Kitabı oxu: «Дневник Дрянной Девчонки»
Моей Тане,
с тобой мое детство обретало смысл.
Посвящается всем Донецким, тем кто уехал и тем кто остался.
Внимание! В книге присутствуют нецензурная лексика, сцены секса и сцены насилия.
Плейлист для более глубокого погружения в атмосферу истории:
Blind Channel – Wolf Pack
Blind Channel – My heart is a hurricane
Avril Lavigne – I fell in love with the Devil
Blind Channel – Alone against all
Blind Channel – Another Sun
Five Fingers Death Punch – The End
ЧАСТЬ I
1. Пятачок
Вторник,
5 октября 1999
26 дней до областного конкурса Сверхновая Звезда
5:30 утра. Взрыв прогремел как раз тогда, когда я в четвёртый раз перечитывала главу “Нестационарные звёзды” учебника астрономии. Только не думайте, что я какая-то тупица. Обычно мне хватает одного раза, чтобы запомнить материал, но этим утром мой упёртый мозг был занят мыслями об исчезновении Яны Свердловой, моей лучшей подруги и соседке по парте.
Эта вертихвостка оставила меня один на один с горсткой озабоченных одноклассников, которые, воспользовавшись её отсутствием, открыто пялились на мою грудь, свистели и отпускали унизительные комментарии. Я, конечно, вела себя так, будто мне плевать с высокой колокольни, но с каждым днём роль хладнокровной хозяйки той самой колокольни давалась мне всё труднее.
Так вот, когда раздался взрыв, я рефлекторно захлопнула учебник и высунулась в окно. У меня перехватило дыхание. Створки наших массивных деревянных ворот пылали, как прощальный пионерский костёр. Обжигающие языки пламени выпускали созвездия искр, которые разлетались по всему двору в хаотичном танце.
Я выскочила из комнаты, пролетела через коридор и забарабанила в стеклянную дверь.
– Дедушка! Проснись! Мы горим!
Буквально через секунду дверь распахнулась. На Борисе Николаевиче всё ещё была атласная пижама, но выглядел он бодрячком, как будто вовсе не спал, а проворачивал успешную бизнес-сделку.
– Ворота, – сказала я, задыхаясь.
– Вот гниды! – рявкнул дедушка и кинулся к лестнице. Перед тем как спуститься вниз, он крикнул:
– Алёна, живо в свою комнату!
Я забежала к себе и закрылась на щеколду. Потом подкралась к окну и стала наблюдать.
Дедушка уже был во дворе, а в его крепких руках был зажат огнетушитель. Он стукнул его о землю и дёрнул за кольцо. Белая пена полилась прямо в эпицентр ада.
Затем во двор выбежала мама. Её обычно тусклые волосы яростно заиграли оранжево-красной палитрой. Она прикрыла нос рукавом халата, но всё равно начала кашлять.
– Марина, – заорал дедушка, выдавливая последние остатки пены. – Ты какого хрена стоишь как истукан? Тащи шланг, мать-его-за-ногу!
Мама так и сделала.
Дедушка швырнул опустошённый огнетушитель в сторону. Тот с силой ядерной боеголовки приземлился на тлеющий почтовый ящик и разорвал его вдребезги. Мусорный бак отбросило на полметра, и он упал, извергая нечистоты на аккуратно подстриженный газон. В этот же момент, то ли от страха, то ли от жары, громко лопнул один из горшков с петуньей, вываливая груду чернозёма на мраморный порог.
Дедушка вырвал шланг из маминых рук и продолжил тушить пожар.
По другой стороне улицы, озарённая непокорным пламенем, шкандыбала соседская садовница. Подходя ближе, она поправила свои тяжёлые очки и ехидно ухмыльнулась.
Меня это нисколечко не удивило. Эта старуха была не единственной, кого развлекали наши несчастья. Чего только Борис Николаевич не наслушался за все эти годы: и что он быдло, и что он вор. Ему угрожают с завидной регулярностью, а наш дом обливают зелёнкой, обстреливают яйцами и вот, как сегодня – поджигают.
– Гребаные трусы! – выкрикнул дедушка, заливая последние языки пламени. – Подорвали и свалили. А лицом к лицу слабо? – Он бросил шланг на землю, тот весело закружился, празднуя свою победу над огнём.
– Выруби воду, – приказал он маме.
Она так и сделала.
Прежде чем зайти в дом, Борис Николаевич запрокинул голову и посмотрел на меня. Все мои внутренности сжались. Он показал мне поднятый вверх большой палец и улыбнулся, оголяя свой блестящий золотом клык. В ответ я тоже показала ему поднятый большой палец (моя улыбка была не столь эффектной, так что я не стала утруждаться).
В такие моменты мне всегда жаль дедушку. Он не заслуживает такой ненависти. Не спорю, иногда он бывает грубым и властным, однако единственное, чем он провинился, – это тем, что разбогател в стране, где деньги равнозначны злу.
Но скоро всеобщей злобе придёт конец – мы с дедушкой придумали идеальный план по восстановлению репутации нашей семьи. Чтобы этот план сработал, мои школьные оценки должны быть безупречными.
6:30 Лучи осеннего солнца пробивались в мою комнату, отпечатываясь на полу скошенным прямоугольником, а я всё никак не могла решить, что надеть. Один за другим я перебирала свои наряды, в поисках чего-то скромного, чтобы не привлекать внимание мальчиков, но в то же время стильного, чтобы соответствовать имиджу моей семьи.
Скользя по трубке, вешалки противно повизгивали, нагоняя на меня уныние, которое неприятно щемило в груди. Куда пропала эта предательница? Она ведь знает, как мне сложно общаться с парнями. Как она могла свалить без предупреждения?
Снаружи опять началась какая-то суматоха. Я осторожно выглянула в окно. Во дворе стояли три чёрные машины: Lexus, Jaguar и BMW. Дядя Гена, дядя Вова и двое громил (имена которых я не удосужилась запомнить) осматривали сгоревшие ворота. Все мужчины были в накрахмаленных рубашках; их брюки выглядели идеально выглаженными, туфли – до блеска начищенными, а на мне всё ещё была мятая ночнушка.
Решительно бросившись к шкафу, я выдернула платье, которое идеально подходило для сегодняшнего случая: строгий воротник, крупные пуговицы, юбка ниже колен, приталенный крой.
Надев его, я взглянула в зеркало. Платье выглядело шикарно, а вот с моим потухшим лицом нужно было что-то делать. В ход пошёл толстый слой тонального крема, затем нежно-розовые румяна. Веки я покрыла дымчато-бронзовыми тенями, подкрасила свои прозрачные ресницы тёмной тушью, нанесла персиковую помаду и надела серьги с бриллиантовыми каплями. Последним штрихом стали белые сапоги с красными стежками из коллекции Moschino Couture.
Алёна Волкова была готова выйти в свет.
6:45 Я спустилась на кухню, где запах жареной колбаски смешался с запахом горьковато-терпкой гари, просочившейся внутрь дома сквозь микроскопические щели.
Мама взбивала яйца для омлета. Дядя Гена листал каталог автоматических ворот, а дядя Вова тыкал в изображения вилкой, приговаривая: “А что? Не хило”. Дедушка, тем временем, маршировал от окна к двери и обратно, надрываясь в свой радиотелефон:
– Как он мог свалить? Почему ни одна гнида мне не сказала? Да мне насрать… вы… вы все… Я плачу вам, чтобы вы нас защищали!
Дедушка швырнул телефон на стол.
– Бездельники. Почему меня окружают грёбаные пиявки, сосущие из меня деньги? Почему?
– А я знала, что это случится, пап, – сказала мама, переворачивая колбаски. – Я всегда говорила, что твоя погоня за деньгами ни к чему хорошему не приведёт.
– Тебя забыл спросить, – огрызнулся Борис Николаевич и сел за стол. Потом он резко схватил свою тарелку и запустил ею в стену. Громила, стоявший по стойке смирно за окном, резко обернулся. Мама помахала ему, давая понять, что всё в порядке.
– Псих, – сказала она, выливая яйца на сковородку. Они зашкворчали.
Нет, дедушка не был психом. Какой человек в здравом уме может выдержать такой прессинг? На Бориса Николаевича Волкова давили все: клиенты, подчинённые, общественность. Хотя бы в семье у него должна быть поддержка.
Я подсела рядом (но не слишком близко) и сказала: “Дедушка, всё будет хорошо. У нас ведь есть план”.
Мои слова ничуть его не успокоили. Напротив, его взгляд стал таким тяжёлым, что под его весом моё тело сжалось до размеров молекулы водорода. Тут ещё и дядя Вова вмешался:
– Алёна, не сейчас, – сказал он. А потом наморщил лоб, чтобы придать пущую важность своим словам, и добавил:
– Убери-ка лучше осколки и дай бате другую тарелку.
Несмотря на внутренний протест подчиняться командам дяди, я поставила дедушке новую тарелку и принялась подметать.
– Меня бесит эта жалкая кучка радикалов, – сказал дядя Гена, захлопывая каталог ворот. – Они вообще страх потеряли. Алёна, пропустила. – Указательный палец дяди был направлен на маленький осколок под пустым стулом. Мне безумно захотелось отлупасить его метлой, но вместо этого я покорно сгребла осколки на совок.
– Проблема в том, – сказал дедушка, – что их число растёт. И действовать они стали более продуманно. – Он наклонился к дяде Гене и вполголоса спросил: “Как у них оказался долбанный динамит? Закону лучше быть на нашей стороне”.
– Не волнуйся, батя, с законом всё в порядке.
– Отлично! – сказал дедушка и вскочил со стула. Он схватил сковородку с плиты и вырвал у мамы лопатку. Даже если яйца ещё были сырыми, энергетическое поле дедушкиного раздражения их мигом дожарило.
7:05 Обычно в это время мы с дедушкой уже садимся в машину, и наш водитель Игорь, завозит Бориса Николаевича в офис а потом меня в школу. Но события сегодняшнего утра нарушили наш привычный расклад.
– Дедушка, мне вызвать такси? – спросила я, допивая чай.
– Нет. Игорь отвезет тебя, – сказал он, нажимая кнопки на своем радио телефоне.
– А ты? – пробормотала я.
– Придется разбираться с этим бардаком, – сказал он, и ткнул антенной телефона в сторону окна.
– Алёна, слушай дедушку и не задавай лишних вопросов, – сказал дядя Гена. Он взял меня за локоть и провел в прихожую. – Все будет хорошо, – сказал он, помогая мне надеть мое любимое кремовое пальто.
– Я знаю, – сказала я. Но я не была в этом уверена.
Наш двор действительно выглядел страшно, как в фильмах о зомби: тротуарная плитка захлебнулась в мутных лужах; створки ворот выгорели, раму покрутило, краска потрескалась. Кучи белого порошка, похожего на снег или золу, покрывали опрокинутый и наполовину сгоревший мусорный бак. Его содержимое разлетелось по всему участку. Пакеты зацепились за ветки дуба, мокрые газеты распластались, как птицы, на столе для препарирования.
Я вдохнула горьковато-терпкий воздух. Видеть свой дом в таком состоянии было невыносимо. Особенно мое сердце сжалось, когда я заметила, что обе волчьи головы, охранявшие подъезд к нашему дому, были разбиты. Их осколки стирались в порошок под остроносыми туфлями Игоря.
– Доброе утро, Алёна, – сказал он, открывая для меня дверь Лексуса. – Обалденное платье.
– Спасибо, – ответила я. Игорь был гладко выбрит, а его короткий черный ежик был аккуратно уложен гелем.
– Не волнуйся, мы заставим их за это заплатить, – сказал он, потирая свой скошенный набок нос.
Я хмыкнула в ответ. Мы? Последнее время Игорь пытается убедить всех (включая самого себя), что он не просто водитель и что он оказывает влияние на то, как Дедушка ведет бизнес и решает проблемы. И это было забавно, потому что единственное, на что Игорь может повлиять, – это коробка передач, поворотники и руль. Ну… если быть до конца честной, иногда Игорь влияет на мое настроение. Он по-особенному делает мне комплименты и смотрит на меня так, словно я голубой бриллиант Оппенгеймера. Особенно это лестно, когда я чувствую себя дерьмово после бессонной ночи за учебниками.
Игорь завел машину и, глядя в окно, начал сдавать назад.
– Чуть не забыл, – сказал он, приостанавливаясь. С заднего сиденья он поднял обмякшее письмо формата А4. – Нашел его под почтовым ящиком.
– Наконец-то! – закричала я, вырывая послание из рук водителя. Этот конверт (а, скорее, то, что было внутри) был частью нашего с Дедушкой плана.
– Что это? – спросил Игорь. Он поправил деревянную иконку Девы Марии на приборной панели и выехал на улицу.
– Это то, что изменит всё! – сказала я. – Скоро не будет ни вандализма, ни ненависти! Всё будет по-другому.
Я безжалостно разорвала влажный конверт. Внутри был глянцевый журнал цвета сульфида меди. Название блестело золотом: ТВ-Шоу Сверхновая Звезда.
Игорь оторвал глаза от дороги и взглянул на обложку.
– А-а! Я знаю эту передачу, – сказал он с энтузиазмом. – Смотрел ее по УТ-1. Там в последнем раунде остались четыре зашибенские девчонки с такими не хилыми…
– Игорь! – прервала я его пошлый комментарий. – Сверхновая Звезда – это вообще-то интеллектуальный конкурс.
– Ну ладно, ладно, – сказал он, улыбаясь. – Лучше скажи мне, как этот конкурс остановит нападки гопников?
Я громко вздохнула, поражаясь тому, насколько Игорь тупой. Как можно этого не понимать?
– Ты вообще слышал о позитивном маркетинге? – Я не стала дожидаться его ответа. – Когда я выиграю Сверхновую Звезду, телеэкраны и рекламные щиты по всей стране загорятся надписями: Алёна Волкова, Самая Умная Старшеклассница, 2000. Во всех интервью я буду рассказывать о том, что свой интеллект я унаследовала от Дедушки. Когда люди узнают, что Борис Волков заработал свой капитал не обманом, а своими мозгами, нашу семью наконец-то зауважают.
Мысль о победе разлилась по моему телу, согревая меня подобно ласковым лучам весеннего солнца. Глянцевые страницы журнала с их идеальным оформлением и цветовой гаммой манили меня в мир славы. Вдыхая запах полиграфии, я мысленно перенеслась на церемонию вручения премии Сверхновая Звезда, которую столько раз смотрела на УТ-1.
Я представила себя уверенно шагающей по сцене, мои русые волосы развеваются, как солнечный ветер, мои глаза цвета планеты Нептун слегка блестят от переполняющего счастья, мои губы растягиваются в идеальной голливудской улыбке. Из рук ведущего я получаю Золотую Звезду. На сердце становится легко, и это возносит меня к звездам.
– Ого, – голос водителя безжалостно стащил меня со звёзд обратно в наш Лексус. – Никогда бы не подумал, что молодежная передача может изменить то, как люди воспринимают нас… То есть вас… Волковых. Как ты собираешься попасть на это шоу? – Игорь переключил скорость и выехал на трассу.
– Директор должен подписать вот этот документ. – Я достала пустой бланк заявления из конверта. – Это меня сделает официальным представителем школы. Затем мне нужно выиграть областной конкурс в Донецке. И только тогда я попаду в финал, который ты и смотрел по телеку.
– Ты всех порвёшь, ты же такая умная, – уверил меня водитель, обгоняя по встречке белую иномарку.
– Да, я много знаю, – сказала я, вжавшись в сиденье, – но ты видел других участников? Они Эйнштейны.
– Могу помочь тебе подготовиться.
Я нарочно громко хихикнула, чтобы показать Игорю, насколько нелепым было его предложение.
– Как ты собираешься мне помочь? Ты даже школу не закончил.
– Школу… – повторил Игорь. – Да кому она нафиг нужна? Самым важным вещам школа не учит. Поверь мне.
Я, конечно, не поверила, но у меня не было желания спорить. Я хотела погрузиться в страницы журнала, который открывал мне двери в эксклюзивный клуб. Такой журнал в газетном киоске не купишь. Доступ к нему имеют только одобренные кандидаты. Лишь немногие из нас, кто будет бороться за Золотую Звезду в следующем году, будут знать правила и категории. И я одна из избранных.
Покачиваясь в кресле, я читала интервью прошлогодних участников, рассматривала фотографии с областных соревнований, пока меня не обдало холодным потом от увиденного. На странице номер 12, в верхнем углу, внутри желтой звезды, жирными синими буквами было написано:
Отличные новости!
По многочисленным просьбам, впервые за пять лет
мы вводим новую категорию: Музыка и искусство.
Что за бред? Какие ещё музыка и искусство? Сверхновая Звезда – это научный конкурс. У меня в голове всё закружилось. Как будто безупречная химическая реакция моей жизни резко пошла наперекос, и все элементы, которые должны были соединиться в идеальной гармонии, внезапно столкнулись, порождая хаос.
До областного отбора осталось всего четыре недели, а я понятия не имею ни о музыке, ни об искусстве. Я никогда в жизни не держала в руках музыкальный инструмент. С кистями я была кое-как знакома. В начальной школе у нас были обязательные уроки ИЗО. Но меня всегда больше интересовало смешение красок в стакане воды, чем процесс рисования.
Мне срочно нужна была подходящая литература. Но где её взять? Дома у нас нет ничего, кроме маминых любовных романов и моих книг о космосе. А в нашей школе музыку и искусство не преподают. Мы ведь профильное учебное заведение для детей, одарённых в науке. Остаётся только один вариант – библиотека. В Крупскую меня не пустят, мне ещё нет 18, а в Юношеской хранится только старое, никому не нужное дерьмо.
Вот я вляпалась!
8:00 Когда я взбегала по бетонной лестнице к главному входу школы, звонок на пары беспощадно сотрясал здание. Все ученики разошлись по классным комнатам, и только один парень остался стоять под сине-зеленой вывеской “ОШ № 19”. Изо рта у него торчала сигарета, а палец безрезультатно крутил колесико пластиковой зажигалки.
Заметив меня, он приоткрыл входную дверь, выпуская на волю последние секунды раздражающего призыва к началу учебы.
Украдкой я поблагодарила его, но не успела пересечь порог, как он спросил:
– Прикурить не будет? В моей, кажется, газ закончился.
У меня ещё был шанс успеть на математику до того, как появится учитель, но глубокие, темные глаза этого незнакомца уставились на меня так, будто я была его последней надеждой.
– Здесь нельзя курить, – сказала я, запуская руку в сумку.
– Пофиг. Что они мне сделают? – сказал он, заправляя за ухо прядь волос. На каждом из его пальцев поблескивало серебряное кольцо.
Я достала зажигалку и нажала на кнопку. Газ зашипел. Незнакомец нагнулся и обнял мою руку своими ладонями. От этого касания меня бросило в жар. Я понимала, что он всего лишь заслонял огонь от ветра, но делал он это как-то по-особенному. Намеренно. Нежно. Его сигарета разгоралась всё ярче, а внутри меня загорелся пожар похлеще того, что полыхал в нашем дворе этим утром.
– Спасибо, – сказал парень и затянулся. – Ты меня спасла.
– Пожалуйста, – сказала я, пряча зажигалку.
– Удачи на парах, – бросил он и побежал вниз по лестнице.
Еще несколько секунд я смотрела ему вслед, совсем позабыв об уроках и о Сверхновой. Он накинул капюшон пайты и уверенно зашагал по аллее, оставляя за собой темное облако густого дыма. В этом парне была какая-то черта, которая отличала его от пацанов нашего класса. Его возраст, конечно, но что-то ещё. Уверенность? Самодостаточность?
Звук открывающейся двери взбудоражил меня.
– Волкова, ты почему не на парах? – спросил наш директор. Я тут же вспомнила о своей миссии. – Андрей Алексеевич, мне нужно с вами поговорить о Сверхновой Звезде.
– Меня в Управление вызывали, – сказал он, застегивая куртку. – Подойдёшь ко мне на большой перемене. А сейчас мигом в класс.
Я поспешила по коридору к своей классной комнате, представляя, как сейчас открою дверь, и все уставятся на меня своими сканирующими глазищами и будут оценивающе пялиться, пока я не сяду за парту.
Подойдя к двери, я прислушалась. Сергей Викторович (прослывший среди учеников Циркулем) что-то рассказывал. Мелок выплясывал на доске.
Я постучала.
– Извините. Можно войти?
– Явилась, не запылилась, – рявкнул Славик Сватов. Этот болван сидел за третьей партой среднего ряда и был заводилой всех озабоченных.
Не успела я отреагировать на его язвительный тон, как в меня полетела скомканная бумажка.
– Любовная записка от поклонника вашего высокомерия, – выкрикнул кто-то.
– Что это на ней? – прошептал девчачий голос. – Никак в монашки подалась?
– Так, успокоились, – скомандовал Циркуль. – Волкова, присаживайтесь.
Учитель отвернулся к доске, продолжая выписывать формулы, а я поспешила к своему месту – предпоследней парте в крайнем ряду у окна, но резко остановилась. На стуле моей лучшей подруги Яны, сидела незнакомая девочка в мультяшно-розовом свитере. Это какая-то ошибка, подумала я.
Новенькая улыбнулась мне, оголяя серую полоску брекетов. Её болотные волосы были заплетены в незатейливую косу, которая выглядела потрепанной, как канат в нашем спортивном зале. Лоб был покрыт мелкими прыщами (которых было больше, чем звёзд в нашей Галактике), а из её курносого носа что-то торчало! Это было отвратительно. Я не могла себя заставить сесть рядом с ней.
– Волкова, вы всё ещё стоите? – сказал Циркуль, складывая руки на груди. – Может, вы хотите провести урок вместо меня? А я сяду за вашу парту у окошка и с удовольствием расслаблюсь, внимая вашей мудрости.
– Точняк, пусть Волкова ведёт урок, – ляпнул Славик. – Давай, Алёха, расскажи нам о своих сферах.
– Они равны или одна больше другой? – кто-то выкрикнул.
– Могу помочь с измерениями. У меня есть очень точный прибор, – сказал Славик, показывая мне свою руку.
– Отжёг! – завизжал Костя Никитин, заходясь смехом. Его парта была прямо за мной.
– Заткнитесь, – прошептала я, присев на край своего стула как можно дальше от новенькой.
– Я рад, что все разрешилось, – сказал Циркуль.
– Меня зовут Лина, – прошептала она, пошмыгивая. То, что торчало из её носа, шевельнулось, но так и осталось торчать.
Меня начало тошнить. Дабы не нагнетать рвотный рефлекс, я опустила глаза в сумку в поисках учебника и тетради. Уже октябрь, подумала я, какого хрена она начала учёбу на целый месяц позже? И где, черт возьми, Свердлова? Сколько мне ещё терпеть выходки этих макак, у которых от избытка тестостерона расплавились мозги?
Весь оставшийся урок новенькая шмыгала и чихала, мешая мне сосредоточиться. Я начала продумывать варианты её скорейшего отселения. Вариантов оказалось немного – единственное свободное место было позади меня, рядом с Никитиным, и я точно знала, что этот дебил не захочет сидеть с ней.
8:45 На перемене Лина закидала меня комплиментами:
– Ах, какие модные ботинки! Ой, какие элегантные серьги! А платье-то какое изысканное!
Я и сама знаю, что моя одежда и украшения потрясающие, и в комплиментах не нуждаюсь, тем более от сопливой новенькой. Какое она вообще имеет право комментировать мой гардероб?
– Это брендовое платье, – сказала я. – Фенди. Слышала о таком? Стоит дорого.
После такого ответа новенькая должна была отвалить, но она продолжала смотреть на меня, как преданный пес на хозяина.
– У тебя хороший вкус, – сказала она, оттягивая горловину своего мешковидного свитера. – Какой у нас урок после математики?
– Расписание на доске объявлений, – сказала я, указывая в угол класса.
Как только она отошла, я повернулась к Никитину и сказала:
– Костя, новенькая пересаживается к тебе.
– Это еще почему?
– Потому что это место Яны. А ты ни с кем не сидишь.
– Вот именно. Я ни с кем не сижу, – сказал Костя и вытянул свои гориллоподобные ноги поверх пустого стула. – Хотя для твоей попки место тут всегда найдется.
– Нет, я сижу с Яной, – сказала я и постаралась изобразить дружелюбную улыбку. – Костя, пусть новенькая сядет с тобой.
Из-под футболки Никитин вытащил массивную цепь. Он аккуратно расправил её вокруг шеи и отчеканил:
– Вес этой детки совсем не в теме, пусть лишнее сбросит, тогда и заценим, йоу.
Вот критин, подумала я и сказала:
– То же мне Децл нашелся.
Он запищал, кривляя меня.
Если бы Свердлова была здесь, этого бы не произошло. Да где же её черти носят?
Чтобы успокоить нервы, я принялась листать учебник математики в поисках чего-нибудь знакомого и стабильного. Мне срочно нужно было увидеть график или формулу, что угодно, что приводит хаос жизни в порядок и упрощает сложные процессы до уравнения с парочкой неизвестных.
– Алёнка-пелёнка, – окликнул меня Славик, подходя к моей парте. В руках он крутил деревянную линейку. – У меня к тебе научный вопрос. – Он шлепнул линейкой мне по плечу. – Ты что-нибудь подкладываешь в лифон?
Мне стало невероятно стыдно. Захотелось прикрыться и спрятать свою грудь от его назойливого, грязного взгляда.
– Конечно, нет, – ответила я, с ужасом понимая, что на этом наш разговор не закончится.
– Ясно, – протяжно сказал он и глянул в сторону трёх других парней, собравшихся у доски. Те пялились на меня, едва сдерживая улыбки. Позади Никитин глубоко вздохнул и вытянул свои мясистые ноги под мой стул.
– Слушай, Алёха, – продолжил Славик. – Тут такое дело. Нам нужен точный размер для статистики, понимаешь? Дай я быренько измерю… вот здесь, между твоими сосками. – Он взял линейку за углы обеими руками и нагнулся. – Сиди спокойно.
– Отвали, Сватов, – сказала я, отклоняясь от него.
– Если не хочешь, чтобы все узнали, что ты набиваешь в лифон носки своего деда, сиди смирно. Я просто померяю. В этом нет ничего страшного.
– Вот нудотина, – рявкнул Костя. – Давай, уже, меряй. – Он толкнул Славика в спину. Сватов упал на меня и, конечно же, умудрился облапать мою грудь.
– Придурок! – завопила я, отталкивая его.
– Мягкая посадочка была, – ухмыльнулся Славик. – Спасибо, чувак, – сказал он Косте, и они стукнулись кулаками.
Уроды.
Я облокотилась локтями о парту, прикрывая грудь. Быть женщиной чертовски тяжело. Почему я не такая как Яна? Он ведет себя с парнями естественно и всегда знает, как реагировать на их подлые выпады. Свердлова сказала бы что-то вроде: “Давай лучше измерим твой член, Сватов”. А потом бы добавила: “Ой, черт, подожди. Не получится. У нас ведь нет микроскопа”. И она сказала бы это с такой уверенностью, что Славик заткнулся бы на весь остаток дня.
Ни Сватов, ни кто-либо другой в классе, не знает и малой доли того, что Яна знает о сексе. Ее ночные похождения с двоюродной сестрой Ритой всегда оставляют меня с челюстью отвисшей до пола. Вот например, однажды Яна делала минет ди-джею, в то время пока тот диджеил. Он даже смикшировал классный трек, пока моя подруга ему отсасывала. А совсем недавно она переспала со студентом гинекологом в клубном туалете. И хотя он многому научил ее о женском теле, этот горе-гинеколог не был хорош в применении своих знаний на практике (“Костя бы справился лучше”, – призналась она).
11:30 Как только прозвенел звонок, оповещающий о начале большой перемены, я схватила бланк направления на Сверхновую Звезду и понеслась на встречу с директором Андреем Алексеевичем Сахаровым (среди учеников известным по кличке Сахарок).
С директором у меня изначально сложились отличные отношения. Два предмета, которые он у нас преподает – химия и астрономия – мои любимые уроки. Поэтому я всегда выбираю самые сложные темы для рефератов и единственная из всего класса выполняю дополнительные домашние задания. Не проходит и одной пары, чтобы Андрей Алексеевич меня не похвалил.
Поднимаясь вверх по лестнице, наводненной школьниками, я представляла, как директор радостно ставит свою подпись на бланке и назначает меня официальным представителем школы.
Я подошла к кабинету, на двери которого были выведены два постулата школы: “Да – совершенству. Нет – жестокости”, и постучала.
– Входите, – сказал Сахарок.
Я приоткрыла дверь – в нос ударил едкий запах пота. Ходили слухи, что директор недавно развелся и теперь спит в своем кабинете на раскладушке.
– Добрый день, Андрей Алексеевич, – сказала я, пытаясь глубоко не вдыхать.
– Волкова. Заходи. Располагайся, – сказал он, указывая на свободный стул.
– Как прошла встреча в Министерстве?
– Нормально, – ответил он. – Мы у них на хорошем счету.
Директор склонился над листом бумаги и принялся что-то писать. Обращенная ко мне лысина напомнила мне планету Сатурн, обрамленную кольцом седеющих волос.
– Ты хотела поговорить о конкурсе? – спросил он, подняв голову. Лысина заблестела отражая свет лампы.
– Я получила приглашение, – сказала я, пододвигая к нему листок бумаги. – Нужно, чтобы вы подписали вот здесь.
– Поздравляю, Волкова. Это хорошие новости. Но… – Сахарок отодвинул от себя бланк. – Я не могу это подписать.
– Почему? – растерянно спросила я.
– Дело в том, что на педсовете мне доложили… – Андрей Алексеевич замялся. – Давай я тебе лучше покажу.
Из пластикового лотка он достал черную толстую папку и пролистал файлы.
– Ты уже познакомилась с Линой Буряк?
Я кивнула.
– Смотри. – Сахарок указал на документ в папке.
Это было рекомендательное письмо из школы номер пять, в котором восхвалялись достижения Л.В. Буряк. Директор указал на цифру 4,93 и сказал:
– Впечатляющий результат. Выше твоего среднего балла на 0,06. Учителя считают, и я согласен, что представлять нашу школу на областном конкурсе Сверхновая Звезда должна госпожа Буряк.
– Подождите. Как это? – Мой голос задрожал, руки затряслись. Все разваливалось на части. – Я готовилась к этому конкурсу с прошлого года. Я получила приглашение.
Голова закружилась, и ОНИ снова заговорили со мной. Сначала тихо, как будто в моем ушном канале застрял крошечный комар. Но вскоре голоса стали громче. Они раздражающе тявкали:
Неудачница,
Ты думала, что ты избранная?
Никому ты не нужна,
Мы тебе говорили,
Ты просто никчемная неудачница.
– Ничего личного, Волкова. Я действую в интересах школы, – оправдывающимся тоном произнес директор. Солнечный зайчик, отразившийся от его лысины ослепил меня, как вспышка фотокамеры.
– Нет, вы не можете так со мной поступить! Она Новенькая. Она пропустила целый месяц учебы. Она… она…
– Алёна, успокойся. – В этот раз голос Андрея Алексеевича зазвучал твердо. – Давай сделаем так: перед окончанием четверти мы пересчитаем средние баллы всех студентов выпускных классов. И тот, чей балл будет самым высоким, будет представлять школу.
– Но я думала…
– Волкова, не пререкайся. Лучше направь энергию на достижение совершенства по всем предметам. Понятно?
– Понятно, – пробормотала я и, забрав бланк, вышла из кабинета.
Внутри меня все кипело от злости. В Сверхновой Звезде участвуют только студенты выпускных классов. Если я упущу свой шанс в этом году – все, это конец. Мои мечты будут разбиты вдребезги, как волчьи головы во дворе нашего дома сегодня утром. А госпожа Л. В. Буряк в ее мультяшно-малиновом свитере будет красоваться на билбордах страны с подписью: Самая Умная Старшеклассница, 2000.
Я замотала головой, прогоняя этот страшный образ. Нет, этого не произойдет. Она пропустила целый месяц, вряд ли ее средний балл будет выше моего.
В растерянности я вышла на улицу, но и там меня ждало разочарование. Горько-коричневые тучи плотно затянули небосвод, скрывая от меня бескрайние просторы космоса, которые безотказно приносили мне облегчение.
Начал накрапывать противный дождь. Толпа учеников зашаркала внутрь здания, и только одна девочка осталась сидеть на бетонном парапете. В руке у нее был карандаш, на коленях – альбом для рисования. Это была моя одноклассница Карина Романова, или Ромашка, как прозвали ее подружки. Но, как по мне, на ромашку она была совсем не похожа. Романовой больше подходил цветок с более сложным соцветием, например, пион или георгина.
