Kitabı oxu: «Историческая поэтика: проблемы изучения и перспективы развития»

Печатается по решению Ученого совета ИНИОН РАН

Отдел литературоведения

Ответственный редактор – доктор филол. наук А. Н. Николюкин

Рецензенты: кандидат филол. наук О. В. Кулешова, доктор филол. наук К. А. Чекалов

Информация об авторе: Юрченко Татьяна Генриховна, старший научный сотрудник отдела литературоведения ИНИОН РАН, Нахимовский проспект, д. 51/21, 117418, Москва, Россия. ORCHID ID: https://orchid.org/0000-0002-5560-494X

e-mail: yurchenko2003@mail.ru

© ФГБУН «Институт научной информации по общественным наукам РАН», 2022

* * *

Предисловие

Историческая поэтика, зародившаяся в России более ста лет назад, вновь становится актуальна и авторитетна для исследователей, связывающих с ней надежды на решение одной из насущных задач науки о литературе – преодоления раскола между историческим и теоретическим знанием.

Созданная в конце ХIХ в. как новое научное направление и учебная дисциплина А. Н. Веселовским, она определяла развитие отечественного литературоведения на протяжении всего ХХ в., оказав воздействие на теоретические исследования, сравнительно-историческое литературоведение, фольклористику, медиевистику, работы по литературе Нового времени (труды В. М. Жирмунского, М. И. Стеблин-Каменского, О. М. Фрейденберг, В. Я. Проппа, М. М. Бахтина, Е. М. Мелетинского, А. В. Михайлова, С. С. Аверинцева и др.). В XXI в. она становится наконец известна и на Западе.

Все возрастающий интерес к исторической поэтике проявляется, с одной стороны, в попытке изучения тех или иных явлений художественного слова в максимальном сближении теоретического и исторического подходов, а с другой – в пристальном внимании к феномену исторической поэтики как таковому.

Предлагаемая работа обращена в первую очередь к проблемам теоретического осмысления исторической поэтики. Особое внимание уделено ее ключевым фигурам: А. Н. Веселовскому, О. М. Фрейденберг, М. М. Бахтину, А. В. Михайлову. Рассматриваются также перспективы развития исторической поэтики как актуальной научной дисциплины.

А. Н. Веселовский и его «Историческая поэтика»

Историческая поэтика зародилась в России в трудах А. Н. Веселовского во второй половине XIX в. на пересечении двух влиятельных тенденций своего времени – вызревавшего в лоне романтизма историзма, с одной стороны, и позитивизма – с другой. Новизна подхода была заявлена уже «в самом словосочетании, возникающем на грани парадокса и оксюморона»: «традиционная поэтика занималась не изменчивым, а вечным» [Шайтанов, 1994, с. 17]. «С именем Веселовского, – писала О. М. Фрейденберг, – связана первая систематическая блокада старой эстетики… Он показал, что поэтические категории суть исторические категории, и в этом его основная заслуга» [Фрейденберг, 1997, с. 20].

«В русской и западноевропейской науке своего времени Веселовский не был гениальным одиночкой, – отмечал В. М. Жирмунский – его теоретические построения являются творческим синтезом передовых научных идей его времени, вырастая и расширяясь вместе с расширением материала и общего познавательного кругозора современных ему историко-этнографических исследований» [Жирмунский, 1979, с. 118].

Приступая к своей исторической поэтике, Веселовский «стремился избежать двух крайностей прежних теорий: во-первых, построения сугубо категориальной поэтики, описывающей отдельные дефиниции – сюжет, мотив, жанр, троп, форму и содержание и т. д. – изолированно, вне системных и исторических связей; во-вторых, растворения литературы в эстетике. Генетический метод (“генетическое объяснение поэзии”) …впоследствии будет признан едва ли не главной его заслугой, приведшей к радикальной реформе русской теоретической поэтики в ХХ веке» [Попова, 2015, с. 21].

Ученый называл свой метод сравнительным или сравнительно-историческим, соотнося его с принципами лингвистических исследований. Однако сравнительный метод Веселовского далек от современной компаративистики и предстает как «ряд последовательных операций, сопоставляющих, систематизирующих и обобщающих большие объемы историко-литературных, лингвистических, этнографических, фольклористических фактов», при этом для самого ученого теория имела прикладной смысл: «понятия первобытного синкретизма, мотива и сюжета, формы и содержания были рабочим инструментом, необходимым для сравнительного описания истории литературы» [там же, с. 26, 27].

В соотнесенности элементов, в синкретизме, полагает И. О. Шайтанов, – суть сделанного Веселовским и, может быть, «первый пример системного понимания литературной ситуации»; «системная синхронизация литературного материала А. Н. Веселовским даже предшествовала теории Ф. де Соссюра в применении к речи» [Шайтанов, 1994, с. 18].

Эту системность мышления Веселовского тонко почувствовал Б. М. Энгельгардт, писавший почти сто лет назад: «В самом ходе его исследований чувствуется огромная внутренняя закономерность, какой-то словно заранее обдуманный план: к каждому частному вопросу, “мелкому факту”, он подходит с затаенною мыслью о его значении для будущего окончательного обобщения» [Энгельгардт, 1924, с. 13–14].

Само словосочетание «историческая поэтика» в форме «историческая пиитика» было впервые использовано задолго до Веселовского его учителем по Московскому университету профессором С. П. Шевырёвым – автором фундаментальных трудов «История поэзии» (1835), «Теория поэзии в историческом развитии у древних и новых народов» (1836), «История русской словесности, преимущественно древней» (1846) – в его письме от 15 марта 1831 г. к М. П. Погодину, напоминает Н. В. Цветкова [Цветкова, 2008]. И, несмотря на заявление Веселовского, учившегося в Московском университете в 1855–1858 гг., о том, что Шевырёв его никогда не увлекал [см.: Пыпин, т. 2, с. 424], именно он был прямым учителем создателя исторической поэтики, подчеркивает исследовательница, солидаризируясь с мнением Ю. В. Манна [см.: Манн, 1998, с. 249].

В том же письме 1831 г. к Погодину Шевырёв замечал: «…у меня зародилась давно мысль написать пиитику в виде истории, и …эту пиитику в виде истории применить и к нашей словесности …словом, я воплощу скелет немецкой эстетики в историю – и не буду говорить: эпос, лира, драма, а Гомер, Дант, Шекспир или Гомер, Пиндар, Эсхил…» [цит. по: Цветкова, 2008, с. 75].

Значение термина «пиитика» для Шевырёва практически синонимично философской эстетике, и его «историческая пиитика» должна была свидетельствовать о новом методе исследования литературы. В своем дневнике осенью 1831 г. он впервые употребляет термин «историческая эстетика», который, по наблюдению В. М. Жирмунского, до конца восьмидесятых годов, до появления термина «историческая поэтика» использовал Веселовский [см.: Жирмунский, 1979, с. 103].

Идеи Шевырёва – в русле поворота к истории, совершившегося в европейской филологии, в частности, в работах Жан-Поля, Гердера, Лессинга, Винкельмана, Гёте. Шевырёв «пытается произвести переход на новые пути, в основании которых лежит историческое мышление и как его механизм – исторический метод в подходе к художественному тексту» [Цветкова, 2008, с. 75], однако в России оказывается без единомышленников. Идущий вслед Шевырёву Веселовский также испытывает влияние немецкой науки – Гриммов, школы Т. Бенфея, трудов Х. Штейнталя.

Общая концепция Шевырёва, как она представлена в записях дневника, близка, полагает Н. В. Цветкова, изложенной в «Приготовительной школе эстетики» концепции Жан-Поля. На первый план в ней выходит историческое изучение поэзии начиная с греческой, но наиболее полно разработана теория родов на основе творчества Гомера, Данте и Шекспира, которая, как и у Жан-Поля, относится к «частной эстетике». Сфера «всеобщей эстетики» – это рассуждения Шевырёва о художественных мирах Гомера, Данте, Шекспира, об авторской индивидуальности и поэтической фантазии, воплощенной в языке, форме произведений и др. Обе части эстетики Шевырёва объединяются с помощью категории национального, включающей историко-культурные, природные, психологические и некоторые другие признаки, образуя «историческую пиитику».

Благодаря Шевырёву в Московском университете с 1830-х годов начинает утверждаться традиция историко-сравнительного метода в исследовании литературы. «Моя историческая школа пускает корни в нашем университете», – писал Шевырёв в письме к П. А. Вяземскому [цит. по: Цветкова, 2008, с. 74].

В своей «исторической пиитике» Шевырёв, обращаясь к теории поэтических родов, стремится «отклониться от гегелевской эстетики. Но, сохраняя общий философский подход, он все же старается идею “философского трилога” подчинить истории, характеризовать роды поэзии с помощью выдвинутых им самим категорий: историко-культурных, психологических и собственно поэтологических» [Цветкова, 2008, с. 76]. Понятие «историческая пиитика» у него подразумевает составляющие науки о литературе (теория родов и теория поэтической фантазии) и методологические – исторические – принципы исследования литературного развития. Шевырёв, таким образом, предвосхитил некоторые методологические принципы Веселовского, которого, несмотря на все различия мировоззренческих позиций, можно считать «истинным наследником Шевырёва» [Цветкова, 2008, с. 77].

Долгое время существовало распространенное убеждение, что Веселовскому не удалось продвинуться дальше фундамента своего грандиозного замысла. С 1894 г. ученый публиковал отдельные части своего исследования, причем, как писал он сам, «не в том порядке, в каком они должны явиться в окончательной редакции труда» [Веселовский, 1989, с. 155]. Начиная с посмертного собрания сочинений Веселовского [Веселовский, 1908–1938], так и не завершенного, работы по исторической поэтике размещались в хронологическом порядке. В первый том собрания сочинений были включены все прижизненные публикации Веселовского, касающиеся исторической поэтики; в первый выпуск второго тома вошла «Поэтика сюжетов», реконструированная В. Ф. Шишмарёвым по материалам лекционного курса Веселовского; второй выпуск этого тома с материалами к «Поэтике сюжетов» не вышел. Хронологический принцип лег и в основу подготовленной В. М. Жирмунским «Исторической поэтики» Веселовского 1940 г., а также выпущенного на ее основе издания 1989 г. [Веселовский, 1989].

Первым изданием труда Веселовского, выстроенным в соответствии с авторским планом, который был обнаружен и опубликован в 1959 г. Жирмунским (Русская литература, № 2 и № 3), стала в 2006 г. подготовленная И. О. Шайтановым книга «Избранное: историческая поэтика» [Веселовский, 2006], куда вошло все, что сделано Веселовским во исполнение его замысла. В результате оказалось, что незавершенность текста книги не означает незавершенность замысла.

По реконструированному замыслу Веселовского книгу должна была открывать работа «Из введения в историческую поэтику», затем следовали части: I. «Определение поэзии»; II. «Исторические условия поэтической продукции»; III. «Личность поэта»; IV. «Внешняя история поэтических родов и частные процессы литературной эволюции».

Веселовский успел завершить введение и часть I; материалы к частям III и IV были собраны не полностью и остались в виде набросков планов лекций и выписок из первоисточников.

К части II (которая свою очередь должна была состоять из четырех разделов) относятся все прижизненные публикации из «Исторической поэтики», за исключением введения: «Синкретизм древнейшей поэзии и начала дифференциации поэтических родов», «Язык поэзии и язык прозы», «Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля», «Из истории эпитета».

Вторая часть прервалась на наиболее новом по идеям опубликованном посмертно третьем разделе «Поэтика сюжетов». Ученый не успел написать заключительный раздел второй части – «История идеалов», по которому остались материалы, объединенные Веселовским по группам: a) история идеала природы; b) красоты; c) любви; d) героизма.

Кроме «Исторической поэтики» у Веселовского много работ, связанных с намеченным планом, которые восполняют «отсутствующие части и разделы за счет сходной проблематики» [Шайтанов, 2010, с. 142] и которые И. О. Шайтанов поместил во втором томе «Избранного» Веселовского – «На пути к исторической поэтике» [Веселовский, 2010]. «Оба тома, взятые вместе, – пишет исследователь, – представляют собой попытку реконструкции “Исторической поэтики”» [Шайтанов, 2010, с. 142].

Реконструкции подлежит, считает И. О. Шайтанов, и сам положенный в основу исторической поэтики метод – сравнительный, который до Веселовского не существовал в том виде, который мог бы стать основанием новой поэтики и нуждался в развитии.

Существует два мнения относительно времени начала работы Веселовского над исторической поэтикой. Жирмунский полагал, что это – 1862–1863 гг., первая заграничная поездка Веселовского, когда молодой ученый слушал в Берлинском университете курс лекций Штейнталя «Введение в историю литературы» [Жирмунский, 1979, с. 103]. Вслед за Штейнталем Веселовский в своем первом отчете о заграничной командировке задумывается о возможности построения истории литературы как «исторической эстетики», которая «может и должна существовать в этом смысле, заменяя собою те гнилые теории прекрасного и высокого, какими нас занимали до сих пор» [Веселовский, 1940, с. 396]. А уже в 1870 г. во вступлении к своему первому курсу лекций в Санкт-Петербургском университете («О методе и задачах истории литературы как науки») Веселовский наметил общие контуры своего методологического подхода.

Иной точки зрения придерживается А. Л. Топорков, полагая, что обращение Веселовского к исторической поэтике произошло значительно позднее, что еще в 1880-е годы ученый был известен не своими теоретическими разработками, а как исследователь литературных источников фольклора [Топорков, 1997, с. 291].

И. О. Шайтанов полагает, что если говорить про книгу «Историческая поэтика», то работа над ней «началась немногим ранее, чем возник сам термин, впервые употребленный Веселовским в 1893 году при чтении лекции “Из введения в историческую поэтику”. Если же иметь в виду направление научной мысли, обратившее внимание на определенный круг проблем и их решений, то прав В. Жирмунский» [Шайтанов, 2010, с. 143]: практически все уже намечено в «Отчетах о заграничной командировке» (1862–1864) [Веселовский, 2010, с. 39–69].

Веселовский в начале своей деятельности стал свидетелем происходившего научного переворота и всей последующей работой принял в нем участие: в 1862 г. идея заимствования «манифестировала принадлежность к новейшей научной теории, достаточно дерзкой, бросающей вызов влиятельному учению – сравнительной мифологии» [там же, с. 149].

Многие считали Веселовского противником мифологического метода, в том числе – О. М. Фрейденберг и Е. М. Мелетинский. В действительности же Веселовский полагал, что мифологическая теория лишь «принуждена поступиться долей своего господства историческому взгляду», что «попытка мифологической экзегезы должна начинаться, когда уже кончены все счеты с историей» [Веселовский, 2001, с. 17–18]. Сомнения ученого вызывала корректность применения сравнительного метода в мифологии, «преждевременные обобщения», подрывавшие, по его мнению, основы высоко чтимого им подхода.

Веселовский одним из первых, подчеркивает И. О. Шайтанов, предложил включить в науку о литературе «историю идеалов»: сюжет – идеал – жанр, такова последовательность ключевых понятий его исторической поэтики согласно расположению ее частей. Однако в ХХ в. историей идей занимались преимущественно не в литературном контексте: «Интеллектуальная история ХХ века видела свою задачу в другом – освободиться от литературности или, во всяком случае, от литературоцентричности» [Шайтанов, 2010, с. 155]. Современная история идей стала важнейшей составляющей всей методологии гуманитарного знания, сближаясь с «археологией знания» Мишеля Фуко и «тропологией» Хейдена Уайта. Однако проблема, какой ее поставил Веселовский, по сути дела, была отменена: «Сегодняшняя “поэтика культуры” рассматривает культуру как текст, но отказывает литературному тексту в какой-либо исключительности или даже специфичности. Поэтика, которую строил Веселовский, выводила общекультурные законы из понимания словесного искусства в его развитии», и есть смысл, считает И. О. Шайтанов, скорректировать «поэтику культуры» необходимостью понимания специфики литературных текстов [Шайтанов, 2010, с. 158].