Kitabı oxu: «Параллельные кривые»
МАРТА
13 октября
Где-то в Питере
Окурок прочертил оранжевую полосу в густых предрассветных сумерках и совершенно неизящно плюхнулся в лужу. Из окна на втором этаже Марта видела, как тонкий фильтр, нахлебавшись дождевой воды, начал разбухать, расползаться – и вот уже ничего не осталось от казавшегося ей совершенным момента: длинная сигарета в ухоженных наманикюренных пальцах, чашка с наикрепчайшим, до боли в сердце, кофе и одинокое солнце где-то за плотными облаками. Смешно, но на падающие в темноту окурки Марта загадывала желания. Это были будто ее личные звезды, спускающиеся с ее личных небес яркими огоньками. Не повезло ей увидеть настоящую падающую звезду, а очень хотелось. Есть в этом что-то детское. Волшебное.
Ну какие звезды? Окстись. Впереди сумрачный день, к финалу которого твоя голова будет взрываться от телефонных звонков, окриков "Левее. Повернись. Головку чуть выше, еще чуть-чуть, так, вот так… Улыбаемся", от запахов и звуков, от липких чужих взглядов и…
Ну вот, началось. Телефон на подоконнике угрожающе завибрировал. На экране высветилось вечно довольное лицо – Артурчик, кто же еще может звонить ей в такое время.
– Вообще-то еще шесть утра и вообще-то я просила выходной, – вместо приветствия буркнула Марта.
– Вообще-то, дорогая, у тебя съемки через 40 минут, – затараторил Артурчик, – а ты наверняка еще в халате и пялишься в окно. Машина выезжает через десять минут, будь готова.
– Я себя паршиво чувствую, – Марта вдруг поняла, что не хочет ни выходить из дома, ни ехать через весь Питер черт знает куда, ни изображать радость, которая мотивирует условную даму средних лет на покупку условной шубы, небрежно наброшенной на плечи условной Марты и почему-то позиционируемой как величайшее благо. Нет, шуба – это, конечно, приятно, но… – Можем сдвинуть съемки на завтра?
– Ты совсем там сдурела? – заверещал Артурчик. Когда он злился или нервничал, в его голосе прорезались неприятные визгливые нотки, разрушающие брутальный образ, которого он так тщательно придерживался. – Какое завтра? Меховой салон уже загрузил свои шубейки, там штук тринадцать. Вы с Таней работаете в паре. Начинаем в семь утра, надо поймать свет.
– Да там ливень собирается, – слабо сопротивлялась Марта. – Мы в этих шубах будем как драные кошки, под дождем-то…
– Хватит, – взвизгнул Артурчик, – вечно с тобой одни проблемы. Думаешь, незаменимая, что ли? Через десять минут у подъезда. Вопрос закрыт.
Марта вздрогнула, представив, как он отшвырнул айфон. Конечно же, куда-то в район дивана или кресла, потому что упаси боже. Айфон – наше все. Странно, что она умудрилась прожить с этим человеком почти полтора года. Он выдернул ее из крохотной съемной комнатушки на Васильевском острове, где она, впрочем, была себе хозяйкой, и из симпатичной кофейни, куда она устроилась официанткой сразу после переезда в Питер. Новая жизнь ошарашила, выбила почву из-под ног – Артур привез Марту в роскошную “двушку” в центре: панорамные окна, огромная круглая кровать, много свободного пространства, интерьер в холодных стальных оттенках – брутальный хай-тек. У нее, пару месяцев как выбравшейся из унылой провинции, где трехкомнатная “хрущевка” считалась пределом мечтаний, было ощущение, что она попала в сказку. Артурчик выполнял роль принца, правда, довольно быстро провалился.
– Ты не Мария, ты – Марта, – сказал он в первый же вечер, когда она, растерянная, с влажными после душа волосами, присела на краешек кровати, сжавшись в пружину и лихорадочно соображая, что же она делает здесь, с незнакомым, по сути, мужчиной, который пообещал сделать ее звездой. – Тебе сказочно повезло, милая. Тебя ждут миллионные контракты, обложки журналов, слава, деньги. Благодари бога, что я заглянул в то захудалое кафе, благодари бога…
И она благодарила. И бог виделся ей похожим на Артурчика – коренастый, смуглый, с жесткими, чуть вьющимися темными волосами и пронзительными голубыми глазами, стремительный и импульсивный, вспыхивающий то идеями, то гневом на ровном месте. И ей казалось, что каждый миг рядом с ним, ее личным богом, наполнен сакральными смыслами и что так будет всегда. Но в какой-то момент – когда Мария, русоволосая угловатая девочка из маленького города, окончательно отступила в тень – сердце Марты защемило от тоски. В зеркалах она теперь видела кого угодно, только не себя. “Сделаем реснички, – распоряжался Артурчик, – губы… Нет, губы не надо. С твоим носом как раз такие, тонкие, резкие, идеально сочетаются. Брови мне не нравятся, но ничего, придумаем, как это исправить. А вот волосы… Волосы будем стричь”.
Спустя полтора года – в день, когда Марта поспешно скидывала вещи в сумку, параллельно вызывая такси – Артурчик припомнил ей все до рубля, потешно потрясая какими-то майками, блузками, которые, как теперь она понимает, переходили “по наследству” от одной пассии к другой. Очень удобно, когда крутишься в модельном бизнесе: все девушки – как на подбор, сплошные S-ки. Кстати, одну из тех блузок, которая врезалась в память – слишком уж мельтешила перед глазами своими ляпистыми, кислотных оттенков разводами, она совсем недавно увидела на новенькой девочке. Лера вроде бы. “Чего ты ржешь?” – осклабился Артурчик, проходя мимо. И как-то сразу сник. Понял.
Марта прокручивала в памяти свое перерождение, машинально расчесывая волосы перед мутным зеркалом. В этом сезоне она носила короткий боб густого шоколадного цвета, который делал ее голубые глаза почти прозрачными – как спокойная вода затерянного в диких лесах озера. Прядки послушно следовали за расческой, укладываясь в гладкую, будто из прошлого века прическу. Марта каждый раз удивлялась своему отражению – кто эта женщина? Высокая, худая, с резкими, совершенно лишенными женственной плавности и певучести движениями, склонная к неврозам и беспричинным слезам в самый неподходящий момент. В своем воображении она видела себя другой – тонкой, летящей, в шелках и шифоне, томной и сумрачной, полной недосказанности, появляющейся из ниоткуда и уходящей в никуда. Но зеркала в примерочных и витрины магазинов, где порой она случайно натыкалась взглядом на саму себя, были беспощадны, являя ей не зефирную фею, а молодую женщину "оригинальной" внешности на грани срыва.
– О, какой интересный экземпляр, – отреагировала на нее визажист Катрин при первой встрече, – на таком невзрачном личике можно нарисовать все, что угодно.
И рисовала ведь. То диву из семидесятых, так густо наклеивая разрозненные на пучки ресницы, что Марте трудно было открыть глаза. То бледную русалку, больше похожую на мертвяка с лихорадочно алеющими на бесцветном лице губами. То безбашенную оторву, застрявшую на рубеже девяностых. Интересно, что она придумает для тринадцати шуб?
– Тринадцать шуб, – прыснула со смеху Марта, и отражение в зеркале неловко дернулось, словно готово было рассыпаться мелкими бусинами, – это же надо такое придумать. Тринадцать шуб, тринадцатое октября… Черт, у меня же тринадцатого день рождения, в апреле, правда. Надо у Тани спросить, вдруг у нее тоже? Похоже, эта хозяйка мехового салона чокнутая совсем…
Марта поежилась, будто от холода и, в последний раз взглянув на себя в зеркало, вышла из ванной. Надо было торопиться, иначе Артурчик устроит очную истерику, а это в день, преисполненный числа тринадцать, явно будет чересчур. Она натянула серые джинсы, объемный черный свитер, в широкой горловине которого угадывался самый простой хлопковый топ, бросила в спортивную сумку пару купальников – мало ли что придет в голову их “гениальному” режиссеру – и вышла из квартиры, прихватив с вешалки в прихожей кожаную косуху. Уже поворачивая ключ в замке, спохватилась – на ногах все еще были плюшевые тапочки. Вернулась, надела кроссовки и с нежной грустью поставила тапки на полку для обуви – как бы ей хотелось быть ими и никуда, никуда не спешить, шаркать себе из комнаты на кухню и обратно, тусоваться возле дышащей уже теплом центрального отопления батареи. Глянула в зеркало – так принято, когда что-то забываешь и возвращаешься. "Ну пока, – кивнуло ей отражение, – до вечера". Закрыв за собой дверь, Марта легко сбежала по ступеням – эхо ее шагов отражалось от сонных стен, откуда-то лились кофейные ароматы, на первом этаже за одной из дверей слышалось шкворчание яичницы на сковороде, и уставший уже с утра женский голос раздавал указания: "Дима, чистить зубы! Доченька, ты потом, пока расчеши волосы…" Обычная жизнь, предсказуемая, понятная, как яйцо для омлета – никаких тебе тринадцати шуб…
Марта вынырнула из подъезда под унылый октябрьский дождь. Хотя и дождем-то эту морось не назовешь, так, ерунда. И только собралась прикурить сигарету, во двор въехал старенький, но добротный "Мерседес". Сегодня ее забирал Вадим, мрачный увалень, из которого двух слов не вытянешь.
– Куда едем? – она плюхнулась на заднее сиденье и с удовольствием откинулась на спинку пассажирского кресла. Понимание маршрута позволило бы Марте прикинуть, сколько времени у нее есть, чтобы подремать или просто посидеть с закрытыми глазами, представляя совсем другую жизнь, которой у нее, кажется, так и не случится.
– Сейчас за Таней, потом позвоним Артуру – он сориентирует, – буркнул Вадим. И вдруг совершенно неожиданно добавил. – Минут тридцать у тебя точно есть. Музыку включить?
Марта улыбнулась про себя и вежливо отказалась. Лучшая музыка для нее – тишина. Если бы еще можно было бы убавить громкость у шуршания шин…
"Мерседес" плыл в утреннем тумане сонных улиц. Марта сквозь дрему следила за мельтешением жизни по ту сторону чуть сбрызнутого дождем стекла: вот в темноте подворотни подмигнула вывеска какого-то магазинчика; вот девушка в светлом пальто открывает дверь в кафе, щелкает выключателями внутри, и Марта еще успевает заметить, как окна наполняются дрожащим светом; вот крупный мужчина в ярком ветряке ведет на поводке дурашливого щенка. В рождении дня было еще столько очарования, что на секунду хотелось поверить – будущность обнимает тебя всеми своими крылами, готовит фейерверки радости и капнет в утренний кофе чайную ложку любви вместо коньяка. Но нет, ничего не будет. Марта слишком хорошо знала цену расслабленности и доверия – только дай себе слабину, только откройся, считай, таймер запущен. И в момент, когда нули определят точку “икс”, ты будешь выброшен на обочину красивой, полной возможностей жизни. За ненадобностью. И потому что обязательно найдется кто-то наглее тебя.
– Деточка, ты запомни простую вещь, – наставлял ее в первые недели работы в агентстве Артурчик, – или ты, или тебя. Так устроен этот мир, не до сантиментов и благородства. Надо будет уроду дифирамбы петь – ты будешь. Даже если наизнанку выворачивает от омерзения. А знаешь почему? Ну, ну спроси – почему? – он кайфовал от своего менторского тона и безупречно отрепетированного выражения лица – уставшая, пресыщенная мудрость.
– Почему? – доверчиво лепетала Мария, которая еще не привыкла к тому, что-то Марта.
– Потому что деньги он тебе платит. Или за тебя платит, – поправил сам себя Артурчик, – и пока есть у него такой фетиш – незнакомые девки, которые снуют туда-сюда по прямой в тряпках из последних коллекций, он будет платить. А ты – делать то, что скажут. Если не сделаешь ты – сделает другая, а ты – адью, до скорого! Уяснила?
Марта уяснила. Что выгоднее быть стервой и, едва закрепившись на новой работе, начала набивать себе цену: устраивала истерики, выкручивала Артурчику руки, пока он не наигрался с новой куклой и готов был выполнять все ее капризы. Интуитивное решение стать "звездой", пусть и мелкого пошиба, спасло ее, когда она, смачно хлопнув дверью, ушла от продюсера, но осталась в бизнесе. Уже не ноликом, а самостоятельной единицей.
"Мерседес" замедлил ход и нырнул в темную арку. У крайнего подъезда нетерпеливо переминалась с ноги на ногу Таня, ее сегодняшняя напарница по съемкам.
– Всем привет! – вместе с девушкой в салон машины ввалилось беспричинное веселье. – Ну я и замерзла вас ждать. Может, кофе где-то по пути купим?
– А ты в курсе, что сегодня у нас шубный день? – с заднего сиденья подала голос Марта. – Не знаю, в чем там концепция съемок, но на всякий случай взяла купальники…
– Ты что, серьезно? – Таня задохнулась от возмущения. – Съемки будут уличные? Это же издевательство, такая холодина…
– Клиент всегда прав, – попытался пошутить водитель и осекся под гневными взглядами девушек.
– Рули давай, – скомандовала Марта. – Артуру уже позвонил?
Вадим, тяжело вздыхая, припарковался во дворе. "Я не умею ехать и разговаривать одновременно", – пояснил он пассажиркам и выудил из нагрудного кармана куртки смартфон.
– Алле… Да, забрал. Да… – о чем они разговаривают с Артуром по односложным ответам водителя понять было невозможно. – Нормально все. Сперва Марту, теперь Таню подхватили. Ехать нам куда? Куда?!
Марта чувствовала, что более идиотских съемок у нее еще не было. Интонации Вадима красноречиво свидетельствовали в пользу этого. Ей уже не хотелось знать, что придумал Артурчик, считавший себя королем креатива, а на деле…
– Девчонки, едем в “Порт Севкабель”, – подытожил Вадим, погружаясь на водительское кресло и поворачивая ключ зажигания в замке. – Финский залив – это неплохо, конечно… Да и место модное.
Собственно, ничего другого от Артурчика Марта и не ожидала. Лофты, виды, шубы опять же – надо держать марку. Таня закатила глаза: “Там же наверняка адский ветер с залива. Кто будет мне потом больничный оплачивать?”. “Мерседес” тихонько дернулся, нехотя набирая скорость. “Маршрут построен, – приятным женским голосом обрадовал навигатор. – Время в пути – восемнадцать минут”. Марта уставилась в окно. На Финский залив она не приезжала уже много месяцев. Именно с него началось ее знакомство с Питером три года назад, когда она, наивная и целиком сделанная из восторгов, никак не могла наполниться свежим, чуть солоноватым ветром, жадно впитывая его каждой своей клеточкой, но все равно было мало. Город быстро стал обыденностью, когда перестаешь с придыханием смотреть на величественный Исаакиевский собор, от которого волнами расходится ощущаемое почти физически спокойствие; когда не замираешь завороженно посреди Невского проспекта, поймав отражение закатного солнца в витринах; когда ныряешь во двор-колодец и уже не задираешь голову, чтобы увидеть небо. Все, магия ушла – ты становишься обычным винтиком в гигантском механизме города-миллионника, и вопрос только в том, удастся ли продвинуться в шестеренки. Вроде бы винтики тоже важны, но быть шестеренкой как-то престижнее, что ли.
– А в чем идея съемок, Артур не рассказывал еще? – беспардонно влезла в ее мысли Таня. И сразу начала жутко раздражать Марту.
– Мне как-то вообще все равно…
– Ну как же? А вжиться в образ, настроиться? Иначе фотки получатся полудохлые.
Ну и словечко. Марта с интересом взглянула на Таню, которая нетерпеливо ерзала на переднем сиденьи, как капризная девочка-подросток, уверенная в том, что за поворотом откроется вид на условный Диснейленд. Ну если не за этим, то за следующим – точно.
Таня была полной противоположностью Марты – белокурая, фигуристая, с каким-то даже кукольным лицом. Слишком смазливая, слишком приторная. Хотя в шубе, пожалуй, будет отдаленно напоминать Снегурочку, перебравшуюся из зачарованного снежного леса под уютное крылышко состоятельного “папика”. Артурчику не откажешь в чувстве юмора – решил сыграть на контрастах: худющая брюнетка против соблазнительной блондинки, угрюмая решительность против беспечного веселья, осенний сплин против вечного лета. Может быть, получится даже забавно.
Телефон в сумочке запел голосом Фрэнка Синатры. “Что за дичь у тебя на звонке?” – хихикнула Таня, быстро съежившись под испепеляющим взглядом своей напарницы по тринадцатому октября.
– Да, слушаю, – Марта не сомневалась в том, что из трубки польется Артуровская тарабарщина. На таких скоростях разобрать его слова бывает непросто, да она не очень-то и хочет.
– Ангелика уже здесь! – прошипела трубка. – Вас где черти носят?
– Анге… кто? – Марта с трудом подавила смешок. Только женщин со странными именами сегодня не хватало. – И вообще, если ты хочешь узнать, когда мы приедем, звони Вадиму. Я-то тут при чем?
– Его нельзя отвлекать, он за рулем, – Артур был в бешенстве, но это делало ситуацию еще смешнее. – Ты понимаешь, что это мы должны ее ждать, а не наоборот?
– Кто такая Ангелика? – прикрыв трубку ладонью, спросила Марта у своих попутчиков и постаралась успокоить Артура. – Да подъезжаем уже, пять минут. Угости пока даму кофе.
– Она пьет только… – возмущенно начал продюсер, когда Марта дала отбой. Вот уж совсем нет дела до того, с какого напитка начинает день какая-то там фифа. Только сейчас она заметила округлившиеся от удивления кукольные глаза Тани: “Ангелика? Сама? Офигеть!” Вадим неопределенно пожал плечами. Слава богу, хоть кто-то не впадает в трепетное оцепенение от этого имени. Пока “Мерседес” подъезжал к “Севкабелю”, блондинка прочитала попутчикам экспресс-лекцию: Ангелика – одна из самых богатых женщин Питера, очень успешная, владеет сетью меховых салонов, парочкой ресторанов, ну про салоны красоты и говорить нечего, невероятно крутая, и всем им очень повезло, что сегодня они будут работать лично с ней.
– Так она еще и двинутая на числе тринадцать? – уточнила Марта, вспомнив про тринадцать шуб, свой день рождения и тринадцатое октября.
– Правда? – восторженно взвизгнула Таня. – У меня же день рождения тоже тринадцатого. В августе. Вот ведь как совпало.
Марта облегченно расхохоталась. Пазл сошелся. Этот день, определенно, будет безумным. Голова заранее разболелась. Хорошо, что в сумке нашелся спазмалгон. Горькая таблетка рассыпалась кристалликами на языке, когда Марта, поморщившись, ее разжевала, но большой глоток воды – какая она молодец, что всегда держит при себе бутылочку воды – исправил дело. Она закрыла глаза, надеясь еще несколько минут подремать, пока “Мерседес” не остановился, и даже отдаленное щебетание Тани не отвлекало ее от блаженного погружения в тишину. Кажется, ей даже успел присниться какой-то мимолетный обрывок детства – воздушный шарик трепыхался на толстой нитке, детская ладошка тонула в папиной руке, и ветер, ветер такой сумасшедший…
– Марта, эй, просыпайся, – кто-то легонько тронул ее за плечо. – Приехали. Все уже ждут.
Питерское утро за бортом “Мерседеса” дышало сыростью и серостью. С залива тянуло несбыточными мечтами. Они рвались на лоскуты облаков и проплывали так низко над головой, что, кажется, протяни руку… Какая нелепая идея проводить съемки при такой погоде. Марта поежилась и шагнула навстречу кучкующейся поодаль группе людей: какие-то парни устанавливали крытый навес, который, видимо, будет служить гримеркой; Катрин с помощницей выгружали на обычный пластиковый стол свои чемоданы с косметикой; Артурчик размахивал руками, раздавая указания – сюда притащить стулья, здесь настраивать свет. Все были чем-то заняты, только одна женщина, скучая, тыкала пальчиком в айфоне, время от времени равнодушно оглядываясь по сторонам.
– Это она, она! – шепотом завизжала Таня, невесть как оказавшаяся рядом. – Скажи же, офигенная?
Значит, женщина с айфоном и есть Ангелика. Ну до чего нелепое имя, тем более с ударением на “е” – а именно так все его и произносят. Придыхание крайне желательно. Интересно, самой небожительнице как живется в коконе удушливого и услужливого обожания? Вопрос был риторическим, мимоходом – Марту совершенно не интересовали тараканы в чужой голове, со своей бы жизнью разобраться. Да и Ангелика не произвела на нее особого впечатления – обыкновенная женщина лет тридцати, в самом обыкновенном темно-зеленом свитере, приятного горчичного оттенка брюках и небрежно наброшенном бежевом тренче. О, какая забавная деталь – вместо ожидаемых лаковых туфель на безумной шпильке мисс безупречность явилась на съемки тринадцати шуб в подростковых на вид кроссовках с ядовито-салатовыми шнурками. “А она бунтарка”, – усмехнулась про себя Марта и свернула к палатке с визажистами.
– Привет, девчонки, – поздоровалась она. – Что рисовать будем сегодня?
Катрин обрадованно и как-то даже облегченно выдохнула, увидев Марту: “Слава богу, ты здесь. Может, хоть ты поймешь, что тут происходит? Артур беснуется, клиентка в прострации, идей никаких нет – только шубы”.
– Мне бы хотелось, чтобы фотографии получились такими, знаете… Будто в кадре сливаются все стихии, будто происходит борьба добра и зла, – откуда-то из-за спины раздался женский голос, ровный и глубокий, как стоячая вода. – Будто ветер живет в каждом движении моделей. Нужны очень чувственные и одновременно холодные кадры.
Марта чуть не присвистнула – ничего себе запросы у дамочки, которая по совместительству еще и поэт. Но Артурчик, тоже материализовавшийся под навесом, уже лопотал что-то восторженное про “сделаем в лучшем виде”. Ангелика смерила его взглядом и повернулась спиной. Так они оказались лицом к лицу с Мартой. В глазах владелицы салонов всех мастей промелькнуло смутное узнавание – и от этого стало не по себе. Они точно не встречались ни в этой, ни в прошлой жизнях. Они не пересекались в модной тусовке, и до сегодняшнего утра Марта понятия не имела о существовании Ангелики – с ее графиком работы спать-то толком некогда, не то что по салонам красоты ходить или мехами интересоваться.
– Так, мы поступим следующим образом, – растягивая слова и не отрывая взгляда от лица Марты, сказала заказчица фотосессии, – брюнетка у нас будет олицетворять добро, блондинка – зло.
Выбор был настолько неожиданным, что лицо Артурчика вытянулось от удивления. Он-то уже, похоже, списал Марту со счетов и выдернул ее на этот проект исключительно из-за числа тринадцать. Клиентка хоть и с причудами, но очень уж приятный гонорар.
– Окей, – Катрин начала разворачивать чехол с кистями для макияжа, – я работаю с Мартой, а Таня – на тебе, – кивнула она помощнице.
И понеслось. Черная каракулевая шуба в пол сочеталась с прозрачным нюдовым макияжем – мертвенная бледность Марты-добра была контраргументом жизнерадостному злу, воплощенному в розовощекой, смеющейся малиновым ртом Тане, чьи плечи кутались в пушистый мех белоснежной песцовой шубки. Девушки балансировали на парапете набережной, и легкие волны, разбиваясь о береговую линию, обдавали их голые ноги ледяными брызгами. В какой-то момент Таня опасно пошатнулась, и Марта интуитивно рванулась к ней – схватила за руку, чтобы поддержать. “Не умею плавать”, – прочитала она по губам блондинки, когда ветер откуда-то снизу рывком распахнул полы каракулевой шубы и взъерошил волосы. Но они обе удержались.
От смены образов и нарядов – какая мука была натягивать телесного цвета платье-чулок! – кружилась голова. Вспышки слепили, шубы превратились в объект ненависти, ступни заледенели после очередного прохода босиком по еще зеленому и мокрому от припустившего с новой силой дождя газону – “Девчонки, кадры будут отпад!”, страшно хотелось пить и спать, но эта безумная карусель лишь набирала обороты.
Бежать. Бежать! Не слышать смешавшуюся с гулом порта какофонию голосов, не видеть мешанину лиц с пустыми глазами, не быть частью – ни винтиком, ни шестеренкой. Она задыхалась от суеты большого города, который вдруг стал слишком тесным для нее, слишком разрушающим, слишком шумным.
– Перерыв! – зычно гаркнул на всю площадку Артурчик, вновь почувствовав себя хозяином положения. – Обед уже везут. Пока можно согреться кофе.
Марта взяла дымящийся стаканчик и незаметно выскользнула из круга оживленно болтающих о сущих пустяках коллег, в удовольствие – без окриков “Чуть правее!”, “Сейчас бочком!” – добрела до дальней скамейки и села, вытянув ноги. Дождь закончился, сквозь рваные серые тучи нет-нет да проглядывало холодное осеннее солнце, рассыпая блики по идущей рябью воде залива. Марта нащупала в кармане косухи, наброшенной на молочного цвета жакет (“Только осторожно, реквизит!”), сигареты и зажигалку, выудила из пачки одну и закурила, устало закрыв глаза.
– Привет! А меня угостишь? – кто-то присел рядом.
– Угу, – не глядя, протянула она пачку на женский голос. Глаза открывать было лень.
– Устала? – женщина говорила тихо, будто откуда-то издалека. – Вообще не понимаю твою работу – притворяться кем-то, ходить туда-сюда, изображать чувства, которые ты не испытываешь на самом деле…
Марте стало любопытно, она приоткрыла левый глаз. Ангелика? Вот это сюрприз. С чего бы вдруг небожительница, фанатеющая по числу тринадцать, снизошла до простой смертной?
– Да я особо не жалуюсь, – фотомодель пожала плечами, – работа как работа, не хуже другой. Деньги платят, на жизнь, даже с излишествами, хватает. Хотя да, ты права – надоело все, конечно. Просто лень что-то менять.
– Странно… – Ангелика затянулась сигаретой и, словно смакуя, тонкой струйкой выпустила дым, завороженно наблюдая за тем, как он смешивается с небом. – Мне показалось, ты знаешь, чего хочешь. Ты не похожа на них. Тебе будто бы наплевать на время, деньги, чужое мнение…
– Да мне и на себя наплевать, если честно.
– Это тоже чувствуется, – сказала Ангелика после долгой паузы. И в этом молчании Марте послышалась истина: есть мир, есть мы в нем и в каждом из нас – блуждающие звезды, которые иногда так и не добираются до центра души, где могли бы, соприкоснувшись, взорваться рождением Сверхновой и залить светом человеческую оболочку. Но странное дело, от Ангелики – внешне неприметной женщины с дурацким именем – шло сияние. И тепло. Абсолютно нетипично для избалованных богачек, перед которыми даже матерые мужики вытягиваются в струнку.
– Можно два вопроса? – из вежливости поинтересовалась Марта и, не дожидаясь ответа, выпалила. – Откуда такое странное имя и почему тринадцать?
– Мне просто скучно, – Ангелика впервые улыбнулась, и оказалось, что у ее лица есть волшебное свойство – становиться прекрасным, когда в уголках глаз появляются смешливые морщинки, а на щеках проклевываются нежнейшие, по-младенчески трогательные ямочки. – Ангелика – это производное от ангела и Лики, хотя по паспорту я Лукерья. Ну правда, не смейся, так уж матушка, фанатично влюбленная во все старинное и с душком, нарекла. Первый бизнес – небольшая парикмахерская на Гончарной – достался от родителей, а дальше я сама. Но поверь, чем больше у тебя денег, тем тоскливее твоя жизнь. Ты становишься рабом счетов, инвестиций, кредитов… Это убивает. Потому что больше ты никому не можешь верить, тебя нет – есть только твои деньги.
– И ты придумала этот цирк с числом тринадцать, чтобы просто поразвлечься? Мы вообще хоть что-то рекламировать будем?
– Неа, – беспечно отмахнулась владелица тринадцати шуб, – что тут рекламировать? Шубы? Ну ты серьезно? Да кому они нужны? Ну разве что таким, как Таня. Подарю ей, наверное, эту песцовую шубейку, она ей и правда к лицу. А тебе надо шубу?
– Нет, у меня пуховик есть, – Марта вообще перестала что-либо понимать. И это себя она считала странной?
– А с числом тринадцать смешно вышло, – Ангелика выкладывала все, как на духу, первой встречной. – Я подумала, как далеко человек может зайти из любви к деньгам. Парочка агентств меня вежливо послали, вообще крутые ребята! А ваш Артур уцепился за явно бредовую идею – шубы, рассветное утро, отвратительная погода и обязательно, чтобы у моделей дни рождения были именно тринадцатого. Я поверить не могла, когда он позвонил вчера и сообщил, что все готово к съемкам. Пришлось вставать сегодня ни свет, ни заря, а я это очень не люблю.
Марта хохотала уже в голос, почти до слез. Какая чертовка эта Ангелика! Филигранная работа!
– Артур знает? – задыхаясь от смеха, спросила она. – Он понимает, что зря выдернул кучу народа в шесть утра из своих домов и заставил их грохнуть целый день на то, что изначально было иллюзией?
– Нет, конечно, – равнодушно ответила королева фарса. – Ты не переживай, гонорары и съемочное время будет оплачено, все как будто по-настоящему. Просто рекламной кампании никакой не будет, и снимки эти – в никуда. Я еще не решила, как поступить дальше. Может, пущу слух, что Артурчик – дилетант и не умеет работать. Может, наоборот – сделаю так, чтобы его модельное агентство взлетело на самую вершину популярности.
– Это жестоко, – отметила Марта. – И первое, и второе. Ты будто играешь чужими судьбами.
– Так и есть. Могу себе позволить, – Ангелика коротко глянула ей прямо в глаза, и очарование момента рассыпалось дождевой пылью. Перед Мартой была хищница. Большая грациозная кошка, которая одним движением свернет шею зазевавшемуся воробью и не задумается ни на секуду. Почему-то стало жутковато. А вдруг в ней она тоже видит доверчивую птичку?
– Нам, наверное, уже пора, – Марта начала было приподниматься со скамейки, когда ее прихлопнуло властным “Сядь!”.
– Я хочу, чтобы мы сейчас вместе вернулись на площадку. Это будет последний кадр. Очень эффектный! Добро наносит удар. Ты никогда боксом не занималась?
– Что? – Марта не понимала, шутит Ангелика или говорит всерьез, но с каждой минутой ей все меньше и меньше нравилось все, что происходит.
– Ну круто же? Представь картинку: добро коротким ударом расквашивает нос злу. Капли крови на отворотах белой шубы, офигевшее лицо Тани – она же не будет знать, поэтому все получится натурально. Все на площадке в шоке. Ты – звезда дня.
– Ты ненормальная, – ну конечно, это логичное объяснение: осень, обостряются фобии, страхи, тараканы в голове устраивают показательные выступления. – Я не буду этого делать.
– Если не будешь, то в этом городе не устроишься даже поломойкой, – очаровательно улыбнулась Ангелика, – а если сделаешь – получишь лично тринадцать миллионов рублей и живи, как тебе вздумается. Это игра такая, понимаешь?
– Да пошла ты, – Марта смерила бизнес-вумен взглядом так, словно сплюнула, – сука чокнутая!
Марта шла к навесу-гримерке с одной целью – забрать свои вещи и отправиться домой. Никогда еще она так легко не принимала решения. В голове звенела солнечная тишина, сквозь которую уже не пробьются вопли Артурчика и уговоры Тани, которая – вот дуреха! – верила, что эти фотографии изменят ее модельную судьбу. Марта шла и спиной чувствовала колкий насмешливый взгляд Ангелики: “Не устроишься даже поломойкой”, и ей было так хорошо от мысли, что теперь-то она точно свободна – и от этого города, и от обязанности притворяться кем-то другим, и от прилипшего чужого имени. Как же она соскучилась по себе Марии! Как же она соскучилась по тишине, в которой слышно лишь уютное тиканье будильника и стук собственного сердца…
