Город, в котором солнце светит только ночью

Меня всегда удивляла безалаберность, с которой воюют эти все слуги Аллаха. Гортанно перекликаясь, они подошли на дистанцию броска гранаты. Наверное они шли цепью, прочесывая всю площадь минометного обстрела. Сначала я как можно дальше бросил гранаты, одну за другой, подождал, пока перестанут лететь осколки, и выглянув из своего укрытия, начал прицельно бить по огненным вспышкам, обозначающим захваченных врасплох и беспорядочно стреляющих моджахедов.

X

Мы ушли на переформирование незадолго до того, как моджахеды начали наступление. Тем ребятам, которые сменили нас на передовой не повезло. Мало кто успел отойти. Мощнейшая огневая подготовка наступления сделала свое дело, многие остались лежать в своих окопах и блиндажах, не успев отойти на позиции второго эшелона обороны. За время многомесячного противостояния моджахеды очень точно определили геолокацию наших позиций, несмотря на всю мобильность, которую мы применяли, меняя каждые три дня свое местонахождение, поэтому накрыло наших сразу и без шансов на организованное отступление. Двое ребят, которым удалось выбраться оттуда рассказывали, что “утюжили” их артиллерией, дронами, ракетами. Затем огонь перенесли вглубь нашей обороны, разнеся укрепления в клочья. После артподготовки механизированные части, в авангарде которых находились беспилотные танки, прошли маршем до Черного яра, где их остановили наши системы залпового огня, сосредоточенные южнее Сталинграда. Таким образом, Кавказский эмират сумел отодвинуть линию фронта вдоль Волги почти на двести километров от Астрахани. Как обстояли дела западнее мы не знали, у нас разрядились все источники электропитания. Как это иногда бывает на войне, атакующие странным образом обошли нашу базу стороной. Возможно из-за нашей незначительной численности, генералы эмирата просто пренебрегли необходимостью тратить на нас время, ради быстрого продвижения на север.

По окончании отдаленной канонады, длившейся три часа, наступило затишье, которое прервалось через час мощными разрывами уже гораздо более близкими. Эта артподготовка шла часа полтора. Сложно сказать почему, или из-за применения Кавказским эмиратом новых систем радиоэлектронной борьбы мы остались без связи, или из-за безалаберности нашего командования, которое не озаботилось дублированием каналов связи в своем глубоком тылу, но никакой информации мы не имели с самого начала наступления моджахедов. Примерно через четыре часа к нам пришли первые отступающие: два парня-срочника без оружия. Они буквально чудом вырвались с передовой, бросив оружие на полпути, чтобы не мешало. Наш взводный арестовал их как дезертиров, и посадил в подвал школы. Еще через час подошел срочник, мужик лет тридцати пяти, назвался сержантом Ермоловым. Вся амуниция на нем была хорошо подогнана, автомат вычищен, а огромный тесак заточен не хуже катаны. Мы еще тогда пошутили, что теперь моджахеды пожалеют о том, что родились на свет. Его убило первым. Шальной снаряд, выпущенный танком-беспилотником, разнес его хорошо замаскированный наблюдательный пункт, который находился метрах в трехстах от деревни. Грохочущая лавина, обтекая нашу деревню, редко постреливая прошла на север мимо нас. Опять наступило затишье. Санек сказал, что может стоит попробовать прорваться к нашим, но начавшаяся теперь уже на севере канонада, поставила под сомнение своевременность этого плана. Мы решили выждать сутки-двое, возможно контрудар наших отбросит моджахедов обратно. Под утро следующего дня мимо нас на север пошли машины с войсками Кавказского эмирата. Они прошли также, как и танки. Мы решили, что через пару дней, когда активная фаза боевых действий завершится, а линия фронта еще не устоится, мы сможем прорваться к своим. Но к полудню наши надежды улетучились вместе с разъездом моджахедов, обстрелявших наш пост из легкого бронетранспортера. Они попытались въехать в деревню, но ребята отстрелили по ним пару гранат из подствольников. Активная защита бронетранспортера подорвала гранаты на подлете, но сканеры не успели засечь место, из которого наши стреляли. Скорострельная малокалиберная пушка бронетранспортера разнесла крайний дом в пыль. Моджахеды не стали больше испытывать волю своего Аллаха и очень быстро ретировались. Через час нас атаковала группа из одного обитаемого танка, трех беспилотных и двух бронетранспортеров. Я, Санек и Славян окопались в подвале жилого двухэтажного дома недалеко от въезда в деревню. Это был один из двух сохранившихся кирпичных домов.

Первый беспилотник появился один и без прикрытия. Пыля по центральной улице, он периодически поворачивал ствол пушки то в одну сторону, то в другую, как будто обнюхивая окрестности. Если сканер обнаруживал где-то движение или тепловое излучение, танк останавливался и стрелял туда.

– Старая модель, херня, – прошептал Санек. – Китайцы такие уже лет десять не применяют. У них с ходу стреляли, когда Екатеринбург штурмовали. Я помню. Жути они тогда на наших нагнали. С разумными железками воевать страшно.

Чувствовалось, что Саньку не по себе и он говорит лишь бы заглушить страх.

– Эти то что…, эти управляются с пульта, старье. У китайцев они на автопилоте работали. Наши рассказывали: в них влупишь херову кучу всего, а они пушками, пулеметами, если они не повреждены, херачат во все, что движется. Это китайцы им свое старье сплавили.

Мне тоже было страшно. Хотелось бросить все и бежать без оглядки от этих самодвижущихся стреляющих железяк.

– Говоришь с пульта управляются? – осведомился тихо я.– Славян, у нас где-то завалялись гранаты с выносными системами РЭБ. Помнишь в учебке показывали?

– Ну, – не понимая к чему я клоню подтвердил Славян.

– Достань одну и посади гранатку где-нибудь приблизительно под этой железкой. Только зайди сзади. Стреляй и сразу уходи. Сможешь?

Славян со своей хладнокровностью, подходил для этого как никто лучше.

– Сделаем, – как всегда кратко ответил он.

– Мы сейчас его от Аллаха отключим, – увеличивая изображение на своем индивидуальном мониторе, с ехидцой произнес я. – Санек, приготовься саданешь по нему из “тяжеляка” пока он связь не восстановит.

“Тяжеляком” мы называли крупнокалиберный ручной гранатомет. Здоровенный Санек легко управлялся с ним.

– А я вас прикрою, – закончил я план.

Пару раз мне приходилось отсекать огнем моджахедов, когда они поменяв тактику шли за танком. После первой неудачной попытки штурма моджахеды минометным огнем почти сравняли с землей обе двухэтажки и ближайшие строения в радиусе ста метров от них. Спасибо тем строителям, которые сделали в свое время высокий бетонный фундамент с узкими, как бойницы слуховыми окнами. Если бы этажность домов была выше, то их непременно завалило бы битым кирпичом, а так стараниями моджахедов мы получили великолепные укрытия и огневые точки. Мусор разрушенных этажей и три железобетонных перекрытия закрывали нас сверху от мелких и средних мин и снарядов.

Так мы сожгли две машины, пока Славяна не ранили в ногу. Я вызвал подмогу. Воронин пришел с тремя ребятами и занял подвал противоположного дома. Они успешно отбили атаку на северной стороне деревни. Это оказалось как нельзя кстати, времени хватило только на то, чтобы перевязать Славяна, как сразу появилась пара новых танков. Теперь за беспилотником шел обитаемый танк, прикрывающий его, что усложняло все дело в несколько раз.

– Славян, пропускай первый. Мужики, – обратился я к ребятам окопавшимся в школе, – к вам идет беспилотник. Мы его пропускаем, тут за ним полноценный идет, его попробуем с ребятами вальнуть. Сержант, вы там готовы?

– Готовы. Мы бьем по ходовой, останавливаем, а вы стреляйте по вооружению. У него активная защита в нескольких местах отстреляна. На вашей стороне как?

– Левый передний весь отстрелянный, пустые ячейки. У него с нашей стороны пушка разворочена. Один пулемет поврежден, второй, похоже, действует. Ракет нет. Мы стрельнем по фронтальной и кормовой пушкам сначала гранатами из подствольников, чтобы защита его отстрелилась и сразу тяжеляком вдарим. До водилы не доберемся, но и хрен с ним, мы попробуем выбить все сканеры. Он у нас, сука, ослепнет и оглохнет, будет сидеть и молиться в собственном говне.

– Миха, вы стреляйте тепловыми ловушками перед ним и сзади. И сразу после этого лупим как договорились.

– Принято.

У Воронина сразу все пошло не так, что как ни странно и спасло нас. Кирюха, который нормально вышел на позицию, замешкался с выстрелом. То ли испугался, то ли еще что-то, но несмотря на взрыв на броне спереди, снаряд, выпущенный задней пушкой с секундной задержкой, разнес Кирюху на мелкие и не очень кусочки. Тут же одновременно выстрелили я и Славян, секундой позже Санек. Когда несколько кровавых ошметков упало возле нашей “амбразуры”, меня вырвало. Санек остервенело перезаряжал “тяжеляк”.

– Санек, остынь, – меня тоже колотило, но терять голову сейчас было никак нельзя.

Фронтальная пушка и какой-то из сканеров остались в рабочем состоянии. Выяснилось это секундами пятью позже. Третьего Воронинского паренька, Леху, с отчаянным криком выскочившего из подвала и выстрелившего из своего “тяжеляка”, разорвало ответным снарядом. Своеобразная дуэль и для танка закончилась плачевно. Лехина граната не только разворотила фронтальную пушку, но и слегка сковырнула набекрень башню. Санек выскочил из подвала и отчаянно матерясь, выстрелил в появившуюся щель под башней.

– Сука! Сука! – повторял Санек.

Он стоял перед мертвым дымящимся танком с опущенными руками и все матерился. Гранатомет валялся рядом в пыли. Башня почти съехала с танка и уткнулась одним из стволов в землю. Я осторожно подошел к танку и заглянул внутрь. Верхняя часть броневой капсулы развороченная взрывом была забрызгана кровью и мозгами находившегося в ней моджахеда, тело обгорело.

– Миха, уходите! – орал мне и Саньку Воронин. – Сейчас пехота может подтянуться.

Я развернулся, и пригнувшись побежал к Саньку. Он стоял выпрямившись во весь свой огромный рост, дико смеялся, грозил кулаком танку и матерился. Не долго думая я сходу дал ему в нос, чтобы он пришел в себя.

За все время пока мы находились на фронте, нам по сути не приходилось воевать по-настоящему, поэтому это небольшое сражение стало для нас настоящим боевым крещением. Сегодня на наших глазах страшно погибли товарищи, еще зеленые ребята, не успевшие пожить. Такие же как мы. Это стало для меня еще одним большим шагом по жизни. Я понимал Санька, Славяна, погибших Леху и Кирюху, Воронина. Пришел страх смерти, но он не сковывал и обездвиживал, просто у жизни появилась граница, которой я не видел раньше. Я понял что “костлявая” рядом, и может забрать меня внезапно самым случайным и нелепым образом, оставив здесь жить, видеть, чувствовать, думать и слышать других то, что я уже никогда не увижу и не узнаю. В этот момент мне захотелось, чтобы Бог был, и следующая жизнь была, иначе то, что сегодня произошло с нами настолько бессмысленно и чудовищно, что лишает смысла вообще всю жизнь, и лучше сразу застрелиться. Я поверил в загробную жизнь, ведь тогда смерть ребят уже не кажется такой страшной в своей необратимости, а дверь которой они ушли, уже не просто нарисованная абстракция, как очаг в каморке Папы Карло, на самом деле за картиной находится настоящая дверь, и я, как всякий, в свое время открою ее. Теперь понятно, что надо идти по неизвестной дороге до настоящей двери, за которой меня ждет новая жизнь. Где-то в глубине, умом, я понимал, что сейчас эта пришедшая ко мне вера сродни анестезии, что она помогает переживать страшные моменты, и только. Бога я познал позже, когда оставлял погибать раненого отца.

XI

Мы с Саньком пережидали очередной обстрел в подвале небольшого частного дома, разрушенного, как, впрочем, и все строения в деревне. Старик Сергеич, которого мы знали еще по предыдущим переформированиям, сидел на лавочке рядом. Он успел заскочить в подвал незадолго до того как мы после первых разрывов, бросившись на землю, приползли к знакомым развалинам, где под обгоревшими остатками когда-то хорошего кирпичного дома находился боковой вход в подвал. Ослабший, с редкой седой щетиной на бледном лице, Сергеич, откинув голову и едва касаясь затылком мокрого бетона, медленно курил под звуки взрывов и учил нас жизни. Вертикальный столб света от полуденного солнца едва освещал наше укрытие. Пыль, поднятая нами и взрывными волнами, неистово носилась в луче, вместе с сигаретным дымом создавая впечатление гигантского меча джедая, проткнувшего потолок нашего укрытия, и глубоко ушедшего в землю.

– Вы, ребята, помирать не торопитесь. Вам еще здесь надо дела поделать важные. – Глубоко затянувшись, он закашлялся, да так, что Санек его похлопал по спине, как если бы тот подавился.

– Какие такие дела нас ждут здесь, Сергеич? – Я взял у него наполовину скуренную сигарету и затянулся.

– Много дел у вас еще, ребятушки. Вам еще полюбить надо. Баб-то поди толком и не видели.

– Дочка у меня уже, – гордо ответил Санек. Потом немного замявшись закончил, – правда родилась уже после того как меня забрали, только по видеосвязи смотрел.

Сергеич покачал головой, как бы подтверждая свои мысли.

– А чего там учиться? В каждой второй книжке про это написано, – закутавшись в дым последней затяжкой, спросил я.

– Написано-то написано, но никто не научит тебя любить. В этом, брат, и наука, которую каждый сам проходит.

– Ты, Сергеич, хочешь сказать, что любви нельзя научить?

– Ну так, конечно. Это, кажись, единственная наука, которой нельзя научить. Читать, писать, числа складывать-перемножать, в космос летать – это пожалуйста, а вот любить – нет, поэтому книжек и фильмов про нее так много, что никто своей любови научить не может. Ну дико звучит: “научить любви”, правда? У каждого человека она своя. Один раз приходит или несколько, это не важно, главное любовь раз, и пришла, она твоя. Запомниете, ребяты: никто не научит вас любить вашу жену. Вы ее или любите, или нет.

– Как это?

– А вот, Саня, ты свою жену любишь?

– Понятное дело, – широко улыбнувшись, ответил он.

– Это хорошо. А вот, допустим, женился ты по “залету”, по пьянке все получилось, и тебя с души воротит от нее, а она мать твоего ребенка, между прочим, а твоя мамка, допустим, учит: “Люби ее, сынок. Она такая красивая и хозяйственная”. Ты смотришь, действительно она и хозяйственная, и симпатичная, и тебя, и ребенка любит, а тебе она что пустое место. И ничего ты сделать с этим не можешь. И хоть будешь ее целовать и ласкать, как в книжках написано или в кино, а милее она тебе не станет. Или наоборот: все говорят и плохая она, и дурная, и некрасивая, а тебе все нипочем. Жить без нее не можешь. Вот и получается, что любовь такая штука, которая только твоя бывает. И слова, и прикосновения всякие только твои, и никто тебя ничему в этом деле не научит.

– А как же: стерпится – слюбится?

– Да все также. Если и “слюбится”, так это у тебя слюбится, через какое-то время, через твое душевное движение…

Рядом ухнул сто пятидесяти миллиметровый. Нас слегка присыпало землей из дырки над головой. Все стихло, обстрел, похоже, закончился.

– Сергеич, вот ты сказал: “не торопитесь помирать”, а как же Родину защищать, если не быть готовым умереть?

Санек смотрел не на Сергеича а вглядываясь в световой столб, в котором после взрыва мириады частичек пыли плотной темной массой хаотично метались, гоняемые разными движениями потревоженного взрывом подвального воздуха, пытался что-то рассмотреть. Частички, отчаянно пометавшись, вылетали из света, уступая место новым.

– Саня, вся подлость ситуации заключается в том, что войну не мы, простые люди начинаем, а вот воюем за Родину мы, то есть народ, когда враг приходит в наши дома. В Великую Отечественную Гитлер начал воевать с Советами, а побежден был русским народом.