Немецкая осень

Написано очень увлекательно, рекомендую для общего развития, автор максимально не предвзят, читать интересно, не жалею, что потратила время!

В 1946 году шведский писатель Стиг Дагерман отправился в Германию и написал серию репортажей под названием «Немецкая осень». Это детальное и яркое описание разрушенной после войны Германии. Красной нитью через все репортажи проходит идея о том, что можно быть жертвой и преступником одновременно. Нищета, голод и отчаяние были повсюду. Независимо от того, было ли страдание безвинно или заслуженно.

Стигу Дагерману было всего 23 года, когда шведская газета Expressen отправила его в разрушенную Германию. На тот момент писатель был женат на немке, чьи политические взгляды находились в оппозиции к рухнувшему режиму. В Германии у нее жили родственники, и официально Дагерман поехал их навестить. Эта деталь позволила редакции не обращаться за аккредитацией к странам-победительницам, которые четко контролировали места посещения иностранных журналистов. К тому же Дагерман прекрасно владел немецким языком, ему не требовался переводчик, и он мог сам общаться с местными жителями без искажения их слов третьим лицом. Эти два факта позволили писателю свободно передвигаться по стране и заглядывать туда, куда другие журналисты не заходили, или от чего отворачивались с отвращением.

Репортажам Дагермана свойственна лаконичность. Это особенно сильно проявилось в отчетах о посещении подвалов в Рурской области. Несколько дней шел дождь, подвалы затопило, но в них продолжали жить люди. Им некуда было идти. Затопленные и сырые помещения стали их новым домом. Дагерман сдержанно описывает то, что видит, словно фиксирует картинку как фотоаппарат или видеокамера. А затем тон повествования плавно перетекает в объективную эмпатию. Писателю удается балансировать между дистанцированным восприятием журналиста и человеческим сочувствием.

Врач, рассказывающий иностранным журналистам о том, как выглядит питание в этих семьях, говорит, что варево в котлах просто не поддается описанию. На самом деле — поддается, как и весь их способ существования. Чудом добытое мясо неизвестного происхождения, бог знает где найденные грязные овощи — все это поддается описанию, да, все это ужасно неаппетитно, но вполне поддается описанию.

В лучших частях книги Стиг Дагерман показывает невыразимое и непривлекательное. Это переполненные беженцами вагоны, которые простаивают по нескольку дней на открытой местности и не едут дальше, потому что в стране слишком много бездомных и никакой разрушенный город не может и не хочет их принимать у себя. Это кашляющие дети, которые спят по несколько человек в одной кровати. Это замерзшие картофелины, которые были где-то украдены, и, благодаря какому-то чуду, еще не испортились, а значит, могут утолить дикий голод. Дагерман рассказывает о борьбе за выживание. Она отнимает столько сил, что на ее фоне меркнет стыд немцев за преступления нацистской Германии.

Голод — главный враг любой формы идеализма. Самыми ярыми противниками идеологической работы по восстановлению Германии являются вовсе не сознательные реакционеры, а равнодушные массы, которые готовы говорить о каких-то политических убеждениях лишь после того, как их накормят.

И если к осознанию произошедшего немцы были равнодушны, то происходящее на тот момент в Германии вызывало живой интерес. Речь идет о Spruchkammersitzung, то есть судах по делам о денацификации. Судебные процессы кажутся им постановочными представлениями. Они принимают абсурдные черты и радуют местных жителей не меньше, чем кинотеатры и другие места развлечений, которых так жаждет народ.

В описаниях Дагермана Spruchkammersitzung напоминает абсурдные суды в романе Франца Кафки «Процесс». Здесь все напоказ и одновременно все заметается под ковер. Тот, кто хочет оправдать себя и, главное, может себе это позволить, покупает свидетелей-пособников. За несколько сотен марок последние подтверждают, что обвиняемый обращался с евреями дружелюбно. Рядовой член партии, член штурмового отряда или начальник блока в концлагере с одинаковым упорством утверждали, что вступили в ряды нацистов, потому что у них не было другого выбора. Во всем остальном, как они заверяли суд, вели себя безупречно и со всех сторон положительно. Один рассказывал, что руководил церковным хором, когда религия оказалась под запретом. Другой уверял, что слушал иностранные радиостанции на свой страх и риск. Аргумент третьего заключался в том, что сейчас он работает на оккупационные власти, а это, по его мнению, исключает связь с нацистами. Денацификация превратилась в фарс, который в заметках Дагермана достигает своего пика.

Кроме прочего, Стиг Дагерман общался с людьми, которым удалось себя не скомпрометировать на протяжении двенадцати лет власти нацистов. В основном это люди из буржуазных кругов, интеллектуальная элита, которая либо ушла во внутреннюю эмиграцию, либо находилась одной ногой в концлагере.

Жертвам нацизма приходится тяжелее, потому что им чинят препоны повсюду. Они имеют право на сидячие места в поездах и на покупку без очереди в магазинах, но даже не мечтают воспользоваться этими правами, а вот господа Вальтер и Бауэр с помощью провидения, зачастую американского, устроились очень неплохо, и для них всегда найдется лазейка в жалких зарисовках из судебных процессов по денацификации.

Дагерман практически не дает политической оценки, отчего его наблюдения за повседневностью выглядят более интересно. Он пытается добавить оттенки к общему представлению, избегая стереотипов и идеологических предрассудков. На первый взгляд, послевоенное общество, которое может казаться монолитом, «на самом деле испещрено множеством трещин, пересекающих твердыню по горизонтали, вертикали и диагонали». Иногда эти трещины слишком тонкие, но тот, кто смотрит внимательно, может их увидеть.

Репортажи Стига Дагермана — это поразительный документ того периода. Но это далеко не просто заметки в режиме реального времени. Два месяца писатель провел в Гамбурге, Рурской области, Франкфурте-на-Майне, Мюнхене и Берлине. Он собирал материал, записывал наблюдения, фиксировал диалоги и надеялся, что в итоге все это превратится в текст.

Сначала было написано тринадцать хорошо составленных, литературно интересных статей для газеты Expressen. И всего через несколько месяцев, в мае 1947 года, они были опубликованы в виде книги. Уже тогда репортажи Дагермана выделялись на фоне тех, в которых пытались описать катастрофу, причиненную Германией миру и самой себе. Изображения, созданные Дагерманом, не менее впечатляющие, чем в фильме Роберто Росселлини «Германия, год нулевой», снятый на развалинах Берлина всего через год после посещения страны Стигом Дагерманом.

«В последнюю осень ни строчки, ни вздоха». Но здесь осень первая — первая послевоенная немецкая, и строчек много, а вздохов ещё больше.

Почти беспристрастное свидетельство шведского журналиста о возрождении Германии после библейских масштабов кары, последовавшей за нацистским режимом. Потоп, по крайней мере, присутствует: Дагерман описывает подвальный быт семей, существующих по щиколотку в воде, и задаётся вопросами коллективной вины и раскаяния в условиях безработицы и нищеты.

Иногда о книге не нужно много говорить, настолько она бьёт под дых и отбирает слова.

В наши безумные времена, полные уныния, читать заметки Стига Дагермана, написанные после поездок по Германии в 1946 году (вернее, по территориям под контролем американско-британских союзников), это слегка триггерный опыт.

Страдания людей, злорадство "победителей", хаос политических движений, любопытное отношение журналиста/писателя к происходящему — всё здесь есть, как и избранные эссе СД о различных составляющих жизни, которые также берут за нутро.

Спасибо ИИЛ и Наталии Пресс за такую работу!

В 1946 году двадцатитрёхлетний шведский журналист и писатель Стиг Дагерман по заданию газеты «Эксперссен» отправился в Германию, чтобы рассказать своим соотечественникам о том, как живут люди, чья страна проиграла в войне, которую сама же и начала. В 1947 репортажи и эссе Дагермана вышли отдельной книгой под названием «Немецкая осень» и переиздаются до сих пор, несмотря на то, что взгляд писателя на немцев явно не соответствовал представлению о них ни как об одураченных пропагандой и посыпающих голову пеплом людях, ни как о тех, кто с трезвой головой и горячим сердцем примкнул к Гитлеровской партии.

Тексты Дагермана, заостряющие внимание на смирении перед лицом страдания, подсвечивают то, что и страны-победители, и сами проигравшие-немцы предпочли бы скрыть. Денацификация превратилась в удобный инструмент мести соседу, в то время как военные преступники заняли места в новом правительстве. Активисты сопротивления чувствовали себя разочарованными и были не готовы примыкать ни к одну сложившемуся в новой Германии институту. Молодёжь, которая должна была стать основной нового демократического общества, из-за нехватки продовольствия уходила с учёбы на поиски пропитания, рискуя стать самой необразованной в Европе. Да, жизнь в 1941ом была лучше, чем стала пять лет спустя, но лишь потому, что тогда были закрыты базовые потребности, и ради сырой картофелины немцам по крайней мере не приходилось рисковать жизнью. Потом же голод и нужда стали оружием мести, которым начали махать перед лицом людей, обвиняемых в непослушании после того, как это самое послушание и слепое повиновение и привели их к той точке, где они оказались после мая 1945го. «Голод – плохой учитель» пишет Дагерман, и сложно обвинить его во лжи, каким бы ни было отношение к представителям поверженной страны.

С временной дистанции в почти восемьдесят лет можно увидеть, что писатель не всегда был прав в мелочах и своей оценке, однако его описание одновременно прекрасных и ужасных немецких руин, непригодных для жизни, – одно из самых ярких свидетельств послевоенного времени. Дагерман подчеркивает, что в этом физическом и моральном разрушении продолжала теплиться не только жизнь, но и человеческое достоинство. Герои его текстов помимо голода и холода боролись с чувством стыда, утраты и полной неопределённости. Им продиктовали условия, выдали общественный строй, но искать надежду, новый смысл и опору, на которую можно положиться со всем тяжким грузом вины, всё равно пришлось самостоятельно. Насколько успешно завершился этот поиск вполне могут судить современные читатели.