Kitabı oxu: «Сожженные тела на станции Саошулин»
呼延云 著
扫鼠岭
Original published in Simplified Chinese by New Star Press Co., Ltd in 2020
This Russian translation edition is arranged through Nova Littera LLC and Gending Rights Agency (http://gending.online/).
Перевод с китайского Татьяны Карповой
© Карпова Т., перевод, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
* * *
Пролог
1
Всего одна трель губной гармошки.
В ночной тьме.
Так внезапно она зазвучала и так внезапно умолкла, что застала врасплох, ошпарила испугом.
Ли Чжиюн вздрогнул и, не удержав руль, потерял баланс, да тут еще и мокрая от осеннего ливня дорога сыграла свою роль. Он соскользнул с велосипеда, и повезло еще, что успел упереться ногой в землю, иначе и велосипед бы упал вслед за ним.
Он поднял голову. Было уже десять вечера, однако для этого времени небо оставалось необычно светлым – лишь кое-где успели сгуститься темно-серые сумерки. В свете дорожных огней беспорядочно плясали капли дождя, и каждая обжигала холодом.
Вновь оседлав велосипед, он вдруг ощутил, что больше не в силах смотреть на тянущуюся вверх по склону дорогу. Она была некрутой, но очень длинной; в любое другое время он предпочел бы сделать большой крюк, чем ехать здесь, но сегодня так было нельзя. Сегодня в конце этой дороги, в парке Ванъюэ Юань, его кое-кто ждал.
И тогда он пошел вперед пешком, толкая велосипед рядом. Этот черный велосипед марки «Юнцзю-26» он купил еще в университете и до сих пор ездил на нем на работу – вещь крепкая, надежная. Многие его убеждали, мол, давно уж велосипеды со стальным каркасом вышли из моды, любая модель из алюминиевого сплава будет куда легче, но ему было жаль с ним расставаться, он любил его, словно давнего друга. И только в этот момент подумал, что ползти в гору с этим тяжелым «другом» – учитывая то, что и сам он человек в теле, – это как медведю подниматься на склон с огромным камнем в лапах. Глупость, да и только.
На черные резиновые колеса, катившиеся по мокрой дороге, налипли какие-то цветные ленточки и блестяшки – в Парке скульптур, что в паре улиц отсюда, не так давно давала концерты группа «Виннерз», и эту мишуру, наверное, оставила после себя толпа расходившихся по домам фанатов. По обеим сторонам дороги выстроились разные заведения: ресторан хого «Фэйхуа», аптека «Цзяшитан», магазин одежды «Илайкэ», рынок электроприборов пригорода Сицзяо… Они будто провожали его в последний путь: стоило ему пройти мимо, как внутри гас свет. То, как исчезали огни – один за другим, – показалось Ли Чжиюну настолько странным, что он даже остановился и обернулся назад, а потом еще огляделся по сторонам. На всей улице не то что человека – ни единой собаки не было. Тогда он поднял голову и посмотрел наверх: там, впереди, уже виднелась скульптура лунного серпа из белого мрамора, стоявшая на высоком постаменте. До парка Ванъюэ Юань оставалось недалеко.
И вдруг!
Вновь заиграл кто-то на губной гармошке; теперь это была прерывистая повторяющаяся мелодия, она замолкала и начиналась вновь, хриплая и тягучая. Будто кто-то, жаждущий выговориться, заходился рыданиями, но больше ничего сказать не мог… Отчего-то и ночная тьма словно задрожала вслед за этой печальной музыкой: забилась в судорогах, задышала холодом, задрожала, будто затаив угрозу…
Мелодия напоминала вступление к какой-то популярной песне, но он никак не мог вспомнить, к какой же.
А потом все опять погрузилось в тишину.
Он долго-долго стоял замерев, пока окончательно не смолкла гармошка, пока не прекратило звучать у него в ушах эхо повторяющихся нот, пока капли дождя не омыли начисто каждый уголок этой улочки, пока во всем мире не осталось ни единого следа, ни единого отзвука этой печальной мелодии. Лишь после этого Ли Чжиюн, словно очнувшись от заклятия, размял затекшие ноги и, толкая перед собой велосипед, подошел к воротам парка Ванъюэ Юань.
Парк был маленьким, не больше футбольного поля, но из-за своего необычного расположения – он находился как раз на самом верху склона, в конце этой дороги – он стал чем-то вроде местной достопримечательности. Холм, на котором раскинулся парк, окружала каменная стена, на входе в парк высились сводчатые каменные ворота, обращенные прямо на север. За ними начинались широкие ступени, что вели к самой вершине, и там, на постаменте, лежал лунный серп из белого мрамора, на котором был вырезан профиль человека с длинной бородой – «Лунного старца». Вот только вид у этого дедушки был странный. Брови вздернуты высоко, борода развевается, словно щупальца осьминога, рот растянут в жутковатой улыбке. В ночной тьме он больше напоминал старого кладбищенского сторожа, больного витилиго.
Ли Чжиюн оставил велосипед и пошел вверх по ступенькам. Добравшись до постамента, он, утомившись и тяжело дыша, прислонился было к старцу, но капли осеннего ливня, висевшие на белом мраморе, буквально пронзили его ладонь ледяным холодом. Он быстро отстранился и вытер руку о другой рукав, а взглядом при этом искал того, с кем договорился о встрече здесь.
Это была высшая точка всего парка Ванъюэ Юань. Круглая площадь выложена мрамором, в центре – погружной фонтан с широкой чашей; настил из нержавеющей стали в сумерках отливал голубоватым светом. В южной части площади высилась изогнутая дугой стена из гранита, на ней – барельеф из пластика, имитирующего медь. Ли Чжиюн пересек площадь, прошел вдоль стены, однако так никого и не обнаружил. И как раз в тот момент, когда он, по своему обыкновению, сжал пальцами кончик своего широкого носа (так он делал всегда, когда попадал в затруднение), он вдруг заметил, что тот, кого он ждал, сидит себе, погрузившись в свои мысли, на темно-зеленой скамье за площадью, а в руке у него губная гармошка. Брызги дождя окутывали его серебристым сиянием.
– Сянмин! – окликнул Ли Чжиюн его по имени и направился к нему.
2
Линь Сянмин, похоже, был глубоко погружен в свои мысли. Когда он услышал, как его окликнули, он вздрогнул всем телом и поднял голову. Он посмотрел на Ли Чжиюна каким-то странным взглядом – то ли узнал, то ли нет… Ли Чжиюн даже, засомневавшись, уточнил:
– Эй, ты чего? Это же я, не признал?
Линь Сянмин встал со скамьи и протянул ему руку для рукопожатия.
– Что ж ты нигде не укрылся от дождя? – спросил Ли Чжиюн, нахмурившись, и посмотрел по сторонам. Только сейчас он обнаружил, что во всем парке Ванъюэ Юань нет ни единой беседки. А ведь это он предложил встретиться в таком месте и не подумал даже, что может пойти дождь. Ему стало как-то неловко.
– Ничего, дождик маленький, – отозвался Линь Сянмин с легкой улыбкой.
– Идем, идем, к югу от парка – компаунд1 Цинта, там одно заведение есть, хоть и небольшое, но готовят там преотменно, я тебя сегодня угощаю. И даже не говори мне, что уже ужинал, ничего, еще поешь – как говорится, плоха та лошадь, что ночью ничего не жует, такая и вес не набирает! – приговаривая так, Ли Чжиюн спустился по ступенькам, вышел из парка, взял велосипед и, толкая его перед собой, направился к компаунду Цинта.
Линь Сянмин следовал за ним.
Сначала они шли молча, ничего не говоря, и слышно было лишь, как ритмично брякает велосипедная цепь. Ли Чжиюну от этого молчания стало как-то не по себе, и он, замешкавшись, ударился о педаль лодыжкой.
– Ай! – воскликнул он от боли.
– Ты в порядке? – уточнил Линь Сянмин.
– Да! – Несмотря на болезненный удар, Ли Чжиюн был рад, что молчание между ними наконец нарушилось. – Так это ты играл там на губной гармошке?
– Угу, – откликнулся Линь Сянмин.
– Напоминает вступление к какой-то песне… – пробурчал себе под нос Ли Чжиюн, как бы намекая, чтобы Линь Сянмин подсказал ему ответ, однако тот ничего не сказал.
Ли Чжиюн невольно бросил на него взгляд: красивое лицо спутника казалось абсолютно отрешенным.
Не человек, а загадка.
Ли Чжиюн вспомнил, как в середине расследования серийных убийств в западном пригороде, когда число жертв все росло, а у них так и не появилось ни единой зацепки, замначальника полиции Сюй Жуйлун позвонил главе следственной группы Ду Цзяньпину и сказал: «Есть у меня тут один третьекурсник из Полицейской академии Китая, он специализируется на криминальной и поведенческой психологии, отправлю его вам на помощь».
У Ду Цзяньпина в то время от этого дела уже голова кругом шла, от усталости опять вылез опоясывающий лишай, поэтому эту инициативу начальства он сперва не очень-то оценил: «У меня здесь такой бардак – черт ногу сломит, только практикантов сейчас и не хватало!»
«Какой он практикант! – грубо оборвал его Сюй Жуйлун. – Это помощник!»
«Помощник» в первый же день своей «помощи» попал на планерку по расследованию серийных убийств. На членов команды специалистов Линь Сянмин произвел весьма благоприятное впечатление: несмотря на свою изящную, как у девушки, красоту, он держался просто и скромно. Сперва он, присев за стол, достал ноутбук, но как только заметил, что расположившиеся рядом с ним сотрудники уголовного розыска ограничились простыми синими записными книжками, сразу же спрятал его и вынул из наплечной сумки ручку с бумагой. За все время, что шло совещание, он не сделал ни глотка воды и никоим образом не продемонстрировал недовольства тем, что несколько заядлых курильщиков изрядно надымили в комнате – хотя сам был абсолютным противником курения. Он внимательно слушал каждого выступающего, и при этом тщательно делал записи – все время планерки его ручка тихо шуршала по бумаге. Однако сам он предпочел хранить молчание вплоть до самого конца встречи. Ду Цзяньпин даже забыть о нем успел, и только когда все уже собрались расходиться, спохватился, вспомнив, что замначальника полиции ему кого-то прислал:
– Ну что, Линь, есть у вас какие-то соображения?
Линь Сянмин покачал головой.
– Ну же, не отмалчивайтесь, смысл планерки по делу как раз в том, чтобы все высказались! – улыбнулся Ду Цзяньпин. – Вас же начальство нам в помощь отправило, так давайте, помогайте!
В комнате для собраний раздался смех.
– Я здесь новенький, опыта у меня никакого нет, каждый из присутствующих годится мне в учителя. Лучше я пока вас всех послушаю, разберусь во всем, – ответил Линь Сянмин.
После собрания Ду Цзяньпин отвел нескольких полицейских в сторонку и тихо попросил:
– Этот Линь Сянмин вроде вежливый парнишка, займитесь им. – И, то ли шутя, то ли всерьез, добавил, обращаясь уже к Ли Чжиюну: – А ты и сам мог бы у Линя многому поучиться, он тебя моложе, а вон какой степенный, знает, как себя вести, и соображает быстро.
Ли Чжиюн ничего не ответил, только подумал: «Боюсь, на этот раз вы ошибаетесь».
Ли Чжиюну было двадцать восемь лет, и шесть из них он провел, борясь с преступностью в первых рядах уголовной полиции, успел столкнуться со многими трудностями, и мало чем его уже можно было напугать. И по возрасту, и по опыту, и по навыкам он был идеальным кандидатом на продвижение по карьерной лестнице. Именно на таких людях обычно и держался отдел, однако Ду Цзяньпину он как-то не полюбился – он даже дал ему прозвище Медведь. Но вовсе не из-за того, что тот был высок и широк в плечах, нет. Причин для появления этого прозвища существовало две. Во-первых, он редко умывался и причесывался, был вечно какой-то помятый и ходил повесив голову, погруженный в мысли о работе, частенько при этом забывая смотреть себе под ноги. Во-вторых, у него был странный характер, обычно он был угрюм и молчалив, но когда брался за расследование, то резко менялся: становился упрямым, как прицепится к какой-то детали, так за уши не оттащишь. Даже с Ду Цзяньпином, своим непосредственным начальником, не боялся вступить в открытый спор. С учетом этих особенностей… даже сам Ли Чжиюн был согласен, что прозвище Медведь ему вполне подходит. К тому же прозвища в полиции были у всех; одного полицейского вообще Тетушкой прозвали – в сравнении с ним ему было еще не на что жаловаться.
Впрочем, Ли Чжиюн только казался грубым, на самом деле он был человеком весьма внимательным к мелочам, любил поработать головой, иногда почитывал «Шерлока Холмса» и вообще старался регулярно тренировать свою наблюдательность. Например, в этот раз на планерке он внимательно наблюдал за Линь Сянмином и заметил, что этот «степенный и воспитанный» парень на самом деле очень даже себе на уме.
Обычно на планерке разбирали какое-то сложное дело: высшие чины, возглавлявшие расследование, созывали сотрудников полицейского отделения, и каждый делился своим мнением. На таких собраниях высказываться мог любой, вне зависимости от звания, должности и возраста, главное, чтобы сказанное имело непосредственное отношение к расследованию. А так говорить можно было что угодно. Сама суть сыскной работы заключается в том, что полицейские, опираясь на улики и логический анализ, пытаются восстановить истинный ход событий, и до тех пор, пока дело не раскрыто, никто не знает, где скрыта истина. А потому при обсуждениях все придерживаются принципов свободы и демократии, так сказать, обращаются к коллективному разуму. Ну а если кто-то боится «сказать что-то поперек мнения начальства», как бы чего не вышло, так ему лучше вообще за такую работу не браться. И, конечно, на таких собраниях часты споры – о том, насколько надежна та или иная улика, насколько верно то или иное предположение… Все спорят с пеной у рта, но после планерки никто никому ничего не припоминает. И, несмотря на все это, когда на собрании кто-то выступает, все ему на автомате кивают – не потому, что согласны с ним и поддерживают его мнение, а скорее в знак уважения. Это своего рода привычка.
А вот Линь Сянмин… никому не кивал. Ли Чжиюн отметил, что на протяжении собрания новенький действительно всех внимательно слушал, но при этом практически ни разу не кивнул – за исключением момента, когда выступал сам Ли Чжиюн. И высказывал он тогда весьма сырую и малообоснованную теорию.
– Ранее патологоанатом и коллеги из технической группы уже отмечали, что преступление совершалось по одной и той же модели: в момент, когда жертва открывала входную (и внутреннюю, если такая была) дверь, злоумышленник подходил сзади и оглушал ее ударом железного молотка, а потом уже затаскивал ее в бессознательном состоянии в квартиру, где насиловал и убивал. Однако мы не обратили внимания на одну деталь – на время совершения преступлений…
Ду Цзяньпин прервал его:
– Да говорили уже, что в основном нападения происходили после десяти часов вечера, поскольку убийца выбирал в качестве цели одиноких женщин, поздно возвращавшихся домой.
– Я говорю немного о другом – о том, сколько времени проходило с момента появления жертвы и до того, как преступник доставал орудие преступления и совершал нападение, – с этими словами Ли Чжиюн перелистнул презентацию, транслировавшуюся на экране, на нужные ему слайды. – Вот, посмотрите, перед вами три места преступления; во всех этих случаях злоумышленник выбрал для нападения старые малоэтажные здания – ниже шести этажей. Одно нападение произошло на третьем этаже, два – на четвертом. Я специально проверил, эти дома строились из бетонно-кирпичных конструкций, сенсорные светильники в коридорах очень чутко реагируют на любое движение. Получается, когда жертва возвращалась домой, поднималась по лестнице на нужный этаж и подходила к своей квартире, свет должен был гореть, так?
Коллеги закивали, однако во взглядах их читалось недоумение: они еще не до конца понимали, к чему же он клонит.
И только у Линь Сянмина загорелись глаза.
Ли Чжиюн это заметил, но сделал вид, будто не обратил внимания.
– А раз свет горел, значит, в коридоре должно было быть очень светло. Тогда почему же жертвы в момент, когда на них совершалось внезапное нападение, не предпринимали ни единой попытки к сопротивлению? – Он взял со стола протокол патолого-анатомического вскрытия и ткнул пальцем в один из абзацев: – Вот, смотрите, в протоколе ясно написано: первая рана у жертвы находится на затылке, это рваная рана лучевого типа, вокруг – круглый след ушиба, в центре – сильная гематома, присутствует вдавленный перелом черепа, а еще клиновидный перелом… Но ни у одной из трех жертв не обнаружено травм на руках, предплечьях или плечах, которые они могли бы получить в процессе самозащиты. Ни у одной! Почему?
– Возможно, все произошло слишком быстро, они перепугались и оборонительный рефлекс не сработал? – предположил Ду Цзяньпин.
– Если бы речь шла только о первой жертве, то тогда это было бы еще вполне логично. Но дело в том, что после первого нападения мы срочно уведомили жилищные комитеты всех компаундов и кварталов, поручив им предупредить жильцов об опасности. А в ходе расследования было установлено, что ко второй пострадавшей лично ходил глава местного жилкома, потому что она жила одна и вполне подходила под описание потенциальной жертвы. Про третью уж и говорить нечего… Что ж они, совсем ничего не опасались? – Ли Чжиюн опять перелистнул презентацию на слайд с местом преступления. – Взгляните на подъезд, где произошло нападение: это дом, там много ступенек, а в углах лестничных пролетов еще наставлены всякие банки, склянки, даже велосипеды порой ставят. Спрятаться там невозможно! И как бы стремительно преступник ни действовал, откуда бы он ни выскочил, с этажа ниже или выше, у жертвы все равно было несколько секунд, чтобы как-то среагировать. Вот именно про это время, на которое мы не обратили внимания, я вам и говорю.
Один из полицейских предположил:
– Сенсорные светильники через определенное время гаснут. А что, если преступник дождался, когда свет выключится, снял обувь, в носках поднялся по ступенькам и напал на жертву?
– Даже если не вспоминать о том, что двери в таких старых домах обычно открываются с большим скрипом из-за того, что дверные проемы со временем проседают, и этот скрип точно бы «разбудил» светильник, то все равно любой из нас, оказавшись во тьме, на автомате топнул бы ногой, чтобы зажечь свет – хотя бы чтобы убедиться, что попал ключом в замочную скважину. И вот еще что важно: наши специалисты по сбору улик сняли отпечатки подошв подозреваемого на этаже и говорят, что цепочка следов не обрывалась, то есть он не снимал обувь, – подытожил Ли Чжиюн.
Сидевший рядом с ним сотрудник из отдела по сбору улик добавил:
– Да, судя по оставленным преступником следам, он, скорее всего, преследовал жертв прямо от входа, вместе с ними поднимался на этаж и потом совершал нападение. А еще мы заметили, что в момент нападения – то есть когда следы злоумышленника максимально приближались к жертве – они не становились ни уже, ни острее, дистанция между ними не увеличивалась, не видно, чтобы он сильно смещал центр тяжести. Получается, что он не кидался на жертву резко, а абсолютно спокойно к ней подходил.
– И все это еще раз подтверждает, что жертва, вероятно, видела злоумышленника и он мог быть кем-то знакомым, кого она совершенно не опасалась. Поэтому она и ослабляла бдительность, – сказал Ли Чжиюн.
И в этот момент он увидел, как Линь Сянмин тихонько кивнул.
Почему-то этот его кивок вызвал у Ли Чжиюна большое удивление.
– Что у нас получается? Десять часов вечера, в подъезде горят сенсорные светильники, преступник максимально приближается к жертве, а жертва при этом совершенно не паникует, потому что это – ее знакомый, которого она совсем не опасается… Возможно, именно поэтому всех жертв и убили – иначе просто нельзя было гарантировать, что они не сдадут преступника властям… – пробормотал себе под нос Ду Цзяньпин, а потом поднял голову и посмотрел на Ли Чжиюна: – И в каком направлении тогда, по твоей логике, надо продолжать расследование?
Ли Чжиюн ответил:
– Я считаю, что между убийцей и его жертвами вполне могли существовать близкие отношения, которые они скрывали; возможно, они были родственниками, любовниками, может, учились когда-то вместе… И если мы начнем искать преступника в близком окружении всех трех жертв, я уверен, что мы быстро его найдем!
И тут он заметил, как по лицу Линь Сянмина почти незаметно скользнула тень разочарования.
«Неужели я ошибаюсь?» – подумал он, и по спине словно пробежал холодок. Вернувшись на свое место, он налил себе целый стакан горячего чая, однако согреться так и не вышло.
Поэтому, когда Ду Цзяньпин после собрания посоветовал ему «учиться» у Линь Сянмина, в голове его в первую же очередь промелькнула мысль: «Вот заодно и спрошу его, в чем же я был не прав».
3
Дело о серийных убийствах в западном пригороде, произошедших в сентябре две тысячи восьмого года, стало одним из самых известных в уголовной практике Китая – и все из-за того, насколько жутким и кровавым оно было, с какой жестокостью и коварством действовал убийца, и, конечно, из-за того, как сложно оказалось раскрыть преступление.
Всего в рамках дела произошло четыре убийства, и если отметить на карте точки, где они совершались, то можно увидеть, что в основном они хаотично разбросаны по северо-западу района. И первым отправным пунктом стал четвертый этаж некоего жилого дома в микрорайоне Чэнъюли. Пострадавшую звали Ян Хуа, ей было двадцать восемь лет, она работала на местной фондовой бирже, проживала одна. Ян Хуа была полненькой и внешне не очень привлекательной женщиной. Как-то в один день она не пришла на работу, коллеги начали ей звонить, однако трубку никто не брал. А на фондовой бирже особенности работы таковы, что долго ждать нельзя, поэтому руководство решило не разыскивать исчезнувшую вдруг Ян Хуа, а как можно скорее кем-то ее подменить. К тому же ее коллеги впоследствии рассказывали: «Она (Ян Хуа) имела привычку после работы шататься по ночным клубам; напьется, бывало, и на следующий день на работу не приходит – это для нее было в порядке вещей». Поэтому никто и не подумал, что с ней случилось что-то серьезное. Позже полиция в ходе расследования установила, что единственная причина, по которой Ян Хуа могла позволить себе вот так прогуливать службу, не опасаясь увольнения, заключалась в том, что у нее были шашни с начальником фондовой биржи – господином Сунем. И первым, кто обнаружил тело убитой Ян Хуа, стал как раз этот Сунь – грузный мужчина, который был настолько толст, что кожа у него была натянута, словно на барабане.
В тот день господин Сунь захотел уединиться с Ян Хуа после работы, но на телефон она так и не отвечала, поэтому он поехал прямиком к ней домой. Уже в момент, когда он доставал из кармана ключи, он вдруг заметил, что внешняя – взломостойкая – дверь в квартиру приоткрыта, да и внутренняя деревянная дверь тоже не заперта. Он внимательно прислушался: внутри было тихо. Его тут же охватило какое-то неприятное предчувствие – нет, конечно, он не волновался о самой Ян Хуа. Он боялся, что это его жена узнала, что он ей изменяет, и устроила в квартире засаду, решив взять его с поличным, поймать, так сказать, на горяченьком. Поэтому он не стал заходить внутрь, а развернулся и пошел прочь.
Но, конечно, господин Сунь не знал, что когда он торопливо спускался по лестнице, его заметила одна подруга Ян Хуа. Эта подруга тоже работала на фондовой бирже. Она волновалась за Ян Хуа, подумала, что та могла заболеть, поэтому купила фруктов, молока и решила ее проведать. И прямо по пути столкнулась с начальником Сунем. Но Сунь был не на шутку испуган и очень спешил. Он втянул голову в плечи, постарался спрятать лицо за воротником, а сам при этом держался подальше от яркого света фонарей, прячась в сумерках. Настолько увлекшись собственной маскировкой, он не заметил идущую прямо навстречу ему подчиненную, а та, напротив, знала о его особенных отношениях с Ян Хуа, поэтому решила не создавать неловкую ситуацию. Она тоже не стала здороваться, и вот так они и прошмыгнули мимо друг друга.
Когда подруга Ян Хуа поднялась к ней на этаж и увидела, что обе двери в квартире открыты, она вошла внутрь. В комнате было темным-темно, свет не горел, царила мертвая тишина. Она почувствовала резкий запах гниения и почему-то подумала, что это Ян Хуа купила мясо, а в холодильник его положить забыла. Она нащупала на стене выключатель и нажала на него. В тесной прихожей (такие остались еще в старых домах) стояли только столик да холодильник. Девушка окликнула Ян Хуа – никто не отвечал. Тогда она направилась в спальню – там свет тоже не горел, но даже в сумерках можно было различить, что на кровати лежит обнаженное женское тело. Подруга Ян Хуа смутилась: она подумала, что хозяйка квартиры после любовного свидания с Сунем так и задремала в постели, не став даже одеваться, и поспешила выйти… Но в этот момент вдруг ясно поняла, что тот тяжелый запах гнили исходил прямо из спальни. От постели. От этого тела. От этой страшной догадки у нее подкосились ноги. Она даже не осмелилась проверить, как там Ян Хуа – мертва или еще дышит. Она стремглав выбежала из квартиры, кубарем слетела с лестницы и уже с улицы позвонила в полицию.
Судя по записи (а звонки в 110, конечно же, записывались), первое, что она сказала, было: «У моей подруги беда! Кажется, ее убили! Приезжайте скорее!»
Результаты экспертизы с места происшествия показали, что Ян Хуа была убита вечером предыдущего дня, в промежутке между десятью и одиннадцатью вечера. В ее крови обнаружилось большое содержание алкоголя. Согласно показаниям одного свидетеля, она тем вечером порядком напилась в баре неподалеку от дома. Когда уходила, у нее даже ноги заплетались. Судя по следам в коридоре, она благополучно вернулась домой, дошла до квартиры и уже когда доставала ключи, сзади на нее внезапно кто-то напал. Судя по ране на затылке, преступник орудовал молотком. По словам судмедэксперта, который осматривал тело, удар был нанесен с такой силой, что Ян Хуа скончалась на месте. После преступник затащил ее в квартиру и надругался над ней – или, вернее, над ее мертвым телом. Закончив, он ушел, лишь символически прикрыв за собой двери.
Больше всего полицию удивило то, что преступник не оставил на месте убийства ни малейшей улики или зацепки, которая могла бы подсказать, кто он такой. Действовал он в перчатках, поэтому отпечатков пальцев нигде не было. Жертва умерла после первого уже удара, поэтому не осталось никаких следов борьбы. На месте преступления не обнаружили ни следов его крови, ни волос, ни случайно оторвавшихся пуговиц, ни даже микрочастичек кожи… Во время полового акта он воспользовался презервативом, а потом аккуратно снял его и не оставил в жертве никаких следов, поэтому даже сперму его на экспертизу взять было неоткуда. Ну а самое ужасное – то, что в нижней части трупа, в интимной зоне, остались следы ожогов. И простыни в некоторых местах тоже были подпалены. Судя по всему, преступник пользовался портативной горелкой-пистолетом. Изначально полицейские думали, что убийца таким образом измывался над телом жертвы, но потом, когда все части пазла сложились воедино… они поняли, что он руководствовался лишь холодным расчетом – и это осознание просто не могло не пугать. Он просто не хотел, чтобы полиция заполучила хоть один его лобковый волос, поэтому сжег все места – на жертве и на постели, – которых касался.
И хотя преступник забрал с собой телефон, кошелек и цепочку убитой, но командир районного отдела уголовного розыска Ду Цзяньпин интуитивно догадывался, что таким образом убийца просто хотел пустить полицию по ложному следу, хотел, чтобы они думали, что его основным мотивом был грабеж, которому только сопутствовало изнасилование. Впрочем, Ду Цзяньпин, имевший богатый опыт в расследованиях, точно так же отмел и версию убийства на почве ревности или иного любовного конфликта. Например, господина Суня, которого рядом с местом убийства видела свидетельница, он сразу же исключил из списка подозреваемых. А почему? Да потому что опыт многочисленных расследований подсказывал ему, что незадачливого любовника, который совершает убийство, обычно раздирают чувства ненависти и любви к жертве. Он может несколько раз пырнуть бывшую пассию ножом, но при этом осторожненько прикроет обнажившиеся интимные части тела простыночкой. Нет, влюбленный бы не стал убивать одним ударом молотка, насиловать труп и сжигать половые органы, а потом спокойно уходить, будто ничего и не случилось. Это было самое настоящее зверство, цель которого – удовлетворить животные инстинкты.
А такие преступники… редко останавливаются на одном убийстве.
Сделав запрос в вышестоящие инстанции и получив разрешение, Ду Цзяньпин решительно отдал три приказа: первый – сформировать группу по расследованию дела, сам он лично возглавил ее работу; второй – созвать пресс-конференцию, раскрыть для СМИ некоторые детали случившегося и попросить их помощи в распространении информации, нужно было сообщить населению о возникшей угрозе; третий – оповестить отделы народного вооружения и обеспечения безопасности, которые находятся рядом с микрорайоном Чэнъюли, повысить всеобщую бдительность. Жилые комитеты должны были заняться работой с населением лично – проводить беседы и персонально предупреждать об опасности. Правда, кое-кто из начальства переживал, что второй и третий его приказы могут вызвать панику среди населения, но на это он ответил прямо и даже грубо: «У нас тут уже человека убили, чего еще бояться!»
И хотя Ду Цзяньпин в полной мере осознавал, что главная его задача – это постараться выиграть у преступника время, мыслить на шаг впереди, чтобы не дать ему возможность совершить следующее убийство, хотя он попытался предпринять все меры безопасности, но, как бы он ни спешил, как бы ни старался, а все же уступил эту гонку. И уже на третий день после того, как погибла Ян Хуа, случилось следующее убийство. На этот раз оно произошло в жилом доме на улочке Чуньлюцзе, в самом отдаленном ее уголке. Жертва носила фамилию У, и ей исполнилось в том году всего-то двадцать три года. Она сходила на концерт группы «Виннерз» в Парк скульптур, а потом вернулась домой и схлопотала молотком по затылку. Возможно, в тот раз удар смертельным не был, потому что после того, как преступник затащил ее в квартиру и изнасиловал, он нанес ей еще несколько ударов молотком – теперь уже прямо по лицу, превратившемуся в результате в сплошное месиво. Вокруг разлетелись ошметки плоти и мозгов.
И, конечно же, убийца и на этот раз не оставил на месте своего злодеяния ни отпечатков пальцев, ни волос, ни своей крови – ничего, что помогло бы в его поимке. Интимные места У он тоже сжег.
Убийство У было таким жестоким, что не смогло не шокировать даже сотрудников уголовной полиции, хотя уж они-то многое повидали на своем веку и, годами имея дело с разными преступниками, уже успели очерстветь и перестать пугаться трупов и рек крови. Но то, с какой хладнокровной жестокостью действовал убийца, взбесило каждого полицейского, участвовавшего в расследовании. И те, кто вел сыскную работу, и простые сотрудники технического отдела готовы были проводить в участке сутки, лишь бы найти злоумышленника. Они пытались обнаружить хоть крохотную улику, оставленную на месте преступления, отсеивали подозреваемых, тщательно прорабатывали каждую версию следствия, стремясь составить психологический портрет преступника, опираясь на огромные базы данных, а из городского управления прислали людей на подмогу. И тут убийца, будто бы почувствовав, что расставленные вокруг него сети начали понемногу стягиваться, вдруг исчез – залег на дно. И целый месяц больше ничего не происходило.



