Kitabı oxu: «Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера. 1929–1941. Книги 1 и 2», səhifə 29

Будет о чем рассказать

Книга Анри Барбюса «Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир» вышла на французском в феврале 1935 года. Француз Барбюс был единственным из зарубежных интеллектуалов, встречавшимся со Сталиным в разное время (в 1927, 1932, 1933, 1934 годах), причем и в его кабинете, и у него на квартире ¹⁵²³. Рукопись его книги была передана на рассмотрение советскому функционеру Стецкому, перед которым предстала дилемма: Барбюс не только упоминал Троцкого, но и изображал его мыслителем, отнюдь не стремясь сделать мыслителя из Сталина ¹⁵²⁴. Стараясь не оттолкнуть Барбюса, Стецкий посредством сложных маневров добился от него изменений в рукописи. В окончательном варианте книги Сталин назывался человеком «с головою ученого, с лицом рабочего, в одежде простого солдата» и предлагалась удачная формулировка: «Сталин – это Ленин сегодня». Барбюс объявлял культ Сталина, вызывавший столько злословия в Западной Европе, естественным явлением, идущим из народных глубин («Если Сталин верит в массы, то и массы верят в него»), и очеловечивал диктатора. «Не то чтобы взгляд [Сталина] был немного насмешлив, но глаза постоянно прищурены – так описывал его Барбюс. – Он смеется, как ребенок»; «Кто смеется, как ребенок, тот любит детей» ¹⁵²⁵.

Барбюс давал четкое представление о своих мотивациях, написав, что «все государства, кроме одного, идут через фашизм к разорению». Но советские реалии он представлял себе очень смутно.

Между тем ситуация с колхозами стабилизировалась и урожаи выросли – отчасти благодаря запоздалой механизации, отчасти благоприятной погоде, а также благодаря уступкам крестьянам со стороны режима: колхозникам было разрешено иметь «приусадебные участки» и содержать коров, свиней, овец и кур (но только не лошадей, что оставалось источником раздражения). С 11 по 17 февраля 1935 года в Большом Кремлевском дворце проходил Второй всесоюзный съезд колхозников-ударников с участием 1433 делегатов, большинство из которых не были членами партии. На трибуну съезда поднимались полеводы, пастухи и трактористы ¹⁵²⁶. Мария Демченко из колхоза «Коминтерн» в Киевской области взяла обязательство собрать с одного гектара 500 центнеров сахарной свеклы («Мы должны завалить страну сахаром»), после ее выступления власти инициировали движение пятисотников (в ее колхозе в среднем с гектара собиралось 245 центнеров свеклы). Сталин не выступал на съезде с формальной речью, но являлся на съезд в течение всех семи дней его работы. «Иосиф Виссарионович Сталин, – говорила Демченко делегатам, – с нами смеется, с нами говорит, делится с нами своими мыслями, как нам в колхозе работается, как нам лучше жить» ¹⁵²⁷. Казахского тракториста Бекена Танкина, бывшего кочевника, неважно изъяснявшегося по-русски, выбрали председателем одного из девяти заседаний, и он очень изумился, когда делегаты вдруг закричали: «Ура!» Овация никак не прекращалась. Наконец, кто-то подошел к нему сзади и заставил его обернуться: в президиум съезда входил Сталин. Диктатор, улыбнувшись, указал Танкину на кнопку звонка на столе, чтобы тот ее нажатием навел в зале тишину. «Когда я вернусь в свой колхоз, – сказал про себя Танкин, – мне будет о чем рассказать» ¹⁵²⁸.

Делегаты «выбрали» комиссию из 170 человек для обсуждения нового колхозного устава, проект которого был составлен сельскохозяйственным отделом ЦК ¹⁵²⁹. 16 февраля на заседании этой комиссии Сталин разобрал проект устава пункт за пунктом, высокопарно заявив, что члены комиссии не принимают во внимание интересы колхозников. Вместо рекомендации выдавать в качестве приусадебных участков по 0,10–0,12 гектара земли он предложил 0,25–0,5 гектара, а в некоторых районах и до 1 гектара – в зависимости от местных условий, – а также высказался за то, чтобы колхозникам было разрешено иметь до одной коровы и двух телят, одной свиньи и ее потомства, до десяти овец и коз, в неограниченном количестве кур и до двадцати ульев. «Товарищ Сталин, – возразил Калинин, – не хватит у нас земли». Ворошилов заметил, что таких, кому достанется 0,5 гектара, в любом случае будет меньшинство. Сталин не согласился с ним: «Страна наша большая, условия самые разные» ¹⁵³⁰. Кроме того, он рекомендовал установить двухмесячный декретный отпуск (с сохранением половины от среднего оклада), что было признанием непомерно большой роли, которую играли такие амбициозные женщины, как Демченко ¹⁵³¹. Окончательный вариант примерного устава, утвержденный 17 февраля, предусматривал отпуска, возможность иметь личный скот и наделение колхозников личными наделами такого размера, который предлагал Сталин, и печать не преминула донести до сельских тружеников, кому они обязаны такой показной щедростью ¹⁵³². На самом деле Сталин презирал приусадебные наделы, и его режим старался ограничивать их размер ¹⁵³³.

Один тогдашний наблюдатель из эмигрантов называл уступки 1935 года, касавшиеся величины личных наделов, «колхозным нэпом», но все равно писал, что колхозная система – тот же ГУЛАГ, только крупнее ¹⁵³⁴. Государство держало в своих руках торговлю хлебом, устанавливая очень большие задания по хлебозаготовкам и низкие государственные цены, платя колхозникам ничтожно мало, причем преимущественно натурой, и заставляя их работать бригадами, тем самым низводя крестьянина до рабочего, что способствовало иждивенчеству и лени ¹⁵³⁵. Кроме того, колхозники выполняли неоплачиваемые государственные повинности по строительству дорог, заготовке древесины и перевозке грузов, а также (в отличие от городских рабочих) должны были сдавать со своих приусадебных наделов определенное количество мяса, молока и яиц, даже если не держали никакого скота и птицы. Тем не менее после всех эксцессов раскулачивания новый устав с запозданием разрешал принимать в колхозы бывших кулаков, хотя в теории только «со строгой проверкой, чтобы под видом исправившихся не пролезли волки в овечьей шкуре» ¹⁵³⁶. В советскую деревню вернулось социальное расслоение, но теперь богатство и бедность зависели от положения в бюрократическом аппарате ¹⁵³⁷.

«Бывшие»

Однажды три женщины лет двадцати с небольшим, работавшие уборщицами в Кремле, собрались, чтобы попить чаю и посплетничать. Одна из них якобы сказала, что за Сталина «люди работают, потому он такой и толстый. Имеет себе всякую прислугу и всякие удовольствия». Ей вторила другая: «Сталин убил свою жену. Он не русский, а армянин, очень злой и ни на кого не смотрит хорошим взглядом». Третья на это сказала: «Вот товарищ Сталин получает денег много, а нас обманывает, говорит, что он получает двести рублей [в месяц]». Рудольф Петерсон, комендант Кремля – он одним из первых увидел тело покончившей с собой Нади и якобы отдал Сталину ее пропавшую предсмертную записку, – передал донос об этом разговоре Енукидзе, но тот не предпринял никаких мер ¹⁵³⁸. Однако за этим доносом последовал новый, и 20 января 1935 года сотрудники НКВД Паукер, Георгий Молчанов и Генрих Люшков – все они участвовали в расследовании убийства Кирова, опекаемого НКВД, – провели допросы. В тот же день Ежов отправил Сталину сообщение об уборщицах, якобы принадлежавших к «контрреволюционной группе в Кремле» ¹⁵³⁹.

Между тем Ежов пригласил диктатора на проходившее 3 февраля закрытое оперативное совещание всех центральных и местных руководителей НКВД; Сталин принял приглашение и выступил на совещании с речью о бдительности ¹⁵⁴⁰. Агранов на этом совещании вопреки официальной версии убийства Кирова совершенно справедливо сказал, что «Николаев был вначале охвачен экстазом исполненной исторической миссии, сравнивал себя с Желябовым и Радищевым». После этого он повинился: «Нам не удалось доказать, что „Московский центр“ знал о подготовке террористического акта против тов. Кирова» ¹⁵⁴¹.

Допрошенные лица из кремлевской обслуги называли новые имена, что влекло за собой новые аресты, и 5 февраля Ягода отправил Сталину доклад с протоколами допросов, содержащими признания арестованных в том, что в частных разговорах они жаловались на тяготы повседневной жизни и отсутствие демократии, а также «извращал[и] в троцкистском духе так называемое завещание Ленина» и предавались домыслам о том, как на самом деле умерла жена Сталина ¹⁵⁴². Допрашивая кремлевских уборщиц, следователи НКВД услышали от них о дочерях бывших дворян, работавших библиотекаршами в Кремле и невозбранно уносивших оттуда книги на частные квартиры и обратно. Власть Ягоды кончалась у стен Кремля – внутри распоряжались подчиненный Енукидзе аппарат ЦИК и Ворошилов со своим наркоматом обороны, – и нарком внутренних дел, насколько известно, заявлял, что он не в состоянии отвечать за безопасность вождей, если через кремлевские ворота свободно проходят такие женщины со спецпропусками. На основе этих показаний была придумана «аристократическая сеть», созданная армянкой Ниной Розенфельд, получившей гимназическое образование и якобы похвалявшейся тем, что происходит из древнего российского рода. (Один арестованный коллега защищал ее как «советски настроенного человека» ¹⁵⁴³.) Сталин прочел объемистые протоколы допросов, перенумеровал их и дополнил многочисленными вопросами и комментариями. В одном из протоколов, где говорилось, что обвиняемая была уборщицей, прежде чем поступить на службу в кремлевскую библиотеку, Сталин подчеркнул это предложение и приписал: «Ха-ха-ха. Уборщица-библиотекарь?» ¹⁵⁴⁴

Все эти люди были мелкой рыбешкой ¹⁵⁴⁵. Тем не менее 14 февраля Политбюро сделало НКВД ответственным за охрану Кремля вместе с наркоматом обороны вместо ЦИКа ¹⁵⁴⁶. НКВД взял на себя организацию ремонта Андреевского и Александровского залов в Большом Кремлевском дворце, а также Свердловского зала в Сенатском дворце. На первый взгляд это был триумф Ягоды, однако 22 февраля Политбюро поручило Ежову, а не Ягоде произвести проверку аппарата ЦИКа. Все протоколы допросов в НКВД в связи с «Кремлевским делом» следовало пересылать ему ¹⁵⁴⁷. Между тем Зиновьева доставили из тюрьмы в Москву и 19 февраля снова допросили по поводу убийства Кирова. «Каменеву… принадлежит крылатая формулировка о том, что „марксизм есть теперь то, что угодно Сталину“… – свидетельствовал Зиновьев. – У меня с Каменевым разговоры об устранении Сталина имели место, но мы при этом исходили только из намерений замены его на посту генерального секретаря ЦК ВКП(б)… Заявлений от Каменева о необходимости применения теракта как средства борьбы с руководством ВКП(б) я не слышал» ¹⁵⁴⁸. Ежову было чем заняться. Вскоре Политбюро формально поручило ему пересмотреть положения о работе НКВД: это был еще один удар по Ягоде ¹⁵⁴⁹.

Ежов всячески расхваливал Заковского, чьи ленинградские чекисты обшаривали дореволюционные архивы, списки адресов и телефонные книги, нанизывая людей, подобно бусинам, на нити, из которых получались контрреволюционные «организации» бывших дворян, купцов, фабрикантов, рантье, должностных лиц старого режима, священников и членов их семей ¹⁵⁵⁰. Заковский как красногвардеец охранял Смольный во время Октябрьской революции и служил в ЧК с момента ее основания – с декабря 1917 года (его якобы позвал в ЧК сам Дзержинский). Он отучился в школе всего два года, и тем не менее считался автором внутреннего учебника по подготовке кадров НКВД. По его сведениям, сообщенным Ягоде, в городских партийных и государственных учреждениях насчитывалось более 11 тысяч «бывших» ¹⁵⁵¹. Ягода в записке Сталину (от 26.02) возражал против повальных облав на «бывших», если только не будет доказано, что они контрреволюционеры, так как опасался негативной кампании в заграничной печати, но Сталин не придал его записке значения («в архив») ¹⁵⁵². Начиная с 28 февраля Заковский и его подручные приступили к чистке среди «бывших», в университетах и пограничной зоне, запрашивая разрешения на все новые и новые аресты «разоблаченных» заговорщиков и похваляясь предотвращением террористических актов против нового ленинградского партийного босса – Жданова ¹⁵⁵³.

Иностранные образцы

В театры вернулись «Дни Турбиных» Булгакова, отчасти благодаря стараниям Горького и его влиятельности ¹⁵⁵⁴. По некоторым сведениям, Сталин смотрел эту пьесу 15 раз ¹⁵⁵⁵. В 1935 году он отправил на нее 15-летних Василия и Артема. Как вспоминал Артем, он не понял пьесу, потому что в ней не было красных, а были только белые, которые сражались друг с другом. Сталин объяснил ему, что «между красными и белыми большая полоса от почти красного до почти белого. Так вот, люди, которые там воюют, одни очень белые, другие чуть-чуть розоватые, но не красные. А сойтись друг с другом они не могут, потому и воюют. Никогда не думай, что можно разделить людей на чисто красных и чисто белых. Это только руководители, наиболее грамотные, сознательные люди. А масса идет за теми или другими, часто путается и идет не туда, куда нужно идти» ¹⁵⁵⁶.

Сталин одобрил проведение в Москве Международного кинофестиваля (21.02–02.03.1935) и дал согласие на то, чтобы его жюри возглавил всемирно известный Эйзенштейн. Под снимками других советских участников стояла подпись «режиссер», а под снимком Эйзенштейна – «виднейший режиссер мирового класса», однако выступающие демонстративно ставили вопрос о том, почему за шесть лет он не снял ни одного фильма, обвиняя его в замалчивании советских достижений ¹⁵⁵⁷. На фестивале были показаны мультфильмы Уолта Диснея «Три поросенка», «Странные пингвины» (и еще до конца года их увидела советская публика) ¹⁵⁵⁸. Также был показан американский фильм о Мексике «Вива, Вилья!», после чего поэт Александр Безыменский обвинил создателей «Веселых ребят» в плагиате музыки из этого фильма. Это стало сигналом к новым идеологическим нападкам на чистый смех. В советской печати цитировались слова французского критика: «„Веселые ребята“ производят такое впечатление, как будто на фабрику ГУКФ [Государственного управления кинофотопромышленности] ночью пробрались буржуазные кинорежиссеры и тайком, в советских декорациях, сняли эту картину» ¹⁵⁵⁹. Сталин приказал Мехлису заступиться за Шумяцкого в «Правде», и верный сторожевой пес без всякой иронии написал в передовице: «Оба редактора [ «Известий» и «Литературной газеты»], видимо, забыли элементарные правила приличия, обязательные для советских газет» ¹⁵⁶⁰.

На торжественном закрытии фестиваля, прошедшем в Колонном зале Дома Союзов, первый приз был вручен «Ленфильму», главным образом за «Чапаева», второй достался французскому режиссеру Рене-Люсьену Шометту, больше известному как Рене Клер, за фильм «Последний миллиардер», а третий приз – Диснею ¹⁵⁶¹. В фильме Клера, провалившемся в прокате в Европе, изображалось почти обанкротившееся вымышленное европейское королевство («Казинария»), умоляющее о помощи богатейшего человека в мире (месье Банко), который после прибытия в королевство в результате случайного удара по голове превращался в слабоумного. Казинария вскоре после этого становится диктатурой ¹⁵⁶².

Также переводились некоторые образцы зарубежной литературы, а будучи переведенными (на русский или на язык какого-либо другого народа СССР), они могли быть наряду со Львом Толстым включены в советский канон «классики мировой литературы». В него входили Сервантес, Мольер, Бальзак, Гёте и в первую очередь Шекспир, причем все они нередко выходили в вольном, а не в точном переводе ¹⁵⁶³. Был возрожден лозунг «Больше шекспировать!» (приписываемый Марксу), причем пропагандисты называли Шекспира «народным бардом» ¹⁵⁶⁴. На Международном театральном фестивале, прошедшем в Москве в марте 1935 года – в нем приняли участие Бертольд Брехт, Курт Эйслер и Эдвард Гордон Крейг, – СССР был представлен шекспировским «Королем Лиром» на идиш, премьера которого состоялась в Московском государственном еврейском театре, причем Лира играл Соломон Михоэлс ¹⁵⁶⁵. Само собой, Лир в этом спектакле лишался всех своих земель и впадал в безумие ¹⁵⁶⁶.

«Берегите себя»

Из всех уголков Союза к Сталину шли отчеты от местных функционеров об успехах в деле производства стали, химикалий, вооружений. Берия докладывал о бакинской нефти и грузинских редких металлах, о росте добычи марганца в Чиатуре, об успехах тифлисских железнодорожных мастерских, отныне носящих имя Сталина, о работе новых заводов: Тифлисского станкостроительного завода, носившего имя Кирова, завода ферросплавов в Зестафони, Ингурийской целлюлозно-бумажной фабрике ¹⁵⁶⁷. Лакоба рапортовал о чае, цитрусовых, табаке и герани. Он посылал ящики мандаринов и лимонов Сталину и Орджоникидзе в Москву. Однако абхазские курорты оставляли желать лучшего. «Авторитет, товарищи, не вырастает сам по себе; его нужно завоевать. Он вырастает там, где живые люди двигают дело, не из книг, не из формул, – заявил Лакоба на VII съезде Советов Абхазской автономной республики в марте 1935 года. – Вы знаете, товарищи, что по курортному строительству мы до сих пор выглядим очень слабо… Нам не удалось еще курорты, доставшиеся нам в наследство, восстановить в полном смысле этого слова» ¹⁵⁶⁸. Тем не менее Абхазская автономная республика была награждена орденом Ленина – отчасти за успехи в производстве табака (который выращивался главным образом не в колхозах, а в семейных хозяйствах) ¹⁵⁶⁹.

В НКВД допрашивали все новых и новых людей из обслуги Кремля, и на этих допросах неизбежно всплывало имя Енукидзе ¹⁵⁷⁰. Этот всеобщий любимец создал систему одолжений, распределяя дефицитные государственные блага и пользуясь своим положением человека, близкого к Сталину, чтобы заботиться о старых друзьях и решать щекотливые вопросы, связанные с элитными семействами ¹⁵⁷¹. 58-летний Енукидзе так и не женился и не переехал в Кремль, оставшись жить в «Метрополе», где первоначально размещался ЦИК, но если он и пытался скрыть свои романы с малолетними барышнями, это ему не удалось. Некоторые арестованные лица из кремлевской обслуги в своих показаниях упоминали и «девочек» Енукидзе. В сети НКВД угодила и работавшая в Кремле Ирина Гогуа, дочь старого меньшевика, учившаяся вместе с Енукидзе в Тифлисе. «Он был великолепный мужик, очень обаятельный, ярко-рыжий, а благодаря седине сделался таким мягким блондином, – вспоминала она о Енукидзе. – Правда, лицо было изрыто оспой, даже, пожалуй, больше, чем у Иосифа Сталина… Вот, понимаете, парадокс. Его обвиняли в бытовом разложении, черт-те в чем. А он был очень теплый человек. У него было одно свойство – он не любил отказывать, помогал людям, независимо ни от чего. У него была одна беда: девушки, в которых он влюблялся, выходили замуж за его ближайших друзей» ¹⁵⁷².

По-настоящему Енукидзе попал в беду из-за того, что втихомолку использовал государственные деньги, чтобы помогать нередко обездоленным семьям революционеров-небольшевиков, знакомых ему со времен подполья, бывших коммунистов-оппозиционеров (родственников Каменева) и даже бывших дворян (таких, как он сам), которым он находил должности в разросшемся аппарате ЦИКа. После убийства Кирова заниматься этим стало особенно опасно, но благодаря заступничеству Ворошилова Енукидзе 3 марта 1935 года был просто снят со своей должности и переведен на работу в закавказский ЦИК ¹⁵⁷³. Секретарем ЦИКа был назначен генеральный прокурор СССР Иван Акулов, а генеральным прокурором стал Андрей Вышинский.

Расследование убийства Кирова и «Кремлевского дела» велось параллельно. В Ленинграде 10 марта была осуждена и казнена Драуле вместе с ее сестрой и зятем; все это было сделано без всякой огласки ¹⁵⁷⁴. На следующий день в секретном циркуляре НКВД отмечалось, что врагов безжалостно уничтожают, но в результате они «ушли в глубокое подполье», и потому оперативникам нужно глубже копать, чтобы найти их ¹⁵⁷⁵. В Москве Нина Розенфельд на новом допросе (11.03) якобы объясняла смерть Нади разногласиями из-за политики партии и в то же время выражала недовольство гонениями на Зиновьева и Каменева и отсутствием демократии. Розенфельд прежде была женой брата Льва Каменева Николая, а их сын, Борис Розенфельд, был объявлен троцкистом ¹⁵⁷⁶. У арестованного Николая Каменева были найдены акварели с изображением Сталина. Наконец, 21 марта на допрос был вызван Лев Каменев – ему задавали вопросы о его брате, который, как было заявлено Каменеву, сознался в намерении убить Сталина. Лев Каменев сказал, что после ареста сторонников Зиновьева Ивана Бакаева и Григория Евдокимова, последовавшего за убийством Кирова, возбужденный Зиновьев, придя к нему, стал выражать свои страхи по поводу возможной расправы над ним и другими по образцу германской «Ночи длинных ножей». Сталин дал прочесть протокол Молотову, Кагановичу, Ворошилову и Ежову, приписав на нем: «Дурацкий допрос Каменева» ¹⁵⁷⁷.

Политбюро посредством телефонного опроса утвердило предложенный Сталиным секретный партийный циркуляр, в котором с Енукидзе снимались обвинения в том, что он знал о планах убийства диктатора, но утверждалось, что им манипулировали классовые враги. Его перевод в Закавказье с понижением в должности расценивался как слишком легкое наказание ¹⁵⁷⁸. За появлявшимися в печати сообщениями о «Кремлевском деле» следил Горький. «Не так поражает поведение Енукидзе, как постыдно равнодушное отношение партийцев к этому поведению, – льстиво писал он Сталину (23.03.1935). – О том, что старик тесно окружен дворянками, меньшевичками и вообще говенными мухами – давно знали и говорили даже беспартийные». По утверждению Горького, невероятно хорошо осведомленный эмигрантский «Социалистический вестник» имел осведомителей среди подчиненных Енукидзе. «Чем ближе к войне – тем более усиленно будут мерзавцы всех мастей стараться убить Вас, дабы обезглавить Союз, – указывал Горький в своем письме, которое Сталин распространил среди членов Политбюро. – Это – естественно, ибо враги хорошо видят: заменить Вас не кем. Колоссальной и мудрой Вашей работой Вы внушили миллионам людей доверие и любовь к Вам, это – факт… Берегите себя» ¹⁵⁷⁹.

Тогда же, 23 марта, советские власти после длительных переговоров продали Китайско-Восточную железную дорогу государству Маньчжоу-Го за эквивалент 140 миллионов иен в конвертируемой валюте, что составляло лишь небольшую долю от рыночной стоимости дороги (не говоря уже о ее стратегическом значении) ¹⁵⁸⁰. (При этом на дороге была оставлена подпольная агентурная сеть.) В тот же день Политбюро постановило, что эти средства будут использованы для приобретения в США, Англии и Германии дополнительного оснащения для московского завода ЗИС, на котором выпускались тяжелые грузовики, а вскоре после этого начался выпуск престижных седанов ¹⁵⁸¹. Китайские патриоты заявляли, что железная дорога не принадлежит Советскому Союзу и не ему ее продавать, а националистическое правительство в Нанкине выступило с официальным протестом. Чан Кайши вступил в полуофициальные переговоры о подписании договора о дружбе с представителем Японии, который предложил заключить японо-китайский союз. Чан Кайши как убежденный антикоммунист был бы естественным союзником Японии (а также Германии) в противостоянии с Советским Союзом ¹⁵⁸². Однако «Чан Кай-ши не пошел на это», – сообщал советский поверенный в делах в Китае. Впрочем, Чан Кайши наделил японскую дипломатическую миссию статусом посольства, и обе страны заявили об обмене послами. Это спровоцировало антияпонские выступления в Тяньцзине и Пекине. Япония, якобы оскорбленная этими протестами, воспользовалась предлогом, и ее гарнизон в Тяньцзине изгнал гоминьдановские власти и войска из провинции Хэбэй, а затем из провинции Чахар, входящей в состав Внутренней Монголии, вследствие чего Северный Китай оказался под японским контролем. Кроме того, Япония наращивала нажим на Внешнюю Монголию, являвшуюся сателлитом СССР ¹⁵⁸³. Советский поверенный в делах в том же донесении о Чан Кайши предупреждал, что другая фракция в нанкинском правительстве «настроена в пользу союза» с Японией ¹⁵⁸⁴.