Kitabı oxu: «Рыцарь ордена Торседоров»

В низкой комнате, освещённой тусклым пламенем израненных жаром свечей, царило тревожное ожидание. Стены, сложенные из грубого камня, были драпированы слоем копоти от самодельной печи из неровных булыжников. Всяко лучше дремучей костровой ямы. На деревянном полу лежали потрёпанные соломенные циновки, в центре возвышался массивный дубовый стол, с остатками скудного ужина.

Нихаэль, подбоченившись, стоял у камина и мерно цедил дешёвое белое вино, припасённое на светлый праздник Вознесения Господне. Вялое свечение уродливых огарков едва заметно дрожало, отбрасывая на саманную перегородку зубастые тени.

У противоположной стены, на длинной лавке притулился высокий, сухопарый юноша в изодранном кафтане. Его одежда – от деревянных башмаков до модного шейного платка – шелушилась высохшими комьями налипшей грязи. Некогда красивое лицо было обезображено печатью цветущего буйным цветом безумия.

– Ма-а… Ма-а…

 С искривлённых в дьявольской усмешке губ на дощатый пол капала обрамлённая розоватым кружевом слюна:

– Ма-а-а, ма-а-а…

Рядом с несчастным, на невысоком сундучке сидела дородная женщина, упакованная в домотканое платье изо льна. Её пухлая, дрожащая рука заботливо гладила юношу по голове:

– Сынок…Сыночек…Бедный. Что они с тобой сделали?

Нихаэль присел возле печи и неторопливо растолкал суковатой палкой лениво горящие поленья. Изъеденное оспой угловатое лицо обдало негостеприимным жаром:

– Хватит уже причитать, Ализе. И без тебя тошно.

Женщина с укоризной посмотрела на мужа:

– Как тебе не совестно так говорить. Я же мать! Мне больно видеть Жермена в таком состоянии. Его не узнать. Неужели ты не понимаешь?

– Понимаю…

– Как это произошло?

Нихаэль замялся и бросил беглый взгляд на заколоченную тяжеленными балками дверь.

– Этот недоумок кинулся на защиту сестры. Возомнил себя рыцарем.

– Мой храбрый мальчик…

Ализе принялась осыпать лицо сына поцелуями. В ответ на это Жермен лишь часто заморгал и шумно захрипел носом.

– Это же надо было такое учудить, – продолжил со злой усмешкой Нихаэль. – Где ему тягаться с тварями из смердящей пасти бесноватого? Герой выискался.

– Жермен заступился за нашу девочку. Потому что ты не стал. И теперь… теперь он безумен… – голос Ализе истончился, превратившись в мышиный писк. – А дочка… бедняжка Мари… Что они с ней сделают, одному Богу известно.

– Не только Богу, – Нихаэль ядовито хмыкнул. – Они нарекли её невестой. Ты знаешь, что это значит? Что делают с невестами после вкусной еды и весёлых плясок? Рассказать?

Безутешная мать сжала кулаки, ногти впились в кожу, оставляя на ладонях болезненно-красные полумесяцы.

– Её забрали силой! Какая разница, что эти твари сказали? Наша дочь…

– Наша? – Нихаэль резко обернулся, его глаза злобно сверкнули в полумраке. – Твоя дочь! Твоя кровь! И кто знает, что она делала, пока мы ездили в город? Может, сама навела на нас эту нечисть?

– Как ты можешь такое говорить? – голос Ализе дрогнул. – Она ребёнок! Она никогда…

– Ребёнок? Ты видела, как на празднике она смотрела на того парня из соседней деревни? Как смеялась его глупым шуткам? А теперь порождения Бездны её зовут «невестой». Может, она не так уж и чиста, как ты думаешь?

Ализе тут же взорвалась:

– Ты… ты чудовище! А может, ты и сам задирал ей подол своими грязными лапами? Что молчишь, похабник?

Нихаэль тут же весь подобрался и ожёг толстуху яростным взглядом:

– Ты как со мной разговариваешь, женщина? Забыла, кто кормит тебя и твоих безродных детей? Ещё одно слово поперёк моему, и вылетишь наружу. Пускай эти чудовища полакомятся неблагодарной тушей моей жены. А на десерт скормлю им твоего полоумного сыночка. Ты этого хочешь, Ализе?

– Нет, мой господин… – женщина покорно опустила голову.

– В этом мире нет справедливости, – продолжил воодушевлённую речь Нихаэль. – Эти чёртовы францисканцы носятся со своими требниками как с писаной торбой. Дескать, только они посредники с загробным миром. Смешные, право. Изобличают бедолагу, кто в первомайском оре кукушки узрел зарок того, что он не помрёт в текущем году. Запретили хранить обгоревшее полено, которое пылало в очаге в рождественскую ночь. Даже мой отец верил в то, что так можно привлечь удачу и прибыль в наш дом. Что уж говорить про осуждение Церковью накрытый стол для дамы Абонды. Они видят опасность в блаженных флагеллантах, умерщвляющих свою плоть. Лицемеры и трусы, вот кто они.

– А как же кастелян с его солдатами? Куда они подевались? Почему не защитили?

– Маркиз бежал, – с презрением фыркнул Нихаэль. – Умчался прочь вместе со своими брюхатыми бойцами. Ну конечно… Это тебе не оброки да подати собирать. Сразу обмочили портки, едва завидели воинство из адских чертогов.

Ализе вновь поднялась со стула:

– Нашу дочь забрали, твоего сына… – её голос оборвался, когда она посмотрела в угол, где лежал Жермен.

 Глаза несчастного парня оставались пустыми, а изо рта всё так же капала слюна. Он бормотал что-то бессвязное, будто его разум был разорван на куски. Худые руки дрожали, а пальцы царапали деревянный пол, оставляя на нём тонкие борозды.

Ализе схватила мужа за руку и с мольбой посмотрела ему в глаза:

– Ты должен что-то сделать! Прошу, верни её! Или хотя бы попытайся! Заклинаю тебя!