Kitabı oxu: «Мухтарбек Кантемиров»

Şrift:

ISBN 978-5-4496-6449-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пока встречаются в мире такие источники доброй энергии и красоты, как Мухтарбек Кантемиров, можно верить, что мир этот выстоит, выправится, обретет утраченную гармонию

В. Сорокин «Из рода джигитов»

* * *

Довольно долго он работал в группе брата Ирбека, на нём были самые ответственные трюки, потом ушел в кино и, кроме блестящей каскадерской работы, принесшей ему славу среди коллег-профессионалов, показал великолепную актёрскую, снявшись в заглавной роли картины «Не бойся, я с тобой»… Но всё это были только подступы: к самому себе.

Каких только мук не натерпелся он со своею заветной целью – конным театром! На «бис» приняли постановку экзотического «Золотого руна», в которой Миша попеременно изображал нескольких героев сразу… Но пришла пора мудрой зрелости… как он над своею «Русью» трудился!

По сути, то была непростая наша история, проходившая не только у зрителей на глазах, заодно – пред очами святого Георгия Победоносца, образ которого воплощал столько лет мечтавший об этой работе Миша.

Не только богатырь и красавец – благороднейший человек и умница, которого сама природа, казалось, создала для столь высокой и ответственной роли…

С неизменным копьём в руке, как смотрелся он, в серебристом шлеме и алом плаще поверх сверкающих доспехов, на своем верном Эдуарде – мощном сером жеребце в яблоках!

Г. Немченко

* * *

Лучше давай вспомним на пару, как говорят ромы, Грэнгиро Дэва, Лошадиного Бога. Не забыл, как его зовут? Правильно – дядя Миша Кантемиров. Просто бог. Которого ослушаться ни один, самый оторванный конь, не смеет. Он может как угодно: в седле, без седла, вовсе по-эльфийски…. Величайший в мире постановщик конных трюков, у которого ни в одной постановке не погибла ни одна лошадь.

За ним кони идут безо всякого вервия – просто потому, что сразу верят ему, и безгранично. Бог не может привести в плохое место. Грэнгиро Дэв не может обидеть.

Из переписки во Всемирной паутине

* * *

Мне удивительно, что его кто-то не знает

Н. Догадина, ученица

Часть первая

Встреча

Поверивший в слова простые,

В косых ветрах от птичьих крыл,

Поводырем по всей России

Ты сказку за руку водил.

П. Васильев

Июнь пришел теплый, но пасмурный и ветреный. Почти каждый день шли дожди. Город стоял – погруженный в водопад зелени. Необыкновенно высока была трава. Ей навстречу спускались ветви деревьев, отягощенные листовой. И все это колыхалось, пахло пионами и дождем.

И все это было – юность, как и белое шелковое платье в розовых цветах, как и начавшиеся экзамены, которые волновали уже не сами по себе, а – преддверием дальнего пути.

За душою пока всего – сказка детства, потихоньку забывающаяся, да несколько книг и фильмов, ставших родными.

С книгами было трудно. Библиотека дедушки и бабушки, собранная ночными стояниями в очередях, и отрывом от семьи денег – «Я шесть лет ходила без зимнего пальто» – повторяла бабушка, – библиотека эта состояла в основном из классики. Но классики, которую признавал советский строй, которая – по большей части – входила в обязательные школьные программы.

Наша же литераторша Анна Николаевна, в преддверии пенсии окончательно разлюбившая детей и свой предмет, не умела показать очарование романа или повести в целом, но, препарируя, но, вычленяя отдельные отрывки, требуя их долгого «разбора», превращала уроки в подобие душевного изнасилования.

Те, кто не утратил все же любовь к чтению, разживались книгами как могли. Ряд авторов, благодаря Аннушке и «социалистическому реализму» – не воспринимался.

Юности хотелось иного корма для души.

«Консуэло» мне на два дня дала мамина знакомая, «Голова профессора Доуэля» пришла в руки в читальном зале, «Черный тюльпан» был куплен втридорога в одном из первых коммерческих книжных отделов.

С фильмами было еще хуже. Приходилось полагаться исключительно на милость телевидения и кинопроката. Что покажут…

Но расставаться с героями, которые уйдут вместе с погасшим экраном и неизвестно когда вернутся…

Я пробовала найти выход. Ходила на один и тот же фильм и пять, и шесть раз – пока не запомню наизусть. А дома брала тетрадь, и записывала кино – как книгу, чтобы читать и перечитывать.

Сейчас это в практике, в книги ложатся даже сериалы, а тогда – помню стопку клеенчатых коричневых и черных тетрадей, мою «библиотеку». Легко переносились на бумагу «Горбун», «Капитан», «Тайны бургундского двора», «Неуловимые мстители», «Не бойся, я с тобой».

Пройдет время, и большинство произведений, которые раньше вызывали восторг, покажутся слишком наивными.

Каждое такое разочарование в чем-то обеднит детство.

Но останется несколько героев, которые незримо будут рядом – всю жизнь. Их вспомнишь в трудные минуты. А быть может они – и определят судьбу? Кто-то – под их влиянием – увлечется, найдет свое дело.

«Не бойся» в те годы стало для мальчишек экранизированным пособием по боевым искусствам, метанию ножа.

Девочек привлек романтический сюжет, и образ главного героя. Симпатии в большинстве отдавались не сладкоголосому Теймуру, коему бедность мешает жениться на любимой девушке. Но его другу, который – и в этом перипетии сюжета – помогает певцу невесту обрести. Человеку, не только физически совершенному, но главное – доброму и в каждом поступке – благородному. «Помните Рустама из фильма «Не бойся, я с тобой? – напишет одна из таких выросших девочек, – если бы все были такими как он, мир был бы просто прекрасен и великолепен»

Позже известно станет, что роль была написана специально на Мухтарбека Кантемирова.

А в том далеком, ветреном июне – я сижу в нашем старом саду, и пишу первые рассказы.

Еще не зная, как примут их, я верю, что в мире есть человек, который все понимает. И можно ступать на этот путь, тяжелый и волшебный – и идти по нему.

С той поры прошло больше двадцати лет. Только раз за это время удалось косвенно – пересечься с Кантемировыми. В середине восьмидесятых их труппа выступала в Куйбышеве.

Мухтарбек тогда уже ушел из цирка, но на афише значилось «Джигиты Кантемировы».

Думалось, что и он непременно среди них.

Помню ледяной зимний вечер. Воздух был прозрачен и будто плотен от мороза. Дыхание перехватывало, и уже не любоваться мерцающей огнями площадью – те, у кого были билеты, торопились войти в фойе цирка.

Холодно было и там. Клоуны в костюмах с короткими рукавами мужественно не торопились – фотографировались с публикой, сажали на колени детей.

В киоске продавали вырезанные из дерева, раскрашенные черно-белой краской фигурки, изображающие Олега Попова.

В зале, прямо передо мной – на ряд ниже – села женщина, которая десятью минутами позже, когда начнется очередной номер, вздохнула – и встала. Луч света лег на нее – и она спустилась на арену, к своим собакам.

Джигиты выступали последними. Манеж сразу показался тесным: кони, мужчины в черных бурках и белых папахах, плывущее над одним из всадников алое знамя.

Но если другие номера производили впечатление рукотворности, работы на публику, то все, что делали конники – казалось естественным и даже необходимым. Сколько раз видено в кино – свесившись с лошади, будто убит – спасается в бою всадник. А так он стреляет, так – уходит от погони.

То, о чем прежде рассказывали фильмы, теперь давала жизнь, подтверждая, что есть – герои.

Но встретиться с ними лицом к лицу?

Хлопотливый редакционный день был заполнен мелкими неурядицами. Последней каплей стало неосторожное движение кого-то из коллег – и я уже вытираю клавиатуру компьютера, залитую кофе.

И как раз в эти минуты в электронный почтовый ящик приходит пресс-релиз.

Рядом с нами, в двадцати минутах езды, в поселке Поволжский будет проходить фестиваль, и почетным гостем на него приглашен – Мухтарбек Кантемиров.

Мы с дочкой бродим по фестивальной поляне. Здесь на левом берегу Волги песок и сосны. У сосен особый запах – хвои, смолы, нагретой солнцем коры. Народу на поляне уже полно, но закрой глаза и кажется, что никого больше нет. Ты и природа.

Тесно стоят палатки: ребята – организаторы и гости – приехали сюда с ночевкой. Тянет дымом от полевой кухни: варят гречневую кашу с тушенкой. Юноши поворачивают над угольями шашлыки, и на запах жареного мяса тянется разом оголодавшая публика… Поодаль продают сувениры – толчется народ и там.

В такой толпе – увидим ли? Узнаем? «Войдем ли дважды в ту же реку», повторится ли впечатление детства – от фильма?

То и дело пробегают, торопятся девочки – в сарафанах, в венках. Им выступать сегодня. Фестиваль называется «От славянских истоков к русской культуре».

Поэтому почти тут же, нос к носу мы встречаемся с Володей Владимировым.

Когда-то мы вместе учились в университете, на истфаке, и по окончании Володя, как все мы, пошел учителем в школу.

Но потом голову ему закружила Индия, он увидел сон о близком конце и уехал, чтобы умереть не просто так, а восточным монахом. Восхитился Саи-Бабой – «в этом человеке столько любви!». Снова ощутил вкус к жизни, вернулся – и взялся за русские истоки. Играет на гуслях – единственный гусляр в области – и приглашен на фестиваль, так как на редкость вписывается в программу.

– Танечка! Можно тебя обнять?

Но мы с Аськой приехали сюда за одним:

– Володя, ты не слышал – почетные гости будут? Ничего не срывается?

– Не знаю? А зачем нам почетные гости – и без них хорошо. Ты посмотри…

Смотрю. В центре поляны, где наскоро выстроена деревянная ограда, изображающая древнерусскую крепость – прямо у ворот этой ограды стоит машина. Никому бы прямо сюда подъехать не разрешили, кроме… неужели?

Можно ли – среди ответственных лиц – узнать человека, стоящего к нам спиною?

Первое движение, поворот головы, и сомневаться невозможно уже… Неповторимое благородство черт, порода, кровь – за послереволюционные годы почти исчезнувшая, ныне – и за всю жизнь можно не встретить…

И та грация движений, которую природа изначально дала человеку, как своему творению – хищная грация – возведенная в одухотворенную пластику.

Чиновники не отпускают его от себя – разговоры, смех, но это не может быть долго, потому что фестиваль вот-вот откроется. Уже подбегают к Мухтарбеку Алибековичу те, кто знаком с ним по предыдущей встрече. Доверчиво, не сомневаясь, что их встретят – с радостью. И его – столь же радостная – готовность к общению. Он легко приобнимает за плечи одного, другого… Улыбка не сходит с лица. И эта детская улыбка отражением ложится на поднятые к нему лица.

– Знаешь, кто это? Помнишь, фильм «Не бойся, я с тобой»? – мечтательно шепчет стоящий рядом парень – своему спутнику, мальчишке лет десяти, – Конечно не помнишь (уже снисходительно) Мал еще… Подрастешь – посмотришь.

Как всегда в таких случаях, не отрегулированной оказывается аппаратура. И когда чиновники обращаются к народу с обязательными речами – о значении мероприятия, и о поддержке его другими чиновниками (кукушка хвалит петуха), их голоса звучат пронзительно громко.

Представлять каждого выходит девчушка в национальной одежде. И Кантемиров сразу замечает, что непривычен ей длинный сарафан, с которым надо совладать на ступеньках, ведущих на сцену. Не запнуться. И он каждый раз подает ей руку: взойти, спуститься…

Наконец объявляют (чуть с заминкой, непривычный титул – после на «автопилоте» выговариваемых депутатов и заместителей) – Председателя гильдии каскадеров.

И его глуховатый голос, самое короткое выступление:

– Я представляю здесь каскадеров Москвы. Собственно – всей России… И делаю это с радостью… Это хороший праздник… Он пройдет, а в следующий раз мы приедем и привезем – у нас есть – двадцать достойных лошадей. И покажем вам большое представление. А сейчас – с Богом!

Он в протяжении дня еще не раз повторит это – «С Богом!».

Дома потом спросят: «Ну, как? Столько лет прошло – не разочаровалась?»

Это трудно объяснить.

Нет, чувство к разочарованию – обратное.

Человек стал к небу ближе. И еще больше за него болит сердце. Холодно, ветер, а он – в легком костюме… Поднялся на сцену – и чуть задохнувшийся голос. Не болеет ли?

Трепетное, щемящее чувство.

Он спускается, слегка прихрамывая, и начинают подходить те, кто только сейчас его увидел. С маленькими коричнево-пестрыми программками, за автографами.

Он достает ручку, и – нет бы, повернуть девчонку спиной, приложить бумажку, поставить закорючку, чтобы как можно большее число поклонников подписями удовлетворить. Он идет с программками к краю сцены, устраивает их на досках, как на столе и пишет. Пишет каждому.

Уважение к обратившемуся человеку. Желание и это дело – памятную подпись – сделать как можно лучше.

К нему идут девочки с фотоаппаратами – можно ли сняться вместе? И поочередно он становится с каждой, приобнимает – подружка щелкает. Будет храниться дома снимок, и глядящим его – поверится в дружбу изображенных на кадре…

Подходит к нему и совершенно пьяный парень – с красным лицом, и глазами – какими-то особенно прозрачными. Видно, что соображает он уже немного. Заплетающимся языком он хвалит «Не бойся», говорит, что с детства в восторге от этого фильма.

Мухтарбек и ему отвечает ласково, треплет по плечу.

Перед сценою огорожена площадка, где сидят приглашенные, которым быть сегодня – судьями действа. Кантемиров не сразу проходит туда. На протяжении несколько номеров концерта он стоит у ограждения, и готов быть здесь и дальше, но одна из девушек приносит стул и ведет его к судьям. Усаживает.

На сцене пританцовывает с ложками и гармошками – фольклорный ансамбль.

Увлеченный ритмом, на судейскую площадку выбегает мальчишечка лет двух. Музыка зовет в танец. Там – толпа, а тут – трава и простор. Малыш закидывает голову, раскидывает ручки, он кружится, он – летит.

Эту прелесть ребенка, счастье его, вскинувшего глаза к небу, заметил сразу – если б был тут – наш фотокорр Андрей. И присел бы рядом с аппаратом.

Никто кроме не обращает внимания – ну, подумаешь, выбежало дитя… Но Кантемиров видит. И его улыбка уже не ложится в слова – любующаяся, сияющая неповторимой добротой.

Он видит и отмечает все.

Ясное, незамутненное восприятие мира, цепкий взгляд….

Взгляд, который меж тем – и это удивляло прежде на фотографиях – может мгновенно становиться отрешенным. Человек ушел в себя.

Дух творчества и вдохновение не покидают его ни на миг, живут с ним, в нем…

Концерт идет с перерывами. В стороне расположено ристалище. Там можно метать ножи – и даже состязаться в этом.

А за сценой – совсем небольшая площадка, одна мишень. И свои силы тут пробуют наши vip-персоны. Мальчишеский ли азарт, роскошь ли поупражняться в этом искусстве, когда рядом стоит такой Мастер?

– Спокойно… спокойно… Абсолютно идентично броску камня, – говорит Мухтарбек, – Ничего, ничего… Не смущайтесь. Потихоньку пойдет. Как будто камень бросили – и все…

Нож отлетает и бесследно исчезает в траве.

– Миноискатель нужен, товарищи! – звучит глуховатый голос, – Ребятки, (детям, что поблизости), когда метают ножи – отойдите, чтобы вас не задело. А вы – спокойнее. Помните – камень… Молодец! Последний бросок – очень хороший… вот, браво!

Оберечь и ободрить каждого.

Звон падающих ножей.

Ветер.

– Ножи сдувает, – жалуется кто-то, – Неудобно перед Кантемировым.

– Ну, хорошо, давайте я еще раз покажу, – Мухтарбек стоит на невидимой черте. При всей доброте голоса – грозная пластика воина, от которого нет обороны. Движется только рука. Бросок-бросок-бросок. Привычную молниеносность он старается сделать для других – уловимой.

И только потом все переводят взгляд на мишень. Те ножи, которые в других руках летели куда угодно – вверх, вниз, вбок, плашмя и рикошетом – сейчас сошлись в одном месте. Стальной букет.

В этот раз не пробовали такого, но что чувствует человек – стоящий у щита живой мишенью? Из воспоминаний актера Льва Дурова, найденных в Интернете: «Я держал в зубах огурец, а он рубил его на салат. Стоял у щита, а он метал ножи, и они входили в дерево вокруг моей головы. А мне было спокойно»

С тем же спокойствием стояла, верно, Лариса из «Бесприданницы», когда Паратов стрелял в часы, что она держала в руке: «Да разве можно ему не верить?»

– Не надо пробовать совладать с ножом – силой. Он должен лететь – спокойно, свободно. Как женщину, элегантно, нужно держать его. Но – крепко. Помните…

И не оторвались бы от завораживающего действа те, кто окружил Мастера, но зовут уже смотреть концерт, и судить – батальные сцены.

«Випы» и гости занимают места на площадке.

Интересны ли Кантемирову народные песни под скверное звучание аппаратуры, когда верхние ноты обязательно становятся визгливыми?

Но он не только гость, чтящий традиции, правила поведения: в данном случае – вежливо слушать хозяев. Он артист – к любому творчеству – относящийся неизменно, со всем доступным ему уважением. Сцепленные у подбородка пальцы, улыбка…

Отдать, что только можно… Все свое внимание, оценку – всегда благожелательную, передать мастерство, одним присутствием своим пробудить у других – вдохновение.

А что можем мы?

Только стараться – беречь. Как один из друзей в 41-м году о Марине Цветаевой: «Этот дорогой инструмент пострадал от всех дорог…»

Стараться оберечь его путь.

Помоги нам, Бог, в этом

Увидев на фестивале, сколько людей добивается внимания Кантемирова – я так и не решилась подойти, чтобы познакомиться и поклониться за радость, подаренную в детстве.

Тем более, что это была не просто недолгая радость от хорошего фильма.

У каждого пишущего человека есть то, что помогает ему в трудную минуту, когда нет вдохновения, и работа не идет. Для одного – это стопка чистой бумаги, для другого – любимая книга.

Мне, да, наверное, не мне одной – желание писать дает любая информация, любое упоминание о Мухтарбеке Кантемирове. Образы, созданные им в кино, послужили прототипами героев моих первых рассказов.

Но в городской библиотеке о Кантемирове нет почти ничего – несколько строк в книгах о цирке. Немного удается найти и в Интернете. Те, кто начнут «листать» сайты, узнают, что Мухтарбек создал первый в мире конный театр «Каскадер», что он непревзойденный мастер в работе по коже, что мальчишки со всей страны приезжают посмотреть, как он метает ножи.

Но голос самого Мухтарбека в этих публикациях почти не звучит – отдельные короткие ответы журналистам.

И все же долгие поиски вознаграждены: на одном из осетинских форумов, когда речь зайдет о Кантемировых, девушка напишет «Я пресс-секретарь дяди Миши».

Можно ли пройти мимо того, что дает судьба?

На мое письмо Марина Мерникова откликается сразу. Да, она передаст дяде Мише статью о тольяттинском фестивале. Нет, он вовсе не высокомерен и терпеть не может, когда из него «делают икону». Такой же человек, как все, только « которого очень многие любят»

А через несколько дней Марина напишет: «Будете в Москве, приезжайте к нашим в Новогорск. Никто не против, все будут только рады»

Уже в поезде я ругаю себя последними словами. Замысла книги о Кантемирове еще нет, вернее нет уверенности, что хватит таланта и сил на большую эту работу.

Но хоть что-то ведь расскажу о нем!

«Если удар готовишь одиннадцать лет, то не промахнешься» – скажет Волкодав, герой фильма, в котором играл и Мухтарбек Кантемиров.

Если четверть века мечтала написать о человеке – не будет же встреча с ним совсем напрасной?

И вот я тащу сумку по новогорской аллее. Именно тащу, потому что ноги не очень-то идут. И руки что-то плохо слушаются. И голоса нет.

Все происходит, как в статье, написанной мальчишками, перед тем побывавшими в Новогорске.

…«Пройдя еще метров двести, мы вышли на дорожку, ведущую к длинному ангару. Около входа в здание расхаживал высокий мужчина, а рядом вились несколько собак. Заметив нас, он приподнял вверх руки и радостно крикнул:

– Ну наконец-то добрались!

По-отечески обняв нас, Мухтарбек Алибекович пригласил нас в дом.»…

Видимо в традиции хозяина – встречать гостей. Прохаживается у входа в низкий желтый дом добротной постройки – седой человек в светлом костюме. Время от времени силуэт его скрывают березы, на которых зелень листвы уже сменяется золотом – преддверие осени.

Наклоняется то к одной собаке, то к другой. Собаки черные, большие, пробежка их тяжела.

Ну, Господи, благослови – подхожу и я.

– Здравствуйте, Мухтарбек Алибекович!

Следующие четыре дня полны – переполнены! – такими яркими – до болезненности впечатлениями, что еще долго по возвращении я буду мысленно жить в Новогорске. Вспоминая множество моментов, понимая, что они не должны уйти в небытие.

Небольшая табличка, отливающая золотом, у входа в дом – «Конный театр «Каскадер». Этот дом – весь, с конюшнями, что по другую сторону, и есть сейчас – театр.

Директор Анатолий Клименко, художественный руководитель Мухтарбек Кантемиров, Наташа Догадина – его ученица и правая рука, и несколько человек: артисты и конюхи…

Остальные – о которых Марина Мерникова написала чудесные «Байки» – работают пока в других местах. У всех семьи, регулярная хорошая зарплата – насущна.

Но они ждут, что «Каскадер» вновь наберет силу, и вернутся сюда.

Долгие годы театр не может обрести постоянного места. Чтобы и сегодня, и завтра, и через год – на одном манеже. Чтобы не сомневаться: подготовленный спектакль, которому отдано столько сил – придет к зрителю. Чтобы зрители всей Москвы знали – где «Каскадер», и ехали туда, как на праздник.

Отец Мухтарбека – легенда цирка, Алибек Кантемиров, заложивший основу цирковых конных номеров, и конных трюков в кино, не завещал сыновьям прямо – создать подобный театр.

Но мечтал: все на что способны лошади, все богатство артистической работы – можно раскрыть только так. Театр – ярчайшее впечатление для зрителя, превыше цирка!

И Мухтарбек – годы, когда достиг наивысшего мастерства – отдал созданию театра, постановке спектаклей, не имеющих аналогов в мировой культуре.

Воплотить папину мечту!

«Каскадер» триумфально принимали не только в России – в Европе! Но 90-е годы, когда все менялось в нашей стране, и менялось на этом этапе – к худшему, держали театр – на грани выживания.

Где зимовать лошадям? Что заплатить артистам? На какие деньги покупать костюмы и реквизит для спектаклей? Чиновники от театра открещивались – не наше ведомство!

И у артистов, чье дело – творчество, стало делом – добывание хлеба насущного.

Только в последние годы, когда театр переехал на территорию учебно-тренировочного центра МЧС, к спасателям – благодаря стараниям Анатолия Клименко – появились деньги на стройку, проснулась надежда.

Уже отведен участок, подписаны бумаги, вот-вот заложат котлован.

Будет крытый манеж, и можно пригласить артистов, ставить спектакли – у Мухтарбека столько задумок! – дал бы Бог время и силы хоть часть из них воплотить. Будет манеж – и воскреснет «Каскадер».

Для Мухтарбека это дело чести – имя Кантемировых должно отождествляться с первым конным театром, как отождествляется оно с джигитовкой, с самой сущностью ее.

Но не от него сейчас зависят сроки – от спонсоров и чиновников, от бумаг, строительной техники и рабочих рук. Ему – дождаться! Он ждет почти двадцать лет.

«Манеж-призрак», «мечта о манеже» – общая мечта витает в воздухе и вот-вот должна превратиться в реальность!

А пока…

Заходишь в дом, где сейчас театр: в коридоре полутьма, прохладно. На стенах развешаны

тяжелые щиты, здесь же реликвия – пожелтевшая первая афиша «Легенда о Золотом Руне и вечной любви». Тесно, в ряд – снимки: артисты, сцены из спектаклей, фильмов…

Мухтарбек живет здесь почти постоянно, лишь изредка уезжая в Москву, чтобы навестить семью.

Дверь в его комнату остается открытой.

«У нас дверей не запирают»…

Хотя в этой комнате человека можно закрыть – и ему никогда не будет скучно. Можно переходить от фотографии к фотографии, благоговейно касаться ножей, мечей… разглядывать корешки книг.

«Мише на память о нашей дружбе» – портрет Юрия Никулина просто прикреплен к одной из полок. Без рамы, без стекла. Здесь все живое.

Любимая собака – черная Асанна, Асенька без раздумий забирается на кровать, крытую шерстяным клетчатым пледом. И дремлет, готовая ждать хозяина столько, сколько нужно.

Отгорожен кухонный закуток. Здесь пахнет нездешними приправами. И тут волшебно готовить. Резать хлеб на столе, к которому прислонены – мечи. И не знаешь, для кого варишь. Может быть, в двери войдут – семь богатырей?

Вот Мухтарбек идет в спортзал, он же – мастерская. Он – замечательный шорник, мастер, который делает все: седла и уздечки, стеки и волчатки, кнуты, которые век служить будут, и оклады икон, кожаные, но с таким тонким, почти ювелирным тиснением, «чеканкой» – как здесь говорят, что ахнешь и не сразу посмеешь взять в руки драгоценную работу художника.

В глубине спортзала, над столом горит маленькая лампочка. Мухтарбек включает приемник, чтобы тихо играла музыка, берет заготовку, одевает очки…

Мягкий свет лампы, короткие частые удары молотка. Светлые глаза Христа с Туринской плащаницы – картина над головой.

Заглядывает на минуту друг:

– Подать инструмент? Зачем сам встаешь?

– Да я еще не знаю, что хочу сделать.

– При-и-думаешь.

Проходится губкой. Снова точные удары маленького молотка. Тянется узор. Будет у Казанской кожаный оклад кантемировской работы.

С усилием руки идет нож – и изящнейшее окошечко для иконы прорезано.

Кладет, то, что стало из пластинки, из формы – произведением искусства – сохнуть.

В этот мой приезд нам удается говорить немного и как раз тогда, когда Кантемиров работает. Он рассказывает о детстве и о войне, о суровой школе цирка и лошадях – обо всем очень доверительно и просто. Далекие годы и день сегодняшний удивительно переплетаются в одно целое, имя которому – Мухтарбек.

У него мало свободных минут для разговора – зовут выступать, посетить то или иное мероприятие, постоянно приезжают гости – и всех надо принять, вложив в это душу – тепло, по-семейному.

И надо ездить лечиться, потому что после всех травм, что были в жизни, нет уже места, которое бы не болело… Он бы и терпел, да не могут терпеть друзья, и покупают ему дорогие процедуры, которые может быть – принесут облегчение?

И почти всегда – сидим ли мы в комнате или в спортзале, он рассказывает, а я пишу – мы слышим звон падающих ножей. Приехали мальчишки, или уже кто-то поопытней. Стоят у стенда, метают. Может, Мухтарбек подойдет, даст совет? У кого можно научиться лучше! Так перенять хоть малую частичку мастерства…

Но еще ценнее сохранить то, что рассказывает Кантемиров – весь путь их семьи. Путь триумфальный в середине века, и годы забвения, и через все это – «огонь, воду и медные трубы» – его спокойную, полную достоинства поступь, его несклоненную голову: во имя памяти отца, во имя сбережения великого дела.

Показать, чего стоит союз человека и лошади! Что может конь – от спасения жизни всадника до создания одухотворенных театральных сцен, от лиризма которых перехватывает горло…

Мы договариваемся о новой встрече.

В ноябре! Он обещает рассказывать дальше…

И уже ноябрь, собрана дорожная сумка, главное в ней – диктофон с кассетами. Но за несколько дней до отъезда – звонок Кости Ежкова, руководителя студии «Коловрат»:

– В Новогорске несчастье. На Мухтарбека рухнул конь. Жив, жив… Травма тяжелая… Нет, не в больнице. Там, у себя лежит…

Более подробно удается узнать вечером, у Наташи Догадиной. Она рассказывает, как готовились они к ноябрьскому параду, где Кантемиров должен был изображать Георгия Победоносца.

И – конь оступился и рухнул с возвышения – вместе с Георгием и прямо на него.

– Хуже бывало, – говорит Наташа сдержанно, «охов» и «ахов» она не любит, – Отлежится дед. Ты подожди недельку-другую.

Но в голосе самого Мухтарбека – боль явная.

– Танечка, сломано ребро. И Асуан – головой меня ударил… Прокатился по мне… Если бы не шлем с иконой… Шлем спас.

Мы откладываем встречу до весны.

Однако работа уже не отпускает душу, и, не смотря на вынужденную паузу, я стараюсь собирать новый материал. Выписываю книги и фильмы, связанные с династией Кантемировых, блуждаю в Интернете, пытаюсь списаться с людьми, знающими Мухтарбека.

И все крепнет наша дружба с Мариной Мерниковой.

Марина становится – я не скажу – моей правой рукой: в дальнейшем мы идем плечом к плечу. Она также загорается идеей рассказать о Кантемирове и театре.

Нет письма, на которое она бы не ответила, и просьбы, которую бы не исполнила! Марина записывает рассказы артистов, и пишет сама – «Байки конного театра «Каскадер». Трудно подобрать лучшее чтение, чтобы представить себе внутреннюю жизнь театра. Прочти их – и артисты становятся родными уже людьми, и без заминки узнаешь каждого из них в записях выступлений.

Этот богатырь со светлыми волосами, разбросанными по плечам, Костя Никитенко – он собирал камни, которые теперь разбивают молотом у него на спине – на бордюрах новогорских аллей.

А та девушка с флагом, венчающая пирамиду несущихся на лошадях всадников – Надя Хлебникова, которая боится крыс, и при виде их готова залезть на потолок и притвориться липучкой от мух…

Не патетика, но живая театральная жизнь.

С Мариной мы знакомы заочно – почти год, но в этот приезд впервые должны увидеться.

Она будет встречать меня на «Планерной», и мы поедем в Новогорск вместе.

Ночь в поезде позади. За толстым, пыльным стеклом вагона медленно проплывает перрон.

Конев бор. Местечко, от которого до Москвы – часа полтора.

В Коневом бору: бор – есть, коней – нет, но само название – как преддверие того, где скоро быть: у Мухтарбека Кантемирова, среди друзей и лошадей.

И вот уже залитый утренним солнцем перрон Казанского вокзала. Каждый раз я вижу только «подземную» Москву. Прямо у перрона – вход в метро, гулкая бесконечность эскалатора, шум поездов внизу, льющаяся река людей на подземных переходах. Сколько там еще станций по карте?

А, вот уже «Сходненская», которая – навсегда – песней студенческих лет…

«Далеко до Сходни

Не поспеть сегодня…»

И, наконец – «Планерная»…

Медленно всплываю на эскалаторе – где Марина? Может – та молоденькая девушка? Нет – равнодушно скользнула взглядом по моей «условленной» голубой куртке. А может та, у стеклянной двери?

Оглядываюсь: на маленькой площади – нету. Опускаю сумку у остановки, откуда уходят маршрутки в Новогорск. Обидно, вон белая «434» -ая отъезжает.

И почти сразу:

– Таня?

Высокая, тоненькая, грациозная девочка. Черноволосая, улыбчивая…

– Мы встречаем тебя на машине. Пойдем – там Вовка.

Вовка – брат. Фотограф сейчас, он несколько лет был каскадером в театре.

Мальчишка тогда – он и увлекался опасностью по-мальчишечьи. Хотя во многих, почти во всех каскадерах остается что-то детское. Кто – разумный и взрослый – сунет голову к черту в пекло?