Kitabı oxu: «Парашива», səhifə 2

***

– Нам нужно выбираться, – заявила Кристина следующим утром, добивая последнюю банку с консервами. – Я обнаружила бак с бензином у тебя в подвале, так что…

– Как выглядит современная еда? – спросил он, смотря на ее трапезу с неподдельным интересом.

– Примерно так же. В домашних условиях люди готовят все реже.

– Ты хочешь сказать, женщины готовят все реже, – уточнил он.

– Женщины, мужчины, какая разница? Моя мать особо готовить не любила и всю еду заказывала на дом даже в то время, когда можно было без этого обойтись.

– Твоя мать еще жива?

– Да, и просила позвонить, как доберусь, однако настроения с ней у меня разговаривать нет. Мы вообще с ней ладим не особо хорошо. Честно признать, не думаю, что я вообще когда-либо ее любила или хотя бы уважала. Она мне не родная. Еду приближают к той, которой питаются космонавты, – перевела тему Кристина. – Минимум вкуса – максимум пользы.

– А мясо едят до сих пор?

– Как видишь, – сказала она с набитым ртом. – Но я мясо ем только в крайних случаях.

– Ты вегетарианка?

– Не обязательно навешивать ярлыки на тех, кто что-то не делает. Не верует – значит атеист. Не ест мясо – значит вегетарианец. А как называются те, кто мясо ест?

– Морбосарианец? – пожал плечами Люк.

– В таком случае, лучше оставить все как есть.

Он внимательно осмотрел ее облегающие штаны и свитер.

– Это обыкновенная консервативная одежда, – заметила его любопытство Кристина. – Так мы будем собираться? Если ты полицейский, то твое имя, вероятно, осталось в какой-то базе данных. Хотя как по мне, так ты скорее беглец из клиники Дарсон.

– В базе данных?

– Каждый человек содержится в какой-то базе данных, – устало пояснила она. – Информация о нем хранится на глобальном компьютере. И ты не исключение, даже если умер полвека назад. Твои предпочтения, привычки, желания – все это достояние общественности.

– Чему здесь удивляться? – поморщился Люк. – Чем скуднее жизнь, тем мощнее мир, который создает воображение. И чем глубже мир в мире, за которым наблюдают, тем ярче картинка и шире возможности.

– Наркотики в наше время нелегальны. Шестидесятые закончились много лет назад, – предупредила она. – Собирайся, мы едем. Помнишь, как водить автомобиль?

– А этого нет в базе данных моих возможностей?

– Не будем рисковать, – взяла ключи со столика она, чтобы занять место водителя.

Пустая дорога и такая же автострада сопровождала их на протяжении двух часов. Наконец, показался первый признак жизни в виде стоянки. Кристина заполнила бак на деньги, собранные в карманах Люка. В общей сумме их оказалось немало – в районе тысячи евро разным номиналом. Помимо евро она обнаружила денежные единицы других государств, многие из которых не встречала даже в выпускающих такие купюры некогда странах.

Она остановила у придорожной закусочной с отвратительной едой и неприветливыми официантками, заказала пару гамбургеров по электронному каталогу и вставила указанную на табло сумму. После чего подсела к старику, читающему газету.

– Простите, вы не знаете, что здесь можно проглотить не морщась? – поинтересовалась у него она.

– Здесь все одинаково паршиво, – ответил он, не отрываясь от чтения. – Но с треской можно даже разжевать.

– Положите туда курицу, – бросила официантке она, и та недовольно надавила на кнопку с изображением рыбы.

– Мне неловко есть за твой счет, но альтернатив нет. Я, как ты, воздухом питаться не могу, – отчиталась она, кусая огромный бутерброд. – В моей семье всегда кормили обильно. В моей настоящей семье, я имею в виду.

– Каждая семья настоящая, – заметил Люк.

– Мама мексиканка с пуэрто-риканскими корнями, а отец португалец с китайскими и еще черт знает с чем, – пропустила его слова девушка. – Они оба обильно готовили. Обильно, остро и очень вкусно. Я скучаю по их жирной кухне каждый раз, когда заливаю очередной пакет с неопределенной смесью микроэлементов. Эта вещь бессмертна, – покачала перед лицом Люка кунжутной булочкой она. – Редкостное дерьмо, но все же лучше всяких консервов.

Она ела с таким аппетитом, что старик отложил газету и принялся за свою яичницу.

– Вы, ребята, как из тюрьмы сбежали.

– Так и есть, – ответила Кристина. – Но мы хотим сдаться и поэтому ищем ближайший участок.

– Через минут двадцать первый. В нем работаю я, – продемонстрировал значок старик.

– Мой друг тоже полицейский, – махнула в сторону равнодушного Люка она.

– Хороший полицейский знает толк в хорошей еде. Ваш друг хороший полицейский, раз ничего здесь не съел. Но он много курит. Я тоже по молодости много курил.

– Поэтому умрете через пару месяцев, – вставил Люк.

Кристина поспешила поместить остатки бургера в рот и увела спутника, извиняясь и благодаря. После чего заняла водительское место и завела двигатель лоснящимися от жира пальцами.

– Открытий мы почти никаких не сделали, – рассуждала за рулем она. – Разве что ты бываешь ублюдком время от времени. Но это мне стало известно еще при знакомстве. Я имею в виду, ты прозорливый сукин сын, знаешь об этом? Как тебе удается замечать то, до чего остальные никогда не догадаются?

– Люди ведут себя очень странно, когда лгут. Это что? – указал на горящую вывеску он.

– Бар, – ответила Кристина, сбавляя скорость автомобиля. – Можем зайти, уже начинает темнеть.

– Твое предложение не оставляет альтернатив. Ты тоже со мной пойдешь?

– А что же я, по-твоему, какой-то аксессуар, который можно забыть в бардачке?

– Нет, но ты мне никто, – откровенно ответил он.

– В любом случае твои деньги почти на исходе. Дерьмом собираешься заправлять машину? В тебе ведь его хоть отбавляй, – бросила она, толкая дверь.

Люку бар понравился благодаря богатому выбору табака, а Кристине – алкоголя. Та заказала пять шотов и сразу же их опрокинула. На сцене танцевали три неестественных латиноамериканки, похожие друг на друга как три капли. Полицейскому оставалось только удивляться тому, как им удается не только стоять, но и так грациозно двигаться. Кристина отправилась танцевать, а Люк все еще не мог подавить тошноту к алкоголю. В конечном счете, сдался и заказал сигарет.

– Глупо брать сигареты в баре, – заметил мужчина в строгом костюме. – В магазине напротив раз в пять дешевле.

– А ты что в этом смыслишь? – огрызнулся бармен.

– Все, – изменился в лице он. – Я вписал эти цены в твою карточку. Это мое заведение.

Бармен поежился и посмотрел в его красивое, но изъеденное сигаретными пятнами лицо. Тяжелые веки, слезающие на глаза, придавали ему сходство с котом.

– Так нельзя пить, – заявил он своим низким голосом. – У всего есть традиция, даже у такого неблагородного занятия, как это. Другое дело, как ты куришь. Словно кислород вдыхаешь в наполненном газом помещении. Я Дино Синови, владелец этого притона и еще около двадцати подобных, разбросанных по штатам.

– Ясно, – кивнул Люк.

– А ты?

– А я нет, – спокойно ответил он.

– А это? – кивнул на Кристину тот.

– А это мое.

– И как зовут твое?

– Зовите моим, – беззлобно ответил Люк.

Дино посмотрел на посетителя с прищуром и улыбнулся.

– Необычный вы клиент. Как вы все это находите? – махнул на зал Дино.

– Никак, – не отводил взгляда от Кристины тот.

– Просто меня интересует мнение незнакомцев. Те, с кем я знаком, открыты для меня как книга. В мире около пятнадцати миллиардов людей. Разве вам не хочется познакомиться с каждым из них? Узнать что-то новое?

Люк почувствовал сильный отток энергии. Ноги окоченели и слегка подкосились.

– Что вы делаете? – спросил он, хмурясь.

– А что я сделал? – все еще улыбался Дино. – Раз уж вы скупы на разговор, то я додумаю ответы за вас. Ведь общество так всегда поступает.

– В таком случае, вы обратились не по адресу. У меня вообще нет мнения. Только интуитивные догадки.

Люк почувствовал легкую хмель и слабость, которая начала развязывать язык.

– Почему вы боитесь поделиться тем, что думаете? В наше время это называется невоспитанностью, – заметил Дино. – Уверен, мы одного мнения на счет того, что происходит на самом деле.

– Существует массовое заблуждение на счет того, что такое «на самом деле». Если небо внезапно исчезнет, никто из людей этого не заметит. Или сделает вид, что не заметит. Мозг просто заполнит эту картину чем-то более для него реальным. Он просто не допустит того, чего по его определению быть не может. А ведь на самом деле все, что здесь построено – ваш клуб в том числе, – всего лишь иллюзия ограниченного пространства. Мы ходим по голой земле собственной фантазии.

– Кем вы работаете? – прищурился Дино.

– Я полицейский.

– Женаты?

– Возможно, – растерялся Люк. – Я помню, что у меня была какая-то женщина.

– Плохая у вас память на такие вещи, – усмехнулся мужчина.

– Можно ли считать за биографию то, чего не помнишь?

– С вашей перспективы – нет.

– Значит, не женат.

– В любом случае, вашу биографию можно проверить, – опрокинул остатки вина Дино.

– Каким образом?

– Ваша спутница ничего вам не объяснила? – удивился тот. – Вы сразу показались мне странным. Передвигаетесь на автомобиле образца сорокалетней давности, платите наличными, что сейчас большая редкость.

– Наличные – это редкость?

– В большинстве европейских и азиатских стран, а также Америке – да. Мы в Америке. О вас должно быть известно все, даже если вы находитесь на другой планете.

– С какой стати?

– Затем, что вы – не отдельная единица. Вы не личность. Разве только вы… – пригнулся и заговорил тише он, – не пытаетесь обмануть систему. Те, кто пытается противостоять общественному началу, – враги цивилизации, понимаете?

– Откровенно говоря, нет.

– У вас есть какие-то секреты от общества? – спросил напрямую он.

– Боюсь, что мне нечего скрывать, я сам ничего о себе не знаю, – признался Люк.

– В таком случае следуйте за мной, – обернулся к двери выхода хозяин клуба.

Прежде чем покинуть заведение, Люк бросил взгляд на танцующую в толпе Кристину. Как и следовало полагать, она уже нашла компанию. На этот раз полного мужчины средних лет. Полицейский столкнулся с ним взглядом и, показалось, заметил какой-то испуг в его светлых глазах, но значения ему не придал.

Дино перешел трассу и остановился около автомата, напоминавшего телефонную будку с аппаратом, состоящего из кнопки, огромного экрана и прорези под ним. Люк встал за спиной мужчины, наблюдая за его действиями. Тот вынул прозрачный пакет с кристально белой перчаткой и натянул на руку как можно плотнее.

– Если на ней окажется хотя бы одно постороннее вещество, система заподозрит неладное и раскроет защиту, – пояснил Дино, надавливая на кнопку рукой в перчатке. – Подставь указательный палец, – указал на изображение с отпечатком он.

Люк помедлил и все же прикоснулся к экрану. Раздался треск, изображение поменяло цвет с зеленого на красный. Дино постучал по аппарату кулаком и посмотрел в лицо новому знакомому с удивлением и страхом. После чего дернул его руку и поднес к свету лампы.

– Ты протестант! – изумленно прошептал он.

– Я не могу протестовать, потому что не знаю устройства вашего мира, – скучающе признался Люк.

– Тогда зачем стер отпечатки? – повернул к нему его же пальцы Дино. – Они совершенно чистые, никакого рисунка! Это против закона!

Люк подставил ладони к свету и понял, о чем говорил мужчина. Его пальцы и ладони были совершенно плоскими и лишены узоров.

– И почему ты разгуливаешь так спокойно? Такие люди должны сидеть дома, запершись на все замки, – продолжал Дино с горящим взглядом. – Посмотри.

Он выставил руки, демонстрируя многочисленные шрамы.

– Теперь протестовать бесполезно. Мы стали цифрами. Теперь даже подумать без постороннего вмешательства сложно. Известно то, что я алкоголик и развратник. То, что устраиваю оргии каждые выходные и трачу львиную долю денег на проституток. Когда я хочу познакомиться с какой-нибудь приличной девушкой, она вскрывает мою систему и лицезрит всю мою подноготную. У меня нет шанса исправиться. В этом миремне нет прощения. Я никогда не женюсь, и у меня никогда не будет семьи, потому что я номер два три семь один пять ноль девять четыре два.

– Вы сами себе хозяин и можете остановить это в любой момент, если захотите. Вас никто ни к чему не обязывает. Вы не останавливаетесь лишь потому, что не хотите это прекращать. Эта слежка всего лишь повод ничего не менять.

– Мы всего лишь продукты, производящие новые продукты. Вас такая ситуация не пугает? – удивился Дино. – Против чего же вы протестуете?

– Я не протестую, но любое лишение свободы выбора меня действительно пугает. Если вы хотите вести такую распутную жизнь дальше, никто не может вам помешать. И никто не вправе указывать вам на то, как распоряжаться жизнью. Не сетуйте на то, что кто-то мешает вам измениться. Вас устраивает текущее положение вещей, только и всего. Если вы считаете нормой алкоголизм и распутство, значит, для вас так оно и есть. До тех пор, пока они не нарушат прав других людей. Я вам не судья и даже не полицейский.

– Так вы действительно полицейский? – усмехнулся Дино.

– В это так трудно поверить? – добродушно отреагировал Люк.

– Я бы тоже с удовольствием присоединился к протестантам. Я устал жить в мире, в котором нет места случайностям. Где мы выбираем не любовника, а напарника по размножению. Поиск отнимает уйму времени, а время – высшая ценность. Где любую физическую работу выполняет техника. Где любой недостаток можно исправить в считанные секунды. Даже последнюю стадию ожирения. Где мы добровольно лишаем себя тех возможностей, на которые способны. Мы делаем себя безвольными, еще более неприспособленными к жизни. В таком комфортном загоне не останется места ничему.

Люк взглянул на пустую ладонь и направился в бар, чтобы забрать Кристину.

– Кажется, эта девушка ушла, – бросил ему вслед хозяин заведения.

– Кристина? – уточнил Люк. – Но когда?

– Около пяти минут назад. Уехала с каким-то мужчиной.

– Вы уверены? – присмотрелся к его глазам полицейский и с горечью заключил: – Вы не лжете.

– Я не стану лгать Первому, – криво улыбнулся тот.

– Первому? – замер у двери автомобиля он. – Первому посетителю?

Дино только пожал плечами, все еще улыбаясь.

Глава 3

Наедине Люк чувствовал себя заблудившимся иммигрантом. Кристина успела стать его проводницей. Без нее он блуждал словно слепой в пустыне. С управлением автомобиля он разобрался быстро. По прошествии десяти минут он водил точно профессионал со стажем длиною в жизнь.

Полицейский похлопал по карманам свободной рукой в поисках сигарет. Последняя пачка пустовала, и он вспомнил, что все найденные в его доме деньги находятся в распоряжении Кристины. Он подумал, что в его квартире должны были храниться хоть какие-то накопления и напоминания о прошлом. Ведь фотоальбомы с хроникой есть у каждого, и он не может отличаться от остальных настолько разительно. Перед его глазами на мгновение возник образ рыжеволосой девушки с ярко-зелеными глазами, который он предпочел оставить до лучших времен.

Навигатор показывал новый пункт назначения через тридцать километров. Незаселенные трассы сменились захламленными мусором трущобами. Один из этих серых многоэтажных домов хранил квартиру Люка. Подъездная дверь была выбита и висела на одной петле.

Люк не знал, какая из квартир принадлежит ему, и на всякий случай дергал ручки каждой. Пролет, заваленный бочками, газетами, пустыми банками. Краска почти выцвела, а стены отслаивались пластами. Запертой оказалась только квартира на первом этаже. По звонку на порог вышла пожилая дама с котом на руках.

– Тебе чего? – грубо спросила она.

– Вы меня знаете?

– Может, и знаю.

– Я здесь живу?

– Сложно сказать. Ты здесь редко появляешься. Но если появляешься, то живешь на последнем этаже. Хотя какая разница? Ночуй в любой. Все они одинаковы.

– А ключи я вам на всякий случай не оставлял?

Люк вспомнил, как в прежние времена отдавал ключи соседям на хранение.

– С какой стати? – фыркнула она. – Здесь ни одна, кроме моей квартиры, сроду не закрывалась. Такое ощущение, что только я пытаюсь сохранить видимость того, что было раньше. Не поверишь, но у меня даже кое-какие вещи уцелели.

Она хлопнула дверью, и Люку оставалось разве что последовать ее совету. Однако каждый раз он натыкался на хозяев, спящих на полу в груде мусора.

Его собственностью оказалось просторное пристанище с огромной кроватью из погнутого матраса на скрипящих пружинах и деревянным шкафом длиною в стену, столика, кресла и телевизора из пятидесятых годов. На столике у окна гнили цветы, окруженные окурками, полными и пустыми бутылками из-под виски. Люк откупорил еще запечатанную и рухнул в кресло напротив выключенного аппарата.

Он просидел до вечера, опустошив остальные бутылки и так ни разу не захмелев. Наконец, поднялся и просканировал шкаф в поиске сигарет. В карманах грязной одежды копилась какая-то мелочь, которой бы не хватило даже на четверть пачки. Тогда взгляд Люка привлекла вырезка с огромным заголовком: «Ограбление, совершенное никем. Не пойман – не вор».

Он выдвинул один из ящиков и наткнулся на целую стопку статей о преступлениях. Никакой связи между ними он не усмотрел. Одни заголовки кричали об ограблении, совершенном невидимками, вторые – об исчезновении людей, третьи – об убийствах без свидетелей. Под грудой вырезок хранилась неаккуратно сложенная пачка денег разной валютой и банковскими счетами, с десяток документов с фотографией Люка, но с разными именами на каждом. В углу шкафа под коробками из-под обуви ждала не меньшая удача – несколько блоков сигарет. Там же сложенные кое-как амулеты с изображениями животных и знаками, которые показались ему знакомыми, кожаные повязки, темные очки разных форм. Он уже не сомневался в том, что квартира принадлежит ему – разница между ней и домом, который он посетил ранее, была незначительной – поэтому деньги он мог тратить со спокойной душой.

Коридор напоминал салат из всего, что можно поместить в квартиру: стиральная машина рядом с холодильником, зеркало за стеллажом с посудой. Люк забросил грязную одежду в машину и перебрал чистую. Удивительным образом ютились в его шкафу вещи спортивные и классические, строгие костюмы и свободные штаны, старомодные и современные. Он надел самую удобную, на его взгляд, одежду: свободную рубашку без рукавов, черные брюки, круглые очки и массивные ботинки. Украшения с рук и шеи он снимать не стал. Остановился напротив зеркала, раскинув руки в стороны, и осмотрел себя в полный рост. Подошел ближе и пригляделся к бледному лицу и таким же глазам. Его удивило полное отсутствие радужки. Из угла в угол глаза бегали только зрачки.

Он вернулся к стиральной машине, которая к тому моменту уже закончила работу, сложил деньги с документами в отдельный пакет и собрал пустые бутылки. Выносить мусор он далеко не стал – подъезд и без того приходился свалкой – и вышел на узкую улицу в поисках приличного кафе. Таких поблизости не оказалось, и ему пришлось посетить забитый уголок на шоссе. Слишком уютный для мусорных притонов с безликими высотками. Он удивился чересчур низким ценам, но официантка пояснила, что это как раз у него слишком много наличных для одной чашки кофе.

– Здесь хватит на то, чтобы купить это место, – усмехнулась она.

Девушка была приверженницей свободного стиля. Несмотря на светлый тон кожи и европейскую внешность, она носила бинди и круглую серьгу в носу. При этом одета была неформально: порванная футболка, американская пилотная куртка с нашивками, легинсы и тяжелые сапоги на высокой подошве.

– Такие цены только у вас?

– Считай, что так, – бросила она в ответ.

Ее непреднамеренная ложь, вызванная скорее растерянностью, подействовала на него незначительно, и все же он схватил ее запястье по инерции.

– А если честно?

– Не сказать, чтобы только у нас, – протянула девушка. – Во внешнем мире цены куда ниже, но нам нужно как-то себя поддерживать. Это нелегко, знаете ли. Мы с хозяином едва перебиваемся.

– Во внешнем мире? – напрягся Люк, отпуская ее руку.

Девушка застыла, глядя на него с усталой иронией.

– Совсем из ума вышел?

– Выходит, вы меня знаете? – ответил вопросом на вопрос он.

Девушка только улыбнулась, щуря подведенные мелом глаза. Было заметно, что поведение мужчины кажется ей нарочно фальшивым.

– Это какая-то игра, Гари? – спросила она, опустив блокнот с заказом.

– Гари? – переспросил он.

– Если хочешь сохранять нейтралитет, я даже спрашивать не буду зачем. Значит, так оно и надо. Передать остальным, чтобы ничего у тебя не спрашивали?

– Остальным?

Она вытянула шею, скептически покачала головой и отправилась на кухню. Мужчина выкурил несколько сигарет, дожидаясь заказа. В состоянии покоя он выглядел инертным, даже почти спящим.

– Если тот мир внешний, то это, стоит полагать, внутренний? – спросил Люк, когда она вернулась.

– Боги, скажи, что делать, – процедила сквозь зубы девушка.

– Просто расскажи все что знаешь. Сделай вид, что мы незнакомы. Что я человек из внешнего мира. Объясни, в чем отличие и что нас держит здесь, а кого-то другого там? Есть ли между вами война? Мне нужно быть в курсе всего. Ведь мы чем-то занимались, верно? – уточнил он.

– Ну, разумеется, Гари. Ты один из первых, кто отказался принимать иллюзорный мир. Ты самый главный наш проводник. Ты Первый.

Люк потер переносицу и тяжело вздохнул. Совсем недавно, какую-то неделю назад он жил и работал в пятидесятых, зарабатывая для семьи на обывательской работе. Как он мог стать чьим-то проводником?

– А этот мир, выходит, настоящий?

– Можно и так сказать, – пояснила она. – Мир беженцев, отбросов, которые не желают становиться частью иллюзии. От тех, кто не желает верить системе, безжалостно избавляются.

– Дай мне секунд десять, – потер лоб полицейский, разглядывая пустые глазницы в отражении чашки. – Получается, мы просто бежали от того, чей частью не хотим становиться?

– Пока прогнозы туманны, – пожала губы она.

– И мы не хотим ничего изменить?

– Показать нам, куда идти, – твоя обязанность. И до сих пор ею остается.

Девушка выставила запястья с татуировками в виде чуть повернутых вбок крестов.

– Перекресток, – подсказала девушка. – Символ трудности выбора. Во всяком случае, у нас есть выбор. Этот знак носят все, кто не согласен. Те, кто еще борется за права и свободу. Кто выступает против кодовых номеров, по которому можно вычислить все, что тебя касается. Даже местоположение на текущий момент.

– У меня эта метка тоже есть?

– Ты ее и придумал, – улыбнулась девушка. – Многим приходилось скрывать свои намерения. Такая метка у тебя на шее сзади.

Чем глубже он вникал, тем меньше понимал ситуацию, в которой оказался.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Нам запрещено говорить имена. И это твое правило. Но если ты не прочь его нарушить, то Махарди. Ты зовешь меня просто Махой.

– Люди во внешнем мире тоже носят имена?

– Условно да, но для государства и компаний, на которых работают и которым принадлежат, они просто двоичные коды. Мешки энергии, состоящие из нулей и единиц.

– И только поэтому мы бежали? Поэтому стали отщепенцами?

Маха обошла мужчину стороной и откинула волосы с его шеи.

– Странно, вроде бы и понимаю, что это ты, но никак не могу отделаться от мысли, что ты шпион, – вернулась на прежнее место и всмотрелась в его глаза девушка. – Вот уже пятнадцать минут на тебя направлен прицел моего пистолета, но я не выстрелю до тех пор, пока мои подозрения не оправдаются. Ты всегда вел себя странно, однако к такому поведению все привыкли. Теперь ты словно бы не ты вовсе. Конечно, я пообещала исполнять каждое твое поручение и даже повторю твои же слова. И все же, это странно.

Полицейский кивнул, девушка опустилась на стул и взяла сигарету из его пачки.

– Люди внешнего мира несвободны, потому что у них нет права выбора. Они зависимы от всего материального. Выполнить даже самую элементарную работу они не в состоянии. Окружающий мир их не устраивает, но изменить его они не хотят. Для этого они создали новый мир, иллюзорный. Тот, что находится у них голове. Они программируют мир вокруг таким, каким хотят его видеть.

Маха достала квадратное устройство, практически прозрачное по ширине, и запустила нужную программу одним нажатием пальца.

– Я этим пользуюсь нечасто, правда, – покраснела она. – Знаю, ты это запрещаешь, но никаких личных данных я нигде не оставляю, клянусь. Я даже кэш путаю, чтобы они не понимали, что конкретно я ищу. К тому же я пользуюсь программой одного крайне известного и крайне скрытого хакера. Она позволяет блокировать любое проникновение системы в личные ресурсы.

– Как знаешь.

Маха развернула прозрачный двусторонний экран. Проступило объемное изображение людей с очками, закрывающими большую часть лица.

– Им кажется, что они живут. Что они делают что-то значимое. Они оправдывают свое бесцельное существование жизнью внутри. Им кажется, будто они индивидуальны, независимы. А на деле, они рабы техники, государства и кредитов, которых накопили в огромном множестве. Они не видят выхода и поэтому отключаются от реальности. Наш мир отличается лишь тем, что мы хотим жить, хотим создать. Своими силами, а не с помощью устройств. Они отказываются принимать такой мир.

– То есть люди действительно не покидают своих домов?

– Точно гусеницы, не выходящие из коконов. Они так не создали космических кораблей и не совершили космических путешествий, потому что им хватает господства внутри себя. Там, в собственной реальности, они короли и гении. Там отсутствует конкуренция. Они всегда первые. И если что-то идет не так, значит, они просто не заплатили по кредитам своей фирме. В их голове начинается полное безумие. Их просто разрывает внутри собственного мира снова и снова. Они не могут выбраться и застревают в этом безумии навечно. Их разум не умирает, потому что минута здесь длится сотню лет там. Они вынуждены блуждать по лабиринтам своего подсознания бесконечно, не видя конца. Они теряют контроль над собственной реальностью и попадают в мыслительный ад.

Открылась анимированная картинка с изображением счастливого мужчины на берегу моря. Он поднял коктейль, салютуя девушке, похожей на Мерлин Монро.

– Она еще жива? – удивился Люк.

– Они могут позволить все что угодно. Создавать фильмы с помощью сознания с самыми невероятными эффектами и развитием сюжета, после чего транслировать по общей сети. Могут обедать с погибшими звездами. Да что уж там! Могут на них жениться и сбрасывать фотографии своим друзьям. В их реальность.

– Но ведь вероятен факт, что кто-то захочет жениться на одной и той же знаменитости. Что тогда происходит?

– Голограмма разрывается вместе с их сознанием. Поэтому лучше семейные снимки держать при себе. Либо показывать друзьям из своей реальности, создавая эскизы старых друзей. Какая разница, настоящие они или нет, когда можно окунуться в иллюзорный мир с головой и не чувствовать дискомфорта? Всего лишь выплачивать долги по кредиту и жить беззаботно до конца… До какого они хотят конца. Они сами придумывают, сколько им жить и как умирать.

Женщина, подающая руку принцу из популярного некогда мультфильма. Мужчина в темном костюме супергероя и мальчик, включенный в сюжет любимой книги. Все они соблазняли счастливыми лицами зрителя, что смотрел на экран.

– Ты можешь стать частью чего угодно, – описала фотографии Маха.

– Но что, если их отключить принудительно? Или если выйдет из строя система?

– Они потеряют память. Вся информация об их жизни, по сути сама жизнь хранится на жестком диске. Они просыпаются в полном неведении. Причем забывают и ту жизнь, что вели на диске, и ту, что была до нее. Они сходят с ума, узнавая о том, что происходит вокруг. Разумеется, эта информация конфиденциальна.

– Но даже если всплывет, люди ее проигнорируют.

– То же самое ты говорил, когда это произошло около года назад. Ты слил информацию о замыкании более чем трех тысяч программ. Никакой реакции. Даже среди тех, кто был временно отключен или еще не подключился.

– Системный брак не исключен при создании любой техники большими тиражами. Но в данном случае речь идет о человеке.

– Больше, о его душе. Она не умирает и вынуждена петлять внутри сознания трупа. Это хуже, чем кошмар наяву. Сначала человек создает идеальный, с его точки зрения, мир. К хорошему быстро привыкаешь. И вот он уже забыл о том, что когда-то его создал. Он убежден в своем бессмертии. В том, что умеет летать, потому что в его мире все рождаются с крыльями за плечами. Но вот что-то пошло не так, и происходит замыкание в устройстве и порядке его мира. Представь, что кто-то берет твой мир своей огромной рукой и сжимает до размера грецкого ореха или выбрасывает в черную дыру. Либо же просто его лопает, включает невесомость на поверхности земного шара и оставляет все человечество твоего сознания подвешенным в центре пустой галактики. Вариантов много. И если носитель запрограммировал организм созданного сознанием человечества на абсолютное выживание, то есть лишил низших потребностей, сам понимаешь, все это человечество обречено на бесконечный космический полет в центре небытия.

После длительной паузы, выделенной на переваривание информации, Люк очнулся.

– Остался хоть кто-нибудь по-настоящему живой?

– Во внешнем мире только программисты и корпорации, на которые те работают, и процентов двадцать от прочего населения.

– А подобные этому места еще есть?

– Разумеется. В Америке их не менее десяти, еще пять в Европе. Они разбросаны по всему земному шару, только это не афишируется. Против них не воюют, но только до тех пор, пока они не ступят в мир внешний. Считается, что аноним, перешедший черту, несет в себе преднамеренную угрозу для иллюзорного мира. Территория этого сектора начинается десятью километрами южнее и расстилается еще на двадцать километров к северу. Некрупный, но никто и не говорил, что он самый большой.

– А люди с чипами…

– Прокаженные.

– Они не могут присоединиться к нам, если уже помечены?

– Могут, если очистятся от меток. В том числе имен. Но зачем им это? Они плавают по своим утопиям и бросать их ради реальности не намерены. Реальность, в которой работают? – фыркнула она. – Увольте! Их лишили права выбора, поэтому они разучились видеть настоящее.

– Маха – не твое настоящее имя?

– А кто говорил, что я была прокаженной? – оскорбилась девушка. – Это мое имя, потому что меток я никогда не носила. И вообще согласилась на такую жизнь одной из первых.

– Прости, – неловко улыбнулся он, приступая к остывшему кофе. – Но это звучит как мракобесие. И этот крест… Какое-то навязывание религиозных взглядов. Подобное существовало и в мое время.

– Полагаешь, я шучу? – разозлилась Маха.

– Нет, я уже почти ничему не удивляюсь. Но крест – это уже навязывание.