Kitabı oxu: «Зимнее чудо для босса»

Глава 1

– С возвращением, Надька, – подруга обняла меня, когда я вошла в офис. – Ну и дала ты жару, два месяца на больничном! Везет.

– Перелом ноги – то еще счастье, – хмыкнула я, и начала продвигаться к приемной, кивая встречным коллегам, и улыбаясь.

Мне двадцать пять лет, у меня есть высшее образование. А еще я секретарша, чего очень стыдится моя мама.

И я просто обожаю свою работу! Люблю старенького шефа, который добавляет крепкие капельки в принесенный мною кофе, и к обеду мирно дремлет. Он не орет, не капризничает, отпускает вовремя, и я успеваю заехать за дочкой.

– Надь, – Ксюша побежала за мной в приемную, стуча каблучками, – ты новому боссу постарайся понравиться, ладно? А то, говорят, он новую секретаршу ищет.

– Новому боссу? – нахмурилась я. – Ты о чем, Ксю?

– Так Борис Ефимович дела передает своему сыну, а сам на покой уходит. Дай Боже, не на вечный. А Никита, говорят, тобой недоволен. Ну ты это, осторожнее будь, ладно?

Я рассеянно кивнула, и начала выкладывать на свой рабочий стол конфеты и торт, которые сделала сама. Есть у меня такое хобби – десерты готовить вместе с дочкой. Забавно, что при нашей любви к изготовлению сладостей, поедать эти самые сладости мы не любим.

Зато угощать очень даже. Классная руководительница моей Лизы уже пять кило набрала благодаря моим угощениям.

– Привет, Надюша, – в приемную вошел Борис Ефимович, постукивая элегантной тростью. – Наконец-то ты вернулась! О, мои любимые, трюфельные, – облизнулся шеф, а при виде торта «Графские развалины» его глаза и вовсе загорелись. – Кудесница!

– Льстите. А лучше бы премию выписали! Да вы угощайтесь, – я подвинула конфеты поближе к шефу.

– Я только вошел, а ты уже деньги требуешь. Женщины, – Борис Ефимович цокнул языком, взял шоколадный трюфель, и с наслаждением его слопал.

Вот я так и знала, что Ксюша как обычно напридумывала ерунды.

Ну какой новый шеф, когда старый на месте?! Да и не потянет молодой оболтус управление международной логистической компанией. Конечно, всеми делами занимаются руководители отделов, а наш Борис Ефимович в основном отдыхает, но клиенты наши ему верны. И вряд ли будут работать с молодым да борзым золотым мальчиком.

Я нарезала торт, наблюдая, как шеф одну за другой ворует с моего стола конфеты, будто пятилетний мальчишка. Хорошо что я много с собой взяла, скоро коллеги начнут подтягиваться, а отказываю в угощениях я лишь Вере. Она та еще стерва.

– Вы к себе идите. Я вам кофе с тортиком принесу. А потом приемную украшу, Новый Год на носу, – я с предвкушением посмотрела на второй пакет, который принесла с собой, и набит он игрушками и гирляндами.

А в подсобке елка стоит, которую нужно вытащить, и украсить.

Ох, как же я люблю эту предпраздничную суету!

– Надюш…

Борис Ефимович вздохнул, странно глядя на меня, и покачал головой.

– Что?

– Ничего, – вздохнул шеф. – Потом поговорим.

Хм, может, премии в этом году не будет, и про это Борис Ефимович не решается мне сказать? Если так, то новость неприятная. Сначала я ушла в законный отпуск на четыре недели, год ради этого работала, не отдыхая. А все для того, чтобы дочке помочь справиться, она теперь не малышка-детсадовка, а первоклашка.

А потом, в предпоследний день отпуска, я банальнейшим образом упала на даче, и так «удачно», что сломала левую ногу и правую руку.

Сломала бы еще нос, был бы хет-трик. Комбо!

А деньги, к сожалению, имеют неприятное свойство заканчиваться.

– Ой, конфетки. А я на диете к новому году, но пара штук же не повредит? – забежала Маша из бухгалтерии.

– Ммм, тортик. Надь, может, все же, выйдешь за меня? – в приемную заглянул Слава – наш специалист по таможенным декларациям, и традиционно предложил мне стать его женой. – Я буду тебя обеспечивать, а ты будешь меня вкусно кормить.

– Напоминаю: ты уже женат, – расхохоталась я, распаковывая елку.

– Так меня на всех хватит. Вроде закон скоро примут о многоженстве, я по новостям слышал.

– А я по новостям слышала, что инопланетяне уже среди нас, и вдобавок ожидается восстание машин. Все, иди уже, – замахала я на балбеса рукой.

Коллеги по очереди подтягивались в приемную, позабыв про то, что к корпоративу дружно худели, и поедали мои конфеты, торт, и кокосовое печенье, пока я с удовольствием украшала белую елку красными и синими шариками.

– Так-так, – услышала я за спиной бархатистый мужской баритон. – И что у нас здесь происходит?

– Новогоднее волшебство здесь происходит. Добавляю скучной приемной праздничные нотки, – обернулась, и увидела перед собой настоящего красавчика – темноволосый, высоченный, одет в дорогущий костюм. На вид лет тридцать.

Ух, какой! Новый сотрудник? Клиент? Партнер?

– Ты Надя! – красавчик не спросил, он утвердительно это произнес, и я кивнула. – Та самая, которая то в отпуске, то на «больничном». Та самая, кто в первый же день не работой занимается, а ерундой, – мужчина сузил глаза, перечисляя мои прегрешения. – Та самая, кто потакала моему отцу, подливая в кофе коньяк. И из-за его пьянства мне придется руководить этой богадельней.

Мужчина перестал казаться мне красивым.

Наглый, и вдобавок болван!

– Во-первых, я и правда болела. А на отпуск имеют право все, с кем трудовой договор заключен, – сложила я руки на груди. – Ерундой я не занимаюсь, мой начальник прекрасно осведомлен о том, что я украшаю приемную. И никому я коньяк не подливала! И… что? Вы сказали «руководить»?

Так коллеги не врали, и у нас новый босс?

– Да. Руководить, – отрезал мужчина. – Всеми, кроме тебя. Наслышан о твоей «работе». Ты уволена!

Он произнес это, и вошел в кабинет директора.

НИКИТА

Отец на старости лет стал жутко сентиментальным. Он уже неделю мог не являться в офис, но решил дождаться, пока вернется его секретарша-бездельница.

– Папа, – кивнул я ему. – Ты своей секретарше не сказал, что она уволена?

– Не сказал.

– Почему? – я сел напротив, и взял с блюдца конфету, оказавшуюся дико вкусной. – Твоя Наденька сильно удивилась, когда я ей сообщил. Наверное, так и стоит посреди приемной, и воздух ртом хватает. Мог бы и сам сказать ей, чтобы написала заявление.

Отец хмыкнул, а затем нахмурился, наблюдая как я потянулся к еще одной конфете, и резко придвинул к себе блюдце.

Вот черт, не успел.

– Почему не сказал? А потому что ты ее не уволишь, – заявил он.

– Уже уволил. Ты на пенсию уходишь, новый глава компании – я. И мне такая секретарша не нужна.

– Надя – идеальный сотрудник.

– Бездельница твоя Надя, – парировал я.

– Душа компании! – сузил отец глаза. – И, к слову, компанию я на тебя пока не переписал. Ее владелец я, а не ты. И если ты решил уволить Надю, то прости, сынок, я с директорского кресла не встану. Потерплю истерики твоей матери, но работу не брошу.

Я присвистнул.

– Мы действительно спорим из-за твоей секретарши? Из-за этой пигалицы? – покачал я головой.

Я здесь не первую неделю, и даже не первый месяц дела принимаю. И сам желанием не горел сидеть в офисе, одеваться в душный костюм и целыми днями думать о том, как не потерять клиентов, решать вопросы с партнерами, товар которых задержали на таможне, и воевать с налоговиками.

Но отец уже стар. Мать начала доставать меня, что он спивается на старости лет, даже детектива наняла. И выяснила, что его лентяйка-секретарша наливает папе не только кофе, но и кое-что покрепче. А все ради того, чтобы ерундой заниматься, пока старик на диване дремлет.

– Неужели тебе Надя не понравилась? – хитро прищурился папа.

Вспомнил золотисто-карие глаза, темные локоны и мягкую улыбку отцовской секретарши, и признался самому себе – не знай я «милых» подробностей про эту девушку, может, и повелся бы на нее. Пару недель или месяц с удовольствием бы провел с ней.

Но я в курсе, что она жуткая лентяйка, которая про деловую этику даже не слышала. И вдобавок ради того, чтобы бездельничать вместо того чтобы работать, моего отца спаивала.

– Нет, не понравилась, – отрезал я.

– Какого дурака и сноба я вырастил, – отец наморщил лоб, и выдал: – Вот тебе мое условие, при котором я перепишу на тебя компанию: секретаршу мою ты не уволишь! Более того, ты на ней женишься! Да, Никита, вот так! Даю тебе год, пока мы с матерью в круизе будем. За этот год я должен получить приглашение на вашу свадьбу, а как женишься на ней, то так и быть, увольняй. Пусть дома сидит.

– Что? – не поверил я своим ушам. – Отец, это бред какой-то! Или ты шутишь? В каком месте смеяться?

– Надя – девушка хорошая, – строго сказал папа. —Ты слишком рано командовать начал, я пока на тебя компанию не переписал, напоминаю еще раз. И условие я озвучил. Иначе через год я вернусь, вычеркну тебя из завещания, сяду в это кресло и буду руководить. И в истериках матери виноват будешь только ты, сынок, – отец встал с кресла, обошел стол, и похлопал меня по плечу, довольный сотворенной пакостью.

– Ни за что! – рыкнул я.

– Твое право. Но один год у тебя есть время подумать. А пока иди к Наде, и скажи, что насчет ее увольнения ты пошутил. Иначе я на пенсию не выйду точно, и твоя мать поедет в круиз одна.

Ненавижу шантаж!

Я уже хотел послать отца с его самодурством и старческими бреднями куда подальше, но представил, как мама будет проедать плешь и мне, и папе, и всем родственникам. Скандалить она умеет красиво – со слезами и битьем посуды, с заламыванием рук и обмороками.

Бррр, ну уж нет.

– Ладно, пусть эта бездельница остается. Твоя взяла!

Я встал, и направился к двери, чтобы поговорить с любимицей отца, который окончательно сбрендил.

Время и повод уволить негодяйку я найду.

И уж точно не женюсь на этой особе!

НАДЯ

Нет, ну что за подлец, а?

Я застыла с елочным шариком в ладони, так и не повесив его на белую красавицу-елочку.

Я – лентяйка?

Я постоянно в отпуске и на больничном?

Я спаиваю Бориса Ефимовича, который… да он мне как отец! Знаю, конечно, что он коньячок держит в столе, и добавляет его в мой кофе, и ругала его за это, но как мне запретить это?!

– Ну и прекрасно! – возмутилась я, и начала складывать свои вещи в пакеты. – Уволили, так я уйду!

Барахла набиралось много. Сувениры, чашки, блокноты, игрушки для Лизаветы, которые она забывала у меня на работе. И все это я складывала в пакеты, в которые еще утром упаковывала сладости, чтобы всех угостить.

И обидно-то как, хоть плачь! Этот свин неблагодарный, который сын Бориса Ефимовича, ни разу в компании не появлялся, даже не думал отцу помочь, поинтересоваться, как он и что. Наслышана я про их отношения, и как этот самый Никита в юности родителям нервы трепал.

А тут пришел, как кое-кто с горы, и меня выгнал!

Обида схлынула быстро, и я рассердилась. А затем посмотрела на свои почти до конца собранные вещи по-новому.

– Хм, а с чего это я должна уходить? – пробормотала я, и тут дверь кабинета открылась.

Кто бы это ни был – Никита Борисович, или Борис Ефимович, свое слово я скажу любому из них!

Но это оказался Никита Борисович собственной не самой чудесной персоной.

– Надя, ты… – заговорил он, состроив недовольное выражение лица, и я вспыхнула.

Сейчас скажет какую-нибудь гадость в стиле: «Ты еще здесь? Сейчас охрану позову, и вышвырнут тебя, как преступницу!»

Потому я перебила:

– Да, я еще здесь! – вскинула я подбородок. – Уволить меня вы не сможете, так и знайте! Трудовую дисциплину я не нарушала, работала добросовестно. Отпуск, которым вы меня попрекнули, положен каждому человеку, а больничный… я сломала ногу и руку, лист нетрудоспособности в бухгалтерии лежит, сходите и проверьте! – набрала в грудь воздуха, подстегивая себя, и продолжила: – А еще я мать-одиночка, вот так-то! И незаконно меня увольнять, я в суд подам, так и знайте!

– Все сказала?

Никита хмыкнул, недовольство исчезло с его лица, и на смену ему пришло любопытство, и нечто похожее на умиление. Так смотрят на маленьких детей, которые наслушались взрослых разговорах, и пытаются вещать что-то умное, ни черта при этом не понимая.

– Да! – воскликнула я воинственно.

– Уволить я тебя не могу, а вот вынудить написать заявление…

– Тоже не можете, – я прямо ответила взглядом на взгляд, хотя в душе немного трусила. – Не на ту напали.

– Да я уж вижу, – усмехнулся он. – Отца моего зачем спаивала? Думаешь, я не разузнал о тебе ничего? Батя похрапывал на диванчике, а ты сидела и любовные романы читала вместо того, чтобы работу работать. Врать не стыдно, Наденька?

– А сплетни собирать не стыдно? И не спаивала я Бориса Ефимовича, – воскликнула я, и тихо добавила: – Он сам с этим прекрасно справлялся.

– А как насчет безделья? – Никита открыто улыбнулся, подначивая меня. – Только пришла, три месяца не было, и в игрушки играешь. Работать кто будет? Планировала мишуру развесить, а потом сесть почитывать любовные романчики?

Я покраснела, до того этот мужчина меня рассердил. Талант у человека: знакомы десять минут, и он довел меня так, как даже родительский чат в ватсапе не доводил. А там такой трэш творится, уму непостижимо!

– Вам Вера наболтала про то, что я бездельничаю?

С Верочкой мы со школы знакомы, и она меня недолюбливает. Даже так, она меня терпеть не может, хотя ничего плохого я ей не сделала. Наоборот, мужа своего бывшего к ней отправила жить, застав их на прошлом корпоративе в пикантный момент.

Может, поэтому она меня еще больше возненавидела? Сережа – тот еще подарочек!

– Информаторов я не сдаю, – Никита облокотился бедрами о стол, и потянулся к моим конфетам.

Я не жадная, но этот мужчина угощение не заслужил! Я показательно отодвинула от него блюдце:

– Это не вам!

– Жадина, – расхохотался Никита Борисович. – Ладно, раз уходить не хочешь, то работай, так и быть. Будешь моей секретаршей, отец на год из страны уезжает. И купи еще этих конфет, – он указал на блюдце, которое я отодвинула на дальний край стола. – Кстати, в праздники работать я буду сверх нормы. И ты будешь вместе со мной.

Мужчина перегнулся через стол, взял мое блюдце с моими конфетами, и прямо при мне нагло слопал две штуки. А затем направился в кабинет.

Глава 2

– Не заслужил ты моих конфет! И приемную красивую не заслужил, – проворчала я, когда вышла из директорского кабинета, в который приносила кофе. Никита кофе принял с царским видом, а Борис Ефимович трусливо избегал моего взгляда.

Никита ведь меня именно из-за того, что я елку украшаю, упрекнул.

Гринч! Самый настоящий! А это традиция в нашей компании, да и во многих других – к Новому Году украсить кабинеты.

Я воевала с собой еще час, занимаясь текучкой, и переводя некоторых клиентов, по ошибке набравших номер приемной, на девочек-логистов. А затем плюнула на свои принципы, и взялась за елку, которая стояла в приемной неодетая и помятая, упрекая меня одним своим видом.

– Надюша, красота какая, – заискивающе произнес Борис Ефимович, который к обеду вышел из кабинета.

– Вы меня, конечно, простите, но вам не стыдно? – нахмурилась я.

– Очень стыдно, – покаянно ответил шеф.

То есть, уже бывший шеф.

– Не сказали, что уходите. Не написали мне. Не предупредили, что ваш сын сплетников слушает, и меня выгнать хочет. А я вам еще сладости носила, – покачала я головой.

Право на упреки я заслужила. Когда в позапрошлом году Борис Ефимович долго не появлялся из кабинета, именно я зашла проверить его, хотя он говорил, чтобы его не тревожили. И нашла его на полу. И именно я сидела с ним в палате, пока жена была на Мальдивах, а сын вообще непонятно где, и никто не отвечал на звонки.

С другой стороны, когда у дочки в прошлом году был новогодний спектакль, а мы с мужем находились в процессе расставания, то Борис Ефимович был тем, кто пришел на выступление в детский садик. Моя Лиза его дедулей зовет, любит на работе у меня сидеть, и шеф это позволяет.

Вернее, позволял. Этот сноб вряд ли разрешит иногда приводить мою дочурку, и придется нанимать няню.

– Ты не сердись, Надя. Вы поладите. Никита – хороший парень, – с явным сомнением в голосе произнес Борис Ефимович.

– Хороший. Где-то глубоко в душе, – тихо, чтобы шеф не услышал, проворчала я, и этот самый Никита вышел из кабинета.

– Мы обедать, Наденька. Сегодня я уже не вернусь, но перед отъездом приду, навещу тебя. И Лизавете подарок принесу.

Никита кивнул своему отцу, и оба они ушли обедать, оставив приемную в моем распоряжении. И я принялась за украшения. А еще ведь постоянным клиентам нужно подарки упаковать: блокноты, ручки, календари и корзины с фруктами и сырами. Интересно, это тоже Никита Борисович назовет баловством?!

Грустно как-то, все меня оставляют именно под Новый Год. Муженек на прошлом корпоративе напился в зюзю, и не нашел места лучше, чем женский туалет, чтобы обжиматься с Верочкой. Каялся потом, что бес попутал, и вообще, он мужчина, и от природы полигамен. Но постарается быть моногамным.

Под новый год я и отправила его стараться с Верочкой.

Теперь Борис Ефимович оставляет меня этому драконистому Никите…

– Вернулась? – в приемную заглянул Сергей. – А я с подарком.

Бывший муж, которого я зачем-то вспомнила, протянул букет роз, и с этим самым торжественно выставленным в руках букетом подошел к моему столу.

– Вера в другом кабинете, Сереж, – напомнила я, не спеша бежать за вазой.

– Я знаю, это тебе. В честь выздоровления, – добавил бывший. – Сам составлял, кстати.

– Ты весьма талантлив, – я оценила «креатив» из красных роз в красной бумаге и с черной лентой, что выглядело готично-экстравагантно, и никак не тянуло на подарок к выздоровлению сломанных частей тела. – Я ценю, уже здорова, а ты иди, пожалуйста.

– Надь, – вздохнул бывший благоневерный, – ну дай ты мне шанс! Я домой хочу, правда. Верка… по глупости все случилось. Тогда у меня с ней не было ничего, ты меня выгнала, когда я с ней еще не спал. По сути, все у нас с ней случилось уже когда ты меня выставила прочь, так что это не измена. Ну пообжимались мы с ней, так я в дрова был. А ты могла быть мудрее, согласись? О семье не подумала, о ребенке, взяла и выгнала меня. Может, попробуем сначала начать?

– Может, ты выйдешь из приемной и вообще пойдешь к себе на работу? – возмутилась я.

Сергей никогда не умел извиняться по-человечески. Всегда через одно интимное место у него это получалось.

– Да что не так, ты объясни уже! – взорвался Сережа, и я мысленно поблагодарила распорядок трудового дня за то, что сейчас обеденное время, и в кабинете директора пусто.

– Говоришь, что домой хочешь, но Лизу навещаешь раз в три месяца. Она тебя уже не папа, а Сережа называет, – начала я перечислять. – Фигово ты домой хочешь! Говоришь, измены не было, но когда я тебя «выставила», к кому ты пошел? К Вере. Не квартиру снял, не пытался наладить все.

– Ты сама сказала, чтобы я к ней шел!

Я открыла рот, и тут же его закрыла. Какой послушный мальчик, надо же. Куда послали, туда и идет. А вот когда я в магазин Сережу посылала, он как-то не торопился посылаться, а вместо этого чипсы на диване поедал. Наверное, тогда посылала плохо.

– Вот и сейчас я тебе говорю: иди отсюда, не приноси больше цветы. С Лизой, если хочешь, можешь общаться. Я ее против тебя никогда настраивать не буду.

– Ты же до сих пор любишь меня, – поменял Сережа тактику, бросив несчастный букет мне на стол, да так, что лепестки полетели в разные стороны. – Признай уже!

Может, стукнуть его, тогда поймет, что поезд ушел?!

– Сереж, – я поднялась со стула, и приготовилась его культурно, или как получится, послать, и увидела нового директора, который не торопясь вошел в приемную.

И явно слышал последние слова моего бывшего мужа. Ох, ну что за невезение?!

Бывший оценил мое выражение лица, явно транслирующее, что я всерьез готова убивать, и пробормотал:

– Ну я это, пойду, наверное, да?

– Иди.

– Я потом как-нибудь еще зайду…

– Сереж, – я подняла букет, и протянула бывшему: – цветы Вере подари, ты кабинетом ошибся. Сюда не приходи больше.

Он кивнул, и смылся. А я в который раз удивилась про себя, что когда-то повелась на этого мужчину. Он не злой, и не такой уж плохой. Просто слабый, и немного трусливый. Наверное, я и не любила-то его никогда, иначе бы я хоть немного была расстроена из-за его измены.

Год назад я лишь облегчение испытала, что вот он, повод послать благоверного куда подальше.

– Поклонники одолевают, Осипова? – приподнял бровь Никита Борисович.

– Одолевают, да. Вы его спугнули, за что большое вам спасибо!

– Зайди ко мне в кабинет, – бросил мужчина, и открыл дверь.

Я встала из-за рабочего стола, мысленно твердя про себя мантру, что этого конкретного мужчину, который зачем-то точит на меня зуб, посылать нельзя. Может, если я буду вести себя с ним также, как с его отцом, то мы поладим?!

Итак, Надя, женская мягкость – это один.

Исполнительность – это два.

Чувство собственного достоинства – это три.

Ну а если Никита-золотой мальчик будет уж сильно доставать, тогда можно отвести душу, и уволиться.

Решено!

– Садись, – мужчина вальяжно кивнул мне на стул, а сам опустился в директорское кресло.

Эх, Борис Ефимович, ну зачем вы меня бросили?!

– У вас будут указания? – я чинно опустилась на стул, и вежливо улыбнулась Никите Борисовичу, вспомнив детскую песенку, которую Лизе пою, что от улыбки станет всем светлей.

– Скорее приказ, Надежда. Никаких шашней на работе!

– Сергей работает не в нашей компании. Он на три этажа ниже сидит, – пояснила я. – И к тому же он…

– Живет с вашей коллегой, – перебил меня директор. – С Верой Арсентьевой. Я в курсе. Мне не нужны склоки в коллективе, а жалобы на вас поступали. Личные дела решайте за пределами компании. И, желательно, чтобы эти личные дела были не с мужчинами ваших коллег.

Ух, прелесть какая. Меня еще и блудницей окрестили!

Так, Надя, спокойно. Помни, мягкость и деликатность – наше все!

– Раз вы в курсе, что Сережа живет с Верой, которая, я уверена, вам и нажаловалась, вы должны быть и в курсе того, что он – мой бывший муж. И вы видели, что я не поощряла его, – терпеливо пояснила я. – Насчет романов на работе можете не переживать – их не будет. Вы изучали мое личное дело? Загляните в него, и вы увидите, что взысканий не было, только поощрения и благодарности. А Веру не слушайте, не любит она меня.

Я ожидала дополнительных вопросов, но Никита меня удивил.

Очень удивил.

Так сильно, что я чуть было не решила, что у меня слуховые галлюцинации.

– Чем ты моего отца взяла? – задумчиво пробормотал он, разглядывая меня. – Я сначала думал, что ты – его любовница. Стандартно: директор и секретарша, но нет, ошибся. Я ведь ошибся?

– Д-да, – с ужасом выдохнула я, не в силах представить себя и Бориса Ефимовича. Ужас какой! – Он очень любит вашу маму.

– А если бы любил меньше, ты была бы не против?

– Вы за кого меня принимаете? – возмутилась я, позабыв про то, что мне нужны деньги, и про то, что хотела наладить отношения с этим хамом. – Знаете, мне это надоело!

– Что именно?

– Вы мне тыкаете! – взорвалась я. – Это во-первых. Оскорбляете – это во-вторых. Подозреваете во всяких гадостях – это в-третьих! А еще…

– Поменьше патетики, – прищелкнул Никита Борисович пальцами, явно забавляясь надо мной.

– Вы недостойны управлять этой компанией, зря Борис Ефимович вам ее доверил. Всяким глупостям сплетницы Веры вы доверяете больше, чем собственным глазам и мнению вашего отца, а это о многом говорит! – не собиралась я молчать. – И знаете что?

– Что? – с интересом спросил Никита Борисович.

– Я увольняюсь. Сама. Терпеть я это не намерена. Надеюсь, обойдемся без отработки! Я могу идти?