Kitabı oxu: «Встретимся у кромки миров»

Часть первая. Глава 1

Первая любовь – это не первая и не последняя.

Это та любовь, в которую мы больше всего вложили

самих себя, душу, когда душа у нас ещё была.

Александр Вампилов. Из записных книжек

Кира

В июне родители опять отправили меня на каникулы к бабушке. Она круглый год жила в дачном поселке на берегу моря и не хотела уезжать в город, сколько мама не звала.

– А ну, ее, вашу Москву, – в очередной раз говорила ба, – не нравится мне, суета одна. Нам и здесь жить расчудесно! Природа кругом. Правда, моя хорошая?

Это не ко мне обращалась бабуля, а к стоявшей рядом козе. Казалось, именно из–за Маньки она не хочет покидать поселок. Обе были упрямые и своенравные.

Мама вздыхала и садилась в машину, выкрикивая из окошка дребезжащего грузовичка, что довозил ее до станции, последние наставления. Мы с ба в один голос отвечали:

– Если что случится, сразу будем телеграфировать!

Уже выучили за столько лет.

Раздолье! Солнце, море, песок! Я плавала, как рыба, а мальчишки с нашего поселка утверждали, что я похожа на русалку, особенно, когда распускаю свои косы. Эх, знали бы ребята, каким было мучением просушить волосы после купания! Ба не разрешала ходить с мокрой головой, поэтому я поднималась в беседку, стоявшую здесь же на возвышенности, расплетала косы, и пока они сохли, наблюдала за отдыхающими, читала книжку, а если собиралась подходящая компания, то шумно играли в домино или в карты.

Каждое лето в «Старую мельницу» съезжалась разношерстная компания, но с одним и тем же неизменным составом. Редко когда в наш удаленный поселок наведывались чужаки. Встречаясь с друзьями, всегда было интересно посмотреть, насколько они изменились с прошлого года.

Мне было пятнадцать, и я по себе судила, как резко может поменяться тело. Из сорванца с облупленным носом, я как–то неожиданно для самой себя превратилась в девицу и не могла больше купаться в майке и трусах. По такому случаю мама сшила мне купальник из цветастого ситца. С чашечками.

Когда я в первый раз этим летом вышла к морю и сняла сарафан, друзья пораженно замолчали. Да, я чувствовала себя красавицей, и нашла подтверждение в этом молчании друзей, особенно Ингмара.

Поймав его взгляд, немного смутилась, потому что тоже не увидела прежнего приятеля по детским играм. Это был юноша. Почти мужчина. Незнакомый мужчина.

Стало жарко от осознания, что он заметил, как я изменилась. И Инга (так его однажды назвал двухлетний малыш, и это сокращенное имя прилипло к нему намертво) вдруг показался мне необыкновенно симпатичным.

Почему же я раньше не замечала этот бархатистый взгляд, эту ямочку на подбородке, делающую его лицо мужественным, и эти обветренные губы, к которым захотелось прикоснуться? А эти темные волосы просто просили, чтобы их пропустили через пальцы. Я физически чувствовала, какие они на ощупь. Шелковистые, прогретые солнцем…

– Привет, – как всегда сморозила глупость, ведь мы уже виделись. Я подспудно почувствовала необходимость поздороваться с этим незнакомым мне человеком.

– Привет, – как эхо откликнулся Инга.

– Кира, ты идешь? – вырвала из ступора Галка, и потянула к морю.

Придя в себя, я побежала следом, оглядываясь на друга, который так и остался стоять на месте.

Море остудило, но не отвлекло. Я не слышала, что мне кричали, переживая заново этот взгляд, это охватившее чувство томления, ожидания чуда.

Поэтому быстро вышла на берег и поискала глазами старого друга.

Он сидел в беседке и будто чего–то ждал.

Что делать? Вести себя как раньше? Нет, не смогу. Он не прежний. И я только что стала другой. А как тогда быть?

Не найдя ответа, не решившись подойти, собрала с песка сарафан, сандалии и направилась в поселок. За спиной я не услышала шаги, хотя, казалось, Инга должен был пойти следом.

Стало обидно, и я побежала. Мне хотелось плакать.

Ингмар

Кто это? Кира?! Что с ней лучилось?

Откуда взялась эта… эм–м–м… взрослая грудь?

Ноги длиннющие, а коленки круглые… Раньше были ободраны, а теперь…

Хочу потрогать кожу… Должно быть бархатистая…

Рука потянулась, но я вовремя одернул ее и сжал пальцы в кулак. Больно. До побеления костяшек…

Дурак! Чуть не выдал себя.

Что она сказала? Привет?

Как эхо повторил: – Привет.

Не могу оторвать глаз. Почему раньше не видел, не разглядел?

Не могу сойти с места. Хорошо, что в руках полотенце, иначе все увидели бы, как я на нее реагирую.

Нужно уйти в беседку. И не смотреть! Не смотреть!

Ну, вот опять! Вышла из воды. Сейчас подойдет? Нет, нельзя. Заметит, будет смеяться!

Что со мной?

Кира

До вечера провалялась в постели. Ба заглядывала, решила, что я заболела. Пришлось встать – нужно было ей помочь. Натаскала воды из колодца, почистила картошку, потом морковку, тут же отгрызая от нее сладкие кусочки, и вдруг получила по рукам полотенцем.

– Что с тобой? – изумилась ба. – Посмотри, как картошку почистила!

Действительно, обнаружила, что на клубнях кое–где осталась кожура. Я взялась было исправить, но ба опять всплеснула руками:

– А морковка?

Посмотрела в чашку с морковкой, та лежала вперемежку с ботвой, часть оказалась в мусорном ведре.

– Иди, горе мое, сама справлюсь.

Я поплелась в сад, села в гамак и оттолкнулась ногами. Мир качнулся в ответ.

Что со мной? Откуда это ожидание чуда? Почему не могу забыть взгляд Ингмара? Хочу увидеть его и боюсь.

– Кир, на танцы идешь? – это Галка. Перевесилась через изгородь, пытаясь достать зеленое яблоко.

– Гала, брось незрелое яблоко, живот заболит, – бабушка выглянула в окно. – Проходи в дом, чего за забором маешься?

Нашей Галке очень подходило ее имя. Она была худенькой, как тростинка, смуглокожей (загар не сходил даже за зиму), черноглазой и с копной темных непослушных волос. По случаю танцев, она надела белый сарафан, а волосы старательно завила и уложила. Сверху повязала атласный бант, который отделял челку от кудрей. Было красиво!

– Слушай, ты видела, как изменился Инга? – Галчонок плюхнулась рядом. В гамаке стало тесно, мы, словно сиамские близнецы, прилипли к друг другу.

– Платье помнешь, – откликнулась я, не зная, как ответить на простой вопрос, не выдав себя.

– Точно! – подруга выбралась из гамака и принялась разглаживать складки сарафана. – Как ты думаешь, он будет на танцах? А захочет меня пригласить? Я красивая? Могу ему понравится? А если сама приглашу?

Глава 2

Городок провинциальный, летняя жара,

На площадке танцевальной музыка с утра.

«Рио–Рита», «Рио–Рита», вертится фокстрот,

На площадке танцевальной сорок первый год.

«Рио–Рита»

слова Геннадия Шпаликова, музыка Сергея Никитина

Кира

Недалеко от беседки раскинулась ровная площадка, освещаемая одной единственной лампочкой, но отсутствие яркого света делало танцы волнительными. Звуки аккордеона, смех, голоса, подпевающие знакомые мелодии, создавали праздничное настроение.

Аккордеонист лихо выводил «Рио–Рита», на площадке царил фокстрот. Весь поселок вечером собирался здесь. Родители танцевали, молодежь заучивала следом нехитрые па, дети бегали, путаясь под ногами. Доковылявшие старики чинно усаживались на отполированные задами бревна, и критиковали нынешние танцы.

– Вот раньше, помнишь, как Петро отплясывал цыганочку? Нынче такие коленца никто и не сможет повторить, – заявлял дедок, палочкой отпихивая чью–то собаку.

– Да, я сам, когда с флота списался, тоже показывал, как танцевать матросский танец, а сейчас разве правильно его исполняют? Халтура! – вторил другой, как бы невзначай, задев проходящую мимо бабенку по заду, за что немедленно получил по рукам.

– Песок сыплется, а все туда же! – обругала молодуха.

Старики засмеялись, закашляли, закряхтели. Развлекались как могли. За этим и таскались сюда.

Мы с подругой пробрались к своей компании, обычно располагающейся в дальнем углу. У дерева. Все уже были в сборе, поэтому приветствовали нас радостными криками. Один Ингмар стоял спокойно. Я сразу на него внимание обратила, он был выше других на голову. Заметила не только я. Галка, высвободив руку, подлетела к нему и потащила в круг. Ингмар, растерявшись от такого напора, повелся, и вскоре рука Галчонка располагались на его плече, а ее довольное лицо было поднято, чтобы неотрывно смотреть в глаза понравившемуся парню.

Сердце защемило. Я изнывала от желания оказаться на ее месте. Галка симпатичная девочка и могла рассчитывать на взаимность, но мне было плохо только от одной мысли, что Инга выберет ее.

Откуда такое гадкое чувство? Ревность? Почему еще вчера я не думала об этом парне, а сегодня готова ударить давнюю подругу, только за то, что она позволила себе положить голову ему на грудь?

Отвлек Паша, бабушкин сосед. Пригласил меня на танец. Его жена должна была вот–вот родить и сидела рядом со стариками, кутаясь в шаль, хотя с моря дул не холодный ветер.

– Ну, что Кира–мира? Как она, Москва –то?

– Стоит, что ей сделается.

– А люди что говорят? Война будет?

– Не, не будет.

– Это хорошо! – крикнул Паша и закружил меня в танце.

Ингмар

Где же она? Уже все собрались. Неужели не придет? Я целый день не мог успокоиться. В море просидел час. Только когда пацаны предложили плыть наперегонки, отвлекся. С такой мощью рубил воду руками, что пришел в себя лишь тогда, когда оставил финишный ориентир далеко за спиной. Назад шел по берегу и постоянно думал о Кире, о ее фигуре, груди.

Зря вспомнил. Полотенца с собой не было, пришлось опять зайти в море.

Интересно, сколько это мучение продлится?

Уставший, я уснул за столом на середине разговора с отцом. Так и не понял, он собирается уезжать двадцать второго июня или второго июля, когда закончится отпуск? Я оставался в поселке с теткой на все лето.

– Ингмар, ты не заболел? – отец потрепал по плечу.

– Устал, – не разлепляя глаз, сказал я и перебрался со стула на диван, спугнув теткину кошку. Накрыл голову подушкой и задохнулся, от того, что ясно увидел перед глазами Киру в купальнике.

– Чего он стонет? – послышался голос тетки. Она столько лет живет здесь, а акцент так и остался.

– Перекупался. Мышцы болят с непривычки, наверное, – звякнул чайной ложкой отец.

К дивану подошел Дик, сунул холодный нос ко мне в ладонь. Я потер влажный пятак большим пальцем, потом почесал между ушами. И отключился.

Проснулся, когда уже стемнело. Со стороны моря было слышно, как аккордеонист тренирует пальцы, выдавливая из инструмента обрывки мелодий. Сегодня танцы, и Кира там будет! Не может не прийти, раньше всегда приходила!

Я кинулся к умывальнику, но в нем не оказалось воды. Вспомнил про корыто, куда тетка собирает дождевую воду, с наслаждением сунул в него голову. Держал до тех пор, пока не заболели легкие. Помогло. Спокойно оделся. Выбрал белую рубашку, подарок мамы. Пятерней расчесал волосы, крикнул своим, что вернусь поздно, и побежал к нашему дереву.

Потом увидел ее. Они шли с Галкой, держась за руки. Хм… Детский сад.

Что сказать, когда подойдет? Сразу пригласить или сначала с другими потанцевать?

Нет, с ни с кем больше не хочу. Мне нужно почувствовать под руками ее тело. Черт, это стало наваждением!

Подлетела Галка и выдернула из раздумий, потянув к танцующим. Успел увидеть растерянный взгляд Киры. Интересно, что у нее сейчас в голове?

Что говорит Галчонок? Ничего не понимаю, не задумываясь отвечаю «да–нет», и то ли попадаю по смыслу, то ли ей не нужны ответы. Как еще получается танцевать?

Галка прижала свою голову ко мне, рубашка сразу прилипла. Мне жарко. От того, что Галка горячая или потому, что Павел обнимает Киру? Ему жены мало? Сидел бы рядом, на бревне.

Что со мной? Почему хочется его ударить?

Кира

Отзвучало «Утомленное солнце», и Паша повел меня к нашим, но я, освободив руку и кивнув ему, что сама дойду, стала пробиваться через толпу. Тут в меня вцепилась Галка и потащила в сторону. Я оглянулась, хотела увидеть Ингмара, но не различила его среди толпы. А подруга тянула и тянула. Откуда в пигалице столько сил? Наконец, заведя меня за щит с изображением поезда, следующего до станции Коммунизм, она запрыгала на месте от переизбытка чувств.

– Кирюха, я счастлива! Он признался, что я ему нравлюсь и обещал встретиться после танцев! И даже позволил положить голову на плечо. Кирка! Его сердце та–а–ак стучало!

Галкины слова ударили словно хлыстом.

Почему так случилось? Я же видела, как он смотрит! Или Ингмар смотрел не на меня?

«Всего лишь на купальник», – мелькнула догадка. В животе что–то скрутилось в болезненный узел. А Галя кинулась обнимать меня, грозя задушить. В своем счастье она не различила мою кислую физиономию, продолжая тормошить и смеяться.

– Я пойду домой, Галь. А ты оставайся. Мне надо. У меня болит… живот.

Подруга не стала отговаривать, ее же ждал Инга. Пообещав всем объяснить, что у меня разболелся зуб, она убежала на танцплощадку. А я села на песок и опустила голову. Непрошеные слезы наполнили глаза. Вытерла их ладонью. Черт, рука в песке. Размазала грязь по лицу!

Как страшно расставаться с иллюзиями! Больно понимать, что парень, который нравится, любит другую! Как мог стать настолько дорогим человек, если знала его всего один день? Да, один день! До этого я помнила друга мальчишкой, который учил плавать и ловить рыбу, позволял играть со своей собакой, нес на спине, когда крючком распорола себе ногу, и кровь текла так, что его майка, использованная вместо повязки, набрякла, и идти не было никакой возможности. Непроизвольно пощупала этот шрам выше колена.

Стало неприятно осознавать, что сижу здесь, за щитом, в красивом платье, вся в песке, с грязным лицом. А если кто–то пройдет мимо?

Я нехотя поднялась и побрела к морю умыться. В босоножках было неудобно ступать по песку, поэтому сбросила их. Задирая платье, не желая намочить подол, я вошла в воду. Волна обрушила вихрь песчинок, но тут же откатилась. Чтобы умыть лицо пришлось продвинуться еще на пару шагов. Я балансировала руками, боясь упасть и окончательно опозориться.

По частоте задаваемых вопросов стало понятно, что ответ Галке не нужен. Расправившись, наконец, с платьем и перестав крутиться, она наклонилась ко мне.

– Потрогай мои волосы! Потрогай – потрогай!

Я осторожно взяла прядку. Поморщилась. Волосы были жесткие и липкие.

– Что ты с ними сделала?

– Это сладкая вода. Ложка сахарного песка на стакан кипятка. Локоны будут держаться долго. Так наши девочки в школе делают. Или на пиво можно накручивать, но, правда, потом им вся голова воняет. Главное – волосы не трогать. Красиво, да?

Я согласилась. Главное – их не трогать.

Галчонок заразила меня своим энтузиазмом, и мы пошли выбирать мне наряд. Я надела голубое в белый горошек платье. Вплела ленты и уложила косы в «корзинку». Повертелась перед мутным зеркалом. Ба одобрительно посмотрела на меня. Она заставила нас выпить по стакану молока и только потом отпустила на танцы.

Смеясь и передразнивая друг друга, взявшись за руки, мы побежали в сторону моря.

Глава 3

В парке Чаир распускаются розы,

В парке Чаир расцветает миндаль,

Снятся твои золотистые косы,

Снится весёлая звонкая даль.

«В парке Чаир распускаются розы»

Автор текста: Арский П. Композитор: Листов К.

Ингмар

Куда она подевалась? Павел уже возле жены, помогает встать. У дерева почти никого нет, там только близнецы заигрывают с какой–то блондинкой. Наверное, на выходные приехала.

Заиграли вальс–бостон и народ хлынул на площадку.

Я искал Киру среди танцующих. Меня хлопали по плечу, что–то говорили, но видя мою рассеянность невнимание, отставали.

«Вот какой рассеянный с улицы Бассейной»…

А Киры нигде нет.

Появилась Галка, тоже озирается. Смотрит в мою сторону, машет рукой. Радуется чему–то.

Черт, опять идет ко мне? Прятаться, быстро! Она отказов не понимает.

Я, пригнувшись за спинами танцующих, поспешил в сторону моря. В беседке услышал голоса, звук гитары, смех. Нет, там взрослые и нет никого в светлом платье.

Я оглянулся. Меня словно кто–то окликнул. По пустынному пляжу к кромке воды брела Кира. Безвольно висящие руки, опущенная голова. Всхлипывает. Кто–то обидел?

А Кира сняла босоножки и шагнула к кромке воды. Еще пара шагов и волна собьет ее с ног. Дурочка! Забыла, как опасно ночью море?

Кира

Черная волна подошла незаметно и окатила меня по пояс, чуть не опрокинув.

Отлично! Мало того, что лицо грязное, еще и платье хоть отжимай! Как пройду по улицам поселка? Да и ба ругаться будет.

Вдруг сзади меня обхватили чьи–то руки и потащили к берегу. Крепкий захват не давал вздохнуть. Еще соленые брызги ударили в лицо.

От испуга я вскрикнула и стала вырываться, дрыгая ногами. Попыталась пнуть.

– Пусти, гад!

Следующая волна свалила, накрыла с головой и потащила по камешкам. Захлебываясь, барахтаясь, запутываясь в чужих руках, ногах, я попыталась встать, но еще одна волна предательски ударила сзади, и я оглушенной рыбкой полетела на берег.

Рядом тут же повалился парень.

– Дура, – сказал он, отплевываясь и пытаясь восстановить дыхание, – жить надоело?

Это был Ингмар. Рубашка расстегнулась, выправилась из штанов, скрутилась за спиной и держалась только на рукавах. Да, красавец…

Посмотрела на себя. Мокрое платье задралось, обнажив ноги до трусов. Я постаралась натянуть ткань, но она плохо расправлялась.

Я застонала от бессилия.

– Я только умыться хотела, – лепетала, пытаясь найти конец подола.

Инга хмыкнул:

– Здорово получилось.

Он, чертыхаясь, медленно поднялся и протянул руку.

Когда он придирчиво осматривал меня, вертя туда–сюда, я согнулась в три погибели, стараясь стать как можно меньше. Платье было испорчено, своими попытками прикрыться я окончательно разорвала его и теперь ощущала себя голой.

От стыда готова была расплакаться, но тут почувствовала – на плечи мне набросили что–то мокрое.

Это Ингмар снял рубашку и старательно расправлял, чтобы могла просунуть руки.

– Пойдем в обход, – сказал он, наклонившись за моими босоножками. Помог надеть и застегнул. Вздохнув, взял меня за руку и повел в другую сторону от танцплощадки. В темноту, подальше от людей.

– Куда мы идем? – хоть и было мне стыдно, в груди все сладко обмирало. Он и я. Идем, держась за руки. Хоть бы никогда эта дорога не кончилась…

– Мы зайдем в поселок с другой стороны, там ближе к твоему дому и меньше людей.

– Через старую мельницу?

– Да. Почему ты плакала? Тебя кто–то обидел?

– Нет. Песок в глаза попал, – почти не соврала я.

Мельница чернела на фоне звездного неба, ее руки–крылья покачивались от порывов ветра, который, благодаря рельефу местности, здесь дул постоянно. Шелестела вода в реке, тянуло сыростью.

– А ты слышал сказку про мельника? – чтобы убить напряженное молчание, произнесла я. Мой голос дрожал. То ли от холода, то ли от близости Инги.

– Это который ведьмаком был?

– Угу. Мне бабушка в детстве рассказывала. Не хотела, чтобы я на мельницу ходила. Я верила.

Ингмар покачал головой.

– Глупости. Твоя бабушка не хотела, чтобы ты в речке купалась. Здесь омуты могут закрутить. Враз на дно уйдешь. Меня однажды чуть не унесло, еле выплыл. Спасибо близнецам, помогли.

Опять помолчали. Через некоторое время Ингмар произнес:

– Ладно, рассказываю свою сказку. Я давно слышал, уже позабыл.

– Сто лет назад жил был ведьмак, который дружил с чертом, – с готовностью начала я. – И помогали они друг другу в делах черных, на крови и душах людских замешанных. Для этого заманивали грибников–ягодников в глухой лес пением чудесным. А как приближались те к месту, откуда голос красивый слышался, раздавался гром и появлялся ведьмак, который накрывал бедняг густым туманом. Больше их никто не видел, ни живыми, ни мертвыми. Только один маленький мальчик смог убежать, потому как глухим был и чарам не поддавался. Дома рассказал он о колдовстве, творимом в лесу. Вся деревня, вооружившись вилами и косами, пошла ведьмака изводить. Шли они, шли и вышли на большую поляну. Глядь, а им навстречу шар–молния летит. Все замерли, даже дышать боялись, но один мужик не выдержал, ткнул ее вилами. Вспыхнул шар ярким пламенем, громыхнул громом страшным и накрыл людей туманом. А когда ветер туман развеял, на поляне никого не оказалось, только деревья, огнем опаленные. Рассказали эту историю мальчик глухой да его мама царю. Они одни в живых остались, потому как отстали от разгневанных жителей. Послал царь войско свое. Весь лес пожгли, а ведьмака так и не нашли. Шли годы, мальчик вырос, стал купцом зажиточным. И повез он как–то свой урожай на мельницу, а там новый мельник. Зерно мелется, а мельник вокруг купца ходит, да недобро так на него поглядывает. А купец вгляделся, да обомлел! Это же ведьмак пропавший! Захотел он из мельницы выскочить, а тут гром страшный бабахнул, все ворота–двери ветром захлопнуло, да густой туман на мельницу опустился. Сбежался народ посмотреть, что так громыхнуло, но в мельницу попасть, как ни бились, не смогли не смогли. А как туман развеялся, ворота сами открылись. Вошли мужики, кто посмелее, а внутри никого нет. Жернова работают, мука сыплется и ни души! Только хохот далекий эхом разносится! Испугались крестьяне, заколотили мельницу крест на крест и стороной ее обходить стали. А кто близко подходил, слышался им хохот ужасный, да пение жалобное. Никак ведьмак с чертом развлекаются! Не зря в народе говорят, что мельники завсегда с чертом дружат.

Рубашка почти высохла, но платье и мокрые косы на спине неприятно холодило кожу, и я начала дрожать.

Обхватила себя руками, но это не помогало: вот уже и зубы выстукивать дробь.

Ингмар посмотрел на меня, покачал головой и, взяв за руку, повел к мельнице.

Я не поняла, поэтому спросила:

– Зачем?

– Ты должна снять с себя платье и отжать волосы, – спокойно объяснил парень.

«Чего мне бояться? Сказки все про черта с мельником. Да и Ингмар рядом», – так я успокаивая себя, когда зашла в помещение. Пахло мышами и прелым сеном. Ингмар исчез в темноте, зашуршал коробком со спичками, чиркнул, и тут же вспыхнуло слабое пламя свечи, осветившее его лицо.

Нереальное зрелище.

Я забыла, как дышать.

Хотела убежать и не могла сделать ни одного шага.

– Мы здесь часто бываем, рыбачим, – Ингмар старался на меня не смотреть. Его голос был нарочито беззаботным. – Иногда остаемся с ночевкой, поэтому держим всякие заначки. Раздевайся, вот мой дождевик и полотенце, оно небольшое, но другого нет.

Он сунул мне в руки сверток. Поставив рядом свечу, вышел на улицу.

Я прислушалась к удаляющимся шагам и начала стаскивать с себя мокрые вещи. Было неприятно. Косы ледяными змеями ударили по голой спине. Дрожа уже всем телом, я быстро–быстро отжала волосы, намотала на голову полотенце и надела плащ. Трусы снимать не стала. Вот еще! Переживу. Взяв свечу и подняв с пола рубашку, двинулась к выходу.

Ингмар сидел у порога и смотрел на черную воду. Свеча от ветра сразу потухла.

Инга поднялся и, натягивая мокрую рубашку на себя, спросил:

– Так лучше? – он дождался моего кивка. – Согрелась?

– Нет пока.

Он просто шагнул и крепко обнял.

Боялась пошевелиться. Было приятно оказаться прижатой к его телу. Потихоньку перестала трястись, а он, почувствовав это, погладил по спине и вдруг громко скомандовал:

– А теперь бегом!

И мы побежали.

Вскоре появились огни поселка. Мы перелезли через пару штакетников и оказались в моем дворе.

Патефон пел «В парке Чаир распускаются розы–ы–ы». Бабушка с двумя соседками пила чай на веранде, поэтому Ингмар отступил в тень и исчез, а я пошла к своему окну, решив забраться через него.

Когда ввалилась в комнату, зажегся свет. У двери стояла ба с ухватом, за ее спиной соседки. Одна была вооружена крышкой от самовара, другая вилкой. Немая сцена.