Kitabı oxu: «Паучиха. Книга I. Вера», səhifə 25
Глава 43. Пустота
Вера не помнила, как спустилась с крыши. По-прежнему была ночь? Или уже наступил день? В комнате ударилась об остывшую печку, поняла, что замёрзла, но огонь разводить не стала. Вместо этого забралась с головой под одеяло. Мёртвым не нужно тепло. Душа умерла на крыше. Скоро настанет черёд тела. Вера будет лежать в темноте, без воздуха и движения, пока жизнь не оставит её.
Но смерть не приходит по приглашению. Сначала затекла нога. Захотелось перевернуться и почесать ушиб. Вера старалась не обращать внимания на капризы тела. Скоро всё закончится.
Самым упорным в борьбе за жизнь оказался мочевой пузырь. После ухода Исгара даже слёзы иссякли, а эта жидкость вырабатывалась с завидным постоянством.
Вера выбралась из постели дотащилась до туалета. Кабинки оказались заняты. Отметила, что в общежитии шумно. Соседки вернулись с работы.
В комнате по привычке посмотрела на часы. Скоро начнётся её смена в больнице. Но это дела живых, мёртвых они не касаются. Вера снова забралась под одеяло. Отрешиться от всего мешала беготня детей за дверью.
«Надя… Он велел заботиться о дочери. Что я разлеглась? Умирать и на работе можно!»
Утром, выходя из отделения, столкнулась с Рамилёй.
– Верка, что с тобой? Случилось чего?
Звуки слов медленно тянулись сквозь вязкий воздух, коснулись сознания, но не раскрыли смысл. Вера молчала. Рамиля взяла её за руку и отвела в больничный двор.
– Говори, что случилось. Дочка?
Вера покачала головой.
– Муж?
Уронила голову на грудь.
Рамиля охнула:
– Погиб?
«Почему погиб? Просто бросил меня».
Вера отошла в сторону. Не было сил придумывать объяснения. Рамиля догнала её:
– Вера, ты на работу не выходи, я найду замену. Поплачь, приди в себя.
«Даже плакать не могу».
Снова под одеяло. Навалился тяжёлый сон. Вера скована в глыбе льда, которая катилась по улицам, сбивая и давя прохожих. И никак не остановить скольжение. Вера не могла ни пошевелиться, ни вырваться из ледяного капкана, равнодушно смотрела на гибнущих людей, не чувствуя ни жалости, ни ужаса.
На отрывном календаре в кухне девятое апреля. Кто-то вырвал листы? Был же март.
Оставаться в комнате стало невыносимо. Энергетика и эмоции в ней будто вымерзли вместе с Верой. Значит, пришло время выбираться. Пора наведаться в институт.
Никто ни о чём не спрашивал. Смотрели с сочувствием, тихо соболезновали. Ну конечно, Рамиля позвонила в деканат и предупредила.
Заплаканное лицо Оксаны.
– Что мне делать теперь? Мать не разрешает ему жениться! Отвечай, ты же советы давала! – Она вцепилась Вере в плечи и затрясла. – Ты понимаешь? Я беременна, у меня будет ребёнок!
– А у меня не будет. – Вера оттолкнула Оксану.
Утро воскресенья. Разбудил стук в дверь. Кеша.
– Вер, ты чего ещё спишь? Я ж звонил вчера. Быстро собирайся, а то на электричку опоздаем. Жду тебя во дворе.
Вера покорно шла за колдуном, не спрашивая, куда он привёз её и зачем. Кеша восторгался запахом хвои, ярким апрельским солнцем, первыми крокусами на проталинах. Для неё мир оставался серым, с запахом тлена и давящей грудь тяжестью.
– Вер, да проснись ты, наконец! Готовь заряд!
Кеша стоял метрах в десяти. Это тренировка. Вера собрала энергию в кончиках пальцев и безвольно опустила руку. Колдун терял терпение:
– Ставь щит!
Послушно выполнила приказ. И убрала защиту в тот момент, когда заряд сорвался ей навстречу. Веру отбросило, грудь взорвалась болью, в глазах потемнело. Подбежал Кеша:
– Ты жива? Что вытворяешь-то?
Зрение возвращалось. Перед ней раскинулась синева неба и кроны сосен. Пахло хвоей и талым снегом.
– Да. Давай ещё. Заряди болью.
– Ты рехнулась?
– Кеша, мне это надо. Пожалуйста.
Колдун осмотрел её свечение и кивнул.
Заряд. Из плеча боль с электрическим треском растеклась по телу, заполнила мозг и замерла в кончиках пальцев. Следующий. С мукой пробудилась злость. Третий сгусток остановил щит.
Мысли рассеялись. Следить за атаками. А Кеша хорош. Потрясающая слаженность движений.
Мышцы горели от напряжения. Голова прояснилась.
«Чего я распустилась? Исгар жив. Иначе почувствовала бы. Может, это часть его плана. И Дар он мог спрятать. Ничего не известно. Надо ждать».
Вера удивлялась своей недогадливости. Почему она не подумала об этом раньше? Да потому что окунулась с головой в скорбь, закрылась от здравого смысла.
Дома вновь навалилось отчаяние. Глупо успокаивать себя напрасными надеждами. Демон не простит предательства. А она не в силах разделить с ним расплату за убийство. Ей даже собственная жизнь не принадлежит.
После лекций подошла Оксана с важным разговором:
– Вер, помоги мне найти врача.
– Ты думаешь, о чём просишь? Это уголовка.
– Он говорит, что ребёнок не от него. Что мне делать?
– Рожать!
– Как без мужа?! Это же позор!
– Я была бы рада такому позору. Да вот не сложилось.
– Тебе легко рассуждать. Ты-то вдова, тебя никто не осудит.
Вера наотмашь ударила бледную щёку Оксаны.
В четверг позвонил Кеша. В голосе звенело волнение:
– Вер, встреча отменяется.
– У тебя что-то случилось?
– Нет. Вернее, да. Надо уехать. Позвоню, когда вернусь.
Вера вздохнула. И этой отдушины её лишили. Тут же одёрнула себя. Нечего киснуть. Когда она в последний раз навещала дочь? Вера быстро оделась и отправилась на вокзал.
Наденька расплакалась, увидев Веру. За полтора месяца напрасного ожидания девчушка похудела, сжалась. Вере стало нестерпимо стыдно. Исгар ведь велел прежде всего заботиться о дочери.
Колдун появился в последние выходные апреля. Для тренировки выбрали лесок вокруг пруда. Солнце припекало по-летнему. За час беготни по жаре они устали и устроили привал на берегу. Кеша прихлёбывал чай и смотрел на бурую воду:
– Озёра как люди. В каких-то глубины по колено, а мути столько, что дна не видно. Недавно побывал на одном, все двадцать метров в нём. А прозрачное, что каждый камушек разглядеть можно.
Вера встрепенулась:
– Где ты видел это озеро?
Колдун осёкся.
– Ты был в изломе?!
Кеша не особенно смутился:
– Шеф не предупреждал о том, что надо молчать. В конце концов, сам меня заткнёт, если ему это не понравится. В общем, в тот день, когда я тебе позвонил и сказал, что нужно уехать, Исгар меня вызвал, говорит, дескать, бери отгулы, хоть увольняйся, но ты мне нужен. Я даже спрашивать не стал зачем. С работы отпросился и в кусты. Он сам там встречу назначил. Только в кустах его не было, один воздух странно так колыхался. Даже не воздух, не знаю, как объяснить.
– Портал? – Вера теряла терпение от лишних подробностей, но торопить не решалась.
– Ага. Он мне потом сказал, что это за штука. Ну, я и шагнул в эту хренотень. Ух, как меня скрутило. Ты проходила сама?
Она коротко кивнула, лишь бы уйти от обсуждения портала.
– Вынырнул на том конце и повалился на пол. Всё плывёт, мутит, того гляди вывернет. Тут голос слышу: «Выпей!» Передо мной в кресле дряхлый старик сидит, пузырёк протягивает, а у самого рука трясётся. «Э, нет, дедуля, я что попало не пью». Сам осматриваюсь. Думал, в музей попал, так всё строго, просторно. Встать только не могу: ноги ватные и голова кружится. Кроме меня и деда никого. Спрашиваю: «Где Исгар?» А он мне в голове отвечает: «Я Исгар». Я в старика вглядываюсь. Вроде похож, но разбери их, маргастов, может, они все на одно лицо. Тут заметил, что он светится. Не догадался же сразу глянуть, морок-то без свечения был. Ну, точно, Исгар. Ты чего ж, говорю, морочил, молодым прикидывался? А он: «Отморочился, на похороны вот позвал». Вер, тебе плохо? Тьфу, ну я и дурень. Да жив он!
– Я знаю. Всё в порядке. Продолжай!
– Ладно. Только не переживай так. Я же здесь. Значит, всё хорошо закончилось.
– Кеша!
– В общем, сказал, что ждёт нападения. А я ему нужен, чтоб векторы подавать. Показал агрегат. Наподобие тех, которыми электрический разряд получают. Только вместо электродов твой портрет и шарф, а между ними струилось это золотое с фиолетовым.
– Дар.
– Ага, Дар. Всю эту установку защитная сфера укрывала. В нужный момент я должен был сместить сферу так, чтобы закрыть только портрет. И по команде увеличивать мощность.
«Как, оказалось, просто меня заменить. Вся уникальность свелась к установке, портрету и слуге, готовому подавать векторы».
– Ждали мы нападения чуть не сутки. Тогда я и расспросил шефа, отчего его так скрючило.
– Рассказал?
– Так, в общих чертах. За убийства какой-то должницы ему пришлось испытать на себе смерти всех её жертв. И во времени это наказание растянулось. Если у нас дней десять прошло, то он все лет семьдесят пережил. Понятно, от такого не помолодеешь.
Вспомнилась Анетта. Как комкалось её тело, дробились кости и рвались органы. Казнь актрисы заняла не больше минуты. Что пришлось перенести демону за семьдесят лет?
– Как враги подоспели, он попросил помочь ему на крышу взобраться. Сам и на ногах-то не держался. Думал, намучаюсь, а он лёгкий оказался, будто высох изнутри, одна оболочка и осталась. Как наверх вылезли, он говорит: «Спускайся к установке. Я открытый портал оставил. Если что – уходи». Я ему: «Ты чего, не мороком воевать будешь? Тебя ж убьют с тычка. Сидел бы дома». Рассмешил его. Дома, говорит, не убьют? Исход всё равно один. И полетел в небо.
Кеша снова замолчал. Смотрел на Веру. Она отмахнулась:
– Я в порядке. Давай дальше!
– Дальше я не видел, что там было. Сидел около установки и ждал. Недолго, с полчаса, наверное. Потом команда у меня в голове: «Давай!» Я защиту переместил на портрет, и тут от шарфа столб фиолетового света вспыхнул. Думал, он крышу снесёт. Но ничего, обошлось, сквозь пробился. Ну и началось: давай да давай. У меня аж рука онемела рычаг дёргать. Окон там не было, не понимал, сколько времени прошло. А Исгар только знай себе командует. Откуда силы? Как потом сказал, и суток не заняло, вроде как быстро закончилось. Но, самое интересное, вернулся он помолодевшим. Не так чтобы совсем, но немощность ушла. Я спросил его, с чего он так преобразился. Это, говорит, сила убитых врагов исцеляет. Напоследок я попросил шефа излом показать. Когда ещё побывать там доведётся? Вроде бы всё такое же, как у нас, но другое…
Остальное Вера не слышала. Война закончилась неделю назад. Но демон не дал знать об этом. Значит, не простил.
– Кеша, покажи мне его!
– Излом?
– Нет, Исгара.
Он смутился:
– Кажется, он не хочет этого.
– Пожалуйста, я не могу помнить его каким видела в последний раз. Больше я никогда ни о чём тебя не попрошу. Только покажи!
Вера опустилась на колени перед Кешей. Он отшатнулся:
– Ты чего? Прекрати! Ладно, покажу, не убьёт же он меня за это.
Демон вошёл в зал. Его покачивало, но то была не стариковская слабость, а усталость после боя. Голова по-прежнему седая, лоб и щёки изрезаны морщинами, но в глазах – торжество триумфатора. Рухнул в кресло. «Вот и все. Мы победили». Послышался голос Кеши: «Ты что, убил их?» «А что с врагами делают?»
Кеша прервал видение:
– Больше не могу. Он почувствовал.
Вера не ответила и побрела вглубь леса. «А что с врагами советской власти делают?» Давно забытое из детства вдруг вспомнилось так явно, будто случилось вчера. Былин, командир отца. Он научил Веру делать кокон. Он отправил отца бороться с противниками коллективизации. Он уничтожил их семью. Всё ради того, чтобы Вера, настрадавшись вдоволь, раскрыла способности, наделала долгов, оказалась в его власти и преподнесла ему Дар для победы?
Не было никакой любви демона к женщине. Лишь искусная игра, чтобы глупая ведьма поверила. И она поверила, полюбила больше жизни. И корила себя за ошибку, которая оказалась его же ловушкой. Он мог бы и без лишней жестокости. К чему было давать надежду, обещать забрать в излом и сделать матерью наследника? Чтобы враг поверил, насколько она дорога Исгару?
Вера остановилась. А если не всё ложь? Не могла же она так обмануться в чувствах. И Дар. Разве можно принять его без любви?
Дома с порога кинулась к столу, к записям и фотографиям. Должно же остаться хоть какое-то свидетельство, что она была для него не просто разменной пешкой. Но чего бы Вера ни коснулась, всё обращалось в прах: чернила выцветали, бумага рассыпалась пылью, силуэт маргаста на снимках темнел, превращаясь в тень. Его подарки утратили значимость и ничем не отличались от бездушных вещей. В паспорте появился штамп о расторжении брака. Даже на карте исчезли пометки демона. Только стопка денежных купюр стала толще. Исгар продолжал платить ей за охоту.
– Не смей от меня откупаться! – выкрикнула в пустоту комнаты.
Вера опустилась на пол посреди разбросанных вещей и безотчётно крутила обручальное кольцо на безымянном пальце. Забавно, теперь фальшивка стала самым ярким свидетельством их связи. Связи с убийцей её семьи. Зачем он дал вспомнить сейчас? Чтобы Вера возненавидела его и скорее отреклась? Какое ему дело до чувств использованной ведьмы? Жаль, что она не расспросила Кешу подробнее. Он же говорил про портрет. Какой изобразил её Исгар? И что с его сыном? Простил он его или излому по-прежнему нужен наследник? Теперь придётся ждать следующей тренировки, чтобы узнать.
В среду после занятий у дверей института к Вере подошла молодая женщина:
– Я от Исгара. По гадалкам ходить.
– Вы видели его?
Глаза новой напарницы округлились:
– Разве его можно видеть? Я и не слышу, он только с бабушкой разговаривает. Да, меня Любаша зовут.
Забавно, в напарницах теперь тёзка матери Анетты. Чем это обернётся? И что с Кешей? Увидятся ли они ещё? А как же тренировки?
Взяв у Любаши номер телефона, Вера пообещала связаться с ней и поспешила к ближайшему автомату.
В ЖЭКе сказали, что Кеша уволился ещё в понедельник. Неожиданно и без отработки. По домашнему номеру ответила соседка. Иннокентий съехал вчера, нового адреса не оставил. Оборвалась последняя связующая ниточка. Пустота обступила плотным кольцом.
Любаша оказалась удивительно словоохотливой. Скороговоркой на Веру выливались все её беды и горести. Она рассказывала о больном ребёнке, о неверном и грубом муже, о бабушке, по чьей вине на их семью свалились напасти, ради избавления от которых теперь приходится заниматься не пойми чем. Через двадцать минут Вера не выдержала и оборвала словесный поток:
– Прибереги своё красноречие для ведьм. Мне нужно сосредоточиться. Иначе к твоим бедам добавится пропущенное по недосмотру проклятие.
В свободные от работы вечера пустота становилась ощутимой до звона в ушах. Однажды, не выдержав её натиска, Вера сбежала из комнаты на крышу. Может, метла по-прежнему стоит в своём тайнике.
Огромным апельсином в майском небе висела луна. Разносились соловьиные трели.
«Соловьи в Ленинграде? К чему? Со мной только пустота, а ей нет дела до соловьёв и луны. Впору выть, а не летать».
Вера присела рядом с тем местом, где стоял Исгар в последнюю встречу. Ни испепеляющего круга, ни нетающей изморози. Крыша осталась обычной крышей. Вера ушла, так и не прикоснувшись к метле.
Глава 44. БезДарная
Оксана подурнела: нос и губы расплылись, на бледном лице выступили рыжие пигментные пятна. Ходила в бесформенных длинных кофтах и смотрела на всех молящим взглядом бездомной собаки. Максим сторонился недавней подруги. Вера едва сдерживалась, чтобы не ударить её за этот просительно-обвиняющий вид.
Близилась сессия. Как-то после занятий Максим увязался за Верой до остановки и остался с ней ждать трамвая. Она хотела уже прогнать его, но представила поджидающую дома пустоту и сдержалась. Пусть хоть Максим окажется рядом. Вдруг подумала, как Исгар воспримет другого мужчину рядом с ней.
«Если я ему ещё дорога, он не допустит этого».
Не спрашивая разрешения, Максим проводил её до входа в общежитие. Хотел попрощаться, но Вера повела его к себе. В комнате, не тратя времени на чаепитие, стянула через голову платье. Максим застыл с открытым ртом.
– Приглашения ждёшь? Раздевайся! – приказала Вера.
– Вер… Так сразу?
– А чего тянуть?
Демон не помешал. По-прежнему хранил безмолвие. Значит, Вера ничего для него не значила.
Пустота высушила не только душу. Она покрыла налётом нечувствительности кожу. Или без вектора естество перестало отзываться на ласки. Вера не испытала ни малейшего отклика.
Максим же, знавший только зажатую Оксану, воспринял Верину откровенность за страсть. Расценив близость как начало отношений, он строил планы:
– Вер, мы же встретимся в выходные?
– Нет. Мне надо в Сестрорецк к дочери.
– В Сестрорецк? У нас там дача. Вернее, дом бабушкин. Давай возьмём дочку и туда. Можно с ночёвкой остаться.
– Я не знаю, как она тебя воспримет.
– На месте и разберёмся. Так-то я детей люблю.
Заброшенный участок зарос бурьяном. Затянутый паутиной дом пропах сыростью. Вера отправила Максима с Надюшей разводить костёр и печь картошку, а сама принялась за уборку. Распахнула двери и окна, вытащила матрасы на просушку, вымела пыль и вымыла пол. После взялась за двор.
Наденька быстро поладила с новым любовником матери. Пообедав, они отправились к заливу запускать воздушного змея. Вернулись уже закадычными друзьями.
«Может, так даже лучше. Надюша никогда бы не приняла Исгара. Через два года ей в школу. Пришлось бы скрываться, изворачиваться».
Внутри же всё кричало:
«Нет! Не лучше! Дочь вырастет, уйдёт в свою взрослую жизнь. А я останусь с чужим мне человеком, буду врать, приспосабливаться. Учить Надю лжи вместо преодоления».
Вера потребовала от Максима скрывать в институте их отношения. Но долго хранить тайну не получилось: одни видели любовников вместе на улице, другие сделали выводы из быстрых заговорщицких взглядов. Слухи дошли и до Оксаны. Она не стала устраивать сцен, только сникла, будто помертвела.
Перед одним из экзаменов к Вере подсела староста Сима:
– Поговорим?
– О чём? – Вера с неохотой оторвалась от конспектов. О теме разговора она догадывалась.
– Горюнова, тебе не стыдно? Человек же страдает.
– Ты решила её осчастливить? Я тоже страдаю. Помоги и мне.
– С тобой никто не поступает подло. Отстань от парня.
– После этого он вернётся к Зотовой?
– Не знаю. Но так будет порядочно.
– Знаешь, я бы с удовольствием поменялась с Оксаной местами. Она носит ребёнка от любимого, видит его. А все эти ваши надуманные страдания – такая чушь.
Сима вспыхнула:
– Жаль, сессия началась. А то бы так тебя на комсомольском собрании пропесочили.
– Обстоятельства мешают свершению справедливости? Опоздали и с собранием, и с моим комсомольским возрастом. Зато Максим комсомолец. Почему его к ответу не призовёте?
– Пытались. Только его мать столько грязи на Оксанку вылила, что вспоминать тошно. Да, она виновата, но и он не в стороне стоял. Такой позор для группы с этой их любовью.
Всё беспокойство о судьбе Оксаны свелось к моральному облику группы.
В начале июня Наденька уехала в Ялтинский санаторий. Через неделю после сессии Вера собиралась к дочери. От воспоминаний о прошлогодней поездке её охватывало уныние. Максим раздражал как никогда.
Сдав последний экзамен, любовники отправились праздновать домой к парню. Устроились с вином в постели.
– Мама не придёт? – У Максима Вере было не по себе.
– Она раньше шести с работы не возвращается, у нас больше двух часов. Вер, ты будешь скучать?
– В Ялте? Сомневаюсь.
– Могла бы и соврать.
– Зачем?
– Я останусь один. Как подумаю, тоскливо становится.
– Я должна везти тебя на море?
– Нет, конечно. Но ты могла не ездить.
Ответить Вера не успела. Хлопнула входная дверь, по коридору застучали быстрые шаги, и на пороге возникла пожилая женщина:
– Вот, значит, какая она, дважды вдова с ребёнком туберкулёзником.
Хозяйка прошла в комнату, уселась на стул напротив кровати и схватилась за грудь. Максим засуетился, натянул под одеялом трусы, сунул Вере её бельё, жестикулируя, чтобы быстрее одевалась.
– Мамочка, только не волнуйся, она сейчас уйдёт.
Вера сама была бы рада поскорее убраться, но женщина не собиралась вставать со стула, на спинке которого висело Верино платье. Дама накинулась на сына:
– Что ж ты вытворяешь? Я из кожи вон лезу, лишь бы учился. Одну обрюхатил, еле спровадила, так ты вторую притащил, лучше первой. Старуху с дитём!
Вера рассматривала свечение. Кроме злобы и обиды в нём гнездился устойчивый страх болезни и беспомощности. И небезосновательный. Мать Максима страдала гипертонией. Сейчас её давление ползло к критической отметке. Стоило проявить немного участия и заботы, как гнев сменился бы на милость. Но давать советы, прячась под одеялом, казалось нелепым.
– Вы не могли бы выйти? Мне нужно одеться.
– Ишь, стеснительную строит из себя! Указывать ещё будет, чего мне в собственном доме делать! Чего зенки свои вылупила? Я вас, курв, насквозь вижу, только и мечтаете, как порядочного парня женить на себе да ублюдков своих пристроить.
Нет, добрым отношениям не сложиться. Вера подпитала страх женщины её же ненавистью. Та побледнела и замолчала. В наступившей тишине Вера выбралась из постели, оделась и, глядя в глаза хозяйке, проговорила, чётко разделяя слова:
– Нужно быть ненормальной, чтоб желать в мужья такого недотёпу, как ваш сын. Дело даже не в нём, а в вас. Если бы Максим не был тупицей, то разглядел бы симптомы скорого инсульта. Я не собираюсь мыть и кормить склочную старуху. Впрочем, сынок тоже не окружит вас заботой. Сдохнуть в собственном дерьме – достойный конец для любящей матери.
До отъезда с Максимом они не виделись. В Ялте же всё напоминало о прошлогодней поездке. Отпуск получился горьким. Днём Вера навещала Наденьку в санатории, по ночам бродила по тем местам, где они бывали с демоном, когда чувства к нему только зарождались.
Утром первого сентября в аудитории стояла непривычная тишина. Вера прошла на свободное место и обернулась к доске. По центру висела фотография Оксаны с чёрной лентой, пересекающей нижний угол.
Подошла Сима:
– Пойдём покурим.
– Я не курю.
– Значит, я буду курить, а ты слушать.
Вышли на крыльцо. Сима достала папиросу, размяла в пальцах, но так и не подкурила. Молчала. Вера глянула на часы. До лекции оставалось две минуты. Сима усмехнулась:
– Не торопись. Ничего важного не пропустишь. А кому-то и торопиться уже некуда. Оксанка аборт на позднем сроке сделала. Мать Максима врача нашла, коновала какого-то. Зотова умерла в больнице от сепсиса. Такое расследование тут было. Несостоявшуюся свекровь тоже допрашивали, чуть не привлекли. Да её инсульт разбил, лежит парализованная. Максим на работу устроился и на вечернее перевёлся. Но всем понятно, что учёбу он не потянет. Вот такие дела.
***
Серое небо третий день сыпало дождём. Зонт укрывал голову и плечи, в туфлях же хлюпала вода. Мокрые ноги – не такая уж важность, если позади защита диплома, а впереди – устройство на работу по специальности. И решение жилищного вопроса. Вера ожидала, что, окончив учёбу, испытает хотя бы облегчение, но ей овладело отупение. В голове крутились строчки:
«Год прошёл, как день пустой… Прошло два года, пустых, бессмысленных, монотонных… Работа с раздачей пакетиков, учёба под бойкотом, охота с пустословной Любашей, выходные с дочерью, жизнь по кругу. Год прошёл, как день пустой. Царь женился на другой… Может, и женился. Излому нужен наследник. А мне нужна тёплая, сухая комната в коммуналке. Или семейном общежитии. Мои желания слишком ничтожны, но и за них приходиться расплачиваться временем жизни и непосильным напряжением».
Ленинграду не нужны педиатры. С дипломами выпускникам вручили направления в деревни и глубинки в отдалённых регионах. Ни один из вариантов Веру не устроил. Она взялась за самостоятельный поиск вакансий. В отделах кадров больниц и поликлиник отказали. Оставалась надежда на облздрав. Оказалось, детских врачей в избытке хватало и в пригороде.
Вера уехала бы и в провинцию, и даже в деревню. Главное – получить приличное жильё. Осенью Надюша идёт в первый класс, спасать её от подвала в садике и санаториях больше не получится. Но оставалась незаконченная отработка перед Ирием.
«Я сделала всё, что могла. Как бы там ни было, но Исгар мой наставник, так пусть сам и решает, как мне остаться в Ленинграде».
Вера забрела в пустой сквер. Решиться на призыв оказалось куда сложнее, чем думалось. Она час ходила по аллеям, пытаясь унять урчание в животе. Справиться с волнением не получилось, как бы ни убеждала себя, что разговаривать они будут только о деле. Устав от собственной нерешительности, Вера почти выкрикнула его имя. Маргаст не откликнулся. Она повторила призыв:
– Исгар! У меня проблемы с отработкой. Нужна твоя помощь. Или совет. Я не знаю, что мне делать.
«Я понял. Подожди минут десять. Буду».
Лучше бы он появился сразу. От ожидания задрожали ноги и скрутило живот. Вера опустилась на скамью, наклонилась к коленям, обхватив себя руками. В таком положении и застал её демон.
– Успокойся и рассказывай.
Он не дотронулся до неё, не положил ладонь на затылок, как делал это раньше. Тем не менее спазмы отступили, и ей удалось совладать с собой.
– Меня не оставляют в Ленинграде. Для педиатров нет ни работы, ни жилья. Можно не уходить из отделения и жить в подвале. Но Наде там не место. В сентябре начинается школа, мне придётся забрать дочь из сада. Ты ведь можешь помочь с устройством?
– Могу. Но не стану. Твоё желание остаться в Ленинграде слишком велико. Ты увеличишь свой долг.
– Пусть так. Я отработаю.
– Нет. С меня хватит твоей отработки.
Вера решилась посмотреть на него. Дежурный облик, каким он впервые явился в Новом Бору. Мощная зашита.
«Он меня переоценивает. Я не пробила бы и десятой доли этой брони».
– Ты так сильно меня ненавидишь?
– Это не ненависть, – произнёс он со смесью скуки и отвращения. – Не пытайся понять, такое тебе недоступно.
– Я и правда не понимаю. Ты научил меня защите, когда я была ребёнком. Устроил так, что моя семья погибла. Ты сломал мне жизнь с юности! Всё ради Дара? Так? Ты ведь получил его. И теперь винишь меня в глупой ошибке. Кажется, мы квиты.
– Твоя семья и так была обречена. Ты знаешь законы. Твой отец дважды пошёл против совести. Чтобы выжить, он переметнулся к красным, а после расстреливал расхитителей во время коллективизации. За всё приходится расплачиваться. Ты бы погибла вместе с ними, но Ирий дал тебе шанс.
– Ирий… Почему я?
– Таких, как ты, было девять. Но привязать Дар получилось только у тебя. Вера, я слишком стар для любовных игр. Для меня есть только воля Ирия. Перед ним ни ты, ни даже я не имеем значения. Хватит об этом. Какие есть варианты, кроме Ленинграда?
– Деревни. Ещё командир зовёт в Куйбышев, обещает помочь с работой и жильём.
– Куйбышев, это Самарская лука, Жигули. Не лучшая идея. Там территория одного из моих врагов.
– Я слишком много знаю?
Исгар поморщился:
– При чем тут ты? Дело в Наде. У Жигулёвского владыки нездоровая страсть к ведьмам. Если он почувствует силу твоей дочери, будет открывать её любыми способами. Деревни тоже отпадают: на природе её способности могут проявиться спонтанно. Поступим так. От твоего долга остался сущий пустяк. Я дам тебе пару заданий на искушение. Этого хватит с лихвой. Переедете вы в Былинск. Это город рядом с моим изломом. Заложил строительство ещё до войны. Там потрясающие памятники зодчества. В деревнях приходили в упадок без реставрации. Пришлось основать культурный центр для их сохранения. Думаю, вам там понравится.
Вере было всё равно, куда ехать. Былинск так Былинск. Главное, что долги скоро будут закрыты. И Надя окажется под защитой Исгара. И за это спасибо, он мог бы и не помогать с переездом. Вера хотела коснуться его руки, но встретила разряды защиты.
«К чему так основательно от меня закрываться? Всё равно что возводить железобетонную стену против комаров».
Вдруг пришло озарение, что маргаст поставил преграду не для неё, а для себя. Вот зачем ему понадобились те десять минут. Чего он боится? Что не сдержится, выплеснет свои чувства? Значит, они всё-таки были? Вера вскочила со скамьи:
– Исгар, я скучаю. Не пытайся меня убедить, что лишь выполнял волю Ирия.
Горло сдавила невидимая хватка. Демон поднялся:
– Прекрати! Завтра ты пойдёшь в облздрав и получишь направление в Былинск. Инструкции по отработке тебе даст новый напарник.
Он исчез, захлопнув за собой пространство, словно дверь.
Вера упала на скамью, шумно глотала воздух. Корила себя за то, что не сдержалась. На что надеялась? Впрочем, какое это уже имело значение. В пустых переживаниях нет смысла, они только отнимают силу, а впереди новое задание, переезд, новая работа, новые люди, новая жизнь.
Конец первой книги
