Kitabı oxu: «Женщина в библиотеке»
© Sulari Gentill, 2022
© Белитова П. Н., перевод на русский язык, 2024
© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2025
* * *
Посвящается Барбаре
«Осторожно откройте меня…»
Эмили Дикинсон.Интимные письма
Дорогая Ханна!
Что ты сейчас пишешь?
Полагаю, ты уже начала новый роман. Если же нет, то считай мое письмо тонким намеком от поклонника. Да, теперь у тебя есть поклонники, друг мой, и они отчаянно нуждаются в следующей книге Ханны Тайгон. Перефразируя Человека-паука: «С большой аудиторией приходит большая ответственность»1.
А если серьезно, вчера увидел экземпляр «Невероятной страны» в книжном на углу. Магазинчик назывался «Ладья». Хипстерское местечко, где вместе с книгой можно приобрести латте на соевом молоке с куркумой и зерновой батончик. Ну неважно, главное, что твои книги можно встретить в американских магазинах, если тебе интересно. Прикладываю фото полки с новинками. Я даже приобрел себе томик, только ради того, чтобы похвастаться кассирше, что знаю автора! Кажется, ее это впечатлило. По крайней мере, мне послышалась нотка восхищения в ее голосе, когда она спросила, нужен ли мне пакет.
Мне очень жаль, что я не смог приехать в Нью-Йорк, когда ты была там на гастролях. Было бы замечательно встретиться после стольких лет переписки. Собираюсь через пару месяцев все исправить и пересечь океан, если, конечно, ты сама не соберешься в Штаты. Может, если действие твоей книги будет разворачиваться у нас, совершишь исследовательскую поездку? Хотя есть нечто особенное в дружбе, основанной только на любви к словам и подкрепляемой обменом ими же.
Что касается твоих вопросов о моей книге: я провел пятницу в библиотеке. Написал тысячу слов и стер пятнадцать сотен. В любом случае – если уж и страдать от отсутствия вдохновения, то в Бостонской публичной библиотеке. Муза моя изображает недотрогу, и я надеялся, что новое место поможет растопить ее сердце. Библиотека действительно впечатляет – чего только стоит потолок в читальном зале. Боюсь, я слишком много времени его разглядывал. Интересно, сколько раздосадованных писателей до меня считали эти декоративные карнизы? Возможно, Эмерсон или Олкотт бездумно рассматривали ту же самую лепнину или ее эквивалент в первой инкарнации библиотеки, когда она еще располагалась на Бойлстон-стрит. Мысль об этом меня успокаивает.
Что же, жду новостей о твоем новом проекте. Как всегда, готов читать новые главы по мере их написания и высылать отзывы, если это необходимо. По крайней мере, займусь чем-то полезным, пока не вылезу из своей ямы, да и кто знает, вдруг заражусь твоей продуктивностью?! А там уже и я буду высылать тебе свои главы.
С уважением и так далееЛео
Глава первая
Писать книгу в Бостонской публичной библиотеке было ошибкой. Она оказалась слишком великолепной. Можно провести часы, просто разглядывая потолок в читальном зале. А ведь мало кто может писать книги задрав голову. Потолок же, казалось, во всех смыслах смотрел свысока, осуждая. Дразнил архитектурным совершенством, которого нельзя было достичь, бездумно расставляя друг за другом слова. Хотелось начинать с огромных арок, возвести великолепный фундамент и после добавить деталей – сотворить нечто зрелищное, симметричное, целостное. К сожалению, я пишу не так.
Я кладу кирпичики безо всяких чертежей, складываю слова в предложения, а те – в абзацы, позволяя стенам своего творения своевольно изгибаться и выворачиваться. У меня нет фундамента, лишь кирпичи, из которых складывается произведение. С самого начала я не знаю, что строю и будет ли оно крепко стоять.
Возможно, мне стоит работать в автобусе. Это больше подходит моему рабочему процессу. Ведь у меня есть некое направление, маршрут, но кто входит и выходит – определяется запутанным сочетанием привычек, времени и случайностей. Всегда есть вероятность, что маршрут изменят в последнюю минуту – из-за погоды или аварии, парада или марафона. Нет никакой симметрии и никакого плана, лишь хаотичность человеческой жизни.
И все же у потолков есть кое-что, чего нет у автобусов, и это чудесная возвышенная перспектива. Наверняка они повидали многих писателей. Но видят ли еще одного прямо сейчас? Или для них я лишь женщина в библиотеке с чистым листом бумаги на столе?
Возможно, все же стоит отвлечься от потолка и что-нибудь написать.
С трудом я отвожу взгляд. Лампы с зелеными абажурами рисуют на столах мягкие овалы света, очерчивая личные территории в общем зале. Словно говоря: располагайся как угодно, но будь добр, оставайся под светом своей лампы. Я сижу на краю одного из дюжины столов, что ровными рядами расставлены по комнате. Мое место почти в центре, так что, куда бы я ни бросила взгляд, всюду были видны зеленые лампы и склоненные над книгами головы. Вот девушка по соседству со мной сняла куртку и обнажила руки, полностью забитые татуировками. У меня самой татуировок нет, но они меня восхищают. История жизни, навсегда вписанная в ее кожу… Она сама словно книга. Узоры, портреты и слова. Мантры о любви и силе. Насколько они выдуманы? Что бы рассказала я, если бы решилась написать собственную историю на теле? Девушка читает Фрейда. А ведь студент факультета психологии – это отличный протагонист для триллера. Именно студент, а не эксперт. Экспертами читатели проникаются хуже, их знания и статус слишком отличают их от обычного человека. Я пишу «студент психологии» на чистом листе своей записной книжки и заключаю слова в рамку. Ну что же, будем считать, в автобус я зашла. Бог знает, куда он меня привезет, – я запрыгнула в первый попавшийся.
Под рамочкой я оставляю заметки о ее татуировках, стараясь разглядывать их не слишком заметно.
Напротив меня сидит молодой человек в джемпере юридического факультета Гарварда. У него классическая внешность – широкие плечи, сильная челюсть, ямочка на подбородке, – словно он оживший герой старых мультфильмов. Уже минут десять он пялится на одну и ту же страницу раскрытого тома. Возможно, он запоминает текст… или пытается не смотреть на девушку слева от меня. Интересно, кем они приходятся друг другу? Может, бывшие любовники? А вдруг он страдает от безответных чувств, а девушке все равно?
Или даже наоборот – что, если она преследует его по пятам? Наблюдает за ним поверх томика Фрейда? Подозревает его в чем-то? Он и правда выглядит измученным… Возможно, виной? Он бросает взгляд на наручные часы – «ролекс» или очень хорошая реплика.
Слева от Героического Подбородка сидит еще один человек, все еще молодой, но уже не юный. На нем спортивная куртка поверх рубашки и джемпера. Я смотрю на него с особой осторожностью, потому что он невероятно красив. Темные волосы, черные глаза, широкие брови. Главное, не встретиться с ним взглядом, иначе он решит, что я на него пялюсь. А у меня чисто научный интерес… ладно, может, не совсем. Но по большей части я размышляю, что он может привнести в историю.
Он работает за ноутбуком, иногда замирая и глядя в экран, а затем снова стремительно печатая. Боже мой, неужели он тоже писатель?
В читальном зале есть и другие люди, но для меня они лишь тени. Пока я пытаюсь перенести на страницу этих троих. Некоторое время я пишу… в основном сценарии. Как Девушка с Фрейдом, Героический Подбородок и Красавчик могут быть связаны? Любовные треугольники, бизнес-партнерства, детские дружбы. Может, Красавчик – это кинозвезда, Героический Подбородок – его фанат, а Девушка с Фрейдом – верная телохранительница? Сценарии становятся все более смешными, и я невольно улыбаюсь, поднимаю взгляд и встречаюсь с глазами Красавчика. Он выглядит удивленным и смущенным, и я, наверное, тоже, потому что испытываю точно такие же эмоции. Открываю рот, чтобы объяснить – я простой писатель, никаких грязных намерений, но это же читальный зал, здесь нельзя ни с того ни с сего пускаться в разъяснения, ведь людям нужна тишина. Я пытаюсь донести до Красавчика, что он мне интересен лишь в качестве прообраза персонажа, но такое слишком сложно передать жестами. Он лишь сильнее удивляется.
Девушка с Фрейдом мягко смеется. Теперь и Героический Подбородок отвлекся от своей книги, и вот мы вчетвером молча глядим друг на друга без возможности извиниться или объясниться, не навлекая на себя гнев библиотекарей.
Вдруг раздается крик. Резкий и испуганный. После него секунду висит тишина, и мы наконец соображаем, что библиотечные правила больше не работают.
– Черт! Что это было? – бормочет Героический Подбородок.
– Откуда кричали? – Девушка с Фрейдом встает и оглядывается.
Люди начинают собирать вещи. В зал входят два охранника и просят сохранять спокойствие и оставаться на местах, пока во всем не разберутся. Какой-то студент-юрист начинает распинаться о незаконном задержании, но в целом люди просто садятся и ждут.
– Наверняка это просто паук, – говорит Героический Подбородок. – Мой сожитель так же кричит, когда их видит.
– Кричала женщина, – замечает Девушка с Фрейдом.
– Или мужчина, который очень боится пауков… – Героический Подбородок озирается по сторонам, словно ожидая увидеть своего приятеля-арахнофоба.
– Прошу прощения, что смотрел на вас так пристально, – осторожно обращается ко мне Красавчик. Я успела наслушаться американских акцентов, поэтому сразу определила, что он не из Бостона. – Мой редактор хочет, чтобы я включал в свои работы побольше описаний. – Он морщится. – Говорит, женщины в моих текстах носят одинаковую одежду, и я подумал… Черт, звучит странно, простите! Я пытался описать вашу куртку.
Я с облегчением улыбаюсь. Он пытается взять вину на себя. Отвечу ему любезностью.
– Она из твида в елочку, изначально мужская спортивная куртка, которую я приобрела в винтажном магазине и немного переделала у портного, чтобы не выглядеть в ней нелепо. – Я ловлю его взгляд. – Надеюсь, вы не напишете, что я выгляжу смешно.
На мгновение он смущается:
– Нет, уверяю вас… – Затем понимает, что я пошутила, и смеется. Смех у него приятный. Бархатный, негромкий. – Каин Маклеод.
Я не сразу соображаю, что он сообщил мне свое имя. Нужно ответить взаимностью.
– Уинифред Кинкейд. Можно просто Фредди.
– Она тоже писатель. – Девушка с Фрейдом заглядывает в мою записную книжку. – Делала о нас заметки.
Черт!
Она ухмыляется.
– «Девушка с Фрейдом»… Мне нравится. Лучше, чем Тату-Руки или Кольцо в Носу.
Я резко закрываю записную книжку.
– Супер! – Героический Подбородок поворачивается ко мне в профиль. – Надеюсь, вы описали мою хорошую сторону, а еще… – он улыбается, – у меня ямочки на щеках.
Красавчику, теперь известному также как Каин Маклеод, явно весело.
– Какое совпадение. Вам двоим нужно осторожнее выбирать места в библиотеке.
– Я Мэриголд Анастас, – заявляет Девушка с Фрейдом. – Не забудьте указать в благодарностях. А-нас-тас.
Не желая отставать, Героический Подбородок представляется Уитом Меттерсом и обещает подать на меня с Каином Маклеодом в суд, если мы забудем упомянуть его ямочки.
Мы смеемся, а охранники тем временем объявляют, что все, кто хотел уходить, могут это сделать.
– Вы узнали, кто кричал? – спрашивает Каин.
Охранник пожимает плечами:
– Да кретин какой-то, наверное. Решил пошутить.
Уит чинно кивает и произносит одними губами «паук».
Каин поднимает бровь.
– Звучало убедительно, – тихо произносит он.
И он прав. В голосе кричавшего слышался неподдельный страх. Но может, я просто приукрашиваю. Возможно, кто-то просто выбрал нестандартный способ избавиться от стресса.
– Пойду найду кофе.
– Ближе всего в Чайной гостиной Комнаты карт, – говорит Каин. – Там неплохой кофе.
– Уходите на поиски других подопытных? – спрашивает Мэриголд. Теперь, когда ее татуировки прикрыты рукавами, я замечаю, какие красивые у нее глаза: изумрудно-зеленые, выгодно подчеркнутые темными тенями и тушью.
– Нет, просто за кофе, – отвечаю я за себя и за Каина, потому что не знаю, к кому именно она обращалась.
– Можно с вами?
Вопрос был задан с такой детской простодушностью, что я не могла отказать.
– Конечно.
– А меня возьмете? – теперь Уит. – Не хочу оставаться один. Здесь где-то прячется паук.
И мы уходим в Комнату карт, где позже зародится наша дружба, а я впервые в жизни выпью кофе с убийцей.
* * *
Дорогая Ханна!
Браво! Драматичное, интригующее начало. Ты превратила мои жалобы в произведение искусства. От последней строки мурашки по коже. Она непременно зацепит читателя. Боюсь, правда, что издатель попросит тебя поставить эту строку в самое начало, чтобы заинтриговать всех любопытных. Могу сказать лишь одно: сопротивляйся! Сейчас идеально.
Правда, насколько эта строка гениальная, настолько же она и смелая. Помни, что ты бросила читателям вызов – заявила, что кто-то из этой троицы (Мэриголд, Уит или Каин) окажется убийцей. Теперь за ними будут пристально следить и придираться к каждой мелочи. Будет сложнее отвлечь читателей от улик, сложнее заставить их сомневаться. Но и есть что посмаковать, особенно учитывая, какие у персонажей привлекательные характеры. Как я и сказал, смело.
Могу ли я надеяться, что, раз действие происходит в Бостоне, ты посетишь нас с исследовательской поездкой? Будет здорово пострадать ради искусства за бокальчиком мартини лицом к лицу! Пока же могу посодействовать с проработкой чувства места и всем таким прочим. Считай меня своим разведчиком, глазами и ушами в Соединенных Штатах.
Несколько замечаний: американцы не используют термин «джемпер» (описание Красавчика). Лучше поменять на свитер или пуловер. Также женщины в Штатах не так сильно татуированы, как женщины в Австралии. Я ни разу не видел у женщин забитые рукава. Конечно, это не значит, что у Мэриголд их не может быть. Возможно, как раз поэтому Уинифред и обращает на нее внимание.
Я вернулся в читальный зал после того, как получил твое письмо и новую главу, и, боюсь, там нет строгого правила о молчании. Это скорее делается из вежливости. Легко исправить. Добавь парочку шикающих посетителей за соседним столом, и персонажи все так же будут побаиваться разговаривать. Я пообедал в Комнате карт, так что, если тебе нужны детали, обращайся. Как австралийке, полагаю, кофе тебе не понравится из принципа, но раз Уинифред американка, ей не к чему будет придраться.
Нужно ли тебе придумать, где Фредди будет жить? Если с деньгами у нее нет проблем, можешь поселить ее в Бэк-Бей, как раз по соседству с библиотекой. Большинство квартир располагаются в викторианских браунстоунах, но Фредди нужно быть богатой наследницей, чтобы позволить себе такие апартаменты! Кто она – «голодная художница» или всемирно известный автор? Если первое, то, скорее всего, она живет где-то в Брайтоне или Олстоне. Напиши, если нужно оценить какие-нибудь места.
Вчера я получил свой десятый отказ. Как будто бы хочется отметить. Может, куплю торт. Пишут, что слог элегантный, но им показалось, что я работаю не в том жанре. Видимо, это вежливый способ намекнуть, что им больше подойдет главный герой – вампир, а в финале должны напасть инопланетяне.
Я знаю, Ханна, что постоянные отказы – это своеобразный обряд посвящения, но, честно говоря, мне все равно больно. Не знаю, есть ли во мне стойкость, необходимая для этой профессии. Как, должно быть, приятно добраться до того этапа, когда ты можешь написать все, что душа захочет, и быть при этом уверенным, что издатели как минимум серьезно рассмотрят твою работу. Мой же этап ощущается как ритуальное унижение.
Твой несколько подавленныйЛео
Глава вторая
Каждый раз, когда я ступаю на черно-белую плитку фойе дома на площади Кэррингтон, меня охватывает трепет. Это один из знаменитых викторианских браунстоунов, располагающихся в Бэк-Бей, – великолепный остроугольный фасад, идеальный ремонт внутри. Моя красиво меблированная двухкомнатная квартира выходит на внутренний двор с ухоженным садом и чугунными фонтанами – подобные апартаменты недоступны простому писателю. В гостиной по обе стороны от камина располагаются встроенные книжные полки, на которых собраны работы предыдущих лауреатов стипендии Синклера, проживавших здесь. Коллекция томов одновременно вдохновляет и внушает мне трепет. Чудесные романы всевозможных жанров, написанные авторами в этой самой квартире. За пятьдесят лет существования стипендии квартиру, без сомнения, ремонтировали несколько раз, но книжные полки, словно святыню, никогда не трогали. Они – смысл существования и сердце этого места. Иногда мне даже кажется, что я слышу его стук.
Возможно, именно из-за полок моя рука не поднимается писать. Я думала, что здесь слова польются с легкостью. Нужное время и нужное место – мечта, поддерживаемая престижной наградой. И все же я чувствовала себя недостойной, неуверенной. Я захлебнулась и в первый месяц удалила больше слов, чем написала. Но не сегодня.
Сегодня я вернулась из библиотеки в предвкушении. Мы провели в Комнате карт несколько часов – Каин, Уит, Мэриголд и я. Чуднó – четыре незнакомца узнали друг друга и поладили, словно были друзьями в прошлой жизни. Мы болтали обо всем на свете, смеялись и безудержно подшучивали друг над другом. Мне казалось, что я вернулась домой. С тех пор как улетела из Сиднея, я впервые выдохнула.
Оказалось, что Каин уже публиковался – отзыв на его первый роман выпустили в «Нью-Йорк таймс». Он мне этого не рассказывал – я погуглила его имя по пути домой. «Вашингтон пост» назвала его самым многообещающим молодым писателем Америки, а его первая книга стала небольшой сенсацией. Мэриголд изучает в Гарварде психологию, а Уит заваливает юриспруденцию. Однако его это не беспокоит. Похоже, это единственный способ избежать работы в семейной фирме.
В воспоминаниях о проведенных в библиотеке часах я едва замечаю на лестнице Лео Джонсона.
– Фредди! Здравствуй.
Лео тоже писатель и тоже живет на площади Кэррингтон. Он из Алабамы, но учился в Гарварде. Как и я, лауреат стипендии – американского эквивалента стипендии Синклера. Его квартира располагается через пару дверей от моей.
– Как библиотека? – спрашивает он. Лео разговаривает в неспешном южном темпе, отчего всегда хочется задержаться и поболтать с ним немного. – Много написала?
– Откуда ты знаешь, что я была в библиотеке?
– О, я видел тебя в Комнате карт. – Он поправляет очки. – Забегал за книгой, а потом кофе захотелось. Случайно тебя приметил. Я махал, но ты, видимо, не заметила.
– Конечно не заметила, иначе пригласила бы тебя присоединиться.
Лео мне почти что коллега. Я рассказываю о крике.
Он смеется:
– Полагаю, это был какой-то сумасшедший. Или обряд посвящения в какой-нибудь клуб. Как раз некоторые в Гарварде теперь совместные.
Я поднимаю бровь. Какое это имеет отношение к делу?
– Похоже на пранк, который мог прийти в голову только едва совершеннолетнему юноше, – объясняет Лео. – Но исполнять, конечно же, необходимо девушке.
Я улыбаюсь:
– Думаешь, придумывали не девушки?
– Думаю, что девушкам такое не показалось бы смешным. А вот юноша невероятно гордился бы своим остроумием.
– Твои слова, не мои. – Я бросаю взгляд на лестницу. – Хочешь зайти выпить кофе?
Лео качает головой:
– Нет, мэм. У тебя глаза горят – явно вдохновение пришло. Оставлю тебя наедине с рукописью. Поделимся написанным через пару дней.
Я с облегчением соглашаюсь. Ко мне действительно нагрянуло вдохновение. И за то, что Лео это понял, он мне нравится еще больше.
Едва переступив порог, я снимаю обувь, усаживаюсь на диван и открываю ноутбук. Начинаю печатать, все еще используя прозвища: Красавчик, Героический Подбородок, Девушка с Фрейдом. Они появляются на страницах, как калька с жизни; слова придают им форму и объем. Настоящие имена они обретут потом – я не хочу тормозить поток идей в попытках их придумать.
Я думаю о крике. Для него тоже есть место в моей истории. Мы вчетвером долго его обсуждали. Как можно его объяснить? Кто-то кричал, у кого-то была причина. Уит опять вспомнил пауков. Похоже, у него фобия.
Мы договорились встретиться завтра в том же месте. Точнее сказать, мы с Каином – хотели сформировать небольшую писательскую группу. А Мэриголд и Уит посчитали, что должны быть включены в любую группу с нами за компанию, независимо от ее целей.
– Мы поможем вам обсуждать идеи, – настаивала Мэриголд.
– И станем источником вдохновения, – добавил Уит.
На том и порешили.
Как здорово, когда есть планы.
Я включаю телевизор – чисто для фона. Я работаю и слышу только звук. Бормотание, которое соединяет меня с реальным миром, пока я создаю свой. Якорь, едва заметный, – до того момента, когда я слышу слова «сегодня в Бостонской публичной библиотеке».
Я поднимаю взгляд. Репортер рассказывает на камеру:
– …в Бостонской публичной библиотеке уборщики обнаружили тело молодой женщины.
Я закрываю ноутбук и, наклонившись к телевизору, прибавляю громкость. Тело. Господи, тот крик! Репортер не добавляет ничего полезного. Я переключаюсь на другой канал, но и там ничего нового. О жертве известны лишь пол и примерный возраст.
Звонит телефон. Это Мэриголд.
– Новости! Ты видела новости?
– Да.
– Тот крик! – Мэриголд скорее возбуждена, чем испугана. – Это точно была она.
– Интересно, почему ее сразу не нашли.
– Может, убийца спрятал тело?
Я улыбаюсь:
– Об убийстве ни слова не сказали, Мэриголд. Она могла кричать, потому что упала с лестницы.
– Если бы она упала с лестницы, ее бы сразу же обнаружили.
И то правда.
– Как думаешь, библиотеку завтра закроют?
– Возможно, закроют комнату, где ее нашли, но точно не целое здание. – Мэриголд переходит на полушепот. – Наверняка недалеко от зала Бэйтса.
– Мне тоже так показалось.
– Может, мы даже видели его на выходе. Убийцу.
Я смеюсь над этим предположением, хотя оно, конечно, не исключено полностью.
– Будь мы персонажами детектива, мы бы точно на него натолкнулись.
– Так что, завтрашняя встреча в силе?
Я не медлю с ответом. По вторникам приходит уборщица от Синклера, и я предпочитаю ее избегать. Не люблю испытывать чувство, будто я мешаюсь, я ленивая или нечистоплотная, которое неизбежно появляется, когда за тобой убирают.
– Я приду. По крайней мере узнаем, будут ли закрывать библиотеку или нет.
Мы болтаем еще немного на разные темы. Мэриголд пишет эссе о юношеской тревоге разлуки с матерью, которое она называет «Маменькины сынки и женщины, которые их создают». Когда мы заканчиваем разговор, договорившись о дополнительном месте встречи на случай, если нас не пустят в библиотеку, я уже смеюсь в голос.
Но когда я кладу трубку, мысли возвращаются к крику. Я его слышала. Слышала, как умирал человек. Что бы ни произошло с той девушкой на самом деле, я не сомневаюсь, что она испытывала ужас. Этот факт сам по себе давит на меня тяжелым грузом.
Теперь новости описывают произошедшее как убийство. Не уверена: то ли появилась новая информация, то ли журналисты приукрашивают ради сенсации.
Сделав звук погромче, я возвращаюсь к работе, испытывая уколы совести, ведь как бы я ни жалела бедную девушку, жалость эта не останавливает поток вдохновения. Слова несутся быстро, оборачиваются в сильные, ритмичные предложения, удивляющие меня своей ясностью. В свете трагедии кажется неприличным так хорошо писать. Но я пишу. Историю незнакомцев, чьи судьбы связал один крик.
* * *
Дорогая Ханна!
Хороший ход, мой друг, хороший ход! Стипендия Синклера – замечательная идея. Можно поселить Уинифред в Бэк-Бей и не нагружать ее несметным богатством. И она может быть австралийкой.
И ты вписала меня в свою книгу! С южным акцентом и своей стипендией. У меня нет слов! Правда, ты забыла упомянуть, что Лео – мужчина высокий и убийственно красивый, но, полагаю, это само собой разумеется. Более того, ты предложила читателю хитренький четвертый вариант: что убийца присутствовал в Комнате карт, когда Фредди пила там кофе. Ты так и задумывала?
Насчет твоего первого вопроса: да, полагаю, что зал Бэйтса был бы открыт на следующий день. Очевидно, что убийство произошло не там, а где-то в прилегающих комнатах и коридорах. Выбор большой – ниже я привел несколько вариантов.
Придется, правда, учитывать громкость крика. Если его слышали в зале Бэйтса, то убийство должно было произойти в одной из соседних комнат. Мне любопытно узнать, как ты объяснишь, почему тело не нашли сразу.
Я на всякий случай забежал в библиотеку. Заметил несколько вентиляционных шахт, благодаря которым крик могли услышать в более дальних комнатах, но об этом с уверенностью можно сказать, только обладая инженерным планом здания, а я несколько боюсь его спрашивать – вдруг подумают, что я замышляю что-то нехорошее. Но если выпадет возможность, я попробую узнать.
Теперь к другой теме твоего письма… Боже, Ханна, спасибо. Я совершенно не ожидал, что ты захочешь предложить мою рукопись своему агенту. Я несколько смущен, что ты могла подумать, будто я напрашиваюсь. Заверяю тебя, это не входило в мои намерения. И хотя гордость не позволяет мне принять твою помощь, отчаяние не позволяет от нее отказаться.
Так что прикрепляю рукопись вместе с остатками своего достоинства. Помни: если решишь, что она ужасна и не станешь никому ее показывать, я об этом никогда не узнаю. И никогда о ней не спрошу, потому что наша дружба должна как-то пережить отсутствие у меня таланта. Я плохо выражаюсь… что, наверное, не говорит ничего хорошего о моем творческом потенциале, но я благодарен и тронут, что ты хочешь мне помочь.
Что же, с нетерпением жду следующей главы. Я посмотрю, смогу ли как-то помочь с логичным местонахождением тела.
Вновь с благодарностью и восхищениемЛео