Kitabı oxu: «Дичь»
Глава 1
Говорят, что Жизнь – это затяжной полет из пи… в могилу. Если так, то вагина моей соседки разработана для взлетов, как Байконур.
Не в том плане, что ее дети теперь бороздят просторы Большого театра. Просто она стреляет ими из своего органа чаще, чем известная семья Т.
За стеной уже ревет пятеро разноплановых «истребителей», а в пакете с памперсами, которые соседка вешает на ручку входной двери, стали появляться использованные тесты на беременность.
– Боже! – сказала Маринка из квартиры через площадку, когда затаив дыхание, я вырвалась из благоухающего «ядерными» отходами тамбура и захлопнула дверь. – Как ты это терпишь?
Я пожала плечами.
Когда мы с Байконуром в последний раз обсуждали детские высеры, к нам присоединились три патрульных автомобиля. Соседкин брат, ушлый парнишка с глазами в кучку на переносице, очень быстро все организовал. Пока я орала, кидаясь на закрытую дверь, меня аккуратно скрутили сильные руки, застегнули на запястьях наручники и увели вниз.
В участке я на нервах переругалась со всеми сразу патрульными и в протоколе мстительно написали, что я – сатанистка. Со слов свидетеля с глазами на переносице. И обещала убить соседку и ее орущих детей лишь за то, что она – христианка.
Потом я еще три недели добровольно лечилась в психиатрии, восстанавливала репутацию и думала судиться, но мой редактор отговорил. Мол, взять с соседки, кроме анализов, абсолютно нечего. А вот я – известная под своими псевдонимами колумнистка, могу прославиться оскорблением чувств верующих.
Я еще немного поплакала, поорала, что «шлюха Вавилонская» – это не христианка и проглотила. Что я еще могла? Соседка ходила по двору гордая, как павлиниха, только вместо хвоста за нею тянулись дети. Соседский брат, замыкавший шествие, скалился мне в лицо коричневыми зубами.
– А как мне их не терпеть?
– Угу… Ну, да… В курсе…
– Наша девочка опять готовит систему к запуску, – сказала я, не желая обсуждать свой обидный проигрыш.
– От этого лысого жирного козла? – ужаснулась Маринка.
Козел работал водителем на «Газели» и парковал ее прямо перед подъездом; другие автолюбители были им недовольны.
– Он же не будет с ней жить!
– Да нет конечно, – сказала я. – Ты же знаешь, как только ракета выводится на орбиту, ракетоноситель отваливается и сгорает дотла.
Маринка хмыкнула:
– Скорей бы он ее уже «заракетил» и в своей «газели» сгорел.
На лестнице послышался стремительный галоп и одиннадцатиклассник Семенов затормозил при виде Маринки. Семнадцатилетний громила, хоккеист и просто красавчик, Семенов уже перепробовал всех девчонок своего возраста и заглядывался на девчонок постарше.
– Лифт не работает! – сказал ломким басом наш юный нападающий.
Маринка сверкнула в него бесстыжими черными глазищами и стала крутить на палец воротник блузы.
– Слышал новости? У нас очень скоро появится малыш.
Лицо Семенова дернулось, румяные щеки стали еще румянее. Даже я на минутку залюбовалась: куколка, а не мальчик. Кожа белая, плотная. Собольи брови вразлет. Глаза зеленые, ореховые. Губы, будто малину ел…
И тихий ужас во взгляде.
– Мы говорили про Байконур, – сжалилась, наконец, Маринка.
– А-а! – облегченно сказал Семенов; его румянец выглядел крапивными пятнами. – Вы, кстати, ее брата не видели?
– Нет, – ответили мы. – А в чем дело?
– Он мне денег должен.
Забыв про свои несчастья, я рассмеялась:
– Семенов, ты – лох!
Глава 2
В тот день я могла писать только новости.
Звонила кому-то, чиркала на бумажке, выдавала безликий текст и отправляла редактору. Легкость работы на интернет-издание заключается в том, что никто не заморачивается на корректоре, вычитке, или сокращении материала. Новость мельком вычитывается и сразу загружается в Сеть.
Сложность – платят за это чертовски мало.
Раньше, в молодости, я выдавала пару статей в неделю и получала десятку, что в 2004 году считалось приличной суммой. Теперь, в 2024-ом, я сбиваю шеллак по шесть часов в день и получаю тридцать пять тысяч в месяц.
Раньше можно было почаще выбираться из офиса, делая снимки. Теперь этот пласт работы перенял сын редактора. Дерзко-выделанный парниша не представляет из себя ровно ничего. Ни как человек, ни как фотограф. Но очень любит присесть на свободный стул и рассказывать о своих делах всем сразу трем, задроченным дурацкими новостями, бабам.
В редакции его не любят, но терпят. Лично я не терплю. Во-первых, у меня есть пара популярных блогов на нашем сайте, во-вторых, у меня нет детей и ничто не помешает мне встать, выключить компьютер и уйти в никуда.
Такую дебильную работенку я на другой же день отыщу. А вот меня с блогами заменить не так просто. У меня поклонники есть.
В тот день Редакторенок явился поздно. Когда я почти закончила все дела. Явился, воняя гарью и такой довольный собой, что я аж подумала: он лично посадил сбитый истребитель. Беспилотник грудью остановил.
– Щас такое видел! – сказал он, растягивая слова. – «Газель» посреди бела дня просто тупо самовоспламенилась!
Никто не обратил на него внимания. Только Лариса Федорова кивнула на свободный компьютер.
– Садись, пиши!
– Я думал, кто-то из вас напишет.
Думал он, как же! Кто тебя думать научил, скотина ты, хитрожопая? Будь строчки еще оплачиваемыми, как в нормальной газете, отдал бы он такое?
Все дружно подняли головы и посмотрели на меня.
– Думать забудьте! – я уже одевала куртку. Мысль, что мне придется слушать этого идиота, разжигало подспудно тлеющую ярость. – Я записана к доктору!..
– Да ты здорова, как конь! – сказал кто-то из девок, но тут же поправился. – Не в плане веса, я имею в виду.
– Я иду к психологу, – сообщила я. – Радовать моего внутреннего ребенка.
Моего психолога зовут Алкоголь.
По пути домой, я зашла в «Винный погребок» и взяла бутылку сухого красного. Шаг ускорился сам собой, появилась легкость, но… стоило завернуть за угол, легкость сразу ушла.
У подъезда стояла толпа. Полиция, серая «буханка» с надписью «скорая» и все сразу бабки.
– Вот она, вот она! – закаркали старые женщины и ко мне, с хищным интересом обернулись трое полицейских.
Глава 3
После того, как допрос закончился, я больше не могла пить вино. Достала из морозильника «Пять озер» и щедро плеснула прозрачную, почти что густую от холода водку в рюмочку.
– Сука сраная! – сказала я покойнице вслух и посмотрела на потолок. – Жила, как в душу срала и сдохла так, чтоб я жизни не радовалась!
Можно, конечно, было винить себя. Поговори я с Крошкой Редакторенком, знала бы, какая именно сгорела «газель». Пошла бы пить свое вино в бар… Не пришлось бы отвечать на дебильнейшие вопросы. Я всхлипнула от жалости к себе и подлила еще водки.
Выпила. Ледяной огонь приятно опалил пищевод и с размаху рухнул в пустой желудок.
Я посмотрела на свои ногти.
Жизнь чертовски несправедлива к таким, как я! Живу, никого не трогаю, пытаюсь ни во что не встревать… Но нет! То орущие дети, то горелая мать! Я потерла ладонью лоб. В нормальной газете можно было бы покопаться в подробностях, сделать эксклюзив… В Интернет-издании весь мой эксклюзив скопипастят за пять секунд и ничего с этим не поделаешь.
Я налила еще водки. Голубое стекло бутылки покрылось инеем-сединой. Я выпила, задумчиво поглядев на стекло порадовалась, что у меня вот седины нет, – потом убрала бутылку, пошла в гостиную. Квартира у меня двухкомнатная, бабушкина, но ничего бабушкинского тут нет. Баб Шура занималась карточными гаданиями и зарабатывала так, что хватало и на ежегодный ремонт, и на непутевую внучку.
Меня даже удивило, когда участковый вдруг про нее вспомнил. Я рухнула на диван и фыркнула. Представила себе суд. Свою баб Шуру – величественно-важную; в черной блузе с рюшами и серебряным медальоном на шее.
– Убийца – Дама Мечей через Дьявола по семерке Мечей, да с Пятерки Кубков!
Полицейские, все же, странные чуваки. Бандиты как-то не требуют, чтобы их любили. А полицейские, так прям диву даются, что неприятны. Они свои рожи вытянутые видели хоть бы раз, когда расстраиваются твоему алиби.
Я им так и сказала:
– Ну, простите! Вы все еще можете запугать свидетелей и выбить из меня чистосердечное.
– Никто не собирается ничего из вас выбивать! – внушительно сказал участковый. – Вы, если вы вдруг запамятовали, – он выразительно указал на пакет с эмблемой «Винного погребка», – не просто угрожали покойной, вы еще и клялись ее детей уничтожить.
– Технически, это не может считаться угрозой, – ответила я, памятуя о временах, когда полицейские были просто менты и уважали журналистов чуть больше. – Я сказала ей, что засуну ее… ммм… детей ей обратно в… ммм… матку. Это невозможно чисто физиологически. Так что угрозой это можно назвать лишь затем, чтобы поскорей закрыть дело и пойти пить.
Участковый тонко мне улыбнулся.
Он был типичный российский мент – чуть лысоватый, с широким, обманчиво добрым лицом. Форма напряженно удерживала живот, но участковый все равно засунул под ремень большие пальцы.
– Вы, Елена Николаевна, до…летаетесь, – сказал он. – Как Гагарин до…летался.
Я улыбнулась.
– Серьезно! Угрожаете бедной старой женщине, Петр Евгеньевич?
Один из молодых патрульных, смутно знакомый и чертовски хорошенький, посмотрел на меня ореховыми глазами. Я покраснела, утратив мысль… Не то, чтобы я – в третьем поколении девственница. Просто парень был необычный. Привлекательный и при этом глядящий на меня, открыв рот.
– Госпожа Масленко! – прокашлялся участковый грозно.
– Что? – уточнила я. – Представьте, что ваш Пиромант – серийный убийца. И завтра ударит вновь. Я, прям, очень сильно советую вам завести алиби. Потому что вы мне только что, завуалированно, грозили.
Он покраснел и брякнул:
– Была бы еще жива Александра Васильевна…
