Kitabı oxu: «Эффект искаженных желаний»

«Начала, заложенные в детстве человека, похожи на вырезанные на коре молодого дерева буквы, растущие вместе с ним, составляют неотъемлемую часть его».

Виктор Гюго

Всем моим одноклассникам и просто друзьям детства посвящается.

Издержки профессии:

Вот уже семь лет, каждый раз, когда я сталкиваюсь с поступками людей, которые вне орбиты моего понимания или с жизненными обстоятельствами и невозможными совпадениями, то произношу одну и ту же фразу: «Если бы я такое написала в книге, меня бы закидали отзывами – так не бывает».

Жизнь более – изощренный писатель, чем человек.

Так что перед тем, как воскликнуть, вспомните об этом.

А лучше просто отдохните, наслаждаясь историей.

Все герои, места, события – плод фантазии автора, а совпадения случайны.

 
И все-таки сей мир спасет любовь,
Она одна, и нет других решений.
Он безнадежен в колесе свершений,
И все-таки его спасет любовь.
 
 
Лишь с нею мы способны на поступок,
Ведь мир, кружась в угаре сотни лет,
Не замечает уже веры свет
И позабыл давно, как свет тот хрупок.
 
 
Любовь одна богата чудесами,
Мальчишка малый или старый дед
К любимой могут через сотни бед
Под алыми примчаться парусами.
 
 
И матери любовь всего сильней,
Сквозь километры защитит дитя,
Руками беды отведя,
Почувствовав беду за семь морей.
 
 
Так любят Родину, взлетая, журавли,
Героев души унося на небеса,
Она ж на все живые голоса,
Рыдая, признается им в любви.
 
 
Что мир наш жив – нет лучших объяснений,
Как Феникс с ней он возродится вновь.
И все-таки сей мир спасет любовь —
Она одна, и нет других решений.
 

Стрельня

1881 год

Дом известного ювелира Зельда Сегаловича

«Как же холодно в комнате», – думала Ольга, лежа под плотным пуховым одеялом.

Сегодня разыгралась сильнейшая вьюга и, казалось, выдула через окна все тепло, которое так старательно пытались дать печи. Их было несколько в большом доме зажиточных Сегаловичей, они пыхтели и трещали, но все равно не справлялись с январскими морозами.

Ольга еще немного полежала, прислушиваясь к шорохам уснувшего дома, и нащупав босыми ногами свои меховые туфли, поплелась на первый этаж, в кухню, где царствовала их повариха Аркадия. Девочка знала, что Арка, как просила называть себя повариха, всегда находилась там, даже ночью. Оля очень любила приходить сюда в тихих потемках.

Хоть кухня и находилась на цокольном этаже, но более теплого и уютного места сейчас было не найти.

– О, явилась, именинница! – обрадовалась Арка, увидев Ольгу. – Я же тебе подарок приготовила, смотри.

Она аккуратно достала из кармана передника небольшую заколку в виде птички. Она была очень искусно сделана и казалась живой. Диковинная птица была инкрустирована камнями, но, видимо, мастер, что изготовлял эту заколку, был не просто талантом, а настоящим волшебником, потому что множество мелких камней сливались в едином мазке художника. Голова и грудка птички были черного цвета, а нижняя часть спины, хвостик и крылья – темно-синего. Хохолок был словно из настоящих перьев, лишь прикоснувшись к нему можно было понять, что это тоже камни, а длинный тонкий клюв приоткрыт, словно птичка что-то очень красиво пела.

– Это тебе, – сказала Арка гордо. – Храни ее, и пусть эта она будет твоим талисманом.

– Талисманом? – не поняла Оля.

– Да, милая моя. Если ты не знала, талисманы мы создаем себе сами, – со знанием дела подтвердила Арка.

– Как это?

– Вот смотри, меня этому приему научила одна моя знакомая. Берем маленькую вещицу, неважно какую, но лучше, чтоб это была вещь любимого человека или подарена тем, кто тебя любит. Каждый день талисман надо целовать, благодарить за удачу и просить помощи. Чувствуя человеческое тепло, туда обязательно подселится маленькая сущность.

– Она не плохая, эта сущность? – испугалась Оля.

– Она никакая. Ты будешь создавать ее сама, своими просьбами, мыслями и благодарностями. Какие будут просьбы и мечты, такой и станет маленькая сущность. В итоге, талисман возьмет тебя под опеку. Он будет помогать тебе во всем и охранять. Поверь, когда ты приручишь его, когда сделаешь своим, то будешь просто диву даваться, на какие чудеса способен маленький талисман.

– Спасибо большущее, – искренне произнесла Оля и обняла пожилую женщину за шею. От Арки очень вкусно пахло пирогами с капустой и тушеным мясом.

– Как прошли твои именины? – спросила повариха, поставив перед девочкой большую кружку чая с остатками пирога, и вновь приступила к заготовкам.

Оля же, натянув ночную рубаху на колени и поджав под себя ноги, стала рассказывать о праздновании ее одиннадцатого дня рождения. Девочка не могла объяснить, почему, но старая повариха была ее самым родным человеком в этом доме. Отец и мать были строги и холодны со своим ребенком, а простая женщина, сколько Ольга себя помнила, дарила ей настоящую любовь, такую простую и такую настоящую, что не почувствовать ее было невозможно. Вот и сейчас, она с увлеченным видом слушала Ольгу, хохотала и сопереживала ее рассказам, как никогда бы не стали делать ее родители.

– Хорошо у тебя тут, – вздохнула Оля, закончив вспоминать свой праздник. – Вот я вырасту и тоже буду постоянно на кухне возиться как ты! – в сердцах сказала она.

– Глупости говоришь, – усмехнулась Арка. – Человек должен стремиться к лучшей жизни. Croire en votre étoile, – вдруг сказала она на хорошем французском, чем привела маленькую девочку в недоумение.

– Верь в свою звезду, – машинально перевела Ольга и немного ошарашено уставилась на Арку, словно требуя объяснений.

Повариха перестала резать мясо, отложила нож и молча села напротив девочки.

– Знаешь, моя дорогая, – немного подумав, сказала Арка, – судьба – очень злая штука. Сегодня ты графиня, а завтра нищенка, готовая на все ради куска хлеба.

– И на преступления? – спросила Ольга.

– И на преступления, – подтвердила Арка немного неуверенно. – Если бы ты увидела меня еще двадцать лет назад, то поразилась бы моей красоте, воспитанию и уму. Ты не смотри, что я так выгляжу, мне ведь и пятидесяти еще нет, но тяжелый труд быстро старит человека.

Оля не могла представить Арку молодой и потому засомневалась во всех ее словах.

– Так ты была преступницей? – спросила она шепотом.

Арка оглянулась, проверяя, не подслушивает ли кто, и тихо ответила:

– Не спеши осуждать. Я родилась и жила в Одессе, была молода и красива, отец даже успел дать мне неплохое образование до того, как разорился и повесился. Сначала я очень винила его, ведь он оставил меня, восемнадцатилетнюю девушку одну с огромными долгами, а сейчас я жалею его.

– И что ты сделала? – спросила Оля, не скрывая огромного удивления.

– Когда все, чем владел отец, забрали за долги, я хотела утопиться, но на пирсе ко мне подошел красивый парень. Он был прилично одет и отговорил меня сводить счеты с жизнью. Его звали Святослав. Он пообещал, что даст мне работу и семью, и что никто меня там не обидит. Так я и попала в банду. Именно ее имел в виду под словом «семья» мой спаситель.

– И что вы там делали?

– Грабили, – как-то просто произнесла Арка. – Им нужна была красивая и образованная приманка для богатых, и я подходила на эту роль. Ты знаешь, дорогая, красивым все дается легче, им все прощается. Перед красивой женщиной открываются запертые двери, а строгие правила становятся лояльней. Les belles femmes peuvent être un peu plus.

– Красивым женщинам можно чуточку больше, – опять машинально перевела Оля.

Повариха замолчала, словно бы оценивая, что можно еще сказать маленькой Ольге, а что нельзя.

– А что потом? – поторопила ее Оля, понимая, что все самое интересное впереди.

– Знаешь, какой самый большой недостаток красоты?

Ольга помотала головой.

– Она очень быстро увядает, – грустно пояснила Арка, – превращается в воспоминания, уходя вместе с молодостью и самоуверенностью. Да, – махнула она рукой, – если честно, я никогда не хотела этим заниматься, не лежала у меня душа, и потому как-то незаметно я превратилась в хозяйку малины. Готовить мужикам банды обеды и стирать вещи я научилась очень быстро, да и получалось это у меня неплохо и потому в тридцать восемь лет уже стала просто обслугой.

– А как же они без красотки? – нахмурилась Оля.

– А без красотки никак, – подтвердила Арка с улыбкой. – Вскоре она у них и появилась, только это была не я, размазня и нюня – это была звезда. Звали ее Сонька, а прозвище ей дали «Золотая ручка», ведь к чему бы она ни прикасалась, все обращалось ей в прибыль. Она умела вытащить портмоне из кармана или часы, составляла головокружительные планы налетов, а еще очень талантливо перевоплощалась. Иногда даже я не могла ее узнать, ей бы на сцене играть, а не в бандах водиться, но ничего уж не поделаешь, судьба такая. Сонька не терпела конкурентов и запретов, ей нужно было все и сразу, мне казалось, что она и страха-то не испытывала никогда, один кураж. А уж везло-то как ей – и не расскажешь, вот прям оберегал ее кто. Кстати, про талисман это она мне и рассказала, был у нее у самой такой. Так вот другие воровки, зная о Сонькиной везучести, очень хотели от нее подарочек заиметь, чтоб и себе талисман сделать. Поговаривали, то, что побывало в руках у Соньки, приносило его обладателю воровское счастье.

– Она была красивая? – спросила Оля, уже представляя эту бесстрашную женщину в образе воительницы.

– Ну почему была? – улыбнулась Арка. – Уверена, она и сейчас очень хороша собой. Слышала я, Соньку недавно в ссылку отправили в Иркутскую область, но наверняка даже там она самая красивая и долго не засидится.

– Ты-то откуда знаешь? – поинтересовалась Оля.

– Так рассказали мне, когда я надумала тебе подарок непременно найти, – Арка махнула в сторону заколки. – Что купить дочке ювелира, который всему Петербургу заказы делает? Думала я, думала и вспомнила про одного еврея, что торгует такими красивыми вещами. Мы с ним еще по старой жизни пересекались в Одессе, а в прошлом месяце, когда я по поручению твоей матушки в первопрестольную ездила, тогда-то увидела его в лавке на Хитровке и поняла, что он, как и я, сбежал из Одессы, только я в Стрельню, а он в Москву перебрался. Вот когда твоим подарочком озаботилась, тогда и вспомнила о Якове Кривом.

– Он правда кривой? – захихикала девочка?

– Нет, это он себе такую фамилию выдумал. По родителям он Кац, но решил, что родная, слишком кричащая для ювелира, – хихикнула Арка.

– А он про Соньку откуда знал? – допытывалась Ольга.

– Так вот эту заколку она ему и принесла на оценку еще в Одессе. Не простая она, из камней и золота сделана, а камни в ней все сплошь драгоценные, так мне Кривой сказал. Уж какие – не знаю, но Кривой в этом деле всегда спецом считался, и врать ему смысла нет. Сонька ему еще и историю знатную рассказала, что заколку эту ей подарил сам цесаревич Николай.

– Не может быть! – округлила глаза от восторга Оля.

– Да, конечно, – засмеялась снисходительно Арка. – Сонька та еще выдумщица, ей бы книги писать. Соврала, скорее всего, для того, чтоб с Кривого больше взять, вещицы с историей всегда хороших денег стоят. Так вот, отдала она птичку, а за деньгами в назначенный срок уже не вернулась, Кривой узнавал через свои связи, что направилась Сонька в Иркутск, ссылку отбывать, потому Яков с вещицей этой в Москву и приехал. Держать у себя птичку не хотел, боялся, что она замешана в чем-то, но и продать без разрешения Соньки не мог, она бы ему этого не простила. Поэтому как увидел меня, так и обрадовался, помнил, что мы с Сонькой семьей были, вот и отдал ее мне от греха подальше, даже денег не взял.

– А если Сонька придет и потребует заколку? – испугалась Оля.

– Не переживай, солнышко. Кривой знал, что делал, потому как мы не просто бандой были, мы семья. Поэтому бери заколку, мой тебе подарок, и помни обо мне, только историю эту никому и никогда не рассказывай, особенно своим родителям, прогонят они меня. Умение хранить секреты – это один из главных секретов счастливой жизни. А я вот, дура старая, что-то с тобой разболталась, – засмеялась Арка, – пора ведь мне тесто ставить.

Оля подошла и поцеловала еще раз повариху, однако сейчас она взглянула на нее по-другому, через морщины и серость усталой кожи она все же разглядела и красоту, и былое благородство, а самое главное – ее любовь к маленькой Оле. Ни мать, ни отец не любили ее, и потому она это очень тонко чувствовала.

– Я тебя, Арка, никогда не забуду, – сказала Оля. – А вырасту, стану богатой – к себе в дом заберу. Ты там работать не будешь, а только на пяльцах вышивать и книги вслух мне читать, – и подумав, добавила: – на французском.

Ни Арка, ни Оля, не знали тогда, какую ей судьбу предрешила старая повариха своим подарком и рассказом.

Может, и хорошо, что не знали.

Глава 1
Катя
Чепи – фея

Без обыкновенных людей – не бывает великих.

Закон стаи

Москва, июнь 2014 г.

«Главное, чтоб не было больно. Чтоб сразу – раз, и нет меня», – подумала Катя, и от этих мыслей ее вдруг сильно затошнило, так, что она побоялась, что вырвет прямо здесь, на бордюре пологой крыши.

Екатерина Соколова смотрела вниз с высоты четырнадцатиэтажного дома и не чувствовала страха. Стояло ранее утро, и внизу никого не было, даже дворник дядя Вова еще не вышел шаркать своей метлой по асфальту и будить этой монотонной мелодией жителей большого дома.

Екатерина пришла сюда еще вчера, ей попросту некуда было больше идти, но вечером она так и не смогла дождаться, пока уйдет дворовая шпана, поэтому присела в угол плоской крыши и от усталости уснула – сказались истерики последних дней. Благо на дворе лето. Правда ночью все же не жарко, потому Катя укуталась в свою любимую ветровку, некогда ярко желтую, сейчас же она бессовестно выгорела, но от этого не перестала сохранять тепло собственного тела. Ее подарила мама, и поэтому это была не просто ветровка, а талисман, воспоминание, – это была часть ее прошлой жизни, которая уже непонятно, была на самом деле или приснилась ей.

Сон под открытым небом оказался лучшим из тех, что у нее был за последние пять лет. Катя наконец-то выспалась, здесь, на крыше простого дома в спальном районе города Москвы.

Проснувшись с первыми лучами солнца, она вновь встала на то же место, что и вчера. Идея была проста: она не хотела никого пугать, а дворник дядя Вова, он сильный, он Афган прошел и не такое видел. Когда найдет ее, то сразу вызовет полицию, и те оцепят место падения. Все, никаких травм для маленьких и взрослых. Сейчас надо лишь сделать шаг и весь тот ужас, что свалился на Катю, перестанет существовать. Нет, он останется здесь, на земле, такие кошмары не исчезают бесследно, но ей уже будет все равно.

Господи, какой же короткой оказалась ее жизнь! Кто бы мог подумать, а ведь так хорошо все начиналось. Не детство, а вечный праздник. Папа, мама, городской парк и мороженое летом. Зимой елки и подарки от Деда Мороза. Кто самая красивая снежинка? Конечно, Катенька Соколова. Кто будет читать главный стишок? Естественно, наша красавица! А грамоту за отличную учебу и путевку в «Океан» кому? Катеньке Соколовой, кому же еще! Первым потрясением, звоночком грядущих неудач, был уход папы. Нет, ушел он просто, перенеся сумку со своими вещами буквально в соседний дом. Потрясением же для двенадцатилетней тогда Кати было то, что взрослый мужчина, который еще недавно забавно целовал ее в носик и называл принцессой, вдруг стал прятаться от нее. При встрече на улице старался перебежать дорогу. Мама же, когда объясняла, почему нет денег, рассказывала Кате, что папа уволился с хорошей работы, где платили официально, и устроился на меньшую, но с заплатой в конверте, чтоб не платить положенные алименты, а ограничится смехотворной выплатой в тысячу рублей как безработный. Мир розовых пони и единорогов тут же потускнел, но тогда Катерина отказывалась в это верить и все-таки подкараулила отца. Ей даже сейчас не хотелось вспоминать, как он был жалок, что-то мямлил, отвратительно унижал маму, говоря, что это она виновата в том, что он ушел, и считал мамины деньги, объясняя Кате, что она и сама вполне может ее содержать.

Больше она с отцом не разговаривала. Никогда. Да и он не горел желанием. Он по-прежнему жил в соседнем доме, в новой семье, с годовалым на тот момент сыном – видимо, связь с этой женщиной была давняя, – а при случайной встрече с Катей всегда отводил глаза. Не пришел отец даже на похороны мамы, хотя, справедливости ради, он мог и не знать о ее горе. Катя не стала специально его оповещать, не было ни желания, ни сил.

Но удар от нерадивого родителя Катя тогда смогла пережить, ведь рядом была мама, она сказала, мы справимся, и они справились. В старших классах, в общем-то, ничего не поменялось: самая красивая, самая умная, самая талантливая. Как там в кино? Спортсменка, комсомолка и просто красавица.

Когда Катя получала аттестат с отличием и золотой медалью в статусе королевы выпускного бала, казалось, что впереди ее ждут только счастье и успех, с такими-то данными. Но не все в этой жизни зависит от бога, многое от дьявола. Пойдя в поход после выпускного, они, видимо, его разбудили, где-то там, в тайге, на реке Гилюй, рассказывая свои желания черноголовой сойке. Именно тогда, после рокового похода началось ее падение вниз, на самое дно – вот оно и привело ее на эту крышу.

Если бы знала мама…

Мысли о маме вновь вызвали приступ истерики, Екатерина не удержалась и закричала в голос, на весь спальный микрорайон:

– АААААААА!!!

Ее крик почему-то потонул в тишине спящего города и даже не пронесся эхом над домами, а пропал, прямо как она сейчас, когда сделает шаг в вечность.

– Прости, мама, что не пришла к тебе попрощаться, – сказала вслух Катя, и ей очень захотелось, чтоб мама ее услышала. – Прости меня, что мы не встретимся там. Ты ведь в раю, точно в раю, а я сразу в ад! – вновь закричала она, словно пытаясь достучаться до небес и ожидая от них ответа.

Но те равнодушно молчали, показывая тем самым, что им плевать на нее, маленькую песчинку, одну из миллиона таких же заблудших душ. Катя много видела подобных ей за последние пять лет. Одни были уже мертвы, хоть и передвигались еще по земле, они ели, пили, спали, но душа уже давно была пуста. Другие же, как и Катя, надеялись на Бога. Повторяя про себя: помоги, услышь меня, это я, мне плохо. Большинство так и не были услышаны. Бог забыл про них, вычеркнул из списков навсегда, как и Екатерину Соколову. За грехи, все за грехи.

Перестав ждать ответа с небес, Катя уже занесла ногу для решающего шага, как вдруг прозвенел телефонный звонок. Такой земной и обыкновенный, и потому нелепый во всей ее истории, когда она напоследок попыталась поговорить с небом и с самой собой.

От неожиданности, а может потому, что Катя и правда хотела оттянуть этот страшный момент и просто искала предлог, она достала телефон из заднего кармана джинсов и, даже не посмотрев, кто звонит, сразу ответила:

– Алло, – хрипло произнесла она.

Только сейчас, сказав свое еле слышное «алло», Екатерина поняла, что на самом деле звонить ей в четыре тридцать утра может только один человек – Дмитрий, и от предчувствия радости сердце заколотилось. Он одумался, ему стыдно, и звонит он попросить прощения и сказать, как любит ее.

– Ой, блин, плости Соколова, – услышала она женский голос и от разочарования беззвучно заплакала. Это был не он. – Я забыла, что ты в Москве живешь, у тебя, навелное, ночь еще. Точно, вот посчитала, ага, четыле утра у тебя. А ты чего не спишь-то?

Катя неловко слезла с высокого бордюра пологой крыши и, выдохнув, спросила:

– Кто это?

– Здлавствуйте, пожалуйста, – протянул женский голос, очень знакомо не выговаривая букву «р». Воспоминания, связанные с этим голосом, были какие-то до боли родные, но они никак не хотели всплывать в памяти, лишь мелькали где-то на ее задворках. – Ты мне сейчас скажи, ты сплосонья это или зазналась там в своей Москве?

Катя ничего не отвечала, мозг отказывался предлагать что-то стоящее, словно он решил, что уже лежит там, на асфальте, и ему не придется никогда больше думать.

– Эй, Соколова, ты куда плопала? Валианты хоть будут или мне пледставиться? – продолжал говорить женский голос, который Катя никак не могла вспомнить, но понимала, что это кто-то оттуда, из другой жизни; оттуда, где была еще жива мама; оттуда, где вся жизнь еще была впереди.

– Вы из Хабаровска? – спросила неуверенно Катя.

– Ха, – засмеялся женский голос. – Если ты так будешь узнавать, тогда мы и к моей ночи не добелемся до нужного лезультата. Колоче, Соколова, я понимаю, четыле утра, я сама виновата, что так лано. Я Ила Дивова. Вспомнила? Ну же, 11Б, мы называем себя стая, шутя учебники листая, мы называем себя сила, ведь учит нас святая Ангелина? – пропела она коряво.

– Привет, – сказала так же равнодушно Катя и пожалела, что вообще взяла трубку. Она давно уже забыла школу и все, что с ней связанно. Она похоронила эти воспоминания там же, на могиле мамы спустя год после вручения аттестата, слишком много на нее тогда всего свалилось. Именно тогда она твердо пообещала себе, что как только у нее получится уехать, то сразу же все забудет, и при первой возможности отправилась в Москву.

Ирка Дивова. Как же она ее сразу не вспомнила? Ведь это было так драматично, что девочке, не выговаривающей букву р, родители дали имя Ира. Конечно же, они не могли об этом знать заранее и, надо сказать, очень долго водили ее по логопедам, но звонкая буква так и не далась пухленькой активистке до окончания школы и, судя по ее речи, позже тоже ничего не получилось.

«Надо же, – подумала Катя, – мне, видимо, удалось сдержать слово, данное на могиле матери, и я действительно почти все забыла: Вальку, Хабаровск, школу, стаю, страшный поход после экзаменов, Сонькин пуп и черноголовую сойку. Именно тогда все изменилось, именно тогда черная полоса сменила белую. Забыла я и смешную одноклассницу Ирку Дивову».

Это произошло, конечно, не сразу. Для того, чтоб притупить воспоминания, понадобилось несколько лет, но новые жизненные обстоятельства вытеснили старые неприятные, и мысль, что все произошедшее было вовсе не с ней, а в каком-то страшном фильме, который она смотрела очень давно, прочно засела в голове.

– Ну то, что ты мне не лада, – сказала Ирка, – это я спишу на твое ланнее утло и мой неуместный звонок, но лаз ты взяла тлубку, то слушай. У нас же пятнадцать лет с окончания школы, вот я лешила вечел выпускников сделать. К юбилею школы на это даже деньги выделили. Плилетай.

Бывшая одноклассница так смешно коверкала слова, что Катя просто не могла на нее злиться. Молча бросить трубку тоже почему-то показалось некрасивым поступком, и Катя начала неумело оправдываться.

– Нет, я не смогу, – ответила она глухо. Ей действительно было все это неинтересно, у Екатерины Соколовой рухнула жизнь, какая может быть встреча выпускников, когда все, конец.

– Как знаешь, – расстроилась Ира. – Если надумаешь, это мой телефон, я, между плочим, в олг комитете, и вообще, ты знаешь, кто там будет?

Видимо, собеседница еще не поняла, что Кате абсолютно безразличен состав встречи, и пыталась все еще ее заинтересовать.

– Знаешь, кто будет? – повторила она, держа интригу и пытаясь вывести Катю на разговор. – Сам Анатолий Стоянов, ты даже, насколько я помню, целовалась с ним.

– Я не приеду, – повторила равнодушно Катя, никак не среагировав на фамилию крутого одноклассника, уже давно ставшего легендой всего Хабаровска, хоть он и уехал оттуда, как и Катя пятнадцать лет назад, но его любили, им гордились. Екатерина видела его по телевизору, сначала он вел несколько топовых программ, а после и вовсе стал директором канала, но почему-то такой успешный человек никак не ассоциировался у нее с тем мальчиком, которого они прозвали Чуа-змея. Это был для нее какой-то другой человек и потому никакой ностальгии его образ не вызывал.

– Зля ты так, у тебя же мама здесь похоронена, вот ее бы навестила, навелное, сто лет не была на могиле, – сказала Ира печальным голосом. Видимо она решила использовать все аргументы разом. – Надумаешь – звони, я знаю, что ты квалтилу в Хабаловске плодала, так что можешь спокойно пожить у меня, я одна в холомах обитаю, мама с папой уже давно в Тай пелеблались, ближе к молю. Меня зовут, да вот не хочу я, скучно мне там. Моле, солнце и одиночество. Здесь у меня нет, нет да женихи какие появляются. Опять же подлуги, лабота, а там я себя пенсионелом чувствую. Только это, если все же поедешь, захвати свою часть калты. Ну ту, поняла, о чем я? Мы плидумали клевый квест! Калта как входной билет. Давай, жду, на вечелний самолет ты еще успеешь.

Катя на миг попыталась представить, как сейчас может выглядеть Ира Дивова, и не смогла. Слушая смешную речь, она почему-то по-прежнему представляла ее невысокой сбитой девушкой, глупой и очень инициативной, с ровным каре блекло-русых волос и круглым лицом. Даже тот факт, что у нее уже тогда были состоятельные родители, не менял ничего. Ирка была Улджи, по сути, и носила это прозвище, ничуть не смущаясь. Они тогда все брали себе имена индейцев, ведь они были стаей, а к Ирке оно приклеилось само, потому что означало «луна». Круглолицая луна.

– Ну же, Чепи, давай, будет клуто, – вновь послышались уговоры, и Ирка будто бы прочитав ее мысли назвала Катино прозвище, значившее «фея».

А она уже не фея, давно не фея, Катю уже пять лет как называют «отбитая».

– Прощай, – сказала Катя немного раздраженно и нажала на телефоне отбой. Забытое имя прозвучало как катализатор. Екатерина вдруг вспомнила все то, что, казалось, осталось в Хабаровске навсегда – и хорошее, и плохое. Она точно проснулась от своего московского кошмара, и мысли забегали в ее голове.

«Очень странно, что прошлое постучалось именно сейчас, в эту секунду, – подумала она. – А может быть, наоборот закономерно, может, это знак. Именно оттуда и пошли все мои неудачи. Видимо, не спас переезд в столицу и маниакальное желание все забыть. Даже не так, не помогло желание сделать вид, что все было не со мной, и это был лишь сон или плохой сериал по телевизору, который надо срочно выбросить из головы. Не получилось уговорить себя, что я не виновата в том, что Валька пропал. Оттуда все беды, там они начались, видимо, там и должны закончится».

Екатерина подошла к рюкзаку, который лежал тут же со всеми документами и старыми фотографиями – все, что у нее осталось, – и достала из бокового кармана смятые купюры. Вчера ей их сунул Дмитрий, некрасиво, немного брезгливо бросил в карман рюкзака, а у Кати просто не было ни физических, ни моральных сил, чтоб вернуть их ему.

Видимо, действительно в этой жизни все имеет смысл. Денег было немного, но хватало как раз на билет в Хабаровск, в один конец.

«Может быть, это судьба, – подумала Катя, – и мне нужно вернуться туда, где все началось, а высокие дома, в конце концов, есть везде».

Катя вытерла слезы, подхватила свой рюкзак и стала спускаться с крыши, так и не заметив, что кто-то очень пристально за ней наблюдает.