Суд проходил очень долго – так, по крайней мере, показалось Ранелю. За это время он успел детально изучить лица всех присутствующих и продумать план побега, когда его будут вести на какой-то по счёту круг (Ранель прослушал, какой). Дьявола на суде он или не заметил, или не понял, что это был он, и поэтому ему пришлось развлекать себя бессовестным разглядыванием крыльев у собравшихся демонов, но и это ему вскоре надоело, однако замены развлечению он так и не нашёл.
Под конец суда Ранель почти засыпал от скуки. Список честно заслуженных наказаний выходил длинный, но его длина почему-то совсем не волновала Ранеля, непонятно, почему. Как только судья озвучил приговор, все разошлись, и преступник остался один на один с длинным списком того, что ему полагается за содеянное на земле. Ранель растерянно оглянулся вокруг и, никого не увидев, уже собрался прыгать в окно, как вдруг чья-то рука опустилась на его плечо в тормозящем жесте. «Не спеши, мой друг, – это снова был тот молодой человек, который встретил Ранеля перед замком. – С тобой хочет поговорить Сатана», – и тут же исчез, растворившись в воздухе, словно дым.
Через некоторое время, показавшееся Ранелю бесконечно долгим, стены зала суда вдруг начали разъезжаться, расширяться, вытягиваться, постепенно темнеть, и вот уже он стоял не в зале суда, а в просторном и богато убранном кабинете. Вдоль стен возвышались до самого потолка застеклённые книжные полки чёрного дерева; посередине, у дальней стены стоял большой письменный стол, заваленный кипами бумаг, свитков и карт, а среди них горделиво выделялось длинное чёрное перо в золотой чернильнице.
Ранель так увлёкся рассматриванием кабинета, что не сразу заметил пристальный взгляд обладателя всех этих канцелярских сокровищ. Дьяволом оказался весьма привлекательный и харизматичный мужчина на вид лет сорока с чем-то, полноватый, однако это вовсе не портило его, а, наоборот, даже добавляло солидности, статусности; при своём весе и возрасте он оставался на удивление ловким и прытким, так что усомниться в его могуществе никому и в голову не приходило. В его гладко зачёсанных назад чёрных, как смоль, волосах едва заметно сверкала в лучах лампы тонкими серебряными прожилками редкая седина, а короткая щетина по краям скул его широкого лица и жидкие усы над тонкими, бледными губами казались в зависимости от освещения то пепельно-серыми, то угольно-чёрными. Сатана сидел в большом кожаном кресле, вальяжно положив ногу на ногу и подперев щёку рукой; огромные чёрные крылья обманчиво спокойно лежали по обе стороны от стола, закрывая собой половину кабинета, и его раздвоенные двухцветные глаза мягко светились в полумраке комнаты, словно тлеющие угли, что свидетельствовало о хорошем расположении духа правителя преисподней.
– Я слышал, ты счастлив попасть в ад, – как бы невзначай начал он, наверное, в первые в жизни заставив Ранеля вздрогнуть. – Не всякая душа этому рада. А точнее, всякая душа этому не рада. «О. Ранель Гутанг»… И много же людей поняло твою иронию? – спросил в пустоту Дьявол, внимательно разглядывая преступника перед собой. – Я предлагаю заключить сделку, – резко сменил тему Сатана, и какая-то неведомая сила заставила Ранеля сесть на стул, появившийся неизвестно откуда, приблизила его к столу, за которым сидел Дьявол, и опустила перед ним лист с текстом. – Я лишу тебя тех пыток, что ты должен вытерпеть за свои преступления на земле, а взамен ты станешь моим личным домашним питомцем. Навсегда.
– Орангутангом? – быстро сообразил Ранель, читая условия договора.
– А ты догадливый… – протянул Дьявол, довольно потягиваясь. – Не просто орангутангом – живым воплощением страха. Как тебе такое? Страх наконец-то нашёл свою плоть… Каждый, кто посмотрит на тебя, будет дрожать от ужаса. Этого ведь ты всегда искал в своей жизни, верно? Но, но, – добавил он, следя за выражением лица Ранеля, – в свободное время ты сможешь выходить в люди. Подумай только, тебе откроются такие возможности, каких у тебя не было и не могло быть в обычной человеческой жизни. Вместо того чтобы влачить жалкое, ничтожное существования, ты станешь питомцем – но кого? – подумать только, самого Сатаны! Страх будет следовать за тобой попятам… Да что там, ты и будешь страхом! Поверь, далеко не каждому я предлагаю подобную сделку, – и Дьявол замолк, ожидая решения Ранеля.
– Позвольте полюбопытствовать, чем обусловлены подобные привилегии? – осторожно спросил Ранель, уже почти взявшись за плавно покачивающееся рядом с ним перо.
– Ты первый, кто искренне рад, что попал в Ад, а новичкам всегда везёт, – просто ответил Сатана, будто признавать какой-то редкий феномен – пустяковое дело. – Да и мне давно нужен спутник, приносящий с собой животный страх.
В дверь постучали. Не дожидаясь разрешения войти, в кабинет просочилась красивая женщина лет сорока с бараньими рогами на голове, остановилась у стола, за которым сидел Дьявол и о чём-то скоро заговорила. Сатана сразу отвлёкся и стал искать что-то в шкафу позади себя, а женщина наконец обратила внимание на гостя.
– Кто это у тебя? Очередной «Фауст»? – насмешливо спросила она, свысока глядя на Ранеля, который, наверное, в этот момент должен был возмутиться, обидеться, ничего не почувствовать, в конце концов, однако вместо этого испытывал лишь неподдельное восхищение.
– Рад, что попал в Ад, представляешь? Такое у нас первый раз за всю историю человечества, вот и отмечаем, – ответил Дьявол и вручил женщине какую-то стопку бумаг.
– Ну надо же, – удивилась она, по-кошачьи улыбнулась, и, притянув к себе договор, пробежалась глазами по условиям. – Надо соглашаться, – сказала наконец женщина. – Впервые вижу, чтобы правитель Ада был таким щедрым…
И Ранель, больше ни капли ни сомневаясь, подписал контракт – с этого момента началось его «безвременство».
Ева захлопнула книгу и некоторое время бессмысленным взором смотрела в стену. В голове отчаянно скрипели шестерёнки, причём делали они это с таким усердием, что, казалось, их скрежет был слышен даже за пределами черепной коробки. Перед ней лежала автобиография Ранеля Гутанга, и это не могло не насторожить. Конечно, местами она была довольно сильно приукрашена, однако это не отменяло того факта, что чутьё не подвело девушку и Ранель действительно оказался преступником. Еве было не совсем понятно, почему он выбрал временем развития событий именно девятнадцатый век, но, возможно, ему было просто удобнее описывать конкретно этот период истории – допустимо. То, что он захотел внести в книгу столь оригинальным способом знакомство с Саваофом Теодоровичем и Марией тоже объяснимо, однако у Евы из головы не выходили слова Ранеля, что…
«…это всё ничто иное, как очень искусная игра слов ради одноразовой шутки».
*Горы в Техасе
**Строки из стихотворения А.С. Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»
Ева оглянуться не успела, как уже настала суббота. Погода на улице стояла на редкость удачная для прогулки, а потому девушка решила пройтись до дома Саваофа Теодоровича через тот самый парк, в котором последнее время происходит так много чего интересного и иногда даже пугающего. Если быть честным, Ева просто в глубине души надеялась снова встретить ту волшебную, сказочную лошадь дабы убедиться, что и она не была лишь очень красивым и фантастическим сном.
На главной площади было и не шумно, и не тихо: так бывает только в утро субботы, когда час ещё не приблизился к обеду, не все вышли гулять со своими семьями, но при этом людей уже и не так мало – свободную лавочку надо ещё постараться найти. Остановившись на некоторое время под толстым ветвистым дубом, Ева внимательно оглядела толпу перед собой, приподнялась на мысочки, всматриваясь в лица прохожих и будто ища кого-то глазами, но, так никого и не увидев, разочарованно побрела по кругу к тому месту, где в прошлый раз стояла серая в яблоках лошадь. Вообще, с самого утра Еву не покидало ощущение, что сегодня она обязательно должна встретить кого-то знакомого, с кем давно не виделась. Бывает иногда такое: из привычного круга общения вдруг кто-нибудь выпадает, и думаешь: «Что-то давненько я его не видел!.. Куда запропастился? Вроде был ещё вчера… А вот и нет, не вчера, три недели назад последний раз встречались. Позвонить, что-ли, узнать, как дела?»
Такие мысли посещали и Еву, только она никак не могла понять, с кем же именно прервался контакт: с Бесовцевым и Аглаей-Аделаидой (так называла про себя эту девушку Ева) виделись ровно неделю назад на празднике, с Кристианом – там же, Саваоф Теодорович и супружеская пара при пока невыясненных обстоятельствах навещали её в ночь с воскресенья на понедельник… Кого же она забыла?
И тут её осенило.
Мария.
Только не та Мария, что была женой Ранеля, а пожилая женщина, которая сидит с Адой в отсутствие Евы и с которой она пару раз пересекалась.
– Доброе утро, Ева! – прозвучал чей-то светлый голос прямо перед ней. Девушка подняла глаза и столкнулась взглядом с широко улыбающимся Кристианом, который держал под уздцы…
– Быть этого не может… – прошептала Ева, пропустив мимо ушей приветствие Кристиана, и хотела было погладить серую в яблоках лошадь по мордочке, но вовремя отдёрнула руку, вспомнив, что хозяин может быть против.
– Отчего же? Вроде я самый настоящий, живой, – пошутил в ответ Кристиан, похлопал себя по бокам, словно сомневался в собственной действительности, и сам же засмеялся; Ева перевела на него взгляд и тоже улыбнулась.
– Здравствуйте, Кристиан! Давно мы с Вами не виделись! – Ева всё-таки робко протянула ладошку к шее лошади и осторожно погладила, так, чтобы молодой человек не заметил.
– Давно? Неделя прошла, только и всего!
– Да? Значит, я совсем сбилась со счёту времени; в графике, насыщенном событиями, кажется, будто прошла целая вечность.
– О, Вы не знаете, что такое вечность!.. А какие же события выбили Вас из колеи, позвольте поинтересоваться? – лошадь немного требовательно мотнула головой, и Кристиан, успокаивающе погладив ту по носу, протянул ей морковку, которую она с удовольствием сразу же съела. – Уж не «Вальпургиева ночь» ли Вас так утомила?
– Вы знаете, нет. Буквально на следующий день я познакомилась с одними очень интересными и весёлыми близнецами…
– С Гавриилом и Михаилом?!
– Да.
– Быть этого не может.
– Отчего же?
Кристиан был так поражён, восхищён и рад одновременно, что хотел что-то сказать, но запутался в словах и в итоге промолчал.
– Что ж, я счастлив за Вас, – произнёс он наконец, старательно не обращая внимание на удивление Евы, и сменил тему: – Полагаю, с ней Вы тоже знакомы?
И Кристиан кивнул в сторону лошади, которая с несколько меланхолическим настроением медленно жевала собственный язык.
– Да… Я видела её в прошлое воскресенье на этом же месте, а потом…
Ева хотела уже было рассказать, что произошло дальше, но вовремя взяла себя в руки и, в прямом смысле слова прикусив язык, потупила взгляд.
– А потом?..
– Я каталась на ней. Кстати, как её зовут?
– О, её зовут Мэри.
«Мэри».
– Мэри… – задумчиво повторила Ева, проведя ладонью по звёздочке на лбу лошади; та перестала жевать, встрепенулась и уже более осмысленно посмотрела на девушку, и в этот момент её взгляд был настолько осознанным, что Еве поневоле стало страшно.
– Что насчёт небольшой конной прогулки?
Стоило им совсем немного отъехать от оживлённых улиц и скрыться в тени уже полностью облачившихся в плотную тёмную зелень деревьев, как всякий шум, всякое напоминание о том, что они всё ещё непозволительно близки к мегаполису и совсем рядом с ними проходит городская черта, сразу исчезло, подарив приятную иллюзию единения с природой. Кристиан шёл впереди и сначала вёл Мэри под уздцы, но затем, увидев, как уверенно держится на лошади Ева, отпустил поводья и позволил девушке самой вести Мэри. Несколько раз девушка незаметно для Кристиана, а иногда даже и для самой себя, пыталась будто позвать лошадь, уловить в её поведении хоть что-нибудь, что подтвердило бы реальность их прошлой прогулки, но либо в предыдущее воскресенье Ева добиралась до Саваофа Теодоровича каким-то другим способом, либо Мэри специально игнорировала все её намёки, потому что в девушке ещё с детства жило какое-то странное убеждение, что животные как никто другой способны чувствовать человеческие эмоции.
– Вы куда-нибудь спешите, Ева?
– Вообще-то да. Я подрабатываю няней по выходным…
– У Саваофа Теодоровича? У него прелестная дочь, не правда ли?
– Вы знаете Саваофа Теодоровича?
Кристиан грустно усмехнулся и покачал головой.
– Как не знать – конечно, знаю.
Ева задумчиво подняла глаза на небо и проследила взглядом за быстро уплывающими вдаль облаками.
– Да, я помню. Как-то рассказала ему сон с Вашим участием. Он расстроился.
– Вы уверены, что он именно расстроился? – удивлённо переспросил Кристиан, оборачиваясь на Еву. – Может быть, разозлился?
– Нет, он именно расстроился.
Кристиан ошарашено почесал голову и вдруг, широко улыбнувшись, воскликнул:
– Бывают же чудеса на этом свете! Казалось бы, кому уж, как не мне, в них верить – ан нет! Наступает хоть раз за всю вечность такой момент, когда перехитрит тебя жизнь и нагло посмеётся над твоим могуществом, и ничего ты с этим не сделаешь!
Ева тогда не совсем поняла, к чему относились эти слова, лишь со странной улыбкой на губах посмотрела на радостно подпрыгивающего впереди Кристиана.
– Мы уж с Вами далеко отошли от дороги, Ева, – сказал он через некоторое время, забирая поводья. – До дома Саваофа Теодоровича рукой подать. Я не могу сейчас проводить Вас, как бы того не хотел, и Мэри вынуждена уйти со мной, но я обещаю прислать её за Вами в конце дня. Вы не против?
– Совсем нет, – ответила Ева, слезая с лошади, которая для удобства девушки опустилась на землю. – А Вас не будет вечером?
– Увы, нет. Всё-таки Саваоф Теодорович недолюбливает меня… За Мэри не волнуйтесь, она сама найдёт дорогу. До свидания, Ева…
– До свидания, Кристиан!
– Постойте! – окликнул её молодой человек, когда она уже практически скрылась на другой дорожке. – Что Вам сказал про меня Гавриил?
Ева вспомнила их разговор и искренне засмеялась.
– Вы только не обижайтесь, но он был не очень доволен, когда узнал, чему Вы меня учите.
– А почему Вы смеётесь? – удивлённо поднял брови Кристиан.
– Потому что в тот момент он был очень похож на лебедя или гуся. Извините, – уже более робко добавила Ева, заметив помрачневшего Кристиана. – Простите ребёнку шалость.
Кристиан недовольно покачал головой из стороны в сторону, однако его взгляд уже смягчился.
– Не смейтесь над ним: он глубоко несчастен. Поверьте, если такой, как он, приходил лично к Вам «читать нотации», это говорит о многом, хотя Вы этого, может быть, сейчас и не осознаёте. До скорой встречи, Ева.
– До свидания…
***
В доме Саваофа Теодоровича было оживлённо – Ева поняла это ещё с улицы, когда в окнах кухни промелькнул сначала сам хозяин дома, затем маленькая Ада с красивой корзинкой кос на голове, а потом, к величайшей радости Евы, и Ранель Гутанг, который, облокотившись всем корпусом на подоконник, хмуро рассматривал пейзаж за окном, хотя, по правде говоря, рассматривать там было особо нечего, разве только рисовать воображением в тёмной глубине парка немыслимых чудовищ. Некоторое время он невидящим взглядом смотрел сквозь Еву; она робко помахала ему рукой, привлекая внимание, и Ранель, встрепенувшись, кивнул ей в ответ. К окну на зов Ранеля подошёл Саваоф Теодорович и тоже приветственно помахал ей рукой; искренняя и широкая улыбка Евы, до этого сияющая на её лице, медленно погасла, оставив после себя лишь полупрозрачную тень, и уступила место какой-то странной тоске, превратив грудную клетку в зияющую пустоту.
– Доброе утро, Ева, – как ни в чём не бывало поздоровался с девушкой Саваоф Теодорович, когда та неспешно вошла на кухню, обводя пристальным взглядом всех присутствующих. Помимо Ранеля, среди гостей была Мария – та самая пожилая женщина, что говорила на латыни; Ева внимательно оглядела её с головы до ног и про себя заметила, что теперь её взгляд казался ей знакомым, однако вслух ничего не сказала, лишь коротко кивнула ей в знак приветствия.
– Вы принесли книгу? – тихо спросил у Евы Ранель, словно не хотел, чтобы остальные слышали их разговор; Мария что-то обсуждала с Саваофом Теодоровичем, и те не обращали на них никакого внимания.
– Принесла, – Ева протянула Ранелю том, и тот сразу же спрятал его подальше от посторонних глаз. Девушка хотела спросить, чем вызваны подобные опасения, но не успела, потому что Ада по велению Саваофа Теодоровича позвала их за стол.
– Ну и как Вам? – почти шёпотом спросил Ранель уже за завтраком.
– Прекрасно, – так же вполголоса ответила Ева, старательно игнорируя пристальный взгляд со стороны Марии. – Я впервые встречаюсь с подобным литературным жанром за рамками школьной программы. Ваша художественная автобиография действительно заслуживает внимания, только Вы сказали, что это шутка, а я её, видимо, не поняла.
– Ничего. Придёт время – обязательно поймёте.
– Шутка, наша дорогая и многоуважаемая Ева, заключается в том, что автобиография вовсе не художественная, – подал голос Саваоф Теодорович, увлечённо рассматривая кофе в своей кружке.
– Простите?..
– Саваоф Теодорович, ну что же Вы, – разочарованно протянул Ранель и глубоко вздохнул. – Весь сюрприз испортили.
– Постойте, я сейчас говорю про те художественные элементы, которые присутствуют в повествовании, – Ева откинулась на спинку стула, сложила руки на груди в позу Наполеона, как делала всегда, когда собиралась с кем-нибудь поспорить, и с вызовом посмотрела на Саваофа Теодоровича. – Первые четыре главы вполне правдоподобны, за исключением того факта, что действие почему-то происходит в девятнадцатом веке. Далее идёт смерть Ранеля – то есть Ваша, – Ева повернула голову в сторону мужчины. – Несомненно, весьма поэтичный поворот событий, который в литературе можно расценивать как духовную смерть главного героя, мол, «вот, я тридцать лет скитался в полном одиночестве, и от этого же одиночества погибает моя неприкаянная душа», после чего герой начинает новую жизнь: выходит в люди, нанимается на работу, встречает Марию, обретает друзей, насколько это ему позволяет характер, и всё в таком духе…
– Отчего же Вы отвергаете вариант биологической смерти, Ева? Не верите, что после неё есть жизнь? – непринуждённо спросил Саваоф Теодорович, неспешно помешивая ложкой кофе.
– Причём тут это? – Еву начинали раздражать очевидно глупые вопросы, заданные интонацией, будто это она не понимает каких-то элементарных вещей. – Господин Ранель сидит рядом со мной живой и здоровый…
– Вы так в этом уверены?
Уголки губ Евы медленно опустились, выдавая её внутреннее напряжение; Саваоф Теодорович сидел совершенно спокойно, будто нарочно отзеркалив позу девушки: откинувшись на спинку стула, он скрестил на груди руки и, довольный своей победой, наблюдал за её тревожным выражением лица. Она медленно перевела взгляд на Ранеля и тут же с ужасом выпрыгнула из-за стола: его глаза с помутившимися радужками закатились, белки глаз покрылись чёрными размытыми пятнами, всё тело будто окоченело и то ли посинело, то ли пожелтело, а грудь не поднималась в попытке сделать вдох или выдох… Ева почувствовала, как медленно к горлу подкатывает тошнота: ей стало страшно. Все остальные на кухне сидели совершенно спокойно, словно подобная смерть для них – обыкновенное явление. Мария, тихо ойкнув, поднялась из-за стола, покопалась в своей сумке и, выудив из него небольшое зеркальце, поднесла ко рту Ранеля – не запотело. Тогда женщина что есть силы ударила мужчину по груди: он резко и глубоко вдохнул, закашлялся, и наваждение мгновенно рассеялось, словно не он полсекунды назад был трупом.
– Вот видите, – равнодушно бросил Саваоф Теодорович, принимая из рук Ады свежую утреннюю газету. – А Вы не верите.
– Да как Вам не стыдно! – возмущённо воскликнула Ева, тщетно пытаясь сдержать слёзы в голосе. – Как Вам не стыдно так пугать людей!
– Никто Вас не пугает, – хриплым голосом ответил Ранель, глотнув из кружки уже остывший чай, – мы лишь продемонстрировали, что биологическая смерть в моём произведении вовсе не авторская выдумка и не литературный приём. Ведь Вы тоже подумали, что я умер?
– Не по-настоящему, – зло процедила сквозь зубы Ева, буравя взглядом Ранеля.
– По-настоящему или нет – это не важно, главное, что Вы так подумали, так почему остальные должны подумать по-другому?
– Хорошо, предположим, что у Вас была клиническая смерть или летаргический сон, но ведь не могли же Вы выжить, упав с высоты небоскрёба?
– Отчего же нет? История знает немало случаев, когда парашют не раскрылся, а человек остался жив.
– Послушать Вас, так и Сатана существует.
– Действительно! – как-то очень весело воскликнул Саваоф Теодорович, не отрываясь от газеты. – Ранель, что за выдумки ты тут рассказываешь? Уж не хочешь ли ты сказать, что взаправду заключил договор с Дьяволом?
И все на кухне, за исключением Евы, громко рассмеялись.
– Что такого весёлого я сказала?.. – тихо спросила девушка, когда все немного успокоились.
– Ничего, дорогая Ева, ничего, простите нам нашу вольность, как Кристиан простил Вам Вашу «шалость».
– Откуда Вы об этом знаете?..
– О, помилуйте, мне кажется, весь мир слышал, как Вы сравнили Гавриила с гусем!
И компания снова расхохоталась, а Ева, больше не сдерживая слёзы обиды, ушла в ванную комнату.
Спустя некоторое время в дверь осторожно постучали, и кто-то, не встретив препятствий на своём пути, заглянул внутрь.
– Простите нас, Ева. Мы не хотели Вас обидеть, – Саваоф Теодорович озабоченно посмотрел на девушку и осторожно вытер тыльной стороной ладони слёзы на её лице.
– Я схожу с ума, – прошептала она, облокотившись спиной на раковину и опустив взгляд. – Снова. И мне снова страшно, прямо как в прошлый раз… Я не знаю, где выдумка, а где реальность. Вот Вы, например, – Ева встрепенулась и с надеждой посмотрела на Саваофа Теодоровича, чьи кофейные глаза обволакивали сейчас не хуже тёплого уютного пледа, – скажите, Вы были у меня в квартире в ночь с воскресенья на понедельник?
– Был.
– И мы говорили с Вами?
– Говорили.
– Но как Вы попали внутрь? Я не помню, чтобы открывала дверь.
Саваоф Теодорович добродушно усмехнулся и погладил Еву по голове.
– Иногда, чтобы попасть куда-нибудь, не нужно открывать двери и взламывать замки, потому что вокруг них не существует никаких преград. Ведь ты хотела, чтобы я пришёл?
– Хотела.
– И чтобы я всегда обращался к тебе на «ты», хотела?
Тут уже пришла очередь Евы лукаво усмехаться как человек, который заранее знает, что обязательно выиграет спор.
– Не надо, этого Вы хотели, а не я. Но я не против.
– А помнишь, я спросил, не влюблена ли ты в меня?
– Помню.
– Так каков твой ответ?
– А это на что-то повлияет?
– Нет, я просто хочу знать.
С лица Евы пропала та нежная, ласковая улыбка, которая светилась на её губах ещё мгновение назад, а вместо неё появилась печальная, почти апатическая задумчивость.
– Зачем Вы меня мучаете? Ведь Вы же знаете ответ…
– Не знаю, поэтому и хочу услышать его от Вас.
Ева замерла, колеблясь и не решаясь ответить, а Саваоф Теодорович терпеливо ждал, немного нервно поправляя широкое чёрное кольцо на безымянном пальце правой руки.
– Да!.. – наконец воскликнула Ева и упрямо посмотрела на довольно улыбающегося Саваофа Теодоровича, глаза которого, как показалось девушке, на мгновение даже засветились изнутри и ярко сверкнули от осознания победы. – Да.
После этого твёрдого и непоколебимого «да» Саваоф Теодорович, больше не скрывая своей радости, притянул Еву к себе и крепко обнял, успокаивающе гладя по голове, как котёнка, однако смотрел он не на девушку в своих руках, а в зеркало, из которого на две обнимающиеся фигуры глядел почему-то не сам Саваоф Теодорович, а два брата-близнеца. Гавриил был мрачен, как чёрная грозовая туча, готовая разразиться над притихшим пшеничным полем, Михаил же смотрел на всё происходящее более спокойно и даже с некоторым оттенком ухмылки на лице, однако чему он так призрачно улыбался, осталось неясным даже для Саваофа Теодоровича.
– Вам сегодня придётся поработать вместе с Марией, – произнёс наконец мужчина, нехотя отпуская Еву. – Надеюсь, Вы не против?
– О, нет, конечно. Не думаю, что у нас с ней возникнут какие-то проблемы…
Ева убедилась в неправоте своих слов ещё до того, как ушли Саваоф Теодорович и Ранель: общаться с Марией не представлялось возможным. Когда девушка обращалась к ней, та либо показывала жестами, что не понимает её, либо вообще игнорировала, так что любая просьба превращалась в катастрофу. Ада тоже не спасала ситуацию, потому что даже при наличии «переводчика», Мария, казалось, совсем не понимала, что от неё хочет Ева, будто она попала в двадцать первый век прямиком из шестнадцатого, а не обращаться к ней девушка не могла, потому что Мария постоянно уводила куда-то Аду, однако Ева ещё с прошлого раза помнила, чем это может закончиться.
Девушка, посадив себе на колени девочку, читала ей сказки на диване в гостиной, когда Мария, неспешно спустившись со второго этажа, прошла к входной двери и остановилась около тумбочки, на которой лежали оставленные Саваофом Теодоровичем деньги. Ева напряжённо наблюдала, как женщина, воровато оглянувшись по сторонам, взяла несколько довольно крупных по своему номиналу купюр и положила в карман.
– Что Вы делаете? – окликнула её девушка, на что Мария лишь таинственно улыбнулась. – Вам не стыдно?
– Puella, culpans diabolus propter peccata idem est laudantium.
Ева растерянно остановилась на полпути, не поняв не единого слова, и только показала жестом, чтобы дама вернула деньги, на что та отрицательно покачала головой.
– Девочка, упрекать чёрта в грехах то же самое, что хвалить, – прозвучал за спиной Евы детский голосок. Девушка недоумённо обернулась. – Перевела.
– Но ведь Вы не чёрт, так зачем Вам это? – искренне спросила Марию девушка. – В чём дело, я не могу понять?
Ада снова перевела её слова, и дама от души засмеялась.
– Ревнивцу повод не нужен, – прозвучал знакомый женский голос, заставив Еву неверяще обернуться.
Перед ней как ни в чём не бывало стояла Мария, жена Ранеля. Её тёмно-каштановые волосы, чьи переходящие в крупные локоны частые завитушки едва касались приоткрытых плеч, блестели в лучах позднего майского солнца, словно горячий шоколад в свете рождественских гирлянд, а обычно мутного цвета глаза вдруг засверкали, словно два малахита.
– Откуда Вы?..
– С добрым утром, Ева, – лукаво улыбнулась женщина, ловко сбрасывая с себя тёплую шаль.
– Но ведь тут только что стояла Мария!..
– А я чем не Мария? – спросила дама и неспешно прошла к дивану, на котором сидела Ада.
– Нет, другая Мария, пожилая няня…
– Не понимаю, о чём ты, – отмахнулась от Евы женщина и обратилась к ребёнку: – А у тебя как дела, моя дорогая?
– Всё просто прекрасно. Лучше не бывает.
Ева посмотрела туда, где минуту назад сидела маленькая девочка, и не поверила своим глазам: на её месте, несколько нахально взобравшись с ногами на диван, сидела молодая девушка с длинными чёрными волосами. Её старомодное, но богато украшенное разных размеров лунными камнями платье сверкало в косых утренних лучах солнца и переливалось, как калейдоскоп, проецируя на стену сотни маленьких радуг.
– Аглая?! Что ты здесь делаешь?
– То же, что и Мария – развлекаюсь, – дамы переглянулись и синхронно уставились на Еву, словно она должна была сейчас показать им фокусы или как минимум рассказать стишок.
– А где Ада? И куда исчезла Мария?
– Они все перед тобой, – терпеливо ответила женщина, будто она объясняла ученику какой-то очень сложный материал.
– Может быть, я чего-то не понимаю… – несколько раздражённо пробормотала Ева, обернувшись вокруг себя на триста шестьдесят градусов. – Ну и где…
Она не договорила: слова так и застряли у неё в горле. На диване, рядом с пожилой няней сидела маленькая Ада и читала книгу, оставленную Евой. В прихожей не висело никакой шали, и ничьё платье не проецировало на стену множество маленьких радуг, в одно мгновение превратив предыдущие пять минут в игру воображения.
– Я точно не в своём уме… – обессиленно прошептала Ева, опустившись на кухонный стул и молча наблюдая за тем, как читают Ада и Мария. – Мне надо ко врачу.
– Проверить, в своём ли ты уме или уже в чужом, можно и без врача, – подала голос Ада, ловко спрыгнув с дивана и подойдя к Еве. – Как написано у Льюиса Кэрролла, нужно попытаться вспомнить то, что ты раньше хорошо знала, и, если ты не сумеешь этого сделать, значит, ты в чужом уме.
– «Алиса в Стране Чудес»? – хмыкнула Ева и ласково посмотрела на девочку перед собой. – Ну давай попробуем.
Ада залезла на стул рядом с девушкой и с серьёзным выражением лица посмотрела в книгу, решая, с чего начать экзамен.
– Начнём с простого. Дважды два?
Ева, широко раскрыв глаза от удивления, посмотрела на Аду и улыбнулась.
– Четыре.
– Да, верно, – сказала Ада так, будто задала какой-то очень сложный вопрос и не ожидала, что Ева на него ответит. – У тебя есть какое-то стихотворение, которое ты знала хорошо, а большинство людей – нет?
– Есть, пожалуй… «Жила на свете тьма, и тьма скучала»… Это я помню.
– Кто?
– В смысле – кто?
– Чьё стихотворение?
– Моё.
– Напиши, я сравню.
Ева написала, и Ада сразу спрятала бумажку себе в карман.
– Ты же сказала, что сравнишь!
– Папа придёт – сравнит, – отрезала Ада тоном, не терпящим возражений. – Это всё стихотворение?
– Нет, там было продолжение.
– Ну так читай.
Ева набрала в лёгкие воздух, чтобы продолжить, как вдруг поняла, что в её голове ничего нет.
– Жила на свете тьма, и тьма скучала… Ей было грустно, холодно, темно…
Ева поняла, что уже начинает выдумывать на ходу, а не вспоминать, поэтому лишь глубоко вздохнула и перевела взгляд на пожилую женщину, но лучше бы она этого не делала, потому что на её месте снова сидела Мария.
– Что Вы опять здесь делаете?! – воскликнула Ева, уже не скрывая паники. На её возглас Мария лишь лениво положила ногу на ногу и подпёрла щёку рукой.
– Детка, я никуда не уходила. Я всё это время была тут, – скучающе проговорила она и посмотрела на Аду. – И госпожа Аглая тоже никуда не исчезала.
Ева повернула голову влево и с ужасом обнаружила, что на месте ребёнка в той же позе, с той же книгой в руках сидит черноволосая девушка и широко улыбается, явно наслаждаясь испугом Евы, которая сразу встала из-за стола и отошла от неё на приличное расстояние.
– Ничего не понимаю… Этого не может быть… Откуда Вы взялись?!
– Дорогая, мы всё время были здесь, – протянула Мария, медленно проводя острым ноготком по обивке дивана, отчего на нём остался глубокий рваный след, как будто по обивке провела когтями не то что кошка, а настоящая пантера.