Образ власти в современных российских СМИ. Вербальный аспект

1.4.7. Бинарная оппозиция «народ/власть». Ее смысловая и аксиологическая интерпрета ция в СМИ 2000-2016 гг.

Как было отмечено выше, и смысловое, и аксиологическое решение бинарной оппозиции «народ/власть» реализуется в названиях рубрик, газетных полос, в заголовках, например: «Власть и мы» (Южн. гор.), «Власть и люди» (Нов. газ.), «Мы и депутаты» (Южн гор.), «Власть и жители» (Южн. гор.) и т. д. Журналист, будучи представителем населения, общества («мы»), оценивает все, о чем сообщает, с точки зрения соответствия действий и качеств власти интересам населения в разных сторонах его жизни. Эти стороны (денотативные области) также отражены в названиях рубрик и полос: «Власть и дело» (назв. полосы, газета Нагатино-Садовники), «Власть и закон» (назв. полосы, Нов. Изв.), «Власть и кошелек» (назв. полосы, Нов. газ.), «Власть и совесть» (назв. полосы, Нов. газ.), «Таланты и чиновники» (загол., Нов. Изв.) и т. д. См. построенные по этой же модели названия некоторых выставок, зрелищных мероприятий: «Санкт-Петербургский музей восковых фигур представляет: «Движущиеся восковые фигуры. Талант и власть»», «Литературный музей. Лекция «Поэзия и власть»» и т. д. У союза «и» в каждом словосочетании этой модели актуализируется не соединительное, а сопоставительное значение, и сама по себе модель имплицитно содержит вопрос: Как власть относится к жителям? К талантам? К кошельку граждан? Соблюдает ли власть закон? нравственность? и т. д. И в обобщенном виде: Служит власть народу? обществу? Или нет? Ответ дается в публикациях. Он может быть положительным, в современном массмедийном пространстве таковы обычно публикации районных московских газет, газеты Подмосковье и нек. др. Центральные издания: Новые Известия, Независимая газета, Аргументы и факты, Аргументы неделі, Новая газета, региональные интернет-издания, газета Правда – дают большой объем информации о негативных сторонах деятельности власти и жизни российского общества, и ответ в этом случае отрицательный.

Приметной чертой газетных публикаций 2000-2016 гг. стало соединение существительных народ и власть в контекстах, построенных по принципу антитезы, где власть связывается с явлениями негативного характера, а народ представлен в образе жертвы. Например, в первом номере нового – 2016 – года в газете АиФ был опубликован материал Дмитрия Журавлева, генерального директора института региональных проблем, под заголовком «Зачем нас стригут?» [стригут – то есть 'грабят, разоряют']. Статью предварял лид: «Почему в России правительство и народ преследуют даже не разные, а противоположные цели? Цель правительства – наполнить бюджет, цель населения – выжить. И какая из них достигнута?» И далее, в тексте статьи: «Удалось больше выжать из страны для бюджета – это хорошо. А то, что после этого слабенькие ростки бизнеса загнулись, – это неважно. В итоге возникает очень богатая страна очень бедного населения, в которой за все платит народ». Антитезу образуют антонимия, контекстуальная: наполнить бюджет – выжить; хорошо – неважно и языковыя контрарная: очень богатая страна очень бедного населения. Семантику противопоставленности усиливают противоположные по оценочности слова с эмоциональными коннотациями выжать – о грубом, насильственном действии – слабенькие. См. также: «Русь подзаборная: В России углубляется разлад народа и власти» (загол. и подзагол., АиФ, 2011, № 45); «Вскоре окончательно прервется связь политиков с простыми избирателями» (Нов. Изв., 04.04.08); «Народ бунтует – власть шикует» (загол., Жизнь, 13.01.2005); «Дети кесаря – кесари, а дети слесаря? Как во власти цветет семейственность?» (анонс на 1 полосе, АиФ, 2011, № 45); «Почему плачет Марфа? Власть не слышит слез народа» (загол. и подзагол., АиФ, 2011, № 40) и т. п. Как и любая бинарная оппозиция, оппозиция «народ/ власть» представляет собой некую целостность, компоненты которой взаимообусловлены и не могут существовать один без другого: власть есть там, где есть народ, подданные, – народ нуждается во власти, которая способна разумно управлять его жизнью (призвание варягов, избрание Михаила Романова Земским Собором после окончания Смуты и т. д.). Но в интерпретации современных СМИ отношения взаимообусловленности подменены отношениями взаимного неприятия и неприязни: власть безразлична к нуждам народа – народ отдалился от власти и стал так же безразличен к ней. Оппозиция «народ/власть» трансформируется в противопоставление «свои (для народа – это народ) / чужие» (для народа – это власть).

Итак, для ряда современных СМИ власть и те, кто с ней солидарен, зачастую оказываются «узаконенной мишенью». Власть, становится объектом, о котором можно говорить развязно, на который можно обрушить любое недовольство. Некоторые журналисты фактически присвоили себе статус «всероссийского полицейского» и право на «взгляд свысока» на все, что есть в стране, и на все, что в ней происходит, в том числе на власть (подробно об этом см. ниже, раздел ««Высокое/низкое»: пространственные метафоры и пространственные отношения в текстах о власти», сс. 170-185).

1.4.8. Поиск «идеального лидера»

Он также прослеживается в материалах массмедиа. Этот поиск возобновляется, становится более настойчивым время от времени. По утверждению Е. И. Шейгал, образ идеального политика просвечивается через ироническое изображение власти [Шейгал 2004: 94]: те качества, над которыми посмеиваются подданные, имплицитно указывают на качества, которых общество ждет от власти. Нам представляется, что в современных российских СМИ конструирование позитивного образа власти осуществляется несколько иначе. Большинство иронических и разоблачительных материалов в российских СМИ – это в основном проявление резкого, порой крайнего недовольства тем, что происходит в стране, и скептического отношения к будущему и к тому, что идеальный лидер – альтернатива негативному образу – может быть найден. Позитивный образ эксплицируется в тех элементах языка, которые прямо или косвенно обозначают качества, действия, соответствующие общенациональным архетипическим представлениям о том, что приносит обществу благо, что вызывает уважение, доверие, а также просто нравится именно носителю русского национального сознания. Например, указанные выше: «умный, честный, хорошо себя зарекомендовавший»; «надежный, основательный» – о Путине в телевизионных роликах перед выборами – прямое называние положительных качеств; «умение не разделять ответственность, а чувствовать в первую очередь свою ответственность за любое принятое решение» – С. Шойгу о Б.Н. Ельцине в документальном фильме Николая Сванидзе «Б.Н.» [Вести. га/26.11.2015] – непосредственное обозначение черты характера, которая русскими рассматривается как опять-таки положительная. Факты речи лидера – также косвенное выражение оценки, а именно: содержание речи и ситуация, с которой связано порождение речи, могут говорить о чертах характера ее автора, в том числе и положительных. Например, слова В.В. Путина, произнесенные им на Валдайском форуме в октябре 2015 года, о причинах начала бомбардировки ИГИЛ: «Еще 50 лет назад ленинградская улица научила меня: если драка неизбежна, бей первым», – свидетельство решительности, смелости, честности.

Глава II. Вербальные составляющие образа власти (ВСО)

В массмедиа постперестроечного периода выделились несколько основных функционально-семантических разрядов слов и сочетаний слов, с помощью которых в информационном пространстве конструируется «образ власти», как положительный, так и отрицательный. Это своего рода строевые элементы, «кирпичики», из совокупности смыслов которых, а также из их эмоционально-оценочных созначений и связей в вербально-ассоциативной сети складывается представление о власти. Некоторые из них соотносительны со средствами, входящими в инструментарий имиджелогии, указанными в работах исследователей семиотики политического пространства, например в книге Г.Г. Почепцова «Имиджелогия» [Почепцов 2004: 129-222]. В дальнейшем изложении они будут называться «вербальные составляющие образа», сокращенно ВСО. Ими являются:

1. Номинации;

2. Дендивидуализирующие и деперсонифицирующие обозначения;

3. Лексика деятельностного поля;

4. Лексика семантики отрицания;

5. Оценочные слова;

6. Оценочные метафоры;

7. Лексика элятивной семантики;

8. Слова, словосочетания и конструкции генерализующей семантики;

9. Лексика семантического поля «гипотетичность/недостоверность»;

10. Слова-жупелы. Слова-фетиши;

11. Детализирующая лексика.

Слова этих групп будут описаны в дальнейшем изложении.

2.1. Креативность номинаций

На первый взгляд может показаться, что наибольшую креативную нагрузку несут признаковые слова и слова предикативно-характеризующего свойства: оценочные эпитеты, образные метафоры, предикаты-оценки, а также комментирующие высказывания. Однако не менее важную роль в создании представлений о власти играют номинации, т. е. слова, называющие тех, о ком идет речь. В лингвистической литературе подчеркивается, что номинация и как процесс именования, и как результат этого процесса отражает способность языка к концептуализации мира. При этом немаловажную роль играют «объективные свойства реалий: они дают первую и весьма существенную информацию о свойствах и признаках называемого объекта» [Ягафарова 2014: 2507]. Следовательно, номинации способны создавать представление о названном объекте: предмете, лице – и участвовать в формировании его образа в сознании адресата речи. Так, в отличие от номинаций, обозначающих служебный статус лица (губернатор, мэр, премьер-министр) и имеющих чисто информативный характер, многие шутливые обозначения руководителей, распространившиеся в СМИ постперестроечного периода, отмечают что-то наиболее приметное в его деятельности или его облике. Например: «Сережа-дворник» – шутливо-доброжелательное прозвище Сергея Собянина в его бытность губернатором Тюменской области, где он проводил огромную работу по благоустройству города; «Царь-кепка» – о Ю.М. Лужкове, бывшем в течение 18 лет мэром Москвы и неизменно, независимо от ситуации, появлявшемся в этом головном уборе. В этих же обозначениях обнаруживается еще одна сторона номинаций: в них нередко присутствует прагматический аспект – оценка названного лица, вообще любого объекта, с точки зрения называющего. Так, указанным выше дружелюбно-шутливым именованием Сергея Собянина (Сережа-дворник) жители Тюмени подчеркнули самое важное для них, что отличало стиль его правления, – трудолюбие, отсутствие высокомерия и барства.

Эмоционально-оценочные свойства номинаций также способствуют формированию образа-представления, а он, в свою очередь, воздействует на сознание массового адресата. Когда кого-то называют уважительно, адресату это уважение передается. Наоборот, постоянные иронические или пренебрежительные интонации приучают массовую аудиторию так же пренебрежительно относиться к названному лицу. Заражение (термин социальной психологии) – это «социально-психологический механизм», в результате действия которого при непосредственном контакте эмоциональное состояние одного человека, группы людей передается другим [Крысько 2003: 79]. Заражение, как считают исследователи, обусловлено податливостью человеческой психики, неспособностью многих людей противостоять психологическому и эмоциональному влиянию других лиц. Очевидно, что заражение может происходить и в условиях опосредованного контакта – при массированном и непрерывном воздействии СМИ. Поэтому постоянное выражение автором каких-либо однотипных эмоций обычно приводит к привыканию: аудитория привыкает воспринимать объект (в нашем случае – власть) в данном эмоциональном ореоле. В принципе одними только номинациями, особенно если в них есть сдвиги от принятых в данном лингвосоциуме норм именования, можно создать новые представления о названном и внедрить в массовое сознание новые оценочные стереотипы. Утрированно представим: если в принятом сейчас в массмедиа синонимическом ряду: депутаты Государственной думы – депутаты – парламентарии – народные избранники (в настоящее время – ироническое) – слуги народа (ироническое) – думцы (пренебрежительное) – законотворцы (ироническое) – охотнорядцы (резко неодобрительное; единичные случаи; отсылка к черносотенцам в предреволюционной России) – отказаться от первых трех нейтральных обозначений и оставить последние пять, у массового адресата довольно быстро сформируется и войдет в привычку насмешливое и пренебрежительное отношение к депутатам. Отношение к объекту эскизно создает и образ этого объекта. С пренебрежением обычно смотрят на человека неумного, неумелого и потому бесполезного, особенно если он занимает высокий пост. Одновременно большинство эмоционально-оценочных номинаций служат сигналами «свой»/«чужой». Конкретный вид ориентации зависит от характера коннотаций: одобрение, шутливость, уважительность – знак интеграции, «свой»; ироничность, презрение, пренебрежительность, неодобрительность – свидетельство того, что обозначенный так – «чужой».

1. Номинация может просто указывать на лицо (например, называние по имени-отчеству-фамилии) или определять служебный статус личности, например: Городничий, Судья, Попечитель богоугодных заведений – в ремарках у Н.В. Гоголя. В современных СМИ: «Три губернатора укрепили список «Единой России»» (загол., Коммерсантъ, 2006); «Президент не дал развернуть реформу энергетики» (загол., Коммерсантъ, 04.02.2016); «Вчера мэр Москвы Сергей Собянин проверил, как идет реконструкция водопроводной системы на Садово-Кудринской и Большой Садовой улицах» (Москва Вечерняя, 31.03.16).

2. Номинация может характеризовать принципы и стиль правления властителя, руководителя. Адмирал Колчак, объявивший себя в 1918 году Верховным правителем России, во-первых, обозначил свое место в установленной им «пирамиде власти» и свои функции (Верховный правитель), а во-вторых, подчеркнул преемственность с прежними, принятыми в царской России обозначениями (правитель) и, следовательно, верность прежнему – монархическому – строю.

3. Номинация может характеризовать производителя речи в его отношении к названному лицу и – в нашем случае – к институту власти в целом. У Пушкина в «Капитанской дочке» рассказчик Гринев, в целом с симпатией относящийся к Пугачеву, тем не менее постоянно употребляет номинацию «самозванец»: ««Читай вслух», – сказал самозванец, отдавая ему бумагу»; «Самозванец говорил правду, но я по долгу присяги стал уверять его, что все это пустые слухи...»[Пушкин 1999: 623, 630]. Это же существительное используется в авторских обозначениях Григория Отрепьева в «Борисе Годунове». Фактически Пушкин, ненавидя тиранию и скептически относясь к двум российским императорам, в царствование которых он жил, раскрывает в этой номинации свое осуждение тех, кто посягнул на законную власть, и показывает свое почтение к той власти, которая поставлена и освящена Законом (в «Вольности»), т. е. установленным Высшим Промыслом миропорядком.

4. Номинация – это форма обладания, потому что имя – это отчасти сам предмет, сам человек. «Имена служат ядром личности и самой сути ее», – утверждал Павел Флоренский [Флоренский 1993:83]. Только знание имен, названий вещей, людей делает наш контакт с миром полноценным; когда мы видим незнакомого, но заинтересовавшего нас человека, мы обязательно спросим: А как его зовут? Выбор имени, выбор наименования – это фиксация того, каким видит мир говорящий или пишущий. При этом в выборе формы имени проявляется способ моего контакта с названным. Скажем, если я отзываюсь о ком-то фамильярно, значит, я имею на это право, значит, я ставлю себя в соотношении «я – объект говорения» выше названного. Фамильярность – один из способов нарушения границ личности и, следовательно, одна из форм вторжения в чужое приватное (частное) пространство. Убежденность автора речи в превосходстве над объектом называния и праве быть бесцеремонным передается тому, кто присутствует при именовании (в нашем случае – массовая аудитория), реципиент становится соучастником этой фамильярности – «совладельцем права на фамильярность».

5. Номинации напрямую связаны с речевым этикетом, о котором в первую очередь говорят как о «системе устойчивых форм общения, предписываемых обществом для установления речевого контакта собеседников» [Большой энциклопедический словарь. Языкознание 1998: 413]. Однако, как уже было отмечено выше (с. 36), правила речевого этикета не ограничиваются регламентацией характера общения между 1-ми 2-м лицами акта речевой коммуникации, а распространяются на формы наименования 3-го лица – того, о ком идет речь (в нашем случае – это представитель власти или власть в целом). Очевидно, что и здесь, как и при выборе формы наименований 2-го лица, т. е. собеседника, действует целый ряд экстралингвистических факторов. Этими факторами являются прежде всего: 1) социальный статус 3-го лица, т. е. названного; 2) место, которое занимает в социальной иерархии автор речи по отношению к 3-му лицу: социальное равенство/неравенство между ними; 3) возрастное соотношение между 1-ми 3-м лицами; 4) социальные роли, в которых выступают в данной конкретной ситуации 1-е и 2-е лица; 5) производство речи в присутствии 3-го лица или не при нем.

6. Номинация может быть однонаправленной: нацеленной напрямую от автора к названному [Успенский 1995: 133]. Это «прямое», «недиалогичное» слово. Таковы, например, номинации представителей власти в журналистике советского периода или современные наименования, связанные со служебной идентификацией личности: мэр Москвы, президент Российской Федерации, губернатор Красноярского края и т. п. И номинация может быть диалогичным, т. е. многоголосым [Бахтин 1972: 335-336] словом, аккумулирующим в себе те оттенки смыслов, оценок, рефлексий, которые были приняты прежде или распространены в лингвосоциуме в настоящее время. Например, вначале иронически дружелюбное, затем недоброжелательное гарант о В.В. Путине – реакция на обещание, данное президентом при инаугурации 2004 года, – гарантировать соблюдение прав и свобод граждан России.

7. Номинации и отраженные в них этикетные нормы опираются на:

а) культурно-речевой узус данного лингвосоциума; б) на те стереотипы, которые с древнейших времен сложились в общенациональном сознании и зафиксированы в когнитивной базе. Каждая эпоха характеризуется своими особенностями в системе номинаций тех, кто у власти, Но при этом они всегда скоординированы с указанными двумя факторами.

Как обозначали власть в российских массовых изданиях в разные исторические периоды?

1756 год. Газета «Московские ведомости»: «Сего Апреля 25 числа, то есть в Высочайший день Коронации ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Всемилостивейшей Нашей Государыни, при собрании всех находящихся здесь духовных, военных, штатских и прочих знатных особ…» – об императрице Елизавете [Кузнецов, Минаева 2005: 164]. Здесь же описана иллюминация во дворе университета на Моховой, где, в числе прочего, видна надпись: «ЕЛИЗАВЕТЕ, Августейшей Российской Монархине, МАТЕРИ ОТЕЧЕСТВА, за учреждение Наук и художеств» [там же: 165];

1834 год. Официальный (как сейчас говорят, проправительственный) «Журнал Министерства народного просвещения»: «Ныне… Россия стоит на высокой чреде славы и величия; имеет внутреннее сознание своего достоинства и видит на троне другого, тем же Провидением ниспосланного Царя – хранителя Веры её и народности» – о Николае I [История Российской журналистики. Т.2 2004: 306]); «…Здесь Царь любит Отечество в лице народа и правит им как отец, руководствуясь Законом; и народ не умеет отделять Отечество от Царя и видит в Нем свое счастье, силу и славу» [там же: 306];

1839 год. «Отечественные записки», статья В.Г. Белинского. посвященная «Воспоминаниям о 1812 годе» Федора Глинки. Здесь, размышления о царе: «Из миллионов людей он один избран Богом, и миллионы не могут ревновать его избранию и добровольно преклоняют перед ним колена, как перед существом высшего рода, и охотно повинуются ему, отказывая в таком повиновении равным себе, ибо власть их считают случайной» [там же: 348]. Во всех приведенных примерах употребленные наименования монаршьих особ объединяет: а) отсутствие каких-либо затекстовых смыслов, аллюзий, абсолютная недиалогичность номинаций; б) безусловная положительная оценочность либо самой номинации (она проявляется в том числе в преимущественном написании прописными буквами, даже дейктических элементов), либо контекста. Это уважительные, с разной степенью проявления эмоциональности (от сдержанного признания до благоговения) обозначения, программирующие такие же реакции у адресата.

Номинации, принятые в советских СМИП 60-80-гг., вплоть до начала перестроечного периода, – это «прямое», недиалогичное слово, безоценочное в текстах информационного характера или же, в определенных контекстно-ситуативных условиях, – с оценочно-характеризующими квалификаторами, исключительно положительного значения (ироничность, диалогичность, была в те времена свойственна литературе андеграунда, а также многочисленным и весьма остроумным политическим анекдотам того времени).

С началом перестройки характер номинаций, наполняющих массмедийное смысловое поле «власть», изменился и количественно, и качественно, и функционально. Возможность использовать номинацию как один из способов интерпретации действительности возрастает. Номинации обретают отмеченное Е.И. Шейгал особое свойство словесных дефиниций: в политическом дискурсе они становятся «политической реальностью» [Шейгал 2004: 38].

* * *

В настоящее время в текстах массмедиа выделелись две основные группы номинаций, с помощью которых обозначаются представители власти (см. ниже, пп. А, Б). Некоторые из вербальных единиц, которые в них входят, соответствуют тем, что были приняты и раньше в российских СМИ, а некоторые – результат развития словоупотребления постперестроечной эпохи.

А. Номинации, с помощью которых производится служебно-иерархическая идентификация, т. е. обозначения занимаемых постов, должностей и т. д.: Президент Российской Федерации, Председатель Правительства Российской Федерации, премьер-министр, Председатель Государственной думы, мэр, губернатор, министр обороны, Секретарь Совета безопасности и т. д. Идентификация может быть а) полной: Президент Российской Федерации, губернатор Красноярского края и т. п.; б) сокращенной (соответствие общей тенденции к эллиптизации, свойственной современному массмедийному стилю): президент, премьер, губернатор и т. п. Служебно-социальные идентификации могут указывать на конкретный пост, конкретную должность (см. выше), а могут представлять служебно-социальный статус личности в более общем виде: первые лица государства, чиновники высшего ранга, государственные служащие, государственные мужи (ирон., см., например: «На что государственные мужи тратят наши кровные» – подзагол., АиФ, 2010 № 48), чиновники и т. п. Подавляющее большинство из этих обозначений – новые для российского внутриполитического дискурса постсоветского периода. Так, в синонимической паре: мэр – градоначальник – первое существительное (мэр) – прежний экзотизм. А второе (градоначальник) большинство относительно недавно выпущенных толковых словарей все еще трактуют как устаревшее.

См., например, в «Большом толковом словаре русского языка» под редакцией С.А. Кузнецова: «Градоначальник –…В России до 1917 г.: должностное лицо с правами губернатора, управляющее каким-либо городом, выделенным из губернского подчинения в особую административную единицу…» [2001: 224]). Исключение – словари Т.Ф. Ефремовой, где под цифрой 2 дается: «Разг. Должностное лицо, управляющий городом, мэр» [Ефремова 2012 https://slovar.cc/ras/tolk/56426.html].

Между тем многочисленные примеры из печатных СМИ позволяют говорить и об актуализации этого существительного, и о его нейтрализации. См., например: «Сергей Собянин: «Что я сам сделал для страны?»: ВРИО столичного градоначальника считает: прежде чем спросить что-то с государства, надо задать тот же вопрос себе» (АиФ, 2013 № 36); «Собеседник «HГ» отмечает, что сейчас позиция градоначальника крепка, уровень доверия населения к нему высок, он обладает мощным ресурсом и может похвастаться хорошим результатом ЕР на выборах в протестном городе…» (Незав. газ., 27.11.2012).

Вернулось в активное употребление существительное фискал – 'работник налоговой службы' (см.: «Фискал» – название цикла передач на радио Эхо Москвы, ведущий – А. Починок). Существительное чиновник употребляется и в контекстах негативного характера (как синоним к 'бюрократ, формалист'), и в качестве оценочно нейтрального обозначения: «Чиновнику легче дать, чем его кормить» (Собеседник, 2013, № 30) – негативная оценочность; «Жесткая позиция чиновников «Газпрома» по украинскому газовому вопросу, как выяснилось, пользуется поддержкой простых российских жителей» (Вр. нов., 28.12.05) – оценочно нейтральное (подробно об оценочности слова чиновник см.: Суздальцева 2008, № 6).

К некоторым из идентификаций этой группы выработались устойчивые синонимические ряды, включающие компоненты, опять-таки новые для языка политических текстов отечественных массмедиа:

– Президент, лидер в ряду: президент Российской федерации (вариант: президент РФ) – президент России – российский президент – глава государства – глава российского государства – российский лидер – президент (иногда пишется с большой буквы, напр.: «На прошлой неделе Президент собрал Совет по науке, технологиям и образованию» – АиФ, 2004 № 44);

– Губернатор N-ского края – губернатор – глава края;

– Председатель Правительства РФ – премьер-министр – премьер (иногда с преформой господин/г-н) – глава кабинета министров – первый министр («На вчерашнем заседании правительства выяснилась главная мечта премьер-министра Фрадкова: первый министр хочет, чтобы бизнес ответил на грандиозные социальные планы государства» – Вр. нов., 12.05.06);

– Министр обороны – глава оборонного ведомства – глава военного ведомства – начальник военного (оборонного) ведомства;

– государственный служащий – чиновник (высокопоставленный чиновник – о любом из государственных лидеров) – должностное лицо – официальное лицо – аппаратчик;

– работник налоговой службы – налоговик – фискал.

Иногда служебно-идентифицирующие номинации подаются в формах, свойственных разговорно-непринужденному стилю:

– министр культуры – культурный начальник (см. о В. Мединском: «Тяжелая неприязнь к «барокко и рококо» сквозила за строками культурного начальника» – Нов. газ., 12.12.2012);

– министр финансов – главный финансист (об А. Кудрине – Вр. нов., 23.12.04).

В целом же в употреблении служебно-идентифицирующих номинаций допускается большая, нежели прежде, свобода использования полуофициальных и неофициальных обозначений:

1) широко применяются сокращения: премьер, налоговик, генпрокурор (то же касается обозначений учреждений, ведомств: Кабмин, Госдума, Облдума и т. п.);

2) весьма распространены шутливые обыгрывания названий должностей, а также государственных учреждений. В этом существенное отличие смыслового пространства «власть» в его нынешнем состоянии от номинативных единиц, наполнявших его в прежние эпохи. Дореволюционная российская журналистика долго следовала принципам обозначений чинов, званий и титулов, выработанным в эпоху Петра, возможны были лишь некоторые отступления и сокращения. Не допускались вольности и в СМИП советского периода. Только в период постперестройки журналистика получила право распространять правила речевой игры и на номинации властей предержащих. Например: «Министр нападения» – о министре обороны Сергее Иванове (Вр. нов., 07.06.05.) – антонимическая замена; «Премьера министров»: Правительственные чиновники дебютировали в роли гонителей театра» (загол. и подзагол. – Нов. Изв., 18.05.06) – парономазия; «Сказка о МЭРТвом царевиче» – о главе Министерства экономического развития и торговли Германе Грефе (загол., АиФ, 2006 № 24) – прилагательное, написанное с «нерусским акцентом», омонимично аббревиатуре – названию министерства – МЭРТ.

3) появились новые образно-оценочные устойчивые выражения, выступающие в качестве служебно-идентифицирующих номинаций. Известны насмешливые прозвища, которые давали чиновникам в XVIII-ХГХвв.: крапивное семя, крючки. См. данные «Фразеологического словаря русского языка» под редакцией А.И. Молоткова: «Семя крапивное. Устар. Презр. Чиновники-взяточники и крючкотворы; чиновники вообще…. Первонач.: презрительное прозвище приказных и подьячих в Московской Руси. Например: «Попадись только в руки подьячим….всю кровь из вас выпьют по капельке. Подлинно, крапивное семя: ни стыда, ни совести!» (Загоскин)»[1978: 420]. Устойчивые выражения нового времени отражают общие тенденции развития лексикона современных массмедиа. С одной стороны, отмечаются случаи влияния английского языка. Такова, например, известная еще в 1989 году, зафиксированная «Словарем перифраз русского языка» А.Б. Новикова калька с английского «белые воротнички», обозначающая, в числе прочего, работников управленческого аппарата, см.: «Круг управленческих организаций определил Госкомстат РСФСР… каждый четвертый «белый воротничок» подлежал сокращению. Меньше ли «белых воротничков?» (Вечерний Ленинград, 02.08.89) [Новиков 2000: 39-40]. С другой стороны, возрождаются, пока в качестве иронических обозначений, некоторые фразеологизмы, бытовавшие до революции в России, например «государево око» – название учрежденной Петром Первым должности генерал-прокурора.

«Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений» сообщает, что впервые выражение было употреблено самим Петром Первым. Представляя Сенату первого генерал-прокурора Павла Ивановича Ягужинского, император произнес: «Вот мое око, коим я буду все видеть» [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_wing-words/1929/Oko]. Ранее, составляя первую редакцию должностной инструкции, Петр так определил статус генерал-прокурора: «Оный чин есть око наше и сердце всего Государства [там же].

В современных СМИ: «Око государево помолодело… На этой неделе сменилась эпоха в главном надзорном органе Татарстана – прокуратуре республики» (БИЗНЕС-ОНЛАЙН, 29.03.13); «Зоркое око государево» (загол., о работе прокуратуры Пуровского района – Северный луч, 16.01.14).

Наконец, появляются новые устойчивые выражения. См., например: «Оборотни в кабинетах» (загол., Нов. газ., 19.04.04) – о коррумпированных чиновниках; возникло на базе появившегося в 2003 году словосочетания «оборотни в погонах» – название акции МВД по разоблачению тех работников органов внутренних дел, которые использовали свое служебное положение для прикрытия преступной деятельности (подробнее о сочетаниях, построенных по этой же модели, см. ниже, в разделе «Оценочные метафоры», сс. 162-163).