Kitabı oxu: «Древний Египет. Подъем и упадок», səhifə 10

Глава 6. Гражданская война

После нас – хоть потоп

Смерть Пепи II в 2175 году, после правления рекордной продолжительности, вызвала династический кризис – более серьезный, чем все трудности, с которыми Египет сталкивался со времен основания государства, то есть почти за тысячу лет. В эпоху Древнего царства споры о престолонаследии тоже вспыхивали время от времени, но даже после дворцовых переворотов влиятельным консервативным силам при царском дворе всегда удавалось вернуть прежний порядок и восстановить статус-кво.

На сей раз все было иначе. Назначенный преемником Пепи его сын Немтиэмсаф II взошел на престол, но его правление было недолгим. Должно быть, он был уже очень стар, когда умер его столетний отец. Следующим правителем был Нейтикерт Сиптах, чье право на наследование было сомнительно. Нельзя даже уверенно судить о том, какого пола был этот человек: судя по имени, это мужчина, но более поздняя традиция идентифицировала Нейтикерт как правящую царицу!⁴⁶

Это показательный пример беспорядка, который теперь творился в царской семье, правительстве и во всем Египте. Государственные стройки прекратились, это же касалось и экспедиций, которые отправлялись за его пределы на поиски добычи. Нерешительное, озабоченное внутренними проблемами правительство не жаждало затевать рискованные предприятия за рубежом. На отдаленной заставе Эйн-Эсил в оазисе Дахла, который на протяжении поколений был защитой от вторжения чужеземцев, поджог опустошил дворец губернатора и разрушил северную часть города. Заставы в пустыне были покинуты – а с ними и передовые оборонительные рубежи Египта. Цивилизация строителей пирамид достигла низшей точки своего развития.

После Нейтикерта (который не оставил ни памятников, ни даже надписей) трон переходил от одного слабого правителя к другому. Почти каждый, в чьих жилах текла хотя бы капля царской крови, – и, несомненно, несколько человек без капли таковой – заявлял свои права на престол. На протяжении двадцати лет после смерти Пепи II – меньше поколения – Египет стал свидетелем прихода и ухода семнадцати царей. Период правления десяти из них совокупно охватывает жалкие шесть лет. Неудивительно, что более поздние летописцы были откровенно сбиты с толку и в итоге изобрели совершенно фиктивную VII династию.

Да и VIII, эти семнадцать эфемерных «монархов», наследовавших Немтиэмсафу II, вряд ли были достойны звания династии. Пятеро из них безуспешно пытались произвести впечатление законных наследников, используя тронное имя Пепи II (Неферкара) как собственное. Другой сослался на еще более древнего правителя V династии. Однако все они быстро уступили конкурентам. Большинство записей о правителях, которые дошли до нас из этой безумной фазы древнеегипетской истории, датированы первым годом правления каждого из них. Как будто зная, что его правление вряд ли продлится долго, каждый новый правитель принимался за работу как можно быстрее, понимая, как мало ему остается править, прежде чем власть снова ускользнет из его рук. Так ничем более не прославившийся царь Ити снарядил экспедицию в карьеры Вади Хаммамат за камнем для пирамиды, которая никогда не будет построена. Другой правитель, Иемхотеп, отправлял такие экспедиции, как будучи наследным принцем, так и став царем, – но также не оставил после себя памятника.

Единственным правителем VIII династии, которому удалось выполнять свои обязанности больше года – если точно, два года, один месяц и день – и оставить своего рода памятник, был Иби. Начиная с Пятой династии, египетские монархи, кажется, испытывали любопытную слабость к именам, которые кажутся нам ребяческими, – от Изи и Ини до Тети и Пепи, Неби, Ити и Иби. Это поневоле наводит на мысли об атмосфере изнеженности в царских покоях.

Легко представить, какая лихорадочная деятельность охватила двор и то, что осталось от царских мастерских, когда новоиспеченный царь объявил о своих планах – построить пирамиду в Саккаре, где со времен Неджерихета традиционно хоронили монархов. Недавний опыт показал: время стоит дорого. Исходя из политического положения, архитекторы предложили Иби мемориал, который мог быть достроен прежде, чем колесо фортуны повернется снова, приведя к власти очередного правителя. В результате появилась конструкция, которую с трудом можно назвать пирамидой. Хотя ее нарочно возвели поблизости от пирамиды Пепи II, по меркам Древнего царства она была крошечной. В ее основании – квадрат со стороной в 103 фута (60 древнеегипетских локтей, или 31,4 метра). С высотой всего шестьдесят футов по проекту, она имеет тот же размер, что и пирамиды жен Пепи II – истинное унижение для того, кто объявил себя сыном Ра. Чтобы обеспечить строительство в минимальные сроки, ядро пирамиды делалось из глины, булыжников и обломков известняка – едва ли это был рецепт устойчивости и долговечности. Ведущий вниз коридор и подземная погребальная палата покрыты резьбой с отрывками из «Текстов пирамид», а против восточной стороны пирамиды возведена часовня из сырцового кирпича, которая служила поминальным храмом. Но наружную облицовку даже не начали укладывать: время догнало Иби. Все же он был единственным прямым преемником Пепи II, который хотя бы попытался построить свою пирамиду.

И в других областях жизни правящие круги, бросая вызов собственному бессилию, продолжали действовать так, словно ничто не изменилось. Самые замечательные документы, которые сохранились от VIII династии, – это царские указы из храма Мин в Гебту на восточном берегу Нила в Верхнем Египте. С доисторических времен Гебту процветал, будучи воротами к Восточной пустыне и ее богатым источникам полезных ископаемых. Местный бог изобилия, Мин, был признан национальным божеством еще на заре египетской истории, и центр его культа получил поддержку царей с самого начала Первой династии. К концу Древнего царства Пепи I и Пепи II достроили храмовые здания и пополнили их сокровищницы. Их преемники из поздней VIII династии поддержали эту традицию, но итог был иной.

К примеру, царь Неферкара выпустил три указа и выставил их на всеобщее обозрение в храме. Их цель состояла не в том, чтобы преумножить достояние храма или освободить его служителей от государственной службы. Она была в целом более практической и политической: объявить о назначении царского слуги, Шемаи, на должность губернатора Верхнего Египта – что подразумевало ответственность за все двадцать две области от Первого порога до предместий Мемфиса – и утвердить право его сына, Иди, наследовать должность номарха (губернатора провинции) Гебту. Слабые правители VIII династии нуждались в любых союзниках, каких могли собрать, и были не прочь воспользоваться правом царя продвигать и награждать своих сторонников в регионах.

Это снижение роли монархии еще более заметно у преемника Неферкара, Неферкахора. В течение единственного дня – вероятно, это был день его вступления на престол (ок. 2155), царь издал целых восемь указов, которые были представлены в храме в Гебту. Все восемь также касались продвижения Шемаи и членов его семьи. Сам Шемаи был назначен на должность визиря, в то время как его сыну досталась должность губернатора Верхнего Египта (хотя со значительно менее обширной сферой компетенции). Второй сын Шемаи был назначен на должность в штате храма – решение, ознаменованное тремя отдельными указами, каждый из которых был адресован отдельному члену семьи мужского пола. Еще одним указом Шемаи и его жене назначались жрецы, отправляющие похоронные обряды – привилегия, ранее доступная лишь членам царской семьи. Столь же характерны и их погребальные памятники, вновь открытые в наше время, – они сделаны из красного гранита, материала, тесно связанного с солнечной символикой и считавшегося исключительной привилегией царской семьи.

Причина всех этих почестей разъяснена в первом из указов Неферкахора, где перечислены звания и почести жены Шемаи – Небет. Она была, ни много ни мало, «Старшей дочерью царя и его единственной любимицей». Едва получив трон, Неферкахор явно решил использовать краткий период своего правления, чтобы осыпать ближайших родственников царскими почестями и дарами. Классическое поведение мелкого диктатора.

Последний из «указов Гебту», датированных периодом правления преемника Неферкахора, Нефериркара, запрещал кому бы то ни было повреждать погребальные памятники Иди, сына Шемаи и Небет (ныне выдвинутого на должность визиря) или покушаться на его подношения. Хотя указ был издан в столице, он стал последним вздохом мемфисской монархии. Его малодушный фаворитизм сигнализировал «о почти презренной зависимости фараонов в Мемфисе от лояльности влиятельной землевладельческой знати Верхнего Египта»⁴⁷.

Несмотря на кажущееся установление экономической стабильности и связанное с ней процветание таких местных культов, как культ Мина в Гебту, царская власть стремительно слабела. В лице Нефериркара, который получил имя в честь прославленного монарха V династии, но в действительности был правителем разрозненных клочков земли, система царского правления, которая служила Египту на протяжении тысячелетия, нашла свой бесславный конец. Политическая элита и страна в целом оказались совершенно не подготовлены к тому, что могло за этим последовать.

Великие люди, великие идеи

С крахом центральной власти Египет распался по границам регионов, возвратившись к порядку, который имел место перед образованием государства тысячу лет назад. Как и прежде, главным определяющим фактором оставалась география долины Нила – в особенности распределение ирригационных зон. Три самых южных области сформировали одну естественную единицу, четвертая и пятая области – другую, и так далее вниз по реке. Логическим продолжением политического и экономического усиления номархов (этот процесс начался несколькими веками ранее) стало появление различных местных правителей, которые де-факто добивались независимости.

Однако царский титул как модель правления настолько укрепился в душах египтян, что замена его чем-то другим была философски и теологически невозможна. Таким образом, один из этой новой когорты правителей, пусть даже властвующий над ограниченной территорией, неизбежно должен был заявить претензии на звание царя, а собратьям-вождям пришлось бы признать его, хотя и против воли, своим сюзереном – или, скорее, первым среди равных.

Сильной личностью, которой удалось достичь подобного признания, стал Хети из города Гераклеополис (ныне Ихнасья эль-Мадина), что в Среднем Египте. По утверждению позднего египетского историка Манефона, он был ужаснее, чем кто-либо из предшествующих правителей; возможно, это мнение отражало тот факт, что указанный принц подкрепил свои претензии на престол силой, заставив противников подчиниться путем устрашения. «Дому Хети» предстояло править в течение полутора веков (2125–1975), но это было лишь правление, а не господство. Даже в своей собственной области новая династия не была признана или одобрена всеми.

В самом центре территории, подвластной Гераклеополису, местный правитель, тоже претендующий на титул «царь Хуи», построил крупную кирпичную гробницу, равную по размерам многим из пирамид Древнего царства: этот акт смелого lese-majeste⁴⁸был совершен буквально в двух шагах от Саути (современный Асьют) – города, самого лояльного к династии Гераклеополиса. В соседних алебастровых карьерах Хатнуба номархи оставили указания о своих экспедициях, помеченные годами собственного правления, избегая каких-либо упоминаний царской власти. В своих гробничных автобиографиях в Бени Хасан и в других местах чиновники крайне редко упоминали царя и были примечательно скромны в рассказах о собственной карьере – это совершенно нехарактерно для древних египтян и служит верным признаком того, что их лояльность пошатнулась. При такой непопулярности в самом сердце страны Хети и его потомки жили бы в мире грез, считай они, что их номинальную власть долго никто не станет оспаривать.

Однако смертельный удар династии нанесли не враги, а ее неспособность исполнить основную обязанность, возложенную на царя, – накормить людей. Ряд низких паводков Нила ослабил государственную экономику еще во время господства Пепи II. Теперь, в отсутствие эффективно действующей центральной власти, начали сказываться отдаленные последствия нехватки воды на полях. На страну обрушился голод, бросая вызов способности провинциальных губернаторов заботиться о собственных гражданах. Некоторые, несомненно, использовали кризис для дальнейшего продвижения во власти: выступив в это трудное время в роли спасителей, они завоевали как поддержку местного населения, так и более широкую славу. Человек по имени Мерер хвастался: «Я хоронил мертвых и кормил живых всюду, куда бы ни шел, когда случился этот голод»⁴⁹. Его современник Ити стал известен тем, что «в годы боли» накормил свой родной город Имитру и «дал Верхнему Египту ячмень для Иуни и Хефата, [но лишь] после того, как насытил Имитру»⁵⁰.

Анхтифи, губернатор третьей области Верхнего Египта со столицей в Хефате (современный Моалла), пошел еще дальше, заявляя, что распорядился направить припасы в помощь пострадавшим территориям от Абджу на севере до Абу на юге. Он объявил себя природным властелином семи самых южных областей – той самой территории, которая была назначена губернатору Верхнего Египта в последние дни VIII династии. Если он оказался способен позаботиться о населении, когда «весь Верхний Египет умирал от голода»⁵¹, то он, конечно, был подготовлен к тому, чтобы стать их политическим лидером. Но долгосрочные устремления Анхтифи простирались далеко за пределы его собственной территории. На своей гробнице в Хефате, которая устроена на склоне естественного холма, имеющего форму пирамиды (единственное подходящее место упокоения для настоящего египетского правителя), он описал детали своей карьеры, чтобы потомки помнили его успехи.

Анхтифи рано продемонстрировал умение рассчитывать свои маневры. Еще до получения высшей должности он пригласил членов Совета надзирателей Верхнего Египта, который базировался в Тьени, чтобы те посетили вверенную ему область с инспекцией. Несомненно, это дало ему возможность подольститься к правительству Гераклеополиса и одновременно оценить его сильные и слабые стороны. Определив возможности вероятной оппозиции, Анхтифи начал уверенное восхождение к власти – как только преуспел на посту номарха. Во-первых, он захватил соседнюю провинцию Джеба под предлогом спасения ее от неумелого руководства (что всегда было удобным оправданием захвата земель). По его собственной версии, он сместил предыдущего губернатора, Хуу, руководствуясь божественным провидением:

«Гор привел меня в провинцию Джеба ради жизни, процветания и здоровья, чтобы привести ее в порядок… Я нашел Дом Хуу… во власти смятения, управляемым негодяем. Я позволил человеку схватить убийцу своего отца, убийцу своего брата, чтобы привести в порядок провинцию Джеба… всякое зло, которое ненавидят люди, было уничтожено»⁵².

Затем Анхтифи продолжил формировать стратегический союз (который, несомненно, держался на угрозе применения силы) с областью Абу, обеспечив себе эффективный контроль над тремя самыми южными областями. Вместе они сформировали прекрасный трамплин для более широких территориальных устремлений Анхтифи – хотя публично он все время заявлял о верности царю Гераклеополиса.

Однако в то время как Джебу и Абу ему удалось склонить на свою сторону относительно легко, четвертая и пятая области, со столицами в Фивах и Гебту, занимали прямо противоположную позицию – не в последнюю очередь потому, что образовали оборонительный союз именно на случай подобного нападения.

Сосредоточив силы на своей северной границе, Анхтифи напал на территорию Фив. Его армия разрушила гарнизонную крепость в Иуни и чувствовала себя как дома в пустыне западнее Фив, у «черного хода» города. Фиванцы отказались выйти и вступить в бой с врагом и выжидали. Анхтифи принял это бездействие как признак слабости, но просчитался. Уже через несколько лет все три области, где правил Анхтифи, подпали под власть Фив. Фивы, а не Хефат, стали стартовой площадкой для кампании национального воссоединения.

Возвышение Фив

Губернаторы фиванской провинции также были лишь формально верны своим повелителям из Гераклеополиса. Современник Анхтифи, Интеф Великий из Фив, публично именовал себя «возлюбленный царем». Он даже согласился представлять Фивы на большом собрании номархов, созванном властями Гераклеополиса – возможно, в ответ на военную агрессию Анхтифи. Примечательно, что Интеф не прибыл сам, вместо этого отправив на совет главнокомандующего своей армией. Таким образом Интеф передал коллегам-номархам и царю Гераклеополиса тщательно рассчитанный намек: есть правитель с достойной уважения личной армией, и у него есть более важные и неотложные дел, на которые он готов тратить свое время, чем сидеть вокруг стола с простыми провинциальными губернаторами.

Заверения в верности были принесены легко. Но они не отменяли того факта, что Интеф был плотно занят стратегическими маневрами, призванными усилить Фивы и поставить их во главе великого союза. Ясным сигналом, говорящим об истинных намерениях Интефа, стало принятие им звания «Великий повелитель Верхнего Египта» – не только Фив. По меньшей мере одна из областей, а именно Иунет, поняла это послание и приняла сторону Интефа, признав его политический вес в регионе.

Это отступничество было серьезным ударом по царству Гераклеополиса. Со времени возвышения Дома Хети провинция Иунет стойко сохраняла верность династии. Ее губернатор гарантировал долгую преданность не только в своей области, но и в двух соседних. Теперь, когда Фивы становились влиятельной силой, Гераклеополис столкнулся с расколом во всей южной области.

Его реакция была политичной и потенциально провокационной: в провинцию Гебту, зажатую между Фивами на юге и Иунет на севере, назначили лояльного губернатора. В действительности выбор был невелик, необходимо было пристально наблюдать за намерениями фиванцев. Новый назначенец, Усер, признал важность этой задачи и перенес столицу своей провинции из Гебту, где она находилась традиционно, в город Иушеншен (современный Хозам), прямо на границе с провинцией Фивы. Отсюда он мог в буквальном смысле наблюдать за врагом собственными глазами.

Провинция Гебту имела большое стратегическое значение. Мало того, что это были ворота в Восточную пустыню. В юрисдикцию ее правителей входили также дороги, проходящие через Западную пустыню. Они вели от определенного пункта на западном берегу Нила, непосредственно напротив Иушеншена, к оазисам Сахары. Усер и его царственный господин отлично знали, что Фивы уже установили военное присутствие в Западной пустыне в рамках оборонительного союза против Анхтифи, направив туда контингент своих солдат. Было жизненно важно не позволить им укрепить этот опорный пункт. Если Фивы получат контроль над караванными путями Западной пустыни, их правители будут в состоянии обойти любую преграду в долине Нила и получить прямой сухопутный доступ к священному городу Абджу – драгоценному камню в короне Гераклеополиса и резиденции губернатора Верхнего Египта. Такое бедствие, конечно, стало бы началом конца Дома Хети.

Ответом Интефа из Фив на эту ситуацию стал новый идеологический ход, как всегда, тщательно рассчитанный: он продемонстрировал свои намерения, пополнив растущий список своих титулов еще одним (в этом плане он был типичным представителем древних египтян). Назвав себя «доверенным лицом царя при узкой двери Южной пустыни»⁵³, он, по сути, напрямую оспаривал полномочия Усера, наместника Гебту, как «Смотрителя Восточных и Западных пустынь». Союз Фив и Гебту, который изначально был не более чем «браком по расчету», теперь был фактически расторгнут. Вместо этого теперь обе области открыто конкурировали за контроль над важными путями через пустыню.

Вскоре конкуренция титулов переросла в прямой конфликт. Фивы совершили набег через границу и разрушили город Иушеншен. Гебту ответил яростным сопротивлением, отбросив захватчиков и захватив в плен их воинов. Верховный жрец Гебту приказал восстановить Иушеншен, но мало кто сомневался, что это было лишь первым приступом затяжной кампании фиванских агрессоров. Люди Гебту вооружались для битвы, которая, как они знали, должна была прийти на их землю.

Среди пленных, захваченных войсками Усера во время нападения на Иушеншен, выделялись «люди Меджи и Уавата» – нубийские наемники, которые служили в фиванской армии⁵⁴. Начиная с египетских кампаний, направленных против «жителей песков» во времена ранней VI династии, солдаты-нубийцы играли важную роль в египетской военной стратегии, особенно славились нубийские стрелки благодаря своей храбрости и мастерству. Многие молодые нубийцы знали, что смогут достичь богатства и славы, присоединившись к иностранной армии, а не оставшись на обедневшей родине. Поучительная современная параллель – роль непальских гуркхов в британской армии.

Хотя в ходе конфликтов Первого Междуцарствия, видимо, все стороны в той или иной степени пользовались услугами нубийских наемников, лишь фиванцы сделали их основным элементом своих ударных сил. Целая колония нубийских солдат разместилась в Инерти, на южной границе провинции Фив. Переняв египетские погребальные обычаи, они, тем не менее, сохранили сильное чувство своей национально-культурной уникальности – необычное исключение из правила полной ассимиляции. Статус бравых воинов явно усиливался самим фактом их этнической принадлежности. Во время войны старые предубеждения рассеиваются. Египетская цивилизация менялась изнутри самыми неожиданными способами.

Когда приходит время, приходит человек. Преемник Усера на посту номарха Гебту, некто по имени Тьяути, был тем решительным лидером, лучше которого его повелителям было не найти. Деяния Тьяути по сопротивлению фиванской экспансии стали известны лишь недавно, когда были обнаружены надписи на отдаленном склоне в Западной пустыне. Надпись гласит о героической борьбе, которую он вел, чтобы сохранять доступ Гераклеополиса к дорогам в пустыне, и о его непримиримом противостоянии Фивам. Назвавшись «доверенным лицом царя при узкой двери в пустыню Верхнего Египта»⁵⁵ – звание, которым он сознательно противопоставлял себя Интефу и его претензиям, – Тьяути открыто бросал вызов своему противнику из Фив.

Обе стороны знали, что дороги через Западную пустыню, позволяющие сократить маршрут по большой излучине Нила близ Кены, – ключевая цель: окажись они в руках Фив, и Абджу, и весь Средний Египет стали бы уязвимы для нападения; окажись они в руках Гераклеополиса – и опасности подверглись бы главные населенные центры западных Фив.

Должно быть, боевому духу Гебту был нанесен горький удар, когда преемник Интефа Великого на посту правителя Фив, еще один Интеф (популярность этого имени создает серьезную путаницу), захватил контроль над горой, позволяющей наблюдать за главной дорогой через пустыню и успешно перекрывать движение по ней. Ответ Тьяути был незамедлительным и вдохновенным: он просто построил другую дорогу параллельно этой – немного севернее, с конечным опорным пунктом на востоке, на территории Гебту, где было уже безопасно. Как говорил он сам, «Я сделал это, чтобы пересечь холмистый край, который закрыл для нас правитель другой области»⁵⁶.

Но успех Тьяути был недолгим. Как ни странно, его решительные действия по строительству новой, улучшенной дороги через пустыню стали причиной его собственного краха. Всего в нескольких ярдах от его памятной надписи мы видим другой, намного более короткий текст. Вот все, что он гласит: «Сын Ра, Интеф». Это означало, что фиванцы захватили новую дорогу Тьяути – несомненно, в результате стремительного марш-броска одного из гарнизонов, обосновавшихся в пустыне. Теперь, когда Гебту больше не контролировал Западную пустыню, ничто не стояло между Фивами и Абджу, административной столицей Верхнего Египта и древним местом погребения царей. В этом контексте новый титул Интефа – «сын Ра» – очень показателен. В отличие от предшественников, ему было недостаточно титула и положения провинциального губернатора или даже правителя области. Теперь он стремился к царскому трону. Требуя от вассалов называть себя древним титулом «царь», Интеф открыто бросал вызов Дому Хети. На кону был ни много ни мало трон Гора.