – услышал он вздох Валентины.

Все тот же высокий голос. Тот же открытый обволакивающий взгляд. Лицо немного округлилось. Стало еще более мягким. Хотя, возможно, таким его делала стрижка каре. Валентина на мгновение застыла, потом издала полузадушенный крик и закрыла лицо руками. Она то и дело раздвигала пальцы, словно подглядывая за ним через решетку на окне. Потом она бросилась к нему и едва не сбила с ног.

– Алекс, не может быть… Это ты, Алекс?

Он услышал ее всхлипы. Она прижалась к его груди и обняла так крепко, что он едва не задохнулся. Шевельнуться он не мог; старался удержать равновесие, опершись на костыль, и рассматривал вторую черноволосую головку, появившуюся в дверном проеме. Ее обладатель был выше того, что открыл дверь, и казался более суровым. Кто такой этот бородатый мужчина, заставивший маму плакать? Похоже, оба стража были готовы броситься на него. Алексис не стал улыбаться им, чтобы успокоить, подняв вместо этого большой палец. Жест миролюбия. Или, скорее, извинения. За сколько всего ему надо просить прощения! Сначала за то, что ворвался в их жизнь без предупреждения. За то, что похож на человеческий отброс, «покалеченный и мокрый». За то, что он и есть тот самый отсутствующий дядя, из-за которого грустит Валентина. И в особенности за то, что он абсолютно ничего не чувствует в этот момент. Никакой радости. Никакого возбуждения. Никакой любви к ним троим. Увы, придется им его простить.

– Так это и есть Алексис? – разочарованно протянул старший.

– Алексис, это кто? – добавил младший.

Валентина разжала объятия и смущенно посмотрела на него.

– Алексис, мой брат, – ответила она взволнованно, забирая у него рюкзак. – Заходи, что ты торчишь в дверях… Устраивайся.

Он с трудом доковылял сюда от самого вокзала; одно запястье сломано, второе ноет из-за того, что он опирался на костыль, – все это окончательно лишило его сил. Он без возражений рухнул на диван. Контакт с мягким бархатом создавал ощущение, будто он приземлился в устланное пухом гнездо. По обе стороны от него уселись оба стража в пижамах, и он подвергся строгому допросу. Он старался отвечать на вопросы как можно короче. И сохранял на лице ничего не выражающую маску, застывшую и не меняющуюся.

– Когда ты приехал?

– Да прямо сейчас, пятнадцать минут назад… Может, двадцать.

– И откуда?

– Из Сирии.

– Ой, да что ты! – воскликнула сестра и присела на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Я думала, что ты все еще в Малайзии.

– А что это за раны?

– На госпиталь упала бомба.

Его объяснение сопроводили перепуганные вскрики.

– Значит, ты воевал? – спросил младший и застыл с открытым ртом в ожидании ответа.

– Нет, не воевал… Просто оказался в центре сражения, скажем так.

– А бомбу ты видел? Ты испугался? – продолжил вопросы старший.

– Не успел.

– Ладно, дети, достаточно! Дядя Алексис устал, разве вы не видите?

Дядя. Он нашел это прозвище абсурдным. Даже нелепым. Он никогда не позволит так себя называть. И речи быть не может! Но когда Валентина произносила это слово, ее щеки сильно порозовели. Он это заметил и потому отказался от комментариев.

– Дядя Алексис, – повторил младший, как будто ему нравилось это говорить.

– На сколько ты приехал? – прошептал старший.

– Да, на сколько? – подхватила Валентина.

– Насовсем.

За этим ответом последовало долгое молчание и обмен внимательными, многозначительными взглядами. Робкими улыбками, за которыми скрывалось еще много вопросов. Сколько раз ему предлагали поесть? Принять душ? Переодеться в чистое?

– Мне бы поспать, – в конце концов едва слышно промычал он. – Достаточно матраса где-нибудь в углу.

Валентина не стала больше ничего выяснять. Перед тем как уложить детей, она разложила диван-кровать в кабинете. Постелила сияющие белизной простыни. Протянула ему мужскую пижаму подходящего размера из необыкновенной красной фланели в клетку. Кстати, а где ее владелец – отец семейства?

– Ну, тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи. – Алексис улыбнулся троице, собиравшейся закрыть за собой дверь.

Завтра придет его очередь задавать вопросы. Интересоваться ими. К счастью, завтра будет другой день. Потому что сегодня вечером он чувствовал себя неспособным на это.

Глава 4

Джо мог часами разглядывать потолок, водрузив ноги на рабочий стол, откинув далеко назад голову и рискуя опасно наклонить кресло. Он не уставал восхищаться квадратиками плитки из полистирола, которые собственноручно наклеил, делая в кабинете ремонт четыре года назад. Если бы Ян не умерил его пыл, Джо превратил бы потолок в шахматную доску и изобразил на ней фигуры, чтобы развлечь пациентов. Отсутствие нарисованных шахмат не мешало ему между записями на прием разыгрывать на потолке воображаемые партии. Впрочем, не мешало и дремать с открытым ртом, а потом подскакивать, когда собачка, спокойно сидевшая у ног, призывала его к порядку, услышав скрип двери. Так что Джо успевал выпрямиться, щелкнув ножками кресла, и сразу заговорить с доком, чтобы тот, выйдя из кабинета, ничего не заметил.

– Звонила Оливия, она придет на сеанс кинезитерапии сразу после окончания занятий в детском саду.

– Прекрасно! А как же малышка Роза?

– Я посижу с ней… Помогу сделать уроки.

– Джо, в детском саду не задают уроков.

– Не беспокойся, я что-нибудь придумаю. Я умею обращаться с детьми, – ответил тот и жестом пригласил стоящего перед ним пациента присесть. – Мне нужен твой медицинский полис, Даниэль…

– В смысле, страховка?

– Ага, я предпочитаю называть ее полисом… «Страховка» звучит просто смешно. Как будто она – залог нашего здоровья, страхует нас от болезни.

– Да ты бунтарь, Джо, – хихикнул семидесятилетний пациент.

Джо направился в приемную, чтобы пригласить следующего, но на полпути замер и снова обратился к Даниэлю. Их разговор вызвал у Яна улыбку.

– Я тут подумал, Даниэль… Не попросишь Маривонну отложить для меня несколько журналов? Для моих коллажей… Я знаю, что она подписана на «Журнал садовода», а мне нужны фото цветов.

– Без проблем, Джо. Заходи когда захочешь.

Ян больше всего ценил в Джо умение устанавливать контакты с людьми и был готов закрывать глаза на остальное. Забывать дни «без», как он их называл, когда Джо после обильных возлияний опаздывал на работу. Не замечать его пустого взгляда и помятого лица. Кресло тогда щелкало чаще обычного, а работа Джо сводилась к необходимому минимуму: записать на прием, разобрать почту, вернуть на место карты больных, записать номер страхового полиса. За прошедшие годы между двумя мужчинами установилось отличное взаимопонимание. Оно основывалось на взаимном уважении, и каждый спокойно терпел недостатки другого. Оба появились на острове примерно в одно время. Ян помнил, как его сын Маттье попросил взять друга под свое крыло. Тот совсем недавно вышел из наркологического центра под Брестом после курса дезинтоксикации, и ему было необходимо сменить привычный образ жизни. Ян не возражал. Он, правда, высказал сомнение насчет возможности оставаться трезвым на Груа, но сделал все, чтобы поддержать Джо.

Он быстро договорился об аренде студии для него этажом выше кабинета, а Джо в качестве ответного жеста помог ему с ремонтом. Яна не пугало оформление на работу человека, не имеющего нужной квалификации. За несколько лет на Реюньоне, где он, как мог, лечил больных в хижине, затерянной в центре вулканической котловины Мафате, Ян научился со многим справляться самостоятельно. Без помощника и без компьютера. Присутствие Джо вносило нотку безумия, которой не хватало его практике. С таким работником не было двух дней, похожих один на другой! В самом начале жителей острова Груа несколько удивляли манеры этого высокого блондина с багровым, словно вытесанным топором лицом, который встречал их непринужденно, как если бы стоял за стойкой бара. Некоторых его стиль одежды – растянутые майки, дырявые джинсы и шлепанцы из двуцветного пластика – даже шокировал. Как и собачка Джо, не отходившая от хозяина ни на шаг. Это был джек-рассел-терьер Прозак, получивший кличку за свои антидепрессивные свойства. Но теперь, когда обитатели Груа лучше узнали Джо – его чувство юмора, доброжелательность, огромную самоотверженность, – положительное мнение о нем сделалось единодушным.

К приходу Оливии Джо собрал волосы в хвост и навел порядок на столе, то есть собрал письма в стопку и спрятал в ящик свои любимые вырезки из журналов. Молодая женщина должна была появиться с минуты на минуту и привести дочку. Как обычно, девочка постарается сделать так, чтобы он подпрыгнул и едва не опрокинулся на спину вместе со стулом. Это была их постоянная игра. Поэтому он принял излюбленную позу, осторожно балансируя на грани потери равновесия, и стал ждать, когда его напугает тонкий голосок.

– Бу-у-у!

Джо театрально изобразил удивление, Прозак сделал то же, для порядка гавкнув пару раз, а девочка подпрыгнула от удовольствия и ее черные тугие косички взлетели над головой, похожие на пружины.

– Попался! Попался!

– Да, опять, – безропотно признался он и посадил малышку на колени. – Однажды у меня случится сердечный приступ, и моя смерть будет на вашей совести!

– Скорее обвинят множество сигарет, которые ты выкуриваешь за день, – возразила Оливия, похлопав его по плечу.

От этого прикосновения его лицо залилось краской. С самого детства красивые женщины вызывали у Джо неконтролируемую реакцию, из-за которой он вытерпел немало насмешек. Его румянец бросался в глаза, как свет маяка при входе в порт, несмотря на красные пятна на лице, которые немного смягчали общее впечатление. Положение Джо усугубляло малоприятное ощущение, будто он сунул голову в тостер.

– Как там Ян? – обеспокоенно спросила Оливия, не обращая внимания на волнение, которое она вызвала.

– Не ахти… В некоторые дни даже не может сам ходить и мне приходится провожать пациентов в кабинет.

– Нужно все-таки уговорить его прооперироваться.

– Я вообще не секу в медицине… Тем более в починке бедра, но, если это сможет поставить его на ноги, поговори с ним. Он к тебе прислушивается.

Ничего не сказав Яну, Оливия уже разработала для него специальную программу, которая должна была подготовить его к операции. Она заключалась в поддержании амплитуды движений в местах соединения суставов, в укреплении мышц и тренировке их гибкости. Она знала, что, если он будет добросовестно выполнять все упражнения, послеоперационное восстановление пройдет легче, а боли исчезнут быстрее. Пока он еще не решился, Оливия являлась в кабинет трижды в неделю и занималась с Яном. Он выделял на каждый сеанс ровно двадцать минут, делая перерыв между консультациями.

– Ладно… Сегодня мы аккуратненько поработаем с твоими квадрицепсами.

Док признавал, что он плохой пациент, но с Оливией становился сама покорность и покладистость. Поэтому он без единого возражения улегся на смотровой стол, подложив под колено подушку.

– Ты еще похудела, правда? – заметил он, вглядываясь в нее снизу вверх.

– Док, я пришла не на консультацию. Так что сосредоточься на упражнении! Напряги переднюю мышцу бедра, прижимая заднюю часть колена к подушке. Повтори это несколько раз. Начни с серии из тридцати повторов.

– Ты скажешь, если тебе понадобится помощь с дочкой? Ты уже давно не просила нас с Джо прийти и посидеть с ней вечером.

– Это ты завуалировано намекаешь на то, что я редко с кем-то встречаюсь? Давай, напрягай мышцу сильнее! Я хочу, чтобы ты раздавил эту чертову подушку! Представь себе, что это тот самый мужик, который недавно вынул твои верши и стащил у тебя омаров.

– Странный способ драки, ну да ладно… Расквашу ему морду задней частью колена!

При этих словах из прихожей донесся громкий детский смех.

– Вот видишь? Девчонка нас обожает! Джо никогда не перестанет изображать из себя клоуна.

– Хуже всего, что он даже не старается быть смешным специально.

– Джо ничего не делает умышленно. Это его принцип. А заодно и основа его обаяния… Готово, шеф, выполнил все тридцать раз!

– Тогда переходи на вторую ногу.

– Не верь я свято в твой профессионализм, я бы задался вопросом, на фига это все.

– Ты не можешь не ворчать, – вздохнула Оливия. – Знаешь что? Я готова заключить с тобой договор.

– Да что ты? Какой же?

– Если ты возьмешь себя в руки, обещаю, что стану внимательнее к себе.

Ян, который выглядел теперь озабоченным, сел на край стола и надел брюки, решив, что сеанс окончен.

1.Пират из книг и фильмов о Питере Пэне. (Здесь и далее – примечания переводчика.)