Дети засмеялись.
«Родителей». У Васи не было родителей. Была только мама.
Они жили в деревне, где каждый проступок у всех на виду. А растить ребенка без папы, не буду ни разу замужем, не будучи вдовой – проступок. А еще больший проступок родить этого ребенка от женатого. И хоть никогда мать ни слова никому не сказала, чей Вася сын, но каким-то чудом вся деревня знала. А мама и не отрицала, и не подтверждала. Так и рос Васька Петровым по маме, и «Гришкин байстрюк» по отцу.
Очередное рождество с уже очень старой и больной мамой только вдвоем. Василию уже самому за сорок, а он до сих пор и не дождался от матери правды об отце. По молодости пытал ее и так, и эдак, да потом и бросил. Пытать бросил, а пить начал. Сильно. Учеба так и не задалась, так что пришлось в деревне остаться и по словам учительницы «крутить коровам хвосты». А что? И это кому-то надо. Мама работала в огороде – еда была, а его мизерных денег и ее пенсии на выпивку хватало. Так и шел в хмельном тумане шатаясь и падая по своему жизненному пути. Так и прошел бы до конца, не зная ни жалости от чужих ни помощи. Но…
Василий открыл дверь в дом. Мама, опираясь на палочку, пыталась поставить на стол кутью.
«Совсем мать плоха стала, – думал Василий, глядя на нее. – Видно недолго ей осталось.»
Сколько бы он не выпил, мать Василий жалел всегда. Она одна любила его всяким: не очень умным, воняющим конским навозом в конце рабочего дня, валяющимся в луже после убойной дозы самогона. Любила и жалела.
– Мам, – позвал Вася. – Присядьте Вы, я сейчас сам.