Kitabı oxu: «Феликс Булкин»

Şrift:

* * *

Глава первая. Феликс Булкин и его семейство

Минуточку, чешется в районе левого уха. Блоха? Чепуха! Просто чешется. Шкряб-шкряб.

Я точно знаю, что собакой быть лучше, чем, например, котом. А быть мопсом особенно хорошо. Меня зовут Феликс Булкин. И я не кот. Я мопс. Простите, сбегаю на балкон, полаю немного на соседского кота. Он как раз в это время выходит посчитать голубей.

– Ррраввв-тяв-тяв-ррррр!

Полаял. Не переживайте, кот не обращает на меня внимания и вообще сидит на другом балконе за стеклом, как статуя в музее. Так вот, котом быть скучно. А ещё коты некрасивые. Не то что мопсы! Посмотрите на меня внимательно. На кого я похож? Как это на марципановый батончик?! А впрочем, ладно. Марципановый батончик ― это очень мило. Вот кот похож на старый тапок, на свалявшуюся рукавицу, на… Подождите, кажется, он так и сидит на своём балконе. Вот настырное существо! Сейчас вернусь.

– Ррравввв-тяв-тяв-ррррр!

Вы ещё здесь? Отлично! Хотите, познакомлю вас со своей квартирой? Во-первых, у нас очень скользкий пол. Я по нему катаюсь прямо на лапах и цокаю когтями. Остальные просто ходят, не догадываются, наверное, что можно скользить и цокать. Во-вторых, у нас тут есть страшное место ― ванная с ванной. Меня там моют после прогулки и сами моются. Если честно, мытьё ― это не моё, то есть не подходит мне для счастливой жизни. Только представьте ― погружение лап в мокрую воду. Бррр! Да знаю я, что сухой воды не существует! Не будьте занудами, как коты! Все запахи, которые с улицы принёс, смываются ― тоже минус. А ещё в ванне есть чёрная дыра, я каждый раз жду, что оттуда вылезет склизкое чудище и схватит меня за пятку. В-третьих, у меня в гостиной целая куча лежанок: диван угловой, два кресла, ковёр с розами (розы нарисованные), корзина с журналами. Да я вообще где хочу, там и лежу, даже на подоконнике, даже на свежевыглаженной блузке, она тёпленькая. А на матрасик в прихожей вы не смотрите. Это для разнообразия. Я там и не сплю вовсе, так, полёживаю. В-четвёртых, у меня на кухне есть настоящая кофемашина! Она жужжит и плюётся коричневой жижей. Потом в жижу добавляют молоко и пьют. Гадость! Но все приличные мопсы должны иметь в доме кофемашину для людей. Холодильник у меня тоже есть. Там хранится куча ненужных петрушек и кастрюля с супом. Суп пахнет вкусно, но он некрасивый. Я ем красивые собачьи консервы из красивой мисочки. Кстати, Жора тоже ест красивые консервы из красивой мисочки. Иногда мне дают долизать Жорины, а наоборот никогда не делают, хотя я честно оставляю немного паштета на донышке. Для Жоры мне ничего не жалко. Вы думаете, Жора тоже мопс? А вот и не угадали!

Комнат у нас много, потому что я ведь не один живу ― с людьми. Есть взрослые: мама, папа и Агнесса Ивановна. А есть Жора! Да, он тоже человек. Вернее ― человечек. Подождите, сейчас вернусь. Вот, уже вернулся. Вы думали, я опять кота облаивал? Да нужен мне этот кот! Это я бегал Жору проверить. У него дневной сон. Жору все считают слишком маленьким. Справедливо! Ему исполнился всего один год, но возраст ― не главное. Главное, Жора ― человек хороший: добрый, весёлый, смешной и умеет облизывать собственные пятки, прямо как я. Особенно рьяно Жору считает маленьким Агнесса Ивановна. Кто это? Как кто?! Самый вредный человек в мире! Да вы её наверняка видели: она такая длинная и худая, как фонарный столб, на голове у неё серый пучок, а на лице длинный нос, ещё она всегда ходит в жёлто-сером пальто с большими карманами, а летом в жёлто-сером платье. На самом деле одежда у неё зелёная, а пучок рыжий, но собаки зелёный видят как жёлто-серый, а оранжевый как серый, так что я вам описываю всё со своей точки зрения.

Больше всего на свете Агнесса Ивановна любит Жору, потому что его нельзя не любить. Он очень милый человечек: круглый, розовый, с несколькими зубами, и хохолок на макушке. А ещё Жора умеет выдувать радужные пузыри. Я вот не умею. Когда приходит Агнесса Ивановна, Жора громко смеётся и шлёпает её ладошками по щекам. А Агнесса Ивановна говорит ему: «Тю-тю-тю!» Может, все няни так говорят, не знаю. Я однажды тоже засмеялся по-собачьи, когда она пришла, но Агнесса Ивановна вместо «тю-тю-тю» погналась за мной с газетой. Вы пробовали удирать от фонарного столба по скользкому полу? Может, она бы и хлопнула по мне газетой, как по комару на стене, но Жора меня спас ― он как заревел!

Мне пора на прогулку, вон папа уже кроссовки надевает, поэтому про остальных я коротко расскажу. Папа в кроссовках ― это папа. Не мой. Жорин. Он хороший, только немного странный. Всё время работает. Даже на кота никогда не выйдет полаять. Но мы с ним ладим, потому что на прогулке папа как задумается, так я все заметки на столбах и деревьях прочитаю по нескольку раз, а иногда и целые статьи на заборах. Фамилия у папы ― Булкин, а зовут его Милый. Да, вот так прямо и зовут. У папы есть ещё имя Иннокентий Петрович, но так его только Агнесса Ивановна называет, а она, может, из вредности это делает. У папы Милого Булкина очки на носу, а ещё он немного лохматый. Я знаю, что вы сейчас переспросите: «Что, нос лохматый?» Я про папину голову рассказываю, а нос у него обыкновенный ― курносый, но до моей курносости папе далеко.

Вот, мне уже поводок прицепили, сейчас папа ключи найдёт, и пойдём наружу. Я пока про маму расскажу. Мама хорошая. Её зовут Милая. По версии Агнессы Ивановны ― Надежда Евгеньевна. Это ж надо такое выдумать! Вовсе ей это имя не подходит! Мама у нас певица. У неё даже электрическое пианино есть. И ученики. А ещё очки и кудряшки. Жора любит за них дёргать. Агнесса Ивановна придирается к маме и говорит, что она неправильно варит кашу. Кусь её за это! Нет, не маму! Агнессу Ивановну. Так, папа, кажется, нашёл ключи. Мы побежали.

Глава вторая. Феликс Булкин выходит во двор

Кроме квартиры, у меня есть двор. Во дворе много всего лишнего вроде автомобильной стоянки. Парковка называется, если кто не знает. Есть ещё совершенно ненужные клумбы. В них таблички воткнуты «Собак не пускать. Запрещено! Строго!» А так нормальный двор, гулять можно. Но только если дворник Зефир Минтаевич не выходит на работу. На самом деле его зовут как-то по-другому, но я как слышу, так и называю. Тем более ко мне он обращается «ай-ай-ай».

― Ай-ай-ай, опять вышла нюхать клумбу. Ну-ка, кыш отсюда, ай-ай-ай!

Я в ответ рычу и пытаюсь объяснить Зефиру, что, во-первых, я вообще-то не девочка и не надо мне говорить «вышла». Во-вторых, зовут меня Феликс. В-третьих, зачем вообще в природе нужны дворники? Природа сама должна очищаться.

Но мой друг дядя Гавря говорит, что дворники бывают разные. Ходят слухи, что в нашем городе есть дворник Роза. Она помогает всем собакам и даже котам. Котам зря, конечно. А ещё она спасла стрижонка, который выпал из гнезда. Ну, я думаю, дядя Гавря насочинял, а потом сам в это поверил. Подумайте сами, разве дворника могут звать Роза?

Дядю Гаврю выводит его хозяин, такой же старенький Афанасий Иванович Охохонюшки. Он всё время свою фамилию приговаривает: «Погода-то какая стоит! Охохонюшки!» Живут они в соседнем подъезде, поэтому мы часто встречаемся. Афанасий Иванович дружит с нашим папой Милым Булкиным. Они обычно обсуждают космос, всякие чёрные дыры. Афанасий Иванович много знает, поэтому папа Булкин слушает во все уши. Дядя Гавря говорит, что у них с Афанасием Ивановичем на балконе стоит настоящий телескоп. У нас телескопа нет. Наверное, потому, что Жора ещё маленький и может его раскрутить и обслюнявить.

Кроме дяди Гаври, я дружу с Жужей. Она обижается, когда мы так её называем, и поправляет: «Господа, меня зовут Жужефина». Господа! Вот умора! Это мы с дядей Гаврей господа! А что, если мне трудно выговаривать Жужефина? В общем, я всё собираюсь предложить ей поменять имя. Пусть будет как наша мама ― Милая.

Жужа ― такса. И у неё есть своя собственная девочка Катя. Она всегда ходит в больших круглых наушниках. Жужа сказала по секрету, что в наушниках ― голоса. Тоже мне секрет! Ха-ха. Да таких голосов я тысячу с хвостиком слышал. У нашего папы Милого Булкина тоже есть наушники с голосами. И у мамы. Но Жужа не сдаётся, она говорит, что Катины голоса голосистее. Я не спорю, девочкам надо уступать.

― А про собак там говорится ― в наушниках? ― спрашивает дядя Гавря. ― Или, может, про межзвёздное вещество или гравитационную силу Юпитера?

– Там про всё говорится, ― отвечает Жужа и щурится на дядю Гаврю.

Ещё она мечтает о своей собственной губной помаде. Только девочка Катя, как назло, не красит губы. Жужа попросила меня стащить один тюбик у нашей мамы Милой Булкиной, но я отказался. Если я все мамины помады перетаскаю подружкам, ей что останется?

Встречаемся мы чаще всего по утрам и вечерам. Сегодня воскресенье, поэтому нас вывели утром попозже. Я огляделся, убедился, что двор на месте, даже парковка никуда не делась, и потянул папу Милого Булкина мимо дяди-Гавриного подъезда в сторону парка. Догнали мы сначала Катю с Жужей. Потом Афанасия Ивановича с дядей Гаврей. Да, я вам не сказал, что дядя Гавря по породе ирландский волкодав. Кроме него, я в нашем городе таких собак больше не знаю. Все уверены, что дядя Гавря грозный, а он очень добрый, несмотря на огромный размер и косматую морду.

– Зачем ты, ― говорю, ― дядя Гавря, так вымахал?

– Не знаю. Такой уж уродился.

Жужа вообще думала, что он сторожевой.

– Ты, наверное, умеешь бандитов обезвреживать?

– Не-ет, я охотничий по документам, а по правде получаюсь вроде как мале́нько сторожевой.

– А кого сторожишь?

– Как кого? Афанасия Ивановича.

Зефир Минтаевич, кстати, на дядю Гаврю «ай-ай-ай» не говорит. Ну и хорошо! А ещё хорошо, что у нас тут парк под боком. Идём мы, значит, по дорожке мимо кустов боярышника и нюхаем окружающий мир, который, между прочим, осенью пахнет. Этот запах с другими не перепутаешь, он уже не медовый, как летом, а горьковатый и холодит нос.

– А вы знаете, что в парк целых шесть белок привезли? ― останавливается Жужа.

– Откуда? ― спрашивает дядя Гавря.

– Из беличьей страны. Тайга называется. Шишечная тайга.

Я про такую местность не слышал, но Жужа, наверное, лучше знает. Она вообще благородная и образованная.

– Побежали белок смотреть! ― предложил я и припустил по дорожке, только пятки засверкали. А за мной папа Милый Булкин. Потом мы остановились, потому что Афанасий Иванович-то у нас старенький, еле-еле двумя лапками в ботиночках перебирает.

Глава третья. В парке

Как вы уже догадались, кроме квартиры и двора, у меня есть парк. Народу там! Ой-ой-ой! Негде лапу поднять, чтобы ни с кем не столкнуться. Одних джек-расселов больше десяти каждый день выгуливается. Мы с дядей Гаврей и Жужей называем их моторчиками. Носятся, прыгают, будто их от розетки дома заряжают. Очень любят кольца ловить. Им хозяева бросают, а они скок, хвать! Три маламута ходят, как снеговики, и над теми, кто в комбинезончиках и свитерках, похохатывают. Дядю Гаврю все знают, здороваются. Он тут старожил, помнит, когда фонтан был маленьким. Сейчас-то вон какой вымахал ― под небеса и с музыкой, а раньше буль-буль-буль, и всё.

― В тех зарослях жил Уголёк, ― вздыхает дядя Гавря. ― Там у него будка была. Он парк сторожил.

Я посмотрел туда, куда показывал дядя Гавря, и увидел только аккуратную клумбу. Наверное, заросли ему из воспоминаний явились.

– И какой же породы? ― спрашивает Жужа. Ей обязательно нужно породу узнать, потому что она только с благородными собаками общается.

– Дворовая порода, ― говорит дядя Гавря. ― Порода ― это не главное.

– Фи и фу, ― морщится Жужа. ― Порода имеет значение.

– Не спорьте, ― вмешиваюсь я. ― Мы же белок пришли смотреть.

В это время мой папа Милый Булкин прочитал объявление:

– Белок арахисом не кормить.

– Ну-с, батенька, продолжим нашу дискуссию о сверхъярком радиогромком квазаре, ― сказал Афанасий Иванович и потащил дядю Гаврю на боковую дорожку. Я не понял, с кем он собрался радиогромко продолжать дискуссию ― с папой Булкиным или дядей Гаврей, но Афанасий Иванович вообще странный.

К счастью, Катя тоже на эту дорожку свернула, а я сам папу Милого Булкина повёл по нужному маршруту, потому что я пёс решительный и не рассусоливаю зря. Это, кстати, Агнесса Ивановна любит повторять:

– Собирайтесь быстрее! Не рассусоливайте!

Тут мы встретили братьев-питбулей Котю и Заю. На самом деле их по-другому зовут, но хозяйка им такие домашние имена придумала. Нет ничего коварнее домашних имён, скажу я вам. Знавал я одного мастифа, которого звали Суслик.

– Эй! ― говорю. ― Ребята! Белок не видали?

Котя и Зая переглянулись.

– Не-а, не видали.

– Их из шишечной тайги вчера завезли. Арахисом белок кормить нельзя, ― сообщила Жужа.

Котя и Зая наморщили лбы.

– А у нас и нету арахиса.

– Нам его положить некуда.

В это время их хозяйка с нашим папой Булкиным и Афанасием Ивановичем разулыбалась:

– Хорошая погода, не правда ли?

А у самой рот до ушей, хоть завязочки пришей.

Пока мы разговоры разговаривали, подошёл другой знакомый народ: шпиц Пушок, пудель Абрикос и ещё одна такса Агриппина. Только она жесткошёрстная, а наша Жужа гладенькая. И все давай гомонить: белки то, да белки сё. Гав-гав-гав. Тяв-тяв-тяв.

Аж затор на дорожке образовался. Катя первая Жужу из толпы вытянула и потащила в сторону, как раз к старой сосне. А я уже почуял, что хотя бы одна белка точно должна была эту сосну облюбовать. Катя молодец! Во-первых, она всё время молчит. Некоторые хозяева только и делают, что собак дёргают: сидеть, лежать, апорт. Бывают такие, которые танцевать заставляют и голос подавать. Изверги! Во-вторых, Катя вяжет Жуже разноцветные свитерки. Жужа ― девочка, ей это важно, а на маламутов наплевать.

В общем, добежали мы до сосны. Дядя Гавря тоже подоспел. Сели. Сидим. Ждём. На сосновой ветке ворона примостилась и делает вид, что нас вообще не существует. Ну, мы тоже такой вид делаем. С воронами лучше не связываться. Они птицы лихие.

– Это точно не белка? ― спрашивает Жужа и щурится на ворону.

Мы с дядей Гаврей переглядываемся. Вот наша подруга даёт!

– Это ворона, ― говорит дядя Гавря.

– Я так и думала, ― кивает Жужа.

– В былые времена здесь водились просто стада белок, ― рассказывает папе Булкину Афанасий Иванович.

– Надо Жору привезти, показать ему белочку, ― улыбается папа Булкин.

Я, кстати, тоже об этом подумал. Жоре точно понравится. Он, возможно, даже надует для неё самый большой радужный пузырь из слюней. Белки должны оценить!

И тут откуда ни возьмись ― рыжий хвост. Белка! Ворона с ветки свалилась, на ходу крылья расправила и полетела прочь. Правильно, нечего от нас красоту загораживать. Я запрыгал, закрутился на месте. Это от избытка чувств. Чувствительный я парень, если честно. Жужа язык высунула, а дядя Гавря улыбнулся. Белка посмотрела на нас, носом подёргала и кисточками на ушах потрясла.

– Может, она поздороваться хочет? ― спросил я дядю Гаврю.

– Она, наверное, по-нашему не понимает, ― сказал дядя Гавря.

– Бонжур, ― гавкнула Жужа. Она знает несколько иностранных языков. От Кати набралась.

Только белка и ухом не ведёт. Сидит, мордочку сморщила, видом своим беличьим показывает, что мы ей вообще неинтересны. И тут вся честная компания, с которой мы на дорожке встретились, тоже к сосне пожаловала. Котя с Заей аж меня оттеснить попробовали, но я если сел на место, так не сдвинешь. Джек-расселы набежали. Сидим смотрим. Тут белка потеряла терпение. На ветку пониже скок!

― Ну, граждане собаки, фундука принесли?

Мы аж пасти разинули. Говорит на совершенно понятном наречии, только окает немного. Фундука мы не принесли. Стыд! Позор! Белка именно так о нас подумала, хвостом махнула, и только её и видели. Мы с дядей Гаврей переглянулись. Ничего особенного в этих белках нет. Подумаешь ― кисточки на ушах.

Хозяева наши вспомнили, что им домой пора, и потащили нас к выходу. Идём мы, значит, небольшие записки, как обычно, там и сям оставляем. И тут ворона! Вот наглое существо. Прямо перед нами на дорожку прыг, лапу вперёд выставила и говорит:

– Арахису не найдётся?

Глава четвёртая. Папа Булкин приходит на помощь

Когда мы с папой Милым Булкиным вернулись домой, Жора уже ел кашу. Агнесса Ивановна фальшиво пела: «Тра-та-та, тра-та-та, купим толстого кота!» Мама Милая Булкина в спальне занималась с учеником. Ученики у неё почему-то все сидят в экране компьютера. Даже облаять как следует некого. Мама перед уроками всегда наряжается: кудряшки причёсывает, ресницы красит, очки протирает бархатной тряпочкой, надевает блузку с белым воротничком, а дальше пижамные штаны в цветочек и тапочки с помпонами ― самая красивая у нас мама!

Папа отстегнул мне поводок и кивнул на дверь в ванную. Я заскулил. Ну не люблю я мыть лапы! Мне этот мерзкий щекотный душ с детства не нравится. И чёрная дыра опять же. Потом ещё долго надо топтаться на полотенце, чтобы насухо вытереть пятки. Подозреваю, что мои древние предки ходили как есть и ничего плохого с ними не случалось из-за немытых лап. Я спросил как-то дядю Гаврю, моют ли ему лапы. Он сказал, что моют. И вообще, он без напоминания в ванну залезает и чёрную дыру не боится, потому что большое чудовище в неё не пролезет, а маленькое дядя Гавря моментально ам ― и нету. Жужа тоже моется и не жужжит, она очень любит пеной для душа напениваться, а я вот такой уродился ― чувствительный.

После помывки и просушки пяток захотелось есть. Еда у меня на кухне в красивой мисочке. Ем я не очень аккуратно, потому что попробуй поешь без брызг и крошек, если у тебя морда плоская. Жужа вот аккуратно ест ― чмок-чмок-чмок, а дяде Гавре тоже не повезло, у него морда косматая, и еда вечно висит на бороде.

Агнесса Ивановна меня как увидела, так нос сморщила, как будто я плохо пахну. Только она в этом доме не хозяйка, может десять раз подряд спеть про толстого кота, всё равно я в него не превращусь ― бе-бе-бе! И вообще, в той песенке слова другие. Агнесса Ивановна всё перепутала. Но главное, что Жоре нравится.

А мне нравится, что Жора поддерживает мою нелюбовь к помывке. Как раз когда я склонился над миской и собрался заглотить консервы, Жора доразмазывал по щекам остатки каши, плюнул в Агнессу Ивановну, перевернул тарелку и крикнул: «Пасяка!» Не понимаю, что означает это слово. Очень похоже на «псяка», что близко по значению слову «псина», а это грубое слово. При мне прошу подобными словами не выражаться! Я от Жоры такого не ожидал, но решил, что человек одного года от роду легко путает звуки. Может, это он не «псиной» ругался, а, например, обращался к Агнессе Ивановне: пасяка ― Агнесяка ― Агнесса. Такая могла быть цепочка.

Агнесса Ивановна тут же решила отомстить, вынула Жору из стульчика и понесла отмывать от каши. Жора громко возмущался, то есть орал. Хороший он человек! Почти такой же чувствительный, как я. А Агнессе Ивановне я советую купить водолазный костюм и в водолазном костюме Жорика кормить, если ей пятна на платье не нравятся.

Из дальней комнаты выглянула мама Булкина. Она закончила один урок, настраивалась на следующий и в промежутке услышала Жорин рёв.

– Агнесса Ивановна, у вас всё в порядке? Жорик так вопит!

– Не надо меня контролировать, ― пробубнила Агнесса Ивановна, а потом громко добавила: ― Всё в соответствии с правилами ухода за младенцами второго года жизни. Жорику не понравилась ваша каша. Я предупреждала.

Папа Булкин тоже выглянул из гостиной, где готовился к важному делу ― мытью окна.

– Милая, если я открою окно настежь, Жору не продует? ― спросил он маму.

– Милый, просто закрой дверь. И выстави Феликса, если он с тобой в одной комнате.

Как это меня выставить?! Да, я зашёл в гостиную проверить, не выпадет ли папа из окна. У нас первый этаж, но прямо под окном куст шиповника, а он колючий. Я на цыпочках зашёл за диван. Папа Булкин честно огляделся, чтобы найти меня и выставить, но тщательно искать не стал. Теперь главное ― не сопеть, не храпеть и не всхрюкивать. За дверью Агнесса Ивановна одевала Жору на прогулку. И продолжала развлекать его толстым котом. Вот, значит, о чём она мечтает! Из вредности очень хотелось вытереть морду с остатками консервов о диванную обивку, но я совладал с собой. Папа попшикал на стекло специальным средством «Лоск и блеск» и начал растирать его специальной умной тряпкой. Вот дожили, на упаковках так и пишут ― «Умная тряпка». Просто так окно не помоешь, дождём например, нужны разные эдакие средства.

Только я собрался поразмышлять о пользе научных технологий, как услышал тревожный сигнал: УИ-УИ-УИ! Этот звук ни с каким другим не спутаешь. Во двор въехала машина скорой помощи. Папа Милый Булкин перестал тереть стекло умной тряпкой и вздохнул. Я тоже вздохнул и подумал, что прямо сейчас кому-то в нашем многоквартирном доме стало плохо. Только бы не Жуже и не дяде Гавре! Честно говоря, даже Зефиру Минтаевичу я не желал скорой помощи, то есть чтобы у него что-то сильно болело. Да и соседский кот пусть будет здоров.

Если бы папа Булкин не мыл окно, он бы не увидел, что произошло. И если бы мы жили не на первом этаже, он бы не успел вмешаться, а так всё получилось вовремя. Пока я за диваном гадал, к кому приехала скорая, папа комментировал, что происходит снаружи. Конечно, он разговаривал сам с собой, но это не имеет значения. Его привычка мне очень пригодилась.

Так я узнал, что врачи вышли из машины и зашли в соседний подъезд, а потом вышли из соседнего подъезда и выкатили каталку с больным.

― Это что такое! ― воскликнул вдруг папа Булкин. ― Минуточку! Подождите! Афанасий Иванович!

Тут я не выдержал, выбежал из-за дивана как раз в тот момент, когда папа спрыгивал в куст шиповника. Даже не ойкнул, мужественный человек. Я вскочил на подоконник и решил на всякий случай всех облаять, потому что у меня ведь тоже нервы не железные. На каталке лежал хозяин дяди Гаври. А наш папа в тапочках бежал к скорой и просил врачей объяснить, что случилось. Один врач сжалился и объяснил:

– Подозрение на инфаркт! Не суетитесь над больным! Вы родственник?

– Я друг. ― Папа прижал к груди бутылку со средством для мытья окон и умную тряпку.

– А если друг, тогда за собачкой присмотрите, ― кивнул врач.

Точно! С кем же останется дядя Гавря? Я тоже чуть не спрыгнул в куст шиповника, чтобы немедленно вмешаться и спасти дядю Гаврю, потому что я тоже друг, но папе уже вручили ключи от квартиры с телескопом, закатили Афанасия Ивановича в машину и повезли лечить.

В этот момент дверь подъезда отворилась и выкатилась сначала коляска с Жорой, а потом выплыла Агнесса Ивановна. Я пожелал им хорошей прогулки. Жора помахал мне сразу обеими ручками, а Агнесса Ивановна пожелала, чтобы я немедленно «скрылся с глаз долой».